Г. Востоков, Япония и ее обитатели. СПб.., 1904

X x x

Человеку, приехавшему в Японию, чаще всего доведется глядеть на гейшиздалека, например, когда они выходят из чайного дома или садятся в крытуюколяску рикши (последние рикши в Японии возят главным образом их), или жевидеть гейш на сцене, в кино, по телевидению (многие из них подрабатываюттакими выступлениями). Вы можете также увидеть гейшу, сопровождающую своегопокровителя в вечернем ресторане. И тут вы будете поражены выражением лицаэтой женщины: одновременно невинным и чарующим, дерзким и скромным.Отточенная грация танцовщицы будет в каждом ее движении. И поистинеапофеозом женственности будет выглядеть ее беспредельное внимание к своемуспутнику, Так что даже если вы узнали о ней все, гейша остается экзотичной,загадочной, дразнящей, желанной. Она женщина, но лишь в большей степени, чеммы порой вкладываем в это слово.

Уолт Шэлдон, Наслаждайтесь Японией. Токио, 1961

Девичьи руки

Темные от времени столбы уходили вверх и терялись в величественномполумраке. -- Взгляните на эти опоры и стропила, -- говорил гид. -- Храм Хонгандзи-- самое большое деревянное сооружение в Киото, одно из крупнейших в мире.Случись пожар -- в Японии уже не найти таких вековых стволов. Да и преждеотобрать их было нелегко. А когда свезли, строителям оказалось не под силуподнять такую тяжесть. Как же удалось сделать это? Благодаря женщинам. Сороктысяч японок остригли волосы и сплели из них канат невиданной дотолепрочности. С его помощью восемьдесят опорных столбов были установлены, балкиподняты и закреплены. Вот он, этот канат. Обратите внимание на длину волос.Женщины укладывали их тогда в высокие сложные прически, какие теперь носяттолько гейши... Гида слушали рассеянно, но стоило ему упомянуть слово "гейша", какпосыпались вопросы. Туристы из-за океана -- табуны великовозрастных бодрячков и горластыхпестрых старух -- кочуют по Японии, спеша лицезреть оплаченную порцию"восточной экзотики", непременным элементом которой служит женщина в кимоно. В Нагасаки их ведут к "домику Чио-Чио-Сан". В Киото им показывают гейш.В Фукуока они запасаются большими разряженными куклами -- чем не наглядноепособие к рассказам о японках! -- Подумать только, такие куколки! -- удивляется седая американка,услышав притчу о строительстве Хонгандзи. Изумляясь тем, что косы сорока тысяч японок помогли когда-то построитьсамый большой в Киото храм, искатель "восточной экзотики" и не вспомнит осорока миллионах женских рук, что составляют ныне две пятых рабочей силыЯпонии. -- Купите эти шелка на память о красавицах древнего Киото! -- говорятиностранцам, насмотревшимся на кимоно гейш. А ведь кроме чайных домов, кроме памятников старины, куда возяттуристов, не меньшей достопримечательностью Киото может считаться целыйгородской район. Это Нисидзин, где на сонных с виду улочках от зари до зари слышитсястук кустарных ткацких станков. Механический привод здесь пока такое женеведомое понятие, как и профсоюз. Однако места в музее достойны не толькодомодельные станки, но и то, что создают на них руки сорока тысяч ткачих. -- Скажите, что труднее всего дается в вашем ремесле? -- спросил я однуиз них. -- Труднее всего ткать туман, -- подумав, ответила девушка. -- Знаете,утреннюю дымку над водой, и еще бамбук под ветром, когда каждый листочек вдвижении. Стало совестно, что я назвал ремеслом то, чему по праву следуетименоваться искусством. Казалось бы, что общего между тесными каморками кустарей и цехамиультрасовременного радиозавода, до которого от Нисидзина несколько веков инесколько минут? Высокие пролеты, лампы дневного света, музыка, заглушающаямерное гудение вентиляторов... Но на бесшумно пульсирующем конвейере, как и на примитивном ткацкомстанке, те же виртуозные пальцы творят славу Японии, не менее заслуженную,чем слава киотских шелков. На девушке серая форменная блуза, волосы убраны под таким же чепцом. Кгруди приколот жетон с именем и личным номером -- он же пропуск в цех.Сосредоточенно склонившееся лицо полуосвещено, потому что яркое и холодноесияние люминесцентных ламп направлено прежде всего на ее руки. Длинные чуткие пальцы шлифуют линзы для фото- и киноаппаратов, онипаяют крохотные проводочки на сборке цветных телевизоров. Они колдуют надшелковой и синтетической нитью. И красота их столь же достойна бытьвоспетой, как и их умелость. Даже огрубев с годами от крестьянского илирыбацкого труда, с глубокими шрамами и узловатыми суставами, руки японоксохраняют артистическую утонченность. Конвейер же забирает себе их лучшуюпору, требуя точности движения, граничащей с искусством. Девичьи руки -- именно они утвердили нынче за Японией славу "царстватранзисторов", именно благодаря им японская радиотехника, электроника,оптика, японский текстиль пробили себе дорогу на мировые рынки. Сельские девушки, которые на пять-семь лет уходят в город, чтобызаработать себе на приданое, -- это целый общественный слой, этонемаловажный фактор и в социальном и в экономическом бытии современнойЯпонии. Уходить до свадьбы на текстильные фабрики вошло у крестьянок в обычайеще с конца прошлого века. Тут и крылся секрет дешевизны японских тканей,наводнивших и Азию, и Европу, и Америку в период между двумя мировымивойнами. Автоматизация производства, переход на конвейер позволили расширитьсферу применения этого "секретного оружия". С пятнадцати лет, после обязательного девятиклассного образования,закон официально разрешает молодежи наниматься на работу. Этимпятнадцатилетним девушкам нет нужды ехать куда глаза глядят. Отчаянноконкурирующие между собой вербовщики сами атакуют сельские школы. Чтобы понять, чем так прельщают нанимателей девичьи руки, взглянем натруд у конвейера глазами молодых крестьянок. Всех их, как правило, толкает вгород одно и то же. Чтобы справить свадьбу, надо истратить в двадцать разбольше денег, чем девушка может заработать за месяц. Такова незыблемая традиция, которую хочешь не хочешь надо блюсти. Данные японской статистики гласят, что в стране ежегодно происходитоколо миллиона свадеб, каждая из которых обходится в среднем по пятьсоттысяч иен. Из этой суммы сто пятьдесят тысяч идет непосредственно нацеремонию и угощение, пятьдесят тысяч -- на непременное, хотя бытрех-пятидневное свадебное путешествие, двести пятьдесят тысяч -- на мебельи домашнюю утварь, которую целиком должна приобрести невеста, и ещепятьдесят тысяч на другие расходы. Не будем говорить здесь о достоинствах и недостатках обычая,связывающего со свадьбой самые большие затраты в жизни человека. Подчеркнемлишь, что он существует как немаловажный социологический фактор, которыйнельзя сбрасывать со счетов. Характерно для Японии еще и другое. Сельские девушки не считают годыработы на фабрике ступенькой, чтобы навсегда остаться в городе, выйти тамзамуж. Большинство до сих пор полагаются на то, что жениха им сосватаютродители. Свадьба на скопленные в городе деньги играется, как правило, вдеревне. В этом еще один пример подспудного влияния вековых традиций наобраз жизни японцев. (К тому же молодой семье попросту трудно обосноваться вгороде из-за непомерной дороговизны жилья.) Девушка уходит из села, чтобы вновь туда же вернуться. Годы на фабрикедля нее заведомо преходящая полоса в жизни. Этот обычай работать у конвейерадо замужества в сочетании с японской системой платить при найме крайненизкую ставку, увеличивая ее в зависимости от стажа, и сделал девичьи рукинаиболее прибыльными для нанимателей. К тому же работницу легко уговоритьдаже эти деньги наполовину оставлять в кассе предприятия, если предложить ейболее высокий процент, чем в обычной сберкассе. Молодую крестьянку ошеломляют расчетом: если она согласится подписатьподобное обязательство, через пять-семь лет у нее сложится желанная сумма,по сельским понятиям казавшаяся недосягаемой. Причем не надо беспокоиться:скоплю или не скоплю? Хватит ли денег дожить до получки? За место в общежитии, за рис и миску супа в заводской столовой -- завсе вычтут при расчете, так что на руки достаются лишь какие-то пустяки накарманные расходы. Казарменное положение, котловое довольствие -- все это задумано нетолько для того, чтобы девушкам было легче скопить свое приданое, но и длятого, чтобы проще было держать их в повиновении. Пока познакомились,сжились, огляделись -- три года прошло; чего уж тут требовать каких-топеремен и идти против течения, когда осталось полсрока? Другое дело мастера, наладчики, квалификация которых нужна длябесперебойной работы поточных линий. Это своего рода унтер-офицерскийкостяк, который задабривают высокой зарплатой, искусственно поддерживаяотчужденность между "постоянным" и "переменным" составом. На предприятиях,где используются девичьи руки, работницам стараются внушить, что профсоюзывообще дело не женское. Вот расчет, построенный на официальной правительственной статистике. ВЯпонии трудятся двадцать миллионов женщин, в том числе девять миллионов понайму, причем шесть миллионов из них не объединены ни в какие профсоюзы.Если вспомнить, что в стране ежегодно бывает миллион свадеб и что молодыеяпонки трудятся у конвейера в среднем шесть лет, вполне обоснованным будетвывод, что именно шесть миллионов будущих невест дают предпринимателям самыедешевые и ловкие рабочие руки. Конечно, большинство японок ищут заработка и после замужества. Они лишьпереходят в другой разряд тружениц, в числе тех одиннадцати миллионовженщин, что заняты в "семейном производстве". Покупая цветные гравюры великих мастеров прошлого Хокусаи или Хиросиге,иностранные туристы любят философствовать о неизменности лица Японии. Всетак же оттеняют синеву весеннего неба снега Фудзи и первые розовые соцветьясакуры. Столь же колоритны согбенные фигуры в соломенных шляпах среди блесказалитых водой рисовых полей. Ведь все еще нет машины, которая могла бызаменить чуткость человеческой руки, способной глубоко посадить куст рассадыв холодную жидкую грязь и не повредить при этом ни одного из нежныхстебельков. Все так же расшивают серебрящуюся гладь полей ровным зеленым узором.Чтобы заметить перемену, надо подойти и вглядеться: чьими руками? Из селаушла молодежь. Мужчины, вспахав землю, тоже отправляются в отход до жатвы. Остаются женщины. Им Приходится брать на себя самое тяжкое звено вдревней цепи сельскохозяйственных работ. Ну, а девушки из городских семей? Их тоже под разными предлогамипереводят после замужества в разряд "повременных" или "внештатных" работницс очевидной целью: привязать женщин к низкому заработку, лишить их надбавокза стаж, а также других благ, отвоеванных профсоюзами в упорной борьбе. Вот достаточно красноречивая цифра. Средняя зарплата женщин в страневдвое меньше, чем у мужчин. Сорок тысяч японок, что помогли возвести храмХонгандзи, стали легендой. Но справедливо ли оценена тяжесть, которуюподнимают сорок миллионов женских рук в наши дни?

Рождение жемчужины

Как человеческое воображение издавна рисовало себе самые несметныебогатства? В народных сказках это чаще всего драгоценный ларец или сундук,полный жемчужин, которые можно, как горох, пересыпать горстями. Но дажефантазия волшебных сказок не могла бы представить тридцать трехтонныхгрузовиков, кузов каждого из которых был бы до краев засыпан жемчугом... Девяносто тонн отборных жемчужин -- вот урожай, который ежегодно даютЯпонии ее прибрежные воды. История взращенного жемчуга -- это рассказ о том,как человек раскрыл еще одну загадку природы; подчинил своей воле, превратилв домашнее животное такое капризнейшее существо, как устрица. Это рассказ опоразительной способности японцев находить все новое и новое применениелюдскому труду, чтобы возместить бедность страны природными ресурсами. Жемчуг -- болезненное отклонение от естества, которое присуще организмуустрицы не больше, чем камень в печени присущ человеку. Для того чтобывнутри моллюска образовалась жемчужина, необходима целая цепь случайностей. Это происходит, во-первых, лишь когда под створки раковины попадаетпесчинка; когда, во-вторых, посторонний предмет целиком войдет в студенистоетело устрицы, не поранив при этом ее внутренних органов; наконец, в-третьих,когда песчинка эта затащит вместе с собой кусочек поверхностной тканимоллюска, способной вырабатывать перламутр. Такие клетки начинаютобволакивать инородное тело радужными слоями, постепенно образуя перл. Воспроизвести все это с помощью человеческих рук -- значит тысячекратноувеличить вероятность некогда редкого стечения обстоятельств, сохраняя приэтом сущность естественного процесса. Жемчуг, выращенный при участии человека, в такой же степени настоящий,как и природный, то есть образовавшийся в раковинах случайно. Развеусомнится кто-нибудь в том, что яблоки, выросшие на дичке после прививкипобега от культурной яблони, не настоящие? Кому придет в голову считатьягненка, родившегося в результате искусственного осеменения, не ягненком? Представьте себе горную страну, которая поначалу дерзко вклинилась вокеан, оттеснила его, а потом словно сникла, устала от борьбы, смирилась ссоседством водной стихии и даже породнилась с ней. Такова родина взращенногожемчуга -- полуостров Сима, где море заполнило долины между опустившимисягорами. Зеленые склоны встают прямо из морской лазури. Уединенные бухты,острова, заливы, похожие на горные озера, -- им нет числа. Прислушаешься -- какой-то странный посвист разносится над дремлющимилагунами. Нет, это не птицы, Вон вдали, возле плавающей кадушки, вынырнула иопять скрылась человеческая голова. Это ама -- морские девы, ныряльщицы зараковинами и всякой съедобной живностью. Выработать в себе способность находиться под водой по сорок-восемьдесятсекунд, повторяя такие нырки по нескольку сот раз в день, -- лишь азыремесла морских дев. Тут нужно еще и умение ориентироваться на дне. Опытнаяама отличается от неопытной тем, что ныряет не куда попало, а по множествупримет разыскивает излюбленные раковинами места. И, уж наткнувшись на такойучасток дна, ощупывает его, как знаток леса знакомую грибную полянку. Суть многолетней тренировки, помноженной на вековые традиции, --правильно поставить дыхание. Важно привыкнуть очень осторожно брать воздухпосле того, как пробудешь под водой эти сорок или восемьдесят секунд.Морские девы делают вдох только ртом, почти не разжимая губ. Так родился ихпосвист, прозванный "песней моря". Колышутся водоросли, порхают стаи быстрых рыб, и среди них в сумрачнойглубине ищут женщины свою добычу. Протарахтит где-то вдали моторка, и сноватишину над заливом нарушает лишь посвист морских дев -- странный, берущий задушу звук. Перемешав в этом краю горы и воды, природа порадовала художника, но непозаботилась о земледельце. Мужчинам тут негде пахать, и они издавна уходилирыбачить. Подводный же промысел во внутренних заливах стал уделом женщин.Почему так получилось? Говорят, что женщина может дольше находиться подводой, что жировые ткани лучше защищают ее от холода. Пусть так, но главноевсе-таки не в этом. Океан требовал мужской работы, порой надо было оставлять дом чуть ли нена полгода. На женщинах же оставалась забота о домашнем хозяйстве. Имприходилось искать пропитание где-то поблизости. И они отправлялись на дновнутренних заливов так, как у нас уходят в лес по грибы или ягоды. Ремесло ама существует в Японии с незапамятных времен. "Жемчугу тутобилие", -- писал когда-то Марко Поло о стране Чипингу. Но добравшиеся донее в XVI веке португальские и голландские мореплаватели были разочарованы.Вместо золотых крыш и усыпанных перлами -нарядов они увидели край суровыхвоинских нравов и принудительной организованной бедности. Непонятная странак тому же оставалась закрытой, не допуская иностранцев никуда, кромеНагасаки. Лишь три века спустя, когда Япония вынуждена была покончить сзатворничеством и распахнуть свои двери перед внешним миром, когда изфеодальных пут вырвалась коммерция, когда тяга к приобретению сокровищ,которыми дотоле владели лишь монархи, охватила буржуазию -- именно тогдаволна стремительных перемен в вековом укладе вознесла на своем гребнечеловека, ставшего основателем жемчуговодства. Идея выращивать жемчужины на подводных плантациях впервые пришла сынуторговца лапшой по фамилии Микимото. В 1907 году, после девятнадцати летбезуспешных опытов, ему наконец удалось получить сферические перлы, вводя втело акоя (вид двустворчатых раковин) кусочки перламутра, обернутые живойтканью другой устрицы. Главной рабочей силой в этих опытах были морские девы. Они рядамираскладывали оперированные раковины по дну тихих бухт, как высаживаютрисовую рассаду. Вскоре, однако, Микимото понял, что при резком расширении промыслов емуне хватит ама для обработки плантаций на дне. Тогда раковины стали помещатьв проволочные корзины, подвязанные к плотам из деревянных жердей. Этопозволило ухаживать за устрицами с поверхности воды. Поначалу морские девы действительно были искателями жемчуга. Затем втечение полувека -- поставщиками раковин для его выращивания. Однако ссередины пятидесятых годов ручная добыча акоя с морского дна стала всебольше отставать от спроса. Пришлось сделать завершающий шаг на путипревращения акоя в домашнее животное: выращивать не только жемчужину, но исаму раковину. В конце июля вода во внутренних заливах полуострова Сима мутнеетоттого, что моллюски разом начинают метать икру. В эту пору со специальныхплотов опускают сосновые ветки. Икринки прилепляются к хвое, и к октябрю наней уже можно разглядеть крохотные ракушки. Много раз перемещают их потом изодних садков в другие: подкармливают, оберегают от болезней. Наконец,здоровых, полновесных трехлеток продают на жемчужные промыслы. Лишь этот путь, подобный выращиванию цыплят в инкубаторе, позволилобеспечивать нужное промыслам количество раковин. А их сейчас требуетсяежегодно около пятисот миллионов штук! Помощь морских дев бывает теперь нужна лишь в случае стихийныхбедствий. Если с океана налетит тайфун, сорвет с якорей плоты, размечеткорзины, лишь ама могут уменьшить ущерб, собрав со дна драгоценные раковины. Жемчуг был первым из драгоценных украшений, известных людям. Поселенияпервобытных племен появились в устьях больших рек, на берегах морскихзаливов. Сбор водорослей и раковин был ведь более древним занятием, чемохота и рыболовство. Когда наш далекий предок вдруг обнаруживал в невзрачномтеле устрицы лучистый сверкающий перл, сокровище это казалось емупорождением неких сверхъестественных сил. Где и когда именно произошло первое знакомство человека с жемчугом,сказать трудно. В истории сохранилось описание случая, который якобыпроизошел во время пира, устроенного Клеопатрой в честь Марка Антония. Средисокровищ египетской царицы больше всего славились в ту пору серьги из двухогромных грушевидных жемчужин. Желая поразить римского гостя, Клеопатра, какутверждает историк Плиний, на глазах у Антония растворила одну из этихжемчужин в кубке с вином и выпила эту бесценную чашу за его здоровье.(Правда, специалисты утверждают, что столь крупная жемчужина могла быраствориться не быстрее чем за двое суток, да и то не в вине, а в уксусе.)Эксцентричную выходку Клеопатры отнюдь нельзя считать первым письменнымупоминанием о жемчуге. Есть исторические записи о том, что жители ДревнегоВавилона занимались добычей жемчуга в Персидском заливе двадцать семь вековназад. Очень давно знали о жемчуге и китайцы. Именно они положили началотрадиции, которая перешла и в Японию, -- придавать форму жемчужины всемдругим драгоценным камням. Ранг каждого сановника в феодальном Китаеобозначался шариком на его головном уборе. Такие шарики вытачивали изнефрита, бирюзы, коралла, и, разумеется, высшим среди всех их считался шарикжемчужный. Иероглиф "юй", который встречается еще в самых ранних письменныхпамятниках и обозначает понятие "сокровище", "драгоценный камень",образуется путем добавления точки к иероглифу "ван", то есть "повелитель","владыка". Понятие "драгоценность", таким образом, графически выражалось как"шарик", принадлежащий повелителю". Недостаток земли поневоле заставляет японцев становиться пахарями моря.Не случайно, кроме слова "рыболовство", у них бытует и более широкоепонятие: "добыча морепродуктов". Жемчуговодство лишь одно из ветвей этойотрасли японской экономики. Главное действующее лицо в жемчуговодстве теперь не нырялыцица, аоператор, совершающий над раковиной таинство зарождения драгоценного перла.Впрочем, в таинстве этом нет ничего потайного. Есть лишь чудо виртуозногомастерства, повторенное пятьсот миллионов раз в год. Есть лишь сплавдерзкого медицинского эксперимента и циркового трюка, поставленного наконвейер. Чтобы ежегодно получать девяносто тонн драгоценных жемчужин какбудто бы из ничего, нужна, во-первых, Япония с ее природой, а во-вторых,нужны японцы с их умением создавать ценности из мелочей, вкладывая в нихбездну терпения и труда. Операторов, то есть людей, умеющих вводить ядрышко в тело моллюска, вЯпонии насчитывается двенадцать тысяч (среди которых около десяти тысячженщин). Поначалу число показалось мне небольшим. Но ведь если вдуматься --это двенадцать тысяч опытных хирургов, каждый из которых ежедневно делает почетыреста-восемьсот операций, и в то же время это двенадцать тысяч ювелиров,от которых требуется куда более филигранное мастерство, чем от умельцев,оправляющих готовые жемчужины в золото и серебро. Операционный цех: продолговатая постройка, стены которой сплошьзастеклены, как у дачной веранды. Такие оконные переплеты бывают в Япониилишь у школ. Меня привели туда и сказали -- Смотрите, спрашивайте, а потом попробуйте сделать все сами. Тогдалучше поймете, что к чему. Жертвуем вам сто раковин. Выживет хоть пара --сделаете из них запонки. Внутри операционная похожа на светлый школьный класс, точнее, даже науниверситетскую лабораторию, где все студенты делают один и тот же опыт. Пообе стороны от прохода, словно парты, расставлены деревянные столы. Женщинысидят поодиночке. Перед каждой из них -- лоток с раковинами, зажим, коробкис ядрышками разных размеров, набор хирургических инструментов, смоченныйморской водой брусок с присадками. Чтобы ядрышко стало жемчужиной, надо ввести его именно в то место, гдемоллюск терпел бы внутри себя этот посторонний предмет. Надо добиться еще итого, чтобы раковина впредь откладывала перламутр не на своих створках, аименно вокруг этого инородного тела. Вот почему приходится делать нечтопохожее на прививку плодовых деревьев -- вводить вслед за ядром кусочекживой ткани от другого моллюска. В объяснениях, которые я слышу, нет ничего непонятного. Надо ввестиядро и присадку в нужное место. При этом нельзя ни повредить, ни задетьвнутренних органов моллюска. В первом случае устрица погибнет, во втором --жемчужина не будет иметь правильной формы. И наконец, присадка должнанепременно касаться ядра, иначе ее клетки, вырабатывающие перламутр, несмогут образовать вокруг ядра "жемчужный мешок". После всех этих разъяснений и указаний еще большим волшебствомпредставляется работа операторов. Зонд и скальпель мелькают у операторов,как вязальные спицы. Но вот приходит черед испробовать все самому. Беру раковину, закрепляюее на зажиме. Вместо деревянного клинышка вставляю пружинистый распор.Створки, обращенные ко мне своими краями, раскрыты меньше чем на сантиметр-- в этой щелке и надо манипулировать. Левой рукой беру зонд, похожий на вязальный крючок, и оттягиваю им"ногу" -- темный присосок, с помощью которого моллюск передвигается покамням. Беру в правую руку скальпель и делаю разрез вдоль границы темной имутно-серой массы, то есть несколько выше основания "ноги". Теперь надо перевернуть скальпель другим, раздвоенным концом, наколотьна эту крохотную вилку кусочек присадочной ткани и сквозь надрез ввести егов тело моллюска. Потом таким же движением за присадкой вводится ядро. Впрочем, до этого завершающего этапа я добираюсь не скоро. Задерживаетсамая распространенная среди новичков ошибка. Если вонзить скальпель чутьглубже, чем следует, створки раковины безжизненно распахиваются. Это значит,поврежден соединительный мускул и устрица обречена на гибель... Встав из-за стола совершенно разбитым, я убедился, что оперироватьраковину без подготовки -- все равно что вырезать самому себе аппендикс,добросовестно выслушав объяснения врача, как это делается. И когда мнерассказали, что подготовка операторов похожа не столько на краткосрочныекурсы, сколько на многолетний университет, это целиком совпало с моим личнымопытом. Девушек обычно набирают к весне. За первые месяцы они должны выучитьсятолько заготовлять присадки, чтобы снабжать ими операторов в разгар сезона.С осени новички начинают тренироваться на бракованных раковинах. В конце каждого дня инструктор вскрывает всех оперированных моллюсков,чтобы проверить, правильно ли были введены в них ядра, и объясняет причиныошибок. Потом ставить оценку предоставляют уже самой природе. Раковинывозвращают в море и через две недели подсчитывают число погибших. Есливыжило шестьдесят-семьдесят процентов акоя, значит человек уже приобрелнеобходимый навык. Считается, что нужно сделать, по крайней мере, десять тысяч операций,чтобы научиться вводить хотя бы мелкие ядрышки. Вводить же крупные доверяютлишь операторам, имеющим более чем трехлетний стаж. В каждую сетку вместе с оперированными раковинами обязательно кладетсякерамическая плитка с номером. По нему в специальной книге можно точноопределить, кто именно оперировал данную партию жемчужин, когда и какие ядрав них были введены. Ведь мастерство можно в полной мере оценить лишь впериод сбора урожая. Мелкий жемчуг (диаметром от четырех до шестимиллиметров) вызревает за год, средний (шесть-семь миллиметров) -- за двагода, крупный (свыше семи миллиметров) -- за три. Конечно, чем крупнее ядро, тем более дорогую жемчужину можно из неговырастить. Существует, однако, известный биологический предел, за которымдаже при самой искусной операции организм раковины не может сохранить внутрисебя столь большое инородное тело. Для акоя таким пределом является ядродиаметром в семь миллиметров. Чтобы стать жемчужиной, оно должно обрастиперламутровым слоем толщиной не менее миллиметра. Поэтому наиболеераспространенным размером крупного жемчуга является девятимиллиметровый.Дальше каждая десятая доля миллиметра дает очень существенную прибавку вцене. Опыт показал, что держать семимиллиметровое ядро в организме моллюскадольше трех лет нецелесообразно. Возрастает вероятность всякого рода наростов. Жемчужина если и растет,то становится все менее лучистой. Учащается опасность отторжения, когдамоллюск даже ценой собственной гибели выталкивает это разросшееся инородноетело из себя. Из сотни раковин, которые были положены в проволочную сетку под моимименем, через два года уцелели одиннадцать. Причем девять из них совершенноне соответствовали стандартам, и лишь две голубые, неправильной формы, имелинезначительную коммерческую ценность. Что ж, предсказание сбылось: ядействительно вырастил себе лишь пару жемчужин на запонки! Над загадкой рождения жемчуга люди задумывались очень давно. Естьперсидская легенда о дождевой капле, которая своим смирением растрогалаокеан. Расставшись с тучей вдали от берегов, над которыми она родилась, этапервая капля взглянула вниз и воскликнула: -- Как короток мой век в сравнении с вечностью! И как ничтожна я всравнении с безбрежным океаном! -- В твоей скромности большая мудрость, -- ответил океан. -- Я сохранютебя, дождевая капля. Я даже сберегу таящийся в тебе блеск радуги. Ты будешьсамым драгоценным из сокровищ. Ты будешь повелевать миром, и даже больше: тыбудешь повелевать женщиной. Китайцы не сочиняли сказок о том, как рождаются перлы, зато именно онипервыми в мире практически взялись за их выращивание. Еще в VIII веке жителипровинции Чжэцзян вставляли под створки больших пресноводных раковин плоскиеизображения Будды. Эти фигурки обволакивались слоем перламутра и становилисьжемчужными барельефами. Такие изделия продавались потом как божественныереликвии. Через множество легенд, сложенных разными народами, проходит мысль онекой таинственной связи между жемчугом и его владельцем. Предания гласят,что знатоки тибетской медицины по одному лишь изменению блеска жемчужныхукрашений могли предсказывать смерть могущественных повелителей задолго дотого, как те сами узнавали о своем недуге. Люди давно замечали, что жемчуг тускнеет, как бы умирает, если его неносить, что ему необходимы близость и тепло человеческого тела. МудрецыДревней Индии знали способ оживлять тусклые жемчужины, давая склевывать ихпетухам с яркими, радужными хвостами. Через два часа такого петуха резали иизвлекали из его желудка воскресший перл. Дело здесь, конечно, не в радужныхперьях, а в том, что желудочный сок, растворяя верхние слои, улучшал блескжемчужины. Заливы полуострова Сима встречают рассвет мягкими переливами радужныхкрасок -- тех самых, которыми славится жемчуг. Кажется, черпай ковшом иотливай по капле драгоценные перлы. Не это ли серебристо-розовое сияниевбирают в себя раковины на подводных плантациях? Почти всюду гладь заливов заштрихована темными полосами. Плоты изжердей, к которым под водой привязаны корзины с раковинами, напоминаютборозды рисовых полей. Да, человек сумел возделать даже залитые моремдолины. Зато нивы эти требуют куда больше ухода, чем трудоемкий рис. Назеленых боках гор, обступивших залив, тут и там пестреют рыжие рубцы. Этожемчужные промыслы. Каждый из них похож на маленькую пристань. Теснаяплощадка, вырубленная в береговой круче. Домик, где трудятся операторы.Вокруг сложены жерди и бочки для плотов, проволочные корзины. Круглый год не прекращается здесь работа, особенно напряженная вненастье. Люди холят, пестуют, лелеют самое прихотливое из прирученныхчеловеком живых существ -- даже более капризное, чем шелковичный червь. Сколько забот требует этот слизняк, обитающий в грязно-бурой,невзрачной на вид ракушке! Ему нравятся только самые живописные места,словно для того, чтобы воплотить в жемчужине красоту окружающей природы.Акоя любит тихие, спокойные заливы с песчаным дном, куда не заходил быприбой, где не могли бы буйствовать тайфуны. Однако неподвижные, застойные воды ему не по нраву. Акоя любит, чтобывпадающая где-то поблизости река смягчала соленость моря и создавалапостоянный приток свежей пищи -- планктона. Проволочные корзины защитили жемчужниц от их давних врагов: угрей,осьминогов, морских звезд, омаров. Однако они же породили нужду в"прополке". На проволочную сетку да и на створки самих раковин быстроналипает всякая морская живность. Водоросли, губки, мелкие моллюскизатрудняют доступ воды и планктона, мешают питанию и росту акоя. Поэтомучетыре-пять раз за сезон корзины вынимают из воды и тщательно очищают каждуюраковину от приросших к ней паразитов. С раннего утра до позднего вечера кочует от плота к плоту маленькийпаром с навесом. Женщины в резиновых фартуках, сапогах и перчатках скребуткривыми ножами и металлическими щетками раковину за раковиной. Звучит тихаяпесня. Готова одна корзина -- на смену ей тут же появляется другая. Это очень утомительное, трудоемкое дело. За день человек успеваеточистить около тысячи раковин. "Прополка" продолжается непрерывно с апрелядо ноября. Весной и осенью у работниц коченеют руки. Летом донимает зной. -- Хорошо хоть, что вам тут сделали навес, -- сказал я поденщицам. -- Разве о нас забота? -- усмехнулась одна из них. -- Это слизняк нелюбит солнечных лучей. Акоя очень чувствителен к изменениям температуры и солености воды.Стоит разразиться ливню, подуть холодному ветру, как люди кидаются к плотам,чтобы опустить корзины поглубже ко дну. Хорошо поставленная служба погоды, умение чутко реагировать на еевнезапные перемены -- для жемчужных промыслов первейшее дело. Здесь, словнона санаторном пляже, повсюду видишь щиты, на которых трижды в день аккуратновыписываются температура воздуха и воды, сила и направление ветра. Акоя любит именно такое же море, в каком приятнее всего купатьсячеловеку. Ниже пятнадцати градусов -- для моллюска слишком холодно, вышедвадцати восьми -- слишком жарко. В обоих случаях он становится вялым,теряет аппетит и значительно менее старательно обволакивает сидящее в немядрышко перламутровыми слоями. В знойную августовскую пору плоты приходитсяотводить дальше от берегов и опускать корзины в более глубокие, прохладныеслои. Куда сложнее, однако, уберечь раковины от холода. При двенадцатиградусах у моллюсков резко замедляются все жизненные процессы, при восьмиони погибают. Поэтому, чтобы не рисковать жемчужницами, их перевозят на зимув теплые края. Патент, выданный Микимото в 1907 году, предоставил ему право монопольнозаниматься выращиванием перлов на двадцать лет. После истечения этого срокана полуострове Сима возникло множество новых жемчужных промыслов, главнымобразом мелких, основанных на семейном труде. Но где такому предпринимателю припасти денег на жерди для плотов, напроволочные корзины для раковин, на ядра и инструменты для операторов,наконец, на покупку самих акоя-трехлеток? Все приходится втридорога брать вкредит у крупных фирм с обязательством расплатиться лучшей частью будущегоурожая. Когда видишь, какой мертвой хваткой держат мелких предпринимателей"жемчужные короли", поневоле задаешься вопросом: как они до сих пор вообщене придушили своих многочисленных и слабых конкурентов и не монополизировалижемчуговодство целиком в своих руках? Ответ может быть только один. Промыслы, основанные на семейном труде,существуют доныне лишь потому, что это выгодно крупным фирмам. Японскийкапиталист всегда считает за благо для себя иметь как можно больше дочернихпредприятий. Во-первых, благодаря этому рабочая сила остается раздробленной(а стало быть, не могут быть многочисленными профсоюзы), а во-вторых, засчет таких зависимых подрядчиков можно наживаться на дешевом труде. Подобная черта присуща в Японии даже современному заводу, с конвейеракоторого сходят автомашины или телевизоры. А поскольку технологиявыращивания жемчуга на крупном и на мелком промысле совершенно одинакова,эксплуатировать зависимых поставщиков особенно просто. Это заметнее всего на завершающих стадиях жемчуговодства. Готоваяпродукция идет на экспорт главным образом в виде ожерелий. А здесь преждевсего ценится подбор. Чтобы хорошо подобрать нитку из пятидесяти жемчужин,нужно, по крайней мере, в пятьдесят раз больше перлов той же лучистости,формы и оттенка. Семейным промыслам заниматься этим не под силу. Они могут сбывать своиурожаи лишь за полцены: в виде рассыпного жемчуга, примернорассортированного по величине и цвету. Добавляя к собственному лучший жемчугсотен семейных промыслов, крупные фирмы наживаются не только за счетвысококачественного подбора ожерелий, но и за счет своей сложившейсярепутации на мировом рынке. Выручка от экспорта взращенного жемчуга в пятьдесят с лишним разпревышает доходы людей, непосредственно занятых в жемчуговодстве. Сталобыть, труд, вложенный в целое ожерелье, оплачивается ценой лишь одной из егожемчужин. Вот эти ожерелья красуются в роскошных витринах Нью-Йорка,Лондона, Парижа, Рима. Если бы, как в сказке о наряде принцессы, каждаяжемчужина могла поведать о том, чего стоило людям ее рождение! Рассказать охлопотах, с какими из крохотной личинки, прилепившейся к сосновой хвое,вырастили ра-ковину-трехлетку; о том, как бережно готовили ее к операции,как ухаживали за ней последующие три года. Ведь только ради "прополки"раковина побывала в человеческих руках полтора десятка раз! Если бы она могла рассказать о трехкратном переселении в теплые края ио последнем, самом приятном из путешествий -- когда буксир медленно тянет поморю караваны плотов с опущенными корзинами и моллюски получают самоеобильное и разнообразное питание, чтобы наружный, завершающий слойперламутра был наиболее лучист и ярок. Французы говорят -- Как прекрасен был бы человек, если бы он совершенствовал самого себятак же вдохновенно и упорно, как виноградную лозу! Взращенный жемчуг -- это одаренность умельца и мастерство хирурга, этоупрямая стойкость крестьянина и терпеливая целеустремленность селекционера. Клеопатра хотела когда-то прославиться тем, что растворила жемчужину вкубке с вином и выпила его. Но куда более достойна славы история о том, какчеловек раскрыл секрет рождения жемчужины; как он приручил и заставилслужить себе одно из капризнейших живых существ! Ежегодный урожай подводных плантаций -- девяносто тонн драгоценногожемчуга -- олицетворяет умение японцев находчиво возмещать скудость недрсвоей страны. Так же как крохотный транзисторный приемник или карманныйтелевизор, взращенный жемчуг -- это, по существу, не что иное, каковеществленный труд и разум. Когда я впервые увидел горы и воды полуострова Сима, я подумал ожемчужинах как о перлах природной красоты. Мне казалось, что раковинывбирают в себя здесь неповторимую прелесть породнения моря и суши,бесчисленных зеленых островов, тихих лагун, лазурных небес. Но чем ближе знакомишься с участием людских рук в рождении жемчужины,тем яснее видишь в ней воплощение красоты и творческой силы человеческоготруда. Есть выражение "перлы премудрости". Взращенный жемчуг можно в самомпрямом и высоком смысле этих слов назвать "перлом труда". Для человека, который никогда не бывал в Японии, она обычнопредставляется сказочной страной красочно одетых женщин, загадочных храмов,живописных восточных пейзажей. Тут потрудились и туристские бюро, иГолливуд, все любители расписывать экзотику. К тому же Япония действительноэкзотична, действительно загадочна и действительно живописна. И все-таки этоне только "открыточная страна". Подлинная Япония -- это бессчетные часы, а иногда и десятилетиятяжелого труда, нужного, чтобы японский сад выглядел воплощением простоты.Это холод, от которого зимой содрогаются обитатели картинных японских жилищ.Это обреченность всю жизнь есть рис и соленые овощи. Это крестьяне, которыеиз года в год гнут спины на полях и не могут потом распрямиться, доживаясвой век сгорбленными карикатурами на человеческие существа. Это студенты,стоящие в очереди, чтобы продать собственную кровь и купить себе книги.