Эдвард Зейденштикер, Япония. Нью-Йорк, 1962

X x x

Лишь шесть японцев из ста спят сейчас "по-иностранному" -- на кроватях,остальные же девяносто четыре, как и их предки, проводят ночь на полу,состоящем из татами. Сто тридцать фирм, выпускающих ежегодно около миллионакроватей, всячески рекламируют их удобство и гигиеничность, утверждая, что втридцати сантиметрах от пола воздух наиболее насыщен пылью. Однакомастеровые, что ходят из дома в дом заменять и подновлять старые татами, небеспокоятся за будущее своего древнего ремесла. Они знают, пока с жильемтуго, люди не откажутся от пола, способного служить постелью.

"Правда", сентябрь 1967

X x x

Семьдесят процентов квартиросъемщиков в японской столице имеют по однойкомнате на семью. Причем 43 процента из них живут на площади в шесть татами,а остальные 27 процентов имеют лишь по четыре с половиной татами. Этиданные, собранные федерацией домохозяек, показали остроту жилищного кризисав Токио, где три четверти съемщиков теснятся на площади семь-десятьквадратных метров на семью.

"Правда", октябрь 1968

Полутораэтажный Токио

Излюбленный прием описания больших городов: Москвы с Ленинских гор,Парижа с Эйфелевой башни или Нью-Йорка с Эмпайр стэйтс билдинг -- малоподходит для Токио. Не потому, что границы одиннадцатимиллионного гигантатеряются за горизонтом, а потому, что в его панораме нет таких черт, которыемогли бы олицетворять японскую столицу, как Кремль Москву, как Тауэр Лондонили как ворота Тяньаньмынь Пекин. Даже географический центр Токио --императорский дворец -- не доминирует над городом и со сторонывоспринимается лишь как опоясанный рвом парк. Токио не может похвастать ни гармонией горизонтальных линий, присущейевропейским столицам, ни поражающими вертикалями американских городов.Японскую столицу совершенно не затронул спор современных градостроителей отом, какая планировка лучше -- линейная или свободная, потому что ей вравной степени неведомо как то, так и другое. Токио -- это море деревянных домов, преимущественно в один-два этажа,сгрудившихся так беспорядочно и тесно, словно это мебель, которую кое-каксдвинули в угол комнаты на время, пока красят пол, сдвинули и забылипоставить на место. Японцы говорят, что Токио дважды имел и дважды упустил возможностьпокончить со своей хаотичностью и заново построиться по плану. Первый раз --после землетрясения 1923 года, разрушившего половину города. Второй раз --после американских налетов 1945 года, когда Токио выгорел на две трети ипогибло уже не сто тысяч, а четверть миллиона горожан. Правда, муниципалитет предпринял энергичнейшие меры, чтобывоспользоваться третьим поводом для коренной реконструкции столицы, --подготовкой к Олимпийским играм 1964 года. С тех пор Токио заметнопохорошел. Выросло много новых зданий, радующих глаз смелостью архитектурноймысли, безукоризненным качеством строительства, применением новейшихотделочных материалов. Новой чертой в облике столицы стали эстакадныеавтострады. Однако многое в намеченных планах пришлось уже по ходу урезать из-завздорожания земли -- той, что надо было выкупать у владельцев вместе сдомами, намеченными к сносу. Трехкилометровый проспект Аояма, например,обошелся в три миллиона иен за каждый погонный метр. Его можно было бы вовсю длину и ширину оклеить деньгами, ибо заплаченный выкуп составил здесь 85процентов расходов на реконструкцию. Больно видеть и другое: застройка этой лучшей магистрали столицы веласьбез всякого архитектурного надзора. Владельцы крохотных участков втридцать-пятьдесят квадратных метров не пожелали уходить с передней линии ипонаставили уродливые вытянутые дома по принципу "четыре комнаты одна наддругой", а монументальные многоэтажные здания оказались позади. Япония ныне вправе гордиться талантом своих архитекторов, мастерствомсвоих строителей. При том множестве замечательных зданий, которые быливозведены в Токио за последнее десятилетие, лицо японской столицы могло бынеузнаваемо преобразиться к лучшему. Но попробуйте найти точку дляпанорамного снимка, чтобы каждый увидевший его сказал: какой красивый город!Даже совершенство японской фотоаппаратуры бессильно здесь помочь. Чтобы сделать удачный снимок первого в городе высотного здания --тридцатишестиэтажного небоскреба концерна "Мицуи", нужен не штатив, а ниболее и ни менее как вертолет. Сколько бы вы ни ходили по прилегающимулицам, здание это ниоткуда не смотрится "во весь рост" -- оно не служитцентром ансамбля, как, впрочем, и Токийская башня, которая, будучи даже вышеЭйфелевой, отнюдь не способна украшать город в такой степени, как еепарижская сестра. Можно по пальцам перечесть архитектурные новинки, которые стоятдействительно на виду: олимпийский комплекс Йойоги, гостиница "Отани",газетный трест "Майнити", Национальный театр. В то же время тысячимонументальных зданий затерялись, подобно рассыпанной в беспорядке мозаике,из которой можно было бы составить великолепное панно, если бы архитекторыработали в содружестве с градостроителями. Итак, Токио остался городом без главной темы, без определившихсяархитектурных черт, которые придавали бы индивидуальность его портрету. ЛицоТокио -- это не улицы и не здания, это прежде всего люди. Токио волнует,поражает и удручает прежде всего как самое большое в мире скоплениечеловеческих существ. Одиннадцать миллионов жителей! Причем девять миллионов из них обитаютна территории в 570 квадратных километров. Это все равно что сселить всюВенгрию в Будапешт. Плотность населения на этом клочке земли из понятиястатистического перерастает в осязаемое. Едва на каком-нибудь из центральных перекрестков загорается зеленыйсвет, как с обеих сторон улицы лавиной устремляются встречные потоки людей.Каждый поток неудержимо катится во всю ширину пешеходной дорожки, не имеявозможности ни отступить, ни свернуть, потому что по краям этого коридоранетерпеливо дожидаются своей очереди ряды замерших автомашин. Одначеловеческая стена с размаху сталкивается с другой, посредине улицывозникают завихрения, как при рождении тайфуна. Автомашины с трудомликвидируют эту преграду, которая сразу же возникает на противоположнойстороне перекрестка. Японской столице принадлежит мировое первенство не только по числужителей, но и по остроте проблем, присущих большим городам. Главная из них-- это неудержимый рост города-гиганта. Казалось бы, одиннадцать миллионовчеловек и полтора миллиона автомашин и так уже до предела заполнили собойэтот клочок земли. Но каждый год к ним добавляется еще четверть миллионажителей и сто тысяч автомашин. Число последних растет особенно бурно и внушает наибольшую тревогу. В1950 году в городе было зарегистрировано всего шестьдесят пять тысяч машин.Но едва японское автомобилестроение встало на ноги, его продукция преждевсего хлынула в столицу. За двадцать последующих лет число машин на ееулицах возросло в двадцать раз. Скопление транспорта с включенными двигателями создает сейчас паперекрестках такой смрад, что во многих полицейских будках пришлосьустановить кислородные приборы: регулировщики время от времени забегают тудаотдышаться, чтобы не потерять сознание. Даже деревья на центральных улицах не выдерживают и чахнут, и каждыйгод приходится подсаживать новые. В этом городе-гиганте, как нигде, многокопоти и, как нигде, мало зелени: на каждого жителя приходится лишь по 0,6квадратного метра парков (в Париже -- 8,9; в Лондоне -- 9,2). В часы "пик" над городом кружат полицейские вертолеты, чтобыспециальная радиостанция могла информировать водителей о наиболеебезнадежных пробках и заблаговременно подсказывать пути объезда. Впрочем,эта вторая задача все больше становится невыполнимой даже при отличнойтехнической оснащенности токийской полиции. Уличное движение, как мрачношутят токиосцы, превращается в "уличное стояние". Все большие города мира в той или иной степени страдают ныне отперенапряжения, а порой и закупорки своих транспортных артерий. Но нигдеболезнь эта не ощущается так мучительно, как в Токио. Ибо если сопоставитьпроезжую площадь улиц со всей городской территорией, то в Нью-Йорке онасоставит тридцать пять процентов, в Париже -- двадцать шесть, в Лондоне --двадцать три, а в Токио -- всего лишь десять процентов. Привычный образ современного города -- это ансамбли площадей ипроспектов, образованные кварталами многоэтажных зданий. Парадокс Токиосостоит в том, что крупнейший город мира в основе своей -- потерявшееграницы захолустье. Лишь три процента токийских улиц имеют тротуары, лишь три процентадомов представляют собой современные многоэтажные здания. Средний для городакоэффициент этажности -- 1,6. Даже в центральных районах, где сосредоточенобольшинство "билдингов", то есть банков, универмагов, отелей, показательэтот не превышает 3,5. Кое-где близ станции подземки или электрички в эту неразберихуодноэтажных деревянных домов вкраплены торгово-увеселительные кварталы. Повечерам там щедро полыхает неон, а в соседних переулках самая что ни на естьсельская глушь: ни фонарей, ни пешеходов. Причем речь идет не о каких-тоокраинах: такова японская столица и в пятнадцати минутах и в полутора часахезды от центра. Если можно говорить о "чувстве Токио", то им является стихия толпы,воплощенная и в потоках людей, и в столь же беспорядочно теснящихся толпахдомов. Токио -- наиболее японский город из всех, какие я до сего временивидел. Европейское влияние совсем незаметно в этом огромном центре,насчитывающем у себя свыше полутора миллионов жителей и превосходящем своейтерриторией Лондон, Москву, Нью-Йорк и все прочие главные города мира. Центргорода занимает дворец императора. Торговая часть Токио тянется дальше квостоку. Кто не был здесь, тому трудно представить себе, что такое Гиндза --этот Невский проспект японской столицы. Когда с наступлением вечера всяГиндза, рынки и лавки освещаются разноцветными бумажными фонариками, то всяэта часть города принимает почти сказочный вид. За Гиндзой тянутся уже жилыеулицы города. Они до невероятного узки и кривы. Разобраться в этом крайнезапутанном лабиринте однообразных двухэтажных, почерневших от временидеревянных домов почти невозможно.