Дзэнитиро Танидзаки, Похвала тени. Токио, 1932

* Вообще говоря, мы делаем вещи с расчетом на прочность, японцы же -- нанедолговечность. Очень мало обиходных предметов предназначено в Японии длядлительного использования. Соломенные сандалии, которые заменяются на каждомэтапе пути; палочки для еды, которые всегда даются новыми и потомвыбрасываются; раздвижные створки--седзи, которые служат как окна или какперегородки, заново оклеиваемые бумагой дважды в год; татами, которыезаменяют каждую осень. Все эти примеры множества вещей повседневной жизнииллюстрируют примиренность японцев с недолговечностью.

Лафкадио Херн, Кокоро. Лондон, 1934

* Чуткий ко всяким проявлениям движения жизни, японец мало любит форму,этот предел подвижности. Симметричность всего живущего, форм животных ирастений -- это явное выражение стремления природы к равновесию -- оставляетего совершенно равнодушным. Он наблюдает и ухватывает в природеасимметричное, нарушенное равновесие, подчеркивает формы в момент изменения.

Г Востоков в, Японское искусство. СПб.., 1904.

Обучение красоте

Едва ли не все религии мира считают коллективные обряды, то естьсовместное приобщение людей к какому-то догмату веры, важнейшим средствомвоздействия на человеческие души. А поскольку место религии в Японии в значительной мере занято культомкрасоты, роль таких коллективных обрядов играют тут традиции и церемонии,предназначенные для того, чтобы люди сообща развивали свой художественныйвкус. Японский образ жизни породил целую систему таких коллективныхэстетических упражнений, к которым регулярно прибегает народ. Способность ценить красоту и наслаждаться ею -- это не какое-товрожденное качество и не какое-то умение, которым можно раз и навсегдаовладеть. Сознавая это, японцы веками вырабатывали своеобычные методы,которые позволяют им развивать, поддерживать и укреплять свой художественныйвкус. Зарубежные специалисты признают, что эстетическое воспитание в японскойшколе поставлено шире и основательнее, чем в других странах мира. Ужевтороклассник пользуется красками тридцати шести цветов и знает названиякаждого из них. В погожий день директор школы вправе отменить все занятия,чтобы детвора отправилась на воздух рисовать с натуры или слушать объясненияучителя о том, как распознавать красоту в природе. Однако ведущее место в эстетическом воспитании ребенка занимаетобучение письму. Спору нет, иероглифическая письменность -- тяжкое бремя дляяпонского школьника. Она отбирает у него в первые годы обучения непомерномного времени и сил. Вместе с тем нельзя не отметить и другое. Каллиграфия,или искусство иероглифической письменности, пришла в Японию из Китая в тупору, когда она уже на протяжении тысячи лет считалась одним из видовизобразительного искусства. На иероглифы в ту пору смотрели не только как насредство письменного общения. Достоинства человеческого почерка считались прямым отражением егохарактера. Лишь морально совершенный человек мог, по тогдашнимпредставлениям, стать мастером каллиграфии. И наоборот, всякий, кто овладелискусством иероглифической письменности, считался человеком высоких душевныхкачеств. При обучении иероглифике стирается грань между чистописанием ирисованием. Когда освоены необходимые механические навыки, человек уже непишет, а рисует; причем не пером, а кистью, приводя ее в движение не толькорукой, но как бы всем телом. При совершенном владении кистью и безукоризненном чувстве пропорций,нужных для иероглифического письма, каждый японец, по существу, становитсяживописцем. Ему ничего не стоит несколькими мгновенными, уверенными штрихамиизобразить гнущуюся ветку бамбука с мастерством профессионального художника.Существование каллиграфии как одной из основ народного просвещения быловажной причиной того, что многие традиционные черты японской культурыуцелели в обиходе современных поколений. Вспомним об алтаре красоты в японском жилище -- о токонома, то естьнише, подле которой садится глава семьи или гость. Это самое почетное местов доме принято украшать свитком с каллиграфически написанным изречением,чаще всего стихотворным. Здесь, где каллиграфия смыкается с поэзией, мы видим второй примерупражнений в эстетизме -- всеобщее занятие стихосложением. Поэзия всегдабыла в Японии одним из излюбленных видов народного искусства. Каждый образованный человек непременно должен владеть как мастерствомкаллиграфии, так и мастерством стихосложения. Излюбленными формами массовогопоэтического творчества служат танка или хайку, которые можно в какой-томере сравнить с афоризмами или эпиграммами. Танка состоит из пяти строк итридцати одного слога, чередующихся как 5--7--5--7--7, а хайку, ставшаяочень популярной с XVI века, -- это танка без последнего двустишия, то естьсемнадцатисложное стихотворение из трех строк. Один художественный образ, непременно адресованный к какому-то изчетырех времен года, плюс определенное настроение, переданное черезподтекст, -- вот что должна содержать хайку. В хайку об осени говорится: Гляжу -- опавший лист Опять взлетел на ветку. То бабочка была. А вот хайку о лете: Торговец веерами Принес вязанку ветра. Ну и жара! О месте, которое занимала поэзия в духовной жизни Японии,свидетельствует то, что одним из первых письменных памятников была антологиястихов, составленная в VII веке. Называется она "Манъесю", то есть "Десятьтысяч листьев". До сих пор в середине января в Японии устраивается традиционноепоэтическое состязание. Десятки тысяч стихотворений на заданную темупоступают на этот общенациональный конкурс. Лучшие из них зачитываются наторжественной церемонии в присутствии императора, публикуются в газетах.Общественность проявляет живой интерес к авторам лучших хайку не толькопотому, что такой поэтический чемпионат проводится ежегодно с XIV века, но ипрежде всего потому, что он остается неотъемлемой частью современной жизни. Стихосложение в Японии -- не только удел поэтов, а явление оченьраспространенное, если не сказать общенародное. Около двадцати ежемесячныхжурналов общим тиражом свыше миллиона экземпляров целиком посвящены поэзии. Еще задолго до появления иероглифической письменности как моста кискусству рисовать и слагать стихи в быту японцев прочно укоренились обычаиколлективно любоваться наиболее поэтическими явлениями природы. Зимой принято любоваться свежевыпавшим снегом. Весной -- цветениемсливы, азалий, вишни. Осенью -- багряной листвой горных кленов и полнойлуной. Речь идет не о каком-то избранном классе. Металлургические заводы,профсоюзы шахтеров, электротехнические фирмы, рыболовецкие артели заказываютдля этого целые экскурсионные автоколонны. Благодаря специальнымпассажирским поездам и дополнительным автобусным маршрутам с льготнымитарифами такие путешествия в общем доступны для средней трудовой семьи и вомногом скрашивают ее будничную жизнь. Однажды я оказался в Киото в день девятого полнолуния по старомукалендарю, когда принято любоваться самой красивой в году луной. Одно излучших мест для этого -- храм Дайгакудзи в Киото. Мне посоветовали приехатьтуда еще до темноты, потому что уже в половине шестого из-за горы за озеромподнимается неправдоподобно большая, круглая, выкованная из неровного золоталуна. По озеру среди серебрящихся листьев кувшинок двигались две крытыелодки: одна с головой дракона, другая -- с головой феникса. На каждой из нихсветились бумажные фонарики, похожие формой на луну. Как и большинство посетителей, я тоже устремился прежде всего к лодкеи, лишь сделав в ней круг по озеру, отправился на широкий помост передхрамом. Оттуда было лучше всего любоваться луной и ее отражением в озере.Лишь тут я понял, что лодки с драконом и фениксом для того и плавали поозерной глади, чтобы еще больше облагораживать эту картину, создавать у неепередний план. Конечно, было бы очень просто осмеять все это. Помню, сколь удручающеевпечатление произвел на меня парк Уэно, когда я впервые отправилсяпосмотреть, как любуются цветением сакуры жители Токио. Крошечный, парк,едва уцелевший среди огромного города, кишел народом. Толпа сплошь заполнилапространство между деревьями. Люди принесли с собой циновки, снедь и,конечно, выпивку. Дети гонялись друг за другом, женщины болтали, мужчиныпели песни, хлопая в ладоши и раскачиваясь в такт. На первый взглядказалось, что людям мало дела до розовых соцветий, украсивших деревья. Нотолько на первый взгляд... Можно было бы теми же глазами посмотреть и на сцену любования луной.Осмеять вереницы автобусов, которые подбрасывали к храму все новые полчищаэкскурсантов, толпившихся на монастырском дворе, словно перед входом вметро. Можно было бы посмеяться над лодочницами, которым предстояло угоститьтридцать человек за несколько минут, пока лодка совершает свой круг поозеру. Каждая девушка должна была подойти к пассажиру, встать перед ним наколени, сделать глубокий поклон, почти касаясь лбом пола, а затем предложитьему пряники в виде луны и чашу с напитком, приготовленным по всем правиламчайной церемонии. Можно было бы посмеяться над стариком, который сидел рядом со мной ивсе время ревниво следил за тем порядком, в котором девушки обслуживаютгостей. А ведь им приходилось торопиться, как стюардессам в самолете, и в тоже время сохранять необходимую для чайной церемонии степенность. Можно былобы посмеяться над тем, что многие из пассажиров вроде бы и не взглянули всторону, где висела над озером луна. И все-таки это было бы несправедливо. Все-таки увиденное в тот вечерпрежде всего вызывало чувство уважения. Полюбоваться самой красивой в годулупой люди пришли как на народный праздник. Наслаждаться этой картиной изсобственной уединенной беседки над озером, может быть, и лучше. Но чтоплохого в том, что такую возможность хотели иметь для себя не единицы, асотни и тысячи людей? Все-таки это был повод лишний раз приблизиться кприроде, приникнуть душой к ее красоте. Толпы людей, собравшихся полюбоваться луной, свидетельствовали, чточувство прекрасного глубоко пронизывает повседневную жизнь народа. Итак, японцы не религиозны. Но вместо икон в каждом японском жилищеесть как бы алтарь красоты -- ниша, где стоит ваза с цветами, висит картинаили каллиграфически написанное стихотворение. Японцы не религиозны, однаковместо коллективных богослужений они создали обычаи, помогающие людям сообщаразвивать в себе художественный вкус. Коллективное любование природой, письменность, неотличимая отрисования; стихосложение, смыкающееся с каллиграфией -- все эти традициидоныне сохраняют. свою силу, свое несомненное влияние на жизненную философиюи национальный характер японцев. Первые века работали только художники -- они создали категориюизобразительных иероглифов -- первобытную китайскую энциклопедию в рисунках.Некоторые из этих рисунков-иероглифов с их предельно лаконическойвыразительностью, мудрой экономией линий и очаровательной изобретательностьюявляются незабываемыми шедеврами рисовального мастерства. Посмотрите, например, на самую первую редакцию иероглифов женщины,дракона, лошади, хамелеона, телеги, рыбы, феникса и многих других. Голаяширокобедрая женщина стоит, слегка расставив ноги, и с угловатой первобытнойграцией прикрывает одной рукой низ живота. Может быть, русский академикМарр, этот Велимир Хлебников от науки, когда-нибудь блистательно докажет,что поза Милосской Венеры взята от китайского иероглифа женщины, которыйтеперь читается "нюй" и смело ассонируется с французским словом "ню". Посмотрите на эти иероглифы. Лошадь, яростно развевая по ветру гриву,встала на дыбы. Дракон, победоносно подняв голову, колыхая усищами и изогнувдонельзя гигантское туловище, летит по сине-золотому небу. Рыба, похожая наящера, с разинутой пастью и грузным хвостом. Феникс, трактованныйчрезвычайно дерзко: не видно ни головы, ни ног, -- зато показан зигзагплавного величавого полета и узор пышных огромных перьев. Телега,нарисованная по всем правилам конструктивизма европейского XX века и какбудто выкатившаяся из детской книжки, иллюстрированной В. Лебедевым, --здесь можно вас до вечера водить от одного иероглифа к другому, и вам небудет скучно. Когда художники сделали свое дело и смогли уйти, пришли философы иначали, во-первых, осторожно упрощать эскизы художников, приспосабливать кжизни, а во-вторых, конструировать отвлеченные иероглифы -- создаватьпонятия, ибо философия всегда была поэзией понятий. Появились, например, такие иероглифы: "смерч, вихрь" -- изображениетрех псов; "шалить, дразнить" -- двое мужчин тискают женщину; "покорность"-- человек, а перед ним собака; "отдых" -- человек, прислонившийся к дереву;"водопад" -- вода и буйство; "грохот" -- три телеги; "отчаянная борьба" --тигр, а под ним кабан; "спокойствие, мир" -- женщина чинно сидит под крышейдома и др. Вместе с изменением внешности иероглифы претерпевали интенсивнуювнутреннюю эволюцию -- меняли свое значение, сбрасывали с себя старые именаи получали новые. Например, иероглиф "хамелеон" незаметно в беге вековобронил где-то свое первое значение и стал означать "проворный, юркий";иероглиф "облака или клубы пара, поднимающиеся вверх" стал означать"говорить", а иероглиф "вяленые куски мяса" -- "старый, древний" и т. д. Принципы рисовального мастерства Восточной Азии целиком построены наприемах иероглифописного искусства. Вот почему если на картинах нашихмастеров рядом с извилистой горой и водопадом написано четверостишие, тоэтот пейзаж и эти письменные знаки взаимно дополняют друг друга, и зрительодновременно любуется живописью, внешним обликом иероглифов и смысломначертанного.