Тот факт, что исследования в области социальной политики берут интеллектуальное начало в Америке, важен для понимания как траектории развития, так и достижений этой дисциплины. Такой американизм следует понимать как определенный взгляд на политику, при котором предполагается стабильность демократического развития и постоянная возможность для ученых анализировать и критиковать направленность публичных действий независимо от позиции правительства. Это положение подчеркивает американскую исключительность, поскольку немногие страны могут похвастаться такой высокой степенью стабильности или таким разделением разработки рекомендаций, с одной стороны, и ответственностью за их воплощение в жизнь — с другой, как это имеет место в Соединенных Штатах. Перед второй мировой войной элитарные английские университеты готовили студентов к управленческой карьере на трудах классиков, принадлежавших к западноевропейской традиции. В тот же период во Франции и в Германии основное внимание при изучении политической науки уделялось непосредственно вопросам государственного управления (Stein, 1995). Иными словами, в Европе при изучении политики центральное место в решении проблем традиционно занимали главным образом действия государства. Такая же ориентация на государство была присуща и развитию политической науки в Японии после второй мировой войны, несмотря на то, что там эта дисциплина находилась под сильным влиянием американского подхода (Inoguchi, 1995). В период «холодной войны» тоталитарные коммунистические государства с помощью силы принуждения резко ограничивали развитие аналитически независимой политической науки, призванной решать социальные проблемы (Agh, 1995; Wiatr, 1995). В отличие от сложившегося там положения, в странах Латинской Америки независимые группы исследователей давали рекомендации и критические оценки в связи с решением актуальных проблем, хотя их значение, как и их жизнеспособность, усиливалось и ослабевало в соответствии с подъемом и упадком демократических режимов (Sigal, 1995). Однако нигде не было такого
сочетания стабильности правительства и доверия к стороннему совету при решении возникавших проблем, как в Соединенных Штатах, где область социальной политики определяется этими двумя, часто не сформулированными, исходными положениями. Одним из результатов этой неясности выступает постоянно проявляющееся невнимание к нормативным проблемам, включая вопросы борьбы за создание демократических институтов и соотношения перераспределения, равенства и свободы.
Историки, исследующие развитие политической науки в Соединенных Штатах, отмечали, что эта дисциплина в целом определяет правительство как потенциально хороший инструмент, созданный человеком, который может использоваться либо для обуздания demos — неуправляемых народных масс, — либо в качестве позитивной силы, направленной на достижение прогресса1. Р. Сейделман и Э. Харфэм описывали историю политической науки как поиск третьего подхода к политике и философии, основанных на американском опыте, — подхода, отличного от двух других основных традиций его осмысления (Seidelman, Harpham, 1985). Первая из них была создана такими институционалистами, как Дж. Медисон. Представители этой традиции скептически относились к человеческой природе и считали поэтому, что институты создаются для того, чтобы не позволить низменным человеческим страстям подорвать устои правления. Основателями второй традиции явились радикальные демократы, наиболее ярким примером которых служит Т. Пейн, который верил в то, что народная добродетель, взращенная на ниве политически активного общества, является лучшей защитой системы хорошего правления. В свою очередь, Сейделман и Харфэм, рисуя свое повествовательное полотно широкими мазками, доказывали, что со времени начала эпохи прогреса «политологи стремились к созданию национального государства, управляемого опытными специалистами и поддерживаемого ответственным и добродетельным демократическим большинством народа» (Seidelman, Harpham, 1985, р. 7). Проблемное поле социальной политики уходит корнями в эту «третью традицию» со всеми присущими ей противоречиями, касающимися соотношения централизованной и децентрализованной политической власти, профессиональных политиков и избранных народом представителей, а также свойственным ей утверждением ценности науки по сравнению с искусством политики при решении общественных проблем.
