Что такое рыночная экономика? Что такое рынок? Что такое рыночные отношения? Какие отношения считать рыночными, а какие не рыночными? Чем отличается рынок от не-рынка? Какую экономику считать рыночной, а какую нет? По каким признакам можно отличить рыночную экономику от экономики нерыночной?
Как ни странно, но во всей мировой экономической науке не только нет ответа на эти вопросы, но даже сами эти вопросы никто не ставил. В результате такого, явно ненормального, положения дел наши «реформаторы» «строят рыночную экономику», не имея никакого понятия, что же это такое. Но как можно строить какую-то «рыночную экономику», и при этом не иметь ни малейшего представления, что это такое, как она выглядит и на что она похожа? Не имея четко обозначенной цели невозможно ни достичь ее, ни даже осмыслить, насколько она вообще достижима.
Поэтому представляется, что прежде чем приступить к реформированию нашей экономики, необходимо предварительно определиться с основными понятиями, чтобы не получилось так, что желая построить одно, мы в действительности создадим нечто прямо противоположное.
Возьмем, к примеру, такое вроде бы привычное сейчас понятие как «рынок». Что оно означает? Что есть рынок и что не есть рынок? Что считать рынком, а что – нет? Как мы можем построить этот самый рынок, если даже не можем сказать, как он выглядит и чем он отличается от не-рынка? А на сегодняшний день в экономической науке определения понятия рынка нет. Точнее, какие-то определения этого понятия есть, но все они по существу определениями не являются.
Определить предмет – значит, указать на совокупность существенных признаков, отличающих его от других предметов, так написано в любом учебнике логики.
Например, если мы определяем квадрат как равносторонний четырехугольник, все углы которого прямые, а трапецию как четырехугольник, две стороны которого параллельны, а две другие не параллельны, то тем самым мы указываем на те существенные признаки, благодаря которым мы можем отличить квадрат от трапеции и от других геометрических фигур. Пользуясь ясным определением, мы можем начертить квадрат или трапецию, в зависимости от наших целей, а не круг или треугольник.
Что же касается рынка, то более или менее четкого определения этого понятия нет, соответственно, нет и ясного определения рыночной экономики. На Западе, например, выражение «рыночная экономика» используют просто в качестве синонима понятия «капитализм». Но и само понятие «капитализм», между прочим, четкого определения не имеет, на это еще в XIX-м веке обратили внимание.
Такое положение допустимо на Западе, где экономика и так функционирует в условиях рынка и нет необходимости специально уточнять, что же он из себя представляет. Так, для того, чтобы дышать воздухом, вовсе не обязательно знать его химический состав. Однако что касается нас, то раз уж мы вроде бы задались целью непременно построить некую «рыночную экономику», нам необходимо точно определиться: что же такое рыночная экономика и чем она отличается от нерыночной экономики? Что такое рынок и чем он отличается от не-рынка? Что такое рыночные отношения и чем они отличаются от нерыночных отношений? Какую экономику считать рыночной, а какую нет? Именно с этого и надо было начинать много лет назад.
В одном справочнике дается такое определение: «рынок – это экономическая категория товарного производства в обращении, связанная с системой экономических отношений, обусловленных способом материального производства». Что можно понять из этого «определения»?
В другом справочнике рынок определяется как «система экономических отношений, складывающихся в процессе производства, обращения и распределения товаров, а также движения денежных средств, для которых характерна свобода в выборе покупателей и продавцов». Прямо скажем, невразумительно.
Существует и такое определение рынка: «наименование группы потребителей, объединенных географическим положением или потребностями, порождающими спрос» (Бенгт Карлоф. «Деловая стратегия»). И даже такое: «Рынок – любое взаимодействие, в которое вступают люди для осуществления торговли друг с другом» (Эдвин Дж. Долан. «Микроэкономика»).
Можно ли «построить рынок», пользуясь этими и множеством им подобных «определениями» рынка? А других определений просто нет. Все имеющиеся на сегодняшний день «определения» рынка ничего не проясняют в его сущности, но при этом все запутывают. В результате в понятие «рынок» загоняется все что угодно, даже полное разрушение экономики. И следует признать, что имеющиеся «определения» рынка позволяют сделать это. Факт печальный. Так что же такое рынок? И что такое рыночная экономика? И какие отношения считать рыночными, а какие нет?
Наши «реформаторы» никогда не удосуживались дать определение рынку, но настаивают на том, что для того, чтобы получить рыночную экономику необходимо отменить планирование и позволить предприятиям реализовывать продукцию по свободным ценам. Иными словами, под рыночной экономикой они понимают просто-напросто товарно-денежную экономику, соответственно, под рыночными отношениями понимают отношения товарно-денежного обмена.
Это заблуждение. Товарно-денежные отношения, т.е. отношения, при которых перемещение материального продукта (товара) происходит посредством обмена товара на деньги, еще не являются признаком рынка. Рынок возможен вообще без денег, например, натуральный рынок, характерный для раннего феодализма, когда товар обменивался на товар без участия денежных знаков. Да и в современной экономике бартер занимает определенное и не такое уж малое место.
Итак, товарно-денежные отношения еще не являются признаком рынка, хотя и могут быть присущи ему. Как же его определить?
Прежде всего следует заметить, что необходимости дать определение рынку и рыночной экономике не возникало потому, что до возникновения Советского Союза никакой другой экономики, альтернативной рыночной, просто не существовало. (Разумеется, мы исключаем из нашего анализа экономики промышленно слаборазвитых аграрных обществ, они к нашей теме отношения не имеют, а под рыночной экономикой, напомним, понимаем модель экономики современного Запада.)
Что же касается СССР, то первые руководители государства создали в нем вполне оригинальную и дееспособную экономическую систему, принципиально отличающуюся от рыночной. Однако сами они созданную ими экономическую систему не понимали и назвали ее «социализмом».
Почему экономическая система, созданная в СССР, была названа именно «социализмом», а не как-то иначе? Дело в том, что, во-первых, обоснование состоятельности советской экономической системы изначально было идеологическим, а не научным. А во-вторых, в те годы, когда создавалась советская экономика, еще не существовали научные методы, используя которые мы сейчас можем осмыслить тот тип экономики, который был создан в Советском Союзе.
Не имея в руках надлежащего научного инструментария, руководители СССР по необходимости были вынуждены подыскивать идеологические аргументы для обоснования состоятельности своей экономической системы и приписали все ее преимущества преимуществам советского социального строя. В свою очередь идейные противники СССР объявили все недостатки советской экономической системы именно следствием советского социального строя. От науки утверждения и первых и вторых были весьма далеки. Борьба шла в сфере идеологии.
Когда же после распада Советского Союза перед реформаторами» экономик новоиспеченных независимых государств встала проблема выбора, каким путем идти дальше, они даже не стали анализировать свою экономику с целью изучить ее возможности, а только начали пытаться изображать из себя Запад. Достижения западной экономической науки были ими восприняты некритически, западный опыт был заимствован бездумно, что привело к результатам погромным.
Сейчас, однако, в нашем распоряжении есть методы, применяя которые мы можем определить, что же такое рынок и рыночная экономика, выяснить, что такое рыночные отношения и осмыслить, чем отличается рынок от не-рынка. Речь идет о системном подходе.
По поводу системного подхода мы можем сказать следующее. Понятие системы относится к числу наиболее широко распространенных в научном обиходе. Оно встречается почти во всех основных отраслях знания. Тем не менее, даже и в научных кругах не часто встречаются люди, ясно понимающие, что следует понимать под системным подходом. Поэтому представляется необходимым сначала прояснить существо вопроса.
История создания системного подхода, вкратце, такова. В 1937 году в Чикаго проходил международный философский семинар. На этом семинаре выступил австрийский биолог Людвиг фон Берталанфи и предложил «теорию открытых систем и состояний подвижного равновесия, которая по существу является расширением обычной физической химии, кинетики и термодинамики» (Берталанфи Л. Общая теория систем – критический обзор. – В кн.: Общая теория систем. М.: Мир, 1966.).
В то время Берталанфи никто не понял. Раздосадованный, он вернулся в Вену, «спрятал свои записи в ящик стола» и отправился на войну. После войны Берталанфи продолжил свои изыскания. В 1949 году, он эмигрировал в США, где «нашел уже совсем другой интеллектуальный климат»: бурно развивалась новая наука кибернетика, теория информации, теория управления и т.д. В этой новой среде идеи Берталанфи были быстро поняты и приняты.
В 1954 г. Людвиг фон Берталанфи стал одним из инициаторов создания «Общества исследований в области общей теории систем», в 1956 г. стал редактором научного ежегодника «Общие системы» и, наконец, в 1968 г. опубликовал обобщающую работу «Общая теория систем. Основания, развитие, применение».
Общая теория систем, основоположником которой по праву считается Людвиг фон Берталанфи, является конкретизацией и логико-методологическим выражением принципов и методов системного подхода. Не подменяя специальные системные теории и концепции, она формирует общие методологические принципы системного исследования.
При системном подходе в качестве объекта исследуются не отдельные предметы, а системы. Что же такое система? В общем случае систему понимают как некое множество элементов, объединенных связями. При этом система приобретает новые свойства, которыми сами ее элементы по отдельности не обладают.
Скажем, почве присущи одни свойства, а растениям – другие. Но система «пшеничное поле» приобретает особые свойства, которыми не обладают сами по себе ни почва, ни растения. И система «общество» имеет совсем другие свойства, чем каждый человек в отдельности. И система «экономика» обладает свойствами, которыми не обладают сами по себе составляющие ее предприятия, объекты инфраструктуры и люди с их трудовой деятельностью и покупательской способностью.
(Для того чтобы убедиться, что экономика действительно является системой, достаточно поставить вопрос так: представляет ли собой экономика некое множество элементов, объединенных связями? Ответ очевиден. Таким образом, мы можем констатировать, что понятие «экономика», с точки зрения системного подхода, тождественно понятию «экономическая система».)
Как выяснилось, системы имеющие сходные характеристики имеют и сходные свойства, вне зависимости от того, являются ли они материальными или абстрактными. Американские исследователи в области общей теории систем А. Холл и Р. Фейджин пишут: «…телефонные переговоры, радиоактивные распады и столкновения частиц, рассмотренные как случайные во времени процессы, имеют одинаковое абстрактное выражение и их можно изучать с помощью одной и той же математической модели. Не удивительно поэтому, что свойства, выявленные при изучении газов с диффузией, полезны при анализе линий ожидания телефонных переговоров и наоборот» (Общая теория систем. – М.: Мир, 1966).
Использование системного подхода позволяет решить ряд проблем, которые ранее были трудноразрешимыми ввиду большой сложности исследуемых объектов. В этом случае система изучается как единое целое, без расчленения ее на отдельные элементы и подсистемы. Появляется возможность анализировать и прогнозировать поведение систем высокой степени сложности, абстрагируясь от того, что конкретно представляют из себя и как себя ведут отдельные элементы системы. Поэтому системный подход находит все более и более широкое применение в математике, физике, химии, философии, экономике, психологии, лингвистике, биологии… область его применения кажется безграничной.
«Системный подход целесообразен тогда, когда приходится иметь дело с взаимодействием большого числа переменных факторов, для которых невозможно или слишком сложно проследить точными методами результат совокупного действия и установить какие-то общие правила для этого» (А.А. Зиновьев).
Какие бывают системы? Системы можно различать по степени сложности, их подразделяют на открытые и замкнутые, материальные и абстрактные, органические и неорганические, в общем, классифицировать их можно по разным признакам. Кстати говоря, практически любая система может быть рассмотрена как элемент системы более высокого порядка, в то же время ее элементы могут быть рассматриваемы как системы более низкого порядка (подсистемы). Нас в данном случае интересует только одна характеристика систем: степень жесткости.
В науке принято деление систем на два идеальных типа: жесткие, по Малиновскому, «жесткосопряженные» (Малиновский А.А. Общие вопросы строения систем и их значение для биологии. – В кн.: Проблемы методологии системного исследования. М., 1970.), и корпускулярные или дискретные, иначе говоря, гибкие.
В жестких системах все части (элементы) подогнаны друг к другу так, что для нормального функционирования системы необходимо их одновременное существование и одновременная работа.
В дискретных (корпускулярных, гибких) системах элементы взаимодействуют свободно, легко заменяются на аналогичные, причем система не теряет работоспособности, и возможна даже утрата части элементов с последующим их восстановлением.
В гибкой системе связи между элементами не обязательно постоянны, они легко прерываются и меняются на другие, образуя все новые и новые внутрисистемные комбинации, и это никак не сказывается на эффективности и жизнеспособности системы.
В жесткой системе каждый элемент находится на своем, строго определенном, месте и выполняет строго определенную функцию. Здесь рекомбинация элементов либо исключена, либо крайне затруднена.
Гибкая система легко может увеличить или уменьшить число элементов, сохраняя при этом все свои основные свойства.
Жесткая система отторгает избыточные элементы структуры, а утрата хотя бы одного элемента либо скажется на ее дееспособности, либо сделает недееспособной вообще.
Гибкая система быстро адаптируется к меняющимся условиям, производя перестройку элементов.
Адаптивные возможности жесткой системы невелики либо вообще отсутствуют.
В реальности, однако, приходится иметь дело не с жесткими и гибкими системами, а с системами с той или иной степенью жесткости.
Примером жесткой системы может служить автомобиль. В автомобиле все части подогнаны друг к другу по принципу «один к одному», элементы, дублирующие деятельность друг друга, отсутствуют: пятое колесо будет ему только мешать, так же как второй карбюратор или второй мотор – их даже поставить некуда (лишний элемент структуры), утрата хотя бы одного колеса или свечи зажигания (элемента системы) лишит его способности к передвижению, а ездить он может только если колеса, мотор и рулевое управление работают одновременно, согласованно и во вполне определенном режиме.
Автомобиль, колеса которого движутся с разной скоростью, недееспособен. Автомобиль, каждое колесо которого само будет решать, куда ему ехать, недееспособен. Автомобиль, у которого колеса едут в одну сторону, а рулевое колесо вращается в другую, недееспособен. Автомобиль, мотор которого сам решает, когда ему включаться, а когда нет, недееспособен.
Такая жесткая система, как автомобиль, может нормально функционировать только в том случае, когда все его элементы работают в соответствии с интересами системы как целого, а не исходя из каких-то своих собственных планов. Противоречие между интересами части и целого здесь должно решаться в пользу целого.
В качестве примера гибкой системы можно привести роту солдат. Рота представляет собой армейское подразделение для выполнения каких-то задач. Причем задачи могут быть самыми разными, не только военными. Рота может построиться в колонну, перестроиться в шеренгу, выстроиться в каре, рассыпаться и собраться в другом месте и при всех этих перестроениях характеристики ее сохраняются.
Для выполнения боевой задачи может быть привлечена вся рота или только часть ее. Разным взводам могут быть поставлены разные задачи. Подразделения роты взаимозаменяемы. Рота может значительно увеличивать или сокращать свой состав, оставаясь при этом сама собой, хотя тут есть и свои пределы: рота, увеличенная до размеров полка, приобретет свойства полка, а сокращенная до размеров взвода потеряет свойства роты.
Отдельные элементы здесь не имеют такого значения, как в жесткой системе. Управление здесь не прямое, а опосредованное: ротный командир передает команду командирам взводов, те – командирам отделений, а в бою, в конечном итоге, каждый солдат решает свою задачу самостоятельно. Прямое управление здесь неэффективно и едва ли возможно: не может ротный командир командовать отдельно каждым солдатом. Потеряв в бою командира (управление) рота не теряет боеспособности – отдельные ее подразделения самоорганизуются и наладят взаимодействие, во всяком случае, они могут сделать это, в отличие от автомобиля (жесткой системы), который при разрушении системы управления становится недееспособным.
Однако нельзя сказать, что гибкая система «лучше» жесткой, у каждой есть свои преимущества и свои недостатки. Что будет преобладать – преимущества или недостатки – зависит от конкретных обстоятельств.
Понятие «экономика» (экономическая система) не имеет формализованного определения, но, в общем, экономику можно понимать как характерную для данной страны сумму производств, выпускающих какую-то продукцию для личного потребления людей или иных целей, с объединяющими эти производства инфраструктурными и иными связями, с обслуживающими производствами и находящимися во взаимодействии друг с другом и/или с предприятиями или экономическими контрагентами других стран (остенсивное определение).
Такое понимание экономики, конечно, не является исчерпывающим в силу того, что понятие «экономика» вообще является трудно определимым, но мы можем отталкиваться от него, чтобы классифицировать различные типы экономик.
Под Западом в широком экономическом смысле условимся понимать страны Западной Европы, США, Канаду, Южную Африку, Австралию, Новую Зеландию, Южную Корею, Тайвань и Японию. (Можно включить в этот список и некоторые другие страны, но для наших целей это было бы излишней детализацией, не имеющей принципиального значения.) Экономики этих стран взаимосвязаны и составляют единый комплекс (систему более высокого порядка, чем отдельные национальные экономики).
Критерий, по которому можно выделить эти страны в отдельную систему, приведен в следующей далее по тексту в табл. 2 «Удельный вес экономически развитых капиталистических стран в потреблении основных видов минерального сырья». В ней четко показано, что узкая группа наиболее промышленно развитых стран, в которых проживает всего 17,4% населения Земли, потребляет свыше 80%, а то и свыше 90% основных видов всего сырья, добываемого на планете. Это резко делит мир на группу стран, которую мы условно называем «Запад» и все остальное человечество. Конечно, можно дополнить этот критерий и другими параметрами, но для наших целей хватит одного этого. Чрезмерная детализация отнюдь не способствует общему пониманию проблемы. Желающие же рассмотреть этот вопрос более подробно всегда могут обратиться к соответствующей специальной литературе.
Национальные экономики (подсистемы системы) могут сильно различаться между собой (несопоставимы, например, экономики США и Норвегии), но в целом они являются элементами одной системы. Поэтому экономику бывшего СССР следует сравнивать не с экономикой США, Германии, Франции, Лихтенштейна или Андорры, а со всей экономикой Запада как единого экономического комплекса.
Примем экономику современного Запада за рыночную, а экономику бывшего СССР за нерыночную и сопоставим их. Как указывалось, западная (рыночная) экономика базируется на потребительском секторе, ее характеризует наличие огромного числа дублирующих друг друга (конкурирующих) предприятий, избыточная суммарная производственная мощность, дискретные технологические циклы.
Экономика бывшего СССР (нерыночная экономика) структурирована так, что потребительский сектор играет здесь не доминирующую, а подчиненную роль, в ее основу заложены жесткие технологические циклы, она выстроена по принципу «один к одному» как по горизонтали (производство конечной продукции), так и по вертикали (производство промежуточной продукции), дублирующих производств нет, либо число их невелико, адаптивные возможности ограничены, отдельные элементы малоподвижны.
Что можно сказать, сравнивая эти два типа экономики? Нет никаких сомнений в том, что западная экономика, которую мы условились считать рыночной, – это гибкая система, а экономика бывшего СССР (нерыночная экономика) – система жесткая. И различия между ними являются принципиальными.
Итак, первое обобщение. Рыночная (западная) экономика – это понятие не конкретное, а условное, под которым следует понимать, прежде всего, гибкую (дискретную, корпускулярную) экономическую систему, в то время как нерыночная экономика (экономика бывшего СССР) – система жесткая. Различия между этими системами не сводится к наличию или отсутствию отношений товарно-денежного обмена, оно гораздо глубже и заключается в различиях в их структуре.
Гибкая экономическая система обладает иными свойствами, чем система жесткая, пусть даже в ней и существуют товарно-денежные отношения. Товарно-денежная экономика еще не равна рыночной экономике. И товарно-денежные отношения еще не создают отношений рыночных. Кроме того, как указывалось ранее, после 1929 года экономика бывшего СССР структурировалась так, что уже в целом не может быть даже товарно-денежной, а это вообще особый случай жесткой экономической системы, аналогов не имеющий.
Не осмыслив разницу между рыночной и товарно-денежной экономикой, исходя из ложных предпосылок, «реформаторы» предприняли ряд катастрофических по своим последствиям мер.
Во-первых, они провели массированную приватизацию, то есть раздробили жесткую систему на составные части и разнесли экономику вдребезги. С таким же успехом можно разобрать автомобиль на отдельные детали, а потом пытаться куда-то на нем ехать.
Во-вторых, они отменили центральное планирование, предоставив предприятиям самим определять характер своей деятельности и объем выпуска своей продукции; таким образом, вся система управления экономикой была развалена.
Проблема, однако, в том, что в экономике бывшего СССР потребительский сектор непропорционально мал по отношению ко всей остальной экономике, соответственно, объем денежной массы, равный товарной массе, тут недостаточен для обслуживания ее потребностей (это – неравновесная система, определение ее мы еще дадим).
Вследствие этого такая экономическая система не является самоорганизующейся (адаптивной, эквифинальной), она управляется при помощи специализированной «ведущей части системы» (Берталанфи), которая обеспечивает необходимое для поддержания жизнеспособности системы одновременное функционирование составных элементов и в нужном режиме.
В нашем случае в качестве ведущей части системы выступал орган, обеспечивающий внутри- и межотраслевое планирование на основе балансов народного хозяйства – Госплан.
Дробление жесткой экономической системы на составляющие и ликвидация ее ведущей части приводит не к возникновению гибкой системы, а к распаду прежней системы на отдельные не связанные между собой элементы, сумма которых теряет признаки системы и системой уже не является. Система не только не приобрела новые свойства, но потеряла даже те, что имела. Она разрушилась. Простая не связанная между собой сумма элементов не составляет систему, то есть, в нашем случае, экономика как единый дееспособный комплекс уничтожена.
В-третьих, «реформаторы» изменили финансовую систему. Как указывалось, ввиду структурных особенностей нашей экономики эта мера товарно-денежной экономики не создает, зато приводит к общей нехватке денег и порождает проблему обратной связи между потребителем и производителем, о которой будет сказано ниже.
Наконец, в-четвертых, они разрушили одноуровневую банковскую систему и внедрили двухуровневую, что выглядит разумным при наличии в экономике избыточных средств, но является абсурдом при их общей нехватке.
Особую ярость «реформаторов» всегда вызывало центральное планирование, которое они считали тормозом на пути к созданию рыночной экономики. Смысл и сущность планирования в жесткой экономической системе они не понимали никогда.
Планирование есть в любой экономической системе, что в гибкой, что в жесткой. В гибкой системе, однако, оно перенесено на отдельные экономические субъекты – предприятия, фирмы, корпорации и т.д.
В гибкой экономической системе все элементы многократно продублированы и взаимозаменяемы, связи между ними не обязательно постоянны и тоже взаимозаменяемы, так что любой экономический агент может выбрать тот тип связей, который его устраивает.
Поэтому здесь постепенно устанавливается оптимальная, устраивающая всех связка: поставщик ресурсов – производитель промежуточной продукции – производитель конечной продукции – потребитель, соединенная пронизывающим их денежным потоком. Остается только производить продукцию, ориентируясь на изменения этого потока. Если же производственная мощность избыточна, можно подыскать дополнительного потребителя (дополнительный рынок сбыта).
Иное дело жесткая система, выстроенная по принципу «один к одному». Ориентироваться на изменения денежного потока здесь не представляется возможным по двум причинам.
Во-первых, в экономической структуре, выстроенной по принципу «один к одному» как по горизонтали, так и по вертикали, фактически каждый производитель является монополистом, конкуренция исключена.
Как указывалось, при свободном ценообразовании в такой структуре сразу начинается рост цен и падение производства, так как при росте цен растут доходы предприятия, а снижение объемов выпуска ведет к снижению расходов на издержки производства и дополнительному росту доходов. Такое положение вещей в самые кратчайшие сроки выводит из строя всю финансовую сферу, всю производственную сферу и порождает хаос в экономике, преодолеть который можно только самыми чрезвычайными мерами.
В этих условиях денежный поток, даже если он еще существует и не разрушился, перестает быть носителем информации от потребителя к производителю. Теперь информация начинает двигаться по финансовым каналам в обратном направлении – от производителя к потребителю. Уже не производитель следит за денежным потоком и по его изменениям получает первичную информацию о том, как изменяется спрос на его продукцию, а наоборот, потребитель наблюдает за ценами и по их колебаниями делает выводы о поведении производителей и старается приспособиться к ним.
Информация о спросе и потребностях, а следовательно, и о состоянии экономики в целом, о процессах, происходящих внутри экономической системы, по финансовым каналам в этом случае не поступает. Проводить сколько-нибудь обоснованную макроэкономическую политику становится невозможным – нет необходимой информации. Это то, что принято называть диктатом производителя, а не потребителя. Не спрос определяет предложение, а наоборот.
Для того чтобы нейтрализовать указанные процессы, необходимо вводить регулирование цен. Но искусственные цены не могут нести реальную информацию. Вот потому-то функцию носителя информации о состоянии, нуждах и потребностях экономики как целого в жесткой экономической системе и брало на себя центральное планирование. Оно также брало на себя функции координатора и регулятора работы элементов системы, которая в противном случае пошла бы вразнос.
«Если устранить из общества конкуренцию, свободные цены, торговлю средствами производства, рынок рабочей силы, впрочем, достаточно даже одного из названных элементов, поскольку они предполагают и обуславливают друг друга, то система товарного производства не сможет нормально функционировать, так как закон стоимости перестает действовать и стоимостные показатели теряют свою способность информировать нас о стоимости… стоимостные показатели уже не несут достоверной информации.
Руководствоваться ими в экономических расчетах – то же самое, что основываться на данных испорченного прибора в технике. Они, конечно, что-то показывают, но что именно – никто не знает» (Якушев В.М. Не разрушать, а созидать. – в сб. Альтернатива: выбор пути. – М.: Мысль, 1990).
В гибкой экономической системе координация и регуляция происходят естественно: здесь эту роль выполняет финансовый поток, заставляющий ее элементы адаптироваться к себе, т.е. подыскивать оптимальные связи, выбирать подходящих контрагентов (хотя сам финансовый поток, разумеется, время от времени подлежит искусственной корректировке, например, посредством изменения ставки процента).
Жесткая экономическая система адаптироваться к финансовому потоку не может именно в силу своей жесткости: не из чего выбирать, имеющегося контрагента просто некем заменить. Такая система сама стремится адаптировать финансовый поток к себе, нарушая нормальное функционирование экономики путем бесконечного вздувания цен.
Вторая причина, по которой денежный поток в жесткой системе не может быть регулятором экономических процессов, относится к чисто советскому типу жесткой экономической системы, когда экономика не отталкивается от потребительского сектора, не базируется на нем (неравновесная система).
В этом случае чисто физически не создается объем денежной массы, достаточный для покрытия потребности экономики в деньгах. Финансовый поток тут просто не может играть роль регулятора работы системы, поскольку является чрезмерно узким, т.е. он охватывает только отдельные сектора экономики, в то время как другие сектора разваливаются из-за нехватки денег в экономической системе. Каким образом в такой ситуации можно обойтись без использования раздвоенной финансовой системы и центрального планирования, – на этот вопрос «реформаторы» ответа не дают, они просто не задаются такими вопросами.
Как могло случиться так, что на Западе сформировалась гибкая экономическая система, а в Советском Союзе – жесткая? Причины, приведшие к созданию двух разных экономических систем, носят глубинный характер.
Прежде всего следует заметить, что западная цивилизация, по существу, городская, в то время как российская, которая легла в основу советского государства и в основу советской экономики, в сущности, – деревенская. Париж, Афины, Рим, Лондон, Женева и многие другие западные крупные промышленные центры были крупными торговыми и ремесленными центрами еще в первом тысячелетии до нашей эры. Еще в античные времена Западная Европа была усеяна городами, вокруг которых концентрировалась вся экономическая, общественная и культурная жизнь (а ведь города – это тоже элементы системы).
«Число городов в Римской империи составляло несколько десятков тысяч, в одной Италии при Флавиях их было 1200. Непрерывно возраставшее городское население достигало цифр, по античным масштабам огромных: в Риме жило никак не менее миллиона человек, в Карфагене к концу II века – 700 тысяч, в Александрии – 300 тысяч… население Эфеса составляло 225 тысяч, Пергама – 200 тысяч, в Великой Галлии существовало не менее 15 городов с населением до 200 тысяч человек» («История Древнего мира»).
«Большая часть крупных городов Италии, Франции, прирейнской Германии, придунайской Австрии возникли до нашей эры» (Фернан Бродель. «Время мира». Пер с франц. – М.: Прогресс, 1992).
Расцвет средневековых европейских городов пришелся на XII – XIV века. Резко возросло ремесленное производство, соответственно, число ремесленников, пришлось вводить разделение труда, чтобы обеспечить работой всех занятых. Так были заложены основы дискретных технологических циклов, на которых и стало базироваться все западное промышленное производство. Именно поэтому в экономической модели современного Запада крупные предприятия опираются на фундамент из огромного (и избыточного) числа мелких и средних предприятий.
(Напомним, вся западная промышленность выросла из средневековых европейских мастерских, из которых с течением времени сформировался тот слой мелких и средних предприятий – поставщиков промежуточной продукции – на который в конечном итоге и стали опираться крупные предприятия, выпускающие конечную продукцию. Структура же советской экономики подобную схему организации технологического процесса исключает в принципе, здесь указанный слой мелких и средних поставщиков промежуточной продукции отсутствовал изначально. Это абсолютно иная система, не имеющая с системой западной ничего общего.)
Табл. 1. Распределение занятых по предприятиям разных размеров (в % ко всем занятым в экономике)
Страны Размер предприятия
мельчайшее мелкое среднее крупное
Австрия 33,6 27,9 23,1 15,4
Бельгия 22,1 22,6 26,0 29,0
Великобритания 26,1 22,6 26,1 25,2
Италия 43,4 30,4 14,2 12,1
Франция 32,1 28,0 23,4 16,5
США 26,1 28,4 24,0 21,5
Япония 49,4 27,7 14,6 8,2
К мельчайшим отнесены фирмы с числом занятых от 1 до 19 человек, мелким – от 20 до 99, средним – от 100 до 499, крупным – более 500. В Великобритании и Италии к первым двум категориям отнесены фирмы соответственно с 1 –24 и 25 – 99, 1 – 9 и 10 – 99 занятыми.
Источник: Midland Bank review, Spring, p. 17.
Формировалась структура современной западной экономической системы вполне закономерно, она является естественным следствием эволюции с течением времени тех тенденций, которые изначально существовали в западном экономическом и социальном устройстве.
«Все экономические и социальные силы, характерные для современного [западного] общества, зародились в недрах средневекового общества уже в XII, XIII и XIV веках. В позднем Средневековье непрерывно росла роль капитала и усиливался антагонизм между социальными группами в городах. Как и всегда в истории, все элементы новой общественной системы развились уже внутри старой...
В раннем средневековье каждый был прикован к своей роли в социальном порядке. Человек почти не имел шансов переместиться социально – из одного класса в другой – и едва мог перемещаться даже географически, из города в город или из страны в страну. За немногими исключениями, он должен был оставаться там, где родился. Часто он не имел права одеваться, как ему нравилось, или есть, что ему хотелось. Ремесленник был обязан продавать за определенную цену, а крестьянин – в определенном месте, на городском рынке. Член цеха не имел права передавать технические секреты кому бы то ни было за пределами цеха и был обязан допускать своих коллег по цеху к участию в каждой выгодной сделке по приобретению материалов.
Личная, экономическая и общественная жизнь регламентировалась правилами и обязанностями, которые распространялись практически на все сферы деятельности (Эрих Фромм. Бегство от свободы. Пер. с англ. – Аст, 2004.).
«V – X вв. – вся экономическая жизнь [в Европе] сосредотачивается в феодальной деревне – ремесло сочетается с сельскохозяйственным трудом. Города – административные и религиозные центры. XI – XV вв. – оживают старые (римские) города. Значительное влияние на их развитие оказали крестовые походы XI – XIII веков. Города не только религиозные, но все более – экономические и культурные центры» (Бор М.З. История мировой экономики. – М.: Дело и Сервис, 1998.).
Обозначилось перепроизводство, появилась конкуренция за рынки сбыта. Города отчаянно конкурировали между собой. Иными словами, историческое развитие западноевропейской экономики было полицентрическим: там существовало множество городов и каждый (каждый!) был ремесленным центром, единого центра не было. Так развивалась западная экономика в течение целого ряда столетий.
То есть западная экономика изначально представляла собой комплекс дублирующих друг друга взаимозаменяемых элементов (гибкую систему): множество городов, а в городах средневековые цеха, а каждый цех состоял из множества мастерских, а между цехами разделение труда, а в каждой мастерской разрешалось иметь только строго определенное число работников, использовать только строго определенное количество сырья, выпускать строго определенное количество изделий и продавать по строго определенной цене. И даже технология производства была стандартизирована!
Когда в середине XVIII-го века на Западе началась промышленная революция, появилось мануфактурное, а затем и промышленное производство, то технический прогресс наложился именно на эту структуру и продублировал ее уже на неизмеримо более высоком технологическом уровне. Именно такая структура экономики и обеспечивает Западу то, что наши «реформаторы» приписали преимуществам капитализма, то есть социального строя.
Что такое западная экономика? Полицентричность, дискретные технологические циклы, дублирование деятельности и взаимозаменяемость (конкуренция), опора на массовое потребление – причем здесь социальный строй? «Реформаторы» начали искать ответ на вопросы, стоящие перед нашей экономикой совсем не там, где его следует искать. Мы имеем то, что мы имеем, и созидать что-то можем, только отталкиваясь от своей, а не чужой реальности, отказавшись от бесплодных и обреченных на провал попыток скопировать чужой опыт.
Нельзя принимать исторически сложившуюся структуру экономической системы стран Запада за закономерную, исключающую альтернативные варианты, это ошибка. Возможны и теоретически, и практически экономические системы, обладающие иными структурными характеристиками, чем та, какая сложилась на Западе, и при этом вполне эффективные и жизнеспособные.
Российская же империя еще и в начале ХХ-го века была огромной крестьянской страной, свыше 80% населения которой проживало в сельской местности, причем, около трети городского проживало в Финляндии, Прибалтике, Польше и на Украине. В результате она была слаборазвитым в промышленном отношении государством, даже станкостроительной промышленности – и то практически не было.
Советская экономика, напомним, создавалась на этой основе, в кратчайшие сроки и в условиях отсутствия или нехватки буквально всего. Созданная исторически мгновенно и чуть ли не на пустом месте, советская промышленность по необходимости строилась по принципу «один к одному» как по горизонтали (недопущение избыточных производств), так и по вертикали (базирование на жестких технологических циклах), то есть советская экономика изначально создавалась как жесткая система.
А жесткая экономическая система не может работать на принципах работы гибкой экономической системы. Жесткая система обладает совсем иными свойствами, чем система гибкая. Жесткая экономическая система является жесткой не в силу отсутствия каких-то особых «рыночных отношений» или частной собственности на средства производства, а просто по количеству элементов – в ней не хватает элементов, чтобы создать гибкую систему, иначе говоря, экономическую систему, базирующуюся на конкуренции.
Наличие дублирующих и взаимозаменяемых элементов, придающих гибкость экономической системе, – это и есть то, что мы привыкли называть конкуренцией. А в основу советской экономики был заложен именно принцип недопущения создания дублирующих предприятий; такая система просто не может стать гибкой ни при каких обстоятельствах, вне зависимости от формы собственности.
Итак, теперь мы можем считать установленным (это показывает самая элементарная статистика), что рыночная (западная) экономика – это, прежде всего, гибкая система, а нерыночная (советская) экономика – система жесткая.
Перейдем к понятиям «рынок» и «рыночные отношения». Тождественны они друг другу или нет? Если нет, то чем отличаются? И как можно отличить рынок от не-рынка, а рыночные отношения от нерыночных? Отметим эмпирически данный факт, что все элементы экономической системы находятся в определенном взаимодействии, которое, собственно, и объединяет их в систему (напомним, система – некое множество элементов, объединенных связями). Без такого взаимодействия (связи) системы нет. Каждый элемент рыночной экономической системы что-то поставляет (материальный продукт или услуги) и что-то получает в обмен (материальный продукт, деньги или услуги). Оставим в стороне сферу услуг, как вторичную, и рассмотрим реальный сектор, как основу любой экономической системы.
Чтобы продать материальный продукт, нужно его сначала произвести. Взаимодействие между производителем продукции и ее потребителем – это связь, которая объединяет их в систему. Тип связи может быть разным. Если производитель получает ресурсы и комплектующие в обмен на деньги или товар и реализует конечный продукт тоже в обмен на деньги или товар, то в систему производителей и потребителей связывают именно отношения обмена.
Заметим, что в бывшем СССР преобладал такой тип связи между элементами экономической системы, при котором отношения обмена в основном отсутствовали (они имели место, но не были всеохватывающими). Здесь производители и потребители тоже были объединены между собой в единую систему, но на других принципах. Что же связывало элементы советской экономики в единую систему? Госплан, специализированный регулирующий и координирующий работу отдельных экономических субъектов орган, обеспечивающий их взаимодействие и функционирование их как единого целого.
Но можем ли мы утверждать, что если жесткую экономическую систему перевести на отношения обмена, то она приобретет от этого свойства системы гибкой? Станет ли она в этом случае подчиняться тем же законам, что и гибкая система? Разве переведя экономику бывшего СССР на работу на принципах обмена можно получить такую же экономику, как на Западе? И разве разница между гибкой и жесткой системами только в характере типа отношений (взаимодействия) между элементами?
Главная характеристика рыночной (западной) экономики – дублирование хозяйственной деятельности, порождающее многообразие выбора, т.е. конкуренцию. Потребитель должен иметь возможность выбора: у кого и что приобретать, то есть поставщиков должно быть несколько. А такое вообще возможно только в гибкой экономической системе, где все элементы многократно продублированы в структуре системы и взаимозаменяемы (что, собственно, и делает систему гибкой).
В жесткой экономической системе, выстроенной по принципу «один к одному», где дублирующих деятельность друг друга (конкурирующих) элементов просто нет, гибкий тип связи между элементами исключен в принципе, то есть, исключено многообразие выбора, исключена конкуренция вне зависимости от того, есть ли в наличии отношения товарно-денежного обмена или их нет.
Таким образом, мы приходим к выводу, что сами по себе отношения обмена еще не могут считаться рыночными отношениями (типом связи между элементами гибкой экономической системы). Первостепенное значение тут имеет то, в какой именно системе они реализуются. Отношения товарно-денежного обмена в гибкой экономической системе и в системе жесткой, как уже было показано ранее, будут проявлять по-разному. Следовательно, они не могут считаться тождественными друг другу. Не сами по себе отношения обмена, а то, в какой конкретно системе они осуществляются, вот что позволяет отнести их к разным классам явлений.
Исходя из всех этих соображений, мы теперь можем четко определить: рыночные отношения – это отношения обмена (натурального или товарно-денежного) между элементами гибкой равновесной экономической системы (понятие равновесных и неравновесных экономических систем будет полнее раскрыто немного ниже).
Сами по себе отношения обмена рыночных отношений еще не создают. Отношения обмена в жесткой экономической системе рыночными отношениями еще не являются. А чем же они являются? Да просто отношениями обмена и не более того! Рыночные отношения и структура экономики неотделимы друг от друга, их невозможно расчленить. Ошибочно полагать, что у нас можно создать рыночную экономику (экономику западного типа), просто изменив форму собственности и введя отношения товарно-денежного обмена, и проигнорировав при этом структурные характеристики нашей экономической системы.
Мы можем констатировать, что тип связи между элементами гибкой экономической системы и жесткой экономической системы принципиально различны, коль скоро различны их структурные характеристики. Отношения товарно-денежного обмена в гибкой и жесткой экономических системах проявляют себя не одинаково. В первой действуют законы конкуренции, во второй – нет. Следовательно, мы тут имеем дело с принципиально различающимися явлениями.
Наши же «реформаторы» фактически свели всю сложность рыночной экономической системы к взаимодействию только двух ее элементов: производитель – потребитель. Они рассуждали упрощенно: если отношения (связь) между производителем и потребителем строятся на основе плана и распределения – то это не рыночная экономика. А вот если планово-распределительные отношения заменить отношениями товарно-денежного обмена и изменить форму собственности, то получится рыночная экономика. Структурные характеристики экономической системы они проигнорировали полностью.
Иначе говоря, свойства системы «реформаторы» начали выводить из свойств ее исходных элементов, т.е., они взяли на вооружение методологию механицизма. Рассмотрим эту методологию внимательней.
Что же такое механицизм? Это определенный тип научных взглядов (парадигма, модель постановки проблем и их решения, методов исследования, господствующих в течение определенного исторического периода в научном сообществе). Как научное мировоззрение механицизм связан с успехами классической механики XVII-XVIII веков (Галилей, Ньютон и др.). В этот период классическая механика выработала специфические представления о материи, движении, пространстве и времени, причинности и т.д. Эти воззрения стали на определенном этапе развития науки господствующими и далеко продвинули ее.
Согласно механистическому подходу любой объект сводится к его исходным элементам и из различных комбинаций этих исходных элементов выводятся все свойства сложных объектов. Однако бурный прогресс естествознания XIX-XX веков разрушил механистическую картину реальности и потребовал создания новой, более совершенной методологии познания окружающей действительности.
В ХХ-м веке обнаружилась неудовлетворительность механицизма как научной методологии и в повестку дня встала необходимость развития новых принципов познания, ориентирующихся на целостность и принципиальную сложность исследуемых объектов. Именно эти обстоятельства и привели к созданию системного подхода и общей теории систем. И именно механистический (давно устаревший) подход в понимании наших экономических проблем фактически взяли на вооружение «реформаторы».
Отсюда и идет источник их заблуждений, что, мол, если изменить форму собственности и тип взаимодействия между элементами экономической системы, то мы получим рыночную экономику в готовом виде, т.е. из жесткой системы получим гибкую.
В действительности же, вопреки мнению «реформаторов», жесткая система не «переходит» в гибкую ни при каких обстоятельствах. Иначе говоря, никакого «переходного периода» у нас нет, потому что его не может быть в принципе. Что же касается «реформаторов», то их рецепт «реформирования» экономики был уж чересчур прост: товарно-денежные отношения плюс частная собственность.
Они решили, что если отдельные предприятия, фабрики, заводы и т.д. получат самостоятельность и станут работать на основе товарно-денежного обмена и на принципах самоокупаемости – вот тогда мы и получим рыночную экономику (гибкую систему). Иными словами, они решили, что если исходные элементы жесткой системы начнут работать на принципах работы исходных элементов гибкой системы, то получится гибкая система. Таким образом, свойства системы как целого они свели к свойствам ее исходных элементов. То есть, свойства системы они стали выводить из свойств ее исходных элементов. Это механицизм чистой воды!
Свойства систем не сводятся к свойствам составляющих их элементов. Свойства систем не вытекают из свойств составляющих их элементов. И никакая сила не заставит жесткую систему работать на принципах работы системы гибкой!
Прежде чем менять принципы работы отдельных элементов, следовало бы просчитать, как это скажется на функционировании всей системы как целого. Учитывая жесткость организационной структуры советской экономической системы, легко понять, что изменение принципов работы хотя бы одного ее элемента может разбалансировать и даже вывести из строя всю систему.
Кроме того, следует понимать, что любая экономическая система не только существует в пространстве, но и развивается во времени, проходя через разные этапы в ходе своего становления. И та западная экономика, на которую завистливо поглядывают «реформаторы», возникла не в один день, она складывалась в течение столетий, если не тысячелетий. Экономику, любую экономику, надо понимать в развитии, а не воспринимать как нечто статичное. И если мы видим какой-то результат, то прежде всего надо осмыслить причины, которые привели именно к такому результату, а не к какому-то другому.
Та экономика, которую мы сейчас видим на Западе и под которой понимаем рыночную экономику, окончательно сложилась только после Второй мировой войны. Это итог сложного процесса, начало которого теряется в глубине веков. А будущее этого процесса мы не можем предсказать даже на ближайшие 100 лет. Глупо выхватывать из многовековой истории какого-либо явления коротенький отрезок в 40-50 лет и объявлять его концом и началом, не имеющего ни прошлого, ни будущего.
Процесс (изменение состояния системы с течением времени), как явление динамическое, должен быть прослежен на всю возможную глубину. Иначе мы ничего не поймем в нем и, подобно нашим «реформаторам», придем к выводу, что все появляется само собой, не имея ни предпосылок, ни предыстории. Это уже даже не механицизм, а просто мистика.
Различие между западной и советской экономикой – это не столько различие между капитализмом и социализмом, сколько различие между западной и евразийской цивилизациями. Мы просто-напросто имеем дело с разными путями исторического развития. Попытка изменить заданный ходом исторической эволюции путь – дело не более реальное, чем попытка изменить орбиту обращения планеты вокруг Солнца.
Подведем некоторые итоги. Теперь в нашем распоряжении есть необходимый понятийный инструментарий, используя который мы можем отличить рыночную экономику от нерыночной, отличить процессы рыночного характера от процессов нерыночного характера, осмыслить потенциал рыночной и нерыночной экономики и наметить направление, в котором должно развиваться реформирование последней. Остается четко определить понятия.
При этом важно иметь в виду необходимость построения (конструкции) дополнений (отрицаний), без которых определения не могут считаться завершенными. То есть нам необходимо не только определить, что такое, скажем, рыночная экономика, но и определить то, что является нерыночной экономикой и т.д. Поясним.
«Распространенная точка зрения состоит в том, что можно мыслить какое-то одно понятие как нечто единичное и независимое. Однако это неверно. Если я хочу мыслить понятие «яблоки», то не могу это сделать иначе, как противопоставляя его своему дополнению – понятию «неяблоки». Не противопоставляя друг другу яблоки и неяблоки, я не смогу провести между ними логическую границу и, тем самым, не смогу определить, какие фрукты являются яблоками. Не мысля яблоки включенными в класс фруктов, я не смогу противопоставить их всем неяблокам и, следовательно, также не смогу определить, какие фрукты называются яблоками…
Элементарная мыслительная система состоит из данного понятия, его дополнения и объединяющего их понятия, которое называется родовым (подчиняющим). Фундаментальная роль родового понятия состоит в том, что оно обозначает универсум – тот класс вещей, в терминах которого определяется рассматриваемое понятие…
Как нельзя правильно сложить или вычесть простые дроби, не приведя их предварительно к общему знаменателю, так нельзя и осуществить любое преобразование понятия, не определив предварительно его универсум… Универсум любой мысли (понятия, суждения, умозаключения) состоит как минимум из двух взаимно исключающих и совместно исчерпывающих его классов» (Светлов В.А. Практическая логика. – С.-Петербург: Изд-во РХГИ, 1995.).
Иначе говоря, в нашем случае, если мы, например, поставили целью определить понятие «рыночная экономика», то мы должны и ясно противопоставить ему и понятие «нерыночная экономика», и оба эти понятия должны быть включены в более широкое объединяющее их родовое понятие «экономика». В противном случае четкую логическую границу между понятиями рыночной и нерыночной экономикой нам провести не удастся.
Остенсивное (описательное) определение понятия «экономика» (родовое понятие) мы давали ранее. Теперь определим понятия рыночная и нерыночная экономика, а также рыночные и нерыночные отношения. Поскольку под рыночной экономикой мы условились понимать экономическую модель современного Запада, то наши определения выглядят следующим образом:
Рыночная экономика – гибкая (дискретная, корпускулярная) равновесная экономическая система, элементы которой связаны между собой отношениями обмена, натурального или товарно-денежного.
Нерыночная экономика – жесткая экономическая система, вне зависимости от того, связаны ее элементы между собой отношениями обмена или нет и является ли она равновесной или нет.
Рыночные отношения – отношения (связь, объединяющая элементы в систему) обмена, натурального или товарно-денежного, между элементами гибкой равновесной экономической системы.
Нерыночные отношения – отношения (связь) между элементами жесткой экономической системы, вне зависимости от того, являются ли они отношениями обмена или нет, а также от того, является ли данная жесткая система равновесной или нет.
Примечание. Могут заметить, что под определение рыночной экономики не подпадают такие важные ее признаки как рынок труда и рынок капиталов. Это неверно. С экономической точки зрения люди с их трудовой деятельностью и покупательной способностью и продавцы и покупатели финансовых ресурсов – не более чем элементы экономической системы. Их поведение описывается тут как поведение элементов системы, они обладают всеми характеристиками гибкой равновесной экономической системы (множественность, дублирование, взаимозаменяемость, наличие отношений обмена) и формы их функционирования описываются общими законами рыночной экономики. Другое дело, что в силу своей специфичности рынок труда и рынок капиталов требуют отдельного рассмотрения.
Говоря другими словами, рыночная экономика – это экономическая система, обладающая определенными признаками. Есть эти признаки – есть рыночная экономика. Нет их – нет рыночной экономики.
Признаков определяющих рыночную экономику три.
Признак первый – конкуренция. Без конкуренции рыночной экономики не бывает. В модели западной экономики конкуренция есть. Поэтому она рыночная. В экономике бывшего СССР конкуренция в целом исключена в силу ее структурных характеристик, поэтому она нерыночная.
Признак второй – базирование промышленности на дискретных технологических циклах. Каждое крупное предприятие в западной экономической модели обслуживается огромной (и избыточной) массой мелких и средних предприятий-субподрядчиков. В экономике бывшего СССР каждое крупное предприятие обслуживается небольшим количеством таких же крупных субподрядчиков поставляющих промежуточную продукцию, которые специально создавались под головное предприятие. Другой потребитель для них в проекте не предусматривался. И число их не избыточно: принцип «один к одному». Это – базирование на жестких технологических циклах.
Признак третий – равновесие между товарной и денежной массой. В рыночной экономике в общем случае масса денег равна массе всех реализованных (проданных) товаров, выраженных в ценах, что отражено в тождестве количественной теории денег:
М × V = P × Q;
Деньги × Скорость = Цена × Масса
оборота товаров
Т.е., в основе западной экономики лежит принцип, согласно которому ее функционирование основано на более или менее строго поддерживаемом равновесии между массой реализуемых товаров в ценах и массой денег в обороте, на товарно-денежном обмене; вся структура западной экономики ориентирована именно на это. Это – равновесная система.
В бывшем же СССР еще с самого 1929 года руководители государства отказались от этого принципа и решительно взяли курс на построение диспропорциональной экономической системы, что и позволило им решить те проблемы, которые теоретически, с точки зрения экономической науки того времени, были неразрешимыми. К сожалению, это решение сейчас принято рассматривать как ошибочное, а не как новаторское, хотя достаточно внимательно изучить экономическую историю СССР, чтобы убедиться, что в то время оно было единственно возможным. А диспропорциональная (неравновесная) экономическая система, между прочим, таит в себе потенциальные возможности, которые еще толком даже не изучены, ясно только, что они велики.
В диспропорциональной экономической системе, однако, потребительский сектор слишком мал по отношению ко всей остальной экономике, денег, обеспеченных товарной массой, здесь слишком мало по отношению к потребностям экономики в них. Иначе говоря, наша экономика не может быть описана при помощи тождества количественной теории денег. Это – неравновесная система. Можно сказать так: равновесная экономическая система, в нашем понимании, – та, которая может быть описана при помощи тождества количественной теории денег; неравновесная экономическая система – та, которая при помощи этого тождества описана быть не может.
«Реформаторы» же пытаются управлять нашей экономикой так, как будто это система равновесная, т.е. в ней выдерживается тождество M × V = P ×Q. Это абсурд.
Иначе говоря, рыночная экономика – это система замкнутая (с замкнутым контуром, с обратной связью), а экономика бывшего СССР – система незамкнутая (с разомкнутым контуром, без обратной связи). Именно эта разомкнутость и требует использования специфической финансовой системы, такой, какая была в бывшем СССР. Из этого и надо исходить при разработке экономической политики.
(Строго говоря, мы называем экономику бывшего СССР системой без обратной связи весьма условно, только чтобы подчеркнуть, что контур ее, в сравнении с западной экономической системой, разомкнут. В действительности же, обратная связь в ней, конечно, была, но осуществлялась она иным способом, через посредство специального органа – Госплана, который считывал информацию с выходов системы и элементов системы, обрабатывал ее и посылал сигнал на входы системы и элементов системы. Без такой обратной связи эта система была бы попросту нежизнеспособной. Если она еще не полностью развалилась, то только потому, что какие-то осколки прежней системы обратной связи еще сохранились – бюджетная сфера, отдельные государственные программы и некоторые другие. Кроме того, начали действовать некоторые сектора экономики, способные функционировать на основе самоокупаемости, выросла самозанятость, появилась «челночная» торговля и т.д. Но долго такая ситуация сохраняться не может, если не изменить экономическую политику – распад системы не остановить).
Экономическую систему, обладающую всеми перечисленными тремя признаками, мы и определяем как рыночную экономику – именно таковы существенные признаки, характеризующие ее. (Существенные признаки, в данном случае, – это те, без любого из которых системы нет.)
Из трех признаков рыночной экономики экономика бывшего СССР в целом, по своей структуре, не обладает ни одним. Это система жесткая и неравновесная. Как же «реформаторы» собираются здесь «строить рыночную экономику»?!
Остается определить понятие «рынок». Тождественно оно понятию «рыночные отношения» или нет? Тут заметим следующее. Мы можем выделить (и на практике именно так и делается) как отдельный объект исследования непосредственно сферу торговли в целом, абстрагируясь от самой системы, назовем ее рынком. Сфера торговли действительно является самостоятельным объектом изучения, ее изучает маркетинг, в ней действуют особые закономерности.
По каким же признакам мы можем отличить рынок от рыночных отношений? Различие здесь четкое. Понятие «рыночные отношения» характеризуют тип связи между элементами гибкой экономической системы и не более того. Рынок же есть обозначение сферы торговли. То есть понятие «рынок» не тождественно понятию «рыночные отношения», они обозначают разные (хотя и близкие) явления. Когда мы изучаем рыночные отношения, т.е. тип связи между элементами гибкой равновесной экономической системы, мы должны изучать систему как целое и дать характеристику тому, каким именно способом ее элементы связаны между собой.
Рынок же, как сфера торговли, должен быть выделен в самостоятельный предмет изучения. В этом случае сама система как целое остается за рамками исследования.
«Западные экономисты предпочитают думать о рынке как о чисто капиталистическом феномене жизни и часто используют этот термин как синоним «экономики свободного предпринимательства». Однако из истории мы знаем, что обмен и рыночная площадь возникли раньше и независимо от прибыли. Ибо рынок, в собственном смысле слова, это не более, чем система обмена, как бы коммутатор, благодаря которому товары или услуги, подобно сообщениям направляются к местам своего назначения. Такой коммутатор играет столь же существенную роль в социалистическом индустриальном обществе, сколь и в индустриализме, ориентированном на получении прибыли.
Коротко говоря, как только… целью производства стало не использование продукции, а ее обмен, тогда же должен был появиться механизм, посредством которого мог бы осуществляться обмен. Должен был возникнуть рынок.
…Рынок как коммутатор должен существовать независимо от того, на чем основана торговля – на деньгах или товарообмене. Он должен был существовать независимо от того, извлекается из него прибыль или нет, зависят ли цены от спроса и предложения или же они определены государствам, плановая система или нет, средства производства частные или общественные. Он должен существовать даже в гипотетической экономике индустриальных фирм, в которых рабочие сами являются предпринимателями и устанавливают свою заработную плату на достаточно высоком уровне, чтобы исключить категорию прибыли.
Этот весьма существенный факт остался незамеченным, и рынок обычно столь жестко связывали лишь с одним из его многочисленных вариантов, имея в виду модель, основанную на прибыли и частной собственности, что в общеупотребительном экономическом словаре нет даже слова, выражающего эту множественность рыночных форм… Однако, независимо от семантики, остается один и тот же основной момент: как только производитель и потребитель разошлись друг с другом, необходим механизм, выступающий посредником между ними. Таким механизмом, какова бы ни была его форма, и является… рынок» (Тоффлер Э. Третья волна. Пер. с англ. – М.: АСТ, 2002.).
Теперь остается выяснить, присущ рынок только гибкой системе или и жесткой тоже?
Законы, которым подчиняется рынок, закономерности, действующие на нем и свойства, которыми он обладает, проявляются только в том случае, если торгует одновременно некое множество производителей; в жесткой системе, где, по крайней мере теоретически, есть только один потребитель и один производитель, следовательно, рынок исключен, здесь действуют другие закономерности и проявляются другие свойства. Отношения обмена, если они существуют в жесткой системе, таким образом, относят
