Опасность видится еще и в следующем. Уже который год наши студенты учатся исключительно по западным учебникам, описывающим совсем другую реальность, отличающуюся от нашей реальности как небо от земли. А других учебников просто нет. Вооруженные неприменимым к нашим условиям знанием, эти выпускники вузов очень скоро начнут управлять (и уже управляют) всей нашей экономикой. Да разве мало нам бед? Их же всех теперь переучивать надо! И серьезные ученые уже давно это поняли.
«…«экономикс» ныне – альфа и омега экономической теории. Трудно не согласиться с теми, кто утверждает, что мы стали жертвой бума переводных учебников «экономикс», которые к нашей действительности не ближе, чем «Капитал» Маркса, что преподавание «экономикс» по сути сводится к описанию отсутствующих в России рыночных моделей» (Валовой Д.А., д.э.н., профессор, «Российский экономический журнал» № 4, 2003 г.).
Вообще же, необходимо знать следующее. Вся современная мировая экономическая наука находится в глубоком застое. Западная экономическая теория, которая считается у нас последним достижением научной мысли, создавалась, как мы указывали, в основном в XIX-м – первой половине ХХ-го века. Она является в значительной степени устаревшей даже и для западного общества, там это давно признают.
Наука рождается прежде всего как обобщение опытных данных, так называемая же «современная» западная теория создавалась как обобщение и анализ тех тенденций, которые господствовали в западной экономике десятилетия назад. А ведь само западное общество с тех пор сильно изменилось, и западная экономика сейчас совсем не та, какой она была до Второй мировой войны.
«Современная» западная теория далеко не во всем адекватна современной западной же реальности, на это многие и на Западе указывают.
«С конца Второй мировой войны и до начала 70-х годов корпорации функционировали в сравнительно стабильной атмосфере. «Прирост» был ключевым словом. Доллар был королем. Валюты оставались стабильными на протяжении длительных периодов. Послевоенные финансовые структуры, основанные на бреттон-вудских соглашениях капиталистических индустриальных правительств… казались незыблемыми. Экономисты настолько доверяли собственным возможностям контроля экономического механизма и предсказаниям его развития, что небрежно говорили: он «просто и легко настраивается».
Сейчас эта фраза вызывает только насмешливую ухмылку… Бывший министр финансов США Майкл Блюменталь говорит, что «экономисты близки к банкротству в понимании сложившейся ситуации, как до, так и после свершившегося факта». Стоя на груде осколков крушения экономической теории и руинах послевоенной экономической инфраструктуры, генераторы идей в корпорациях проявляют все большую и большую неуверенность» (Тоффлер Э. Третья волна. Пер. с англ. – М.: АСТ, 2002.).
У нас же западные теории, описывающие совсем другую реальность и к тому же сильно устаревшие, воспринимаются как самое последнее достижение науки. Да что уж тут говорить, если самым популярным учебником экономики на Западе до сих пор остается учебник Пола Сэмюэльсона! А все последующие западные экономические учебники, по существу – всего лишь различные его модификации, принципиально от него не отличающиеся. Так ведь тому учебнику уже полвека! За истекшие пять десятилетий и мировая и западная экономика изменились так, как никакому Сэмюэльсону и не снилось. Иначе говоря, «современные» западные теоретические воззрения на экономику рассматривают ту реальность, которая давно ушла в прошлое, не существует и уже никогда не повторится. Ее просто нет.
Несостоятельность «современной» западной экономической теории, ее неадекватность реальности, которая наличествует в мире на сегодняшний день, ее неспособность предложить решения именно сегодняшних проблем, а не тех проблем, что давно отошли в минувшее – вот причина, по которой весь западный мир, это совершенно очевидно, все глубже погружается в экономическую трясину. Западные экономисты просто не могут понять, что происходит и предложить правительствам стран Запада рецепт выхода из череды кризисов, нарастающих лавинообразно и грозящих похоронить и западную экономику, и вообще всех. А не могут они это сделать потому, что руководствуются устаревшими взглядами на экономику, которые давно следует отбросить и которым место, в лучшем случае, в музее. Мало того, своим отсталым взглядам они еще и весь мир обучили, нас в том числе. А не надо было их слушать.
Нам необходимо новое, строго научное осмысление проблем, стоящих перед нашим обществом. Обывательские «аргументы» типа: посмотрите, как живут на Западе, для такого понимания не дают ничего. Подход должен быть именно научным, а не обывательским. И тут надо понимать следующее.
Наука развивается путем смены парадигмы, т.е. комплекса представлений на основе известных науке фактов, а также модели постановки проблем и их решения и методов исследования, господствующих в течение определенного исторического периода в научном сообществе. В научном исследовании первую очередь собираются факты, подтверждающие существующую парадигму, а факты, противоречащие ей, отвергаются. Но когда последних становится так много, что их уже невозможно игнорировать, на их основе строится новая парадигма, утверждающая свое господство. И без такого изменения парадигмы решить новые, ранее не встречавшиеся проблемы нельзя – эти проблемы таковы, что в рамках прежней парадигмы просто не решаемы. Чем скорее будет осознана необходимость таких революционных изменений в самом способе научного познания – тем лучше. От устаревших взглядов желательно освобождаться как можно скорей.
Хороший пример на этот счет приводит российский философ А.В. Ахутин:
«Есть, например, парадигма ньютоновской физики, в которой сформирована теоретическая механика. Но вот Фарадей открыл электромагнитное поле, научное сообщество воспринимает это открытие как очередную механическую задачу и пытается решать ее в старой парадигме. Ничего не получается: нужно радикально менять парадигму, что и делает Максвелл на основании экспериментальных работ Фарадея.
Возникает конфликт – «механисты» не понимают, почему теорию электромагнитного поля можно считать научной теорией. Для того чтобы считать ее таковой, ее надо свести к механике, убеждены они. То есть вернуть в старую парадигму, а это тупик. На самом деле возникла необходимость изменить сам способ решения задачи, а это дело очень сложное, потому что надо научиться мыслить иначе. Наука – это решение задач: у нее есть инструмент – известная парадигма, и надо работать в этих рамках.
А если надо сменить саму парадигму? Это дается с огромным трудом, но необходимо, поскольку иначе двигаться вперед невозможно. Изменение принципа открывает совсем другие горизонты. Открываются и такие задачи, которые даже и в голову не могли прийти».
В настоящее же время в мировой экономической науке сложилась весьма тяжелая ситуация: существующие теоретические воззрения разительным образом не соответствуют реальности, однако решительный пересмотр теории блокируется чуть ли не во всем мире. Причина такого печального положения дел в научном сообществе заключается в следующем.
Профессор экономики А. Кобяков и бывший начальник Департамента кредитных ресурсов Минфина РФ М. Хазин совершенно справедливо пишут:
«К сожалению, все американские экономические школы… поддерживают одну базисную идеологическую основу экономического управления – монетарный либерализм (неолиберализм). Дело, конечно, не в том, «хороша» ли эта теория или «плоха», поскольку сама по себе, без участия людей, она не может быть эмоционально окрашена. Как это всегда и бывает, какие-то стороны жизни она описывает лучше, а какие-то – хуже. Беда в том, что на протяжении двух поколений все другие теории в США практически не изучаются – и, как следствие, проблемы, причины которых лежат вне области монетарного управления, в принципе выпадают из поля публичного анализа.
Отдельные специалисты, которые в состоянии дать немонетарный анализ сложившихся тенденций, не находят понимания ни у широкой массы специалистов, ни, тем более, у потребителей их теорий… Надо отметить, что в случае с США эта проблема, которая всегда возникает там, где существуют устойчивые научные школы, традиционно не принимающие конкурентов, стоит особенно сильно.
Связано это с тем, что американская политическая машина категорически запрещает всем странам, находящимся от них в той или иной зависимости (то есть практически всем, кроме Китая, Ирана и еще 2 – 3 стран), анализировать американскую систему ценностей, в том числе, и в экономике. Как следствие, публичная приверженность монетаризму становится одним из критериев «верности» США, и все альтернативные экономические школы (которые в США уже не существуют) быстро гибнут и за их пределами» (Кобяков А.Б., Хазин М.Л. Закат империи доллара и конец «Pax Americana». – М.: Вече, 2003).
Такое, уже просто нетерпимое, положение вещей в экономической науке привело к тяжелому упадку очень многие государства мира. Схема, по которой низвергается в экономическую катастрофу одно государство за другим, достаточно проста. Для разработки стратегии реформ приглашают экономистов, а те не могут предложить ничего кроме стандартного пакета мер, предписываемых концепцией неолиберализма. В результате все проваливается, но означенные экономисты упрямо продолжают гнуть свою линию, потому как в их теоретическом багаже кроме штампованного набора неолиберальных шаблонов вообще ничего нет. Разработать немонетарную концепцию реформ они не в состоянии. В этом – одна из главных причин того хаоса, в который все глубже погружается вся мировая экономика: слабость экономической теории, и неспособность экономической науки ответить на вопросы, стоящие перед человечеством. Чем же тогда политикам руководствоваться в разработке оптимальной экономической стратегии для своих стран? Получается, что нечем.
Политики ждут квалифицированных рекомендаций от экономистов, а те такие рекомендации не могут дать, потому что сами ничего не понимают – их собственные взгляды на экономику отстали от реальности на много десятилетий. Разумнее всех в такой ситуации поступают те руководители государств (Китая, Индии и др.), которые с осторожностью относятся к советам экспертов (особенно, западных) и больше полагаются на элементарный здравый смысл. Там же, где руководство невменяемо или ограниченно вменяемо, там сегодня провалено все, примеров не счесть.
Страны СНГ здесь не являются исключением: у нас ведь тоже пытаются реализовать чисто неолиберальную экономическую концепцию. В результате мы имеем катастрофический развал в экономике, но наши экономисты пасуют перед необходимостью пересмотра всей концепции реформ (даже если предположить, что таковая вообще была), поскольку ничего реального предложить не могут – они ведь и сами учились или на Западе или по западным учебникам экономики. По этой причине они, как правило, просто неспособны рассматривать и изучать существующие проблемы вне рамок неолиберальной догмы. Эта ситуация является исключительно опасной. Она грозит самыми тяжелыми последствиями, тут можно привести множество примеров. В ловушку неолиберальной экономической парадигмы попали многие страны планеты, например, латиноамериканские, которые дорого поплатились за это.
«В этом году Центр национальной славы России провел конференцию на Кубе, на которой представители Латинской Америки в один голос утверждали, что попытка реализовать неолиберальные экономические теории в их странах привела только к отрицательным результатам. Они даже считают, что эта теория – я их слова повторяю – специально была изобретена, чтобы обеспечить диктат развитых стран в отношении стран развивающихся» (В.И. Якунин, вице-президент РФ, президент ОАО РЖД. АиФ № 40, 2005 г.).
Г. К. Честертон совершенно справедливо писал: «Как одно поколение может предотвратить появление следующего, поголовно отправившись в монастырь или утопившись, так и группа мыслителей может, в известной мере, воспрепятствовать мысли, научив следующее поколение, что в этой мысли нет никакой надежности».
Именно такая картина как раз и наблюдается сегодня в экономической науке. На протяжении весьма длительного периода времени единственно верной признается только одна система взглядов на экономику. В результате уже выросли уже целых два поколения исследователей, неспособных взглянуть на проблему под иным углом зрения. Вследствие такого положения дел в экономической теории царит застой.
В нашем же случае ситуация особенно тяжела, т.к. после развала прежней системы управления государством и экономикой и крушения господствующей идеологии, отечественная наука оказалась неготовой дать ответ на стоящие перед обществом вопросы. В результате на вооружение были бездумно взяты теоретические воззрения и методы управления, реалиям имеющейся нашем распоряжении экономической системы не соответствующие.
Внимательное изучение пугающего опыта наших «реформ» недвусмысленно говорит, что западная экономическая теория просто неприменима к экономике советского типа, также как неприменимы к ней западные методы макроэкономического регулирования. В тоже время опыт СССР, Китая, Индии, Вьетнама, Южной Кореи и некоторых других стран показывает, что руководство этих стран всегда проводило экономическую политику, находящуюся в полном противоречии с западной теорией, и при этом добилось впечатляющих успехов. И все это на фоне того что западная экономика, это невозможно отрицать, стремительно заходит в тупик. Эти и многие другие факты, которые уже невозможно не замечать, однозначно свидетельствуют: в экономической науке пришло время сменить парадигму.
То, что мы привыкли называть рыночной экономикой, есть всего лишь экономическая система, обладающая определенными структурными характеристиками. И все. И не более того. Сама по себе такая экономическая система не обладает никакой мистической силой и не создает высокий уровень жизни и высокий уровень экономического развития.
Проблема, таким образом, сводится к тому, чтобы снять зашоренность и взглянуть на нашу экономическую систему не на как «неправильную», которую нужно «вернуть» в «нормальное» состояние, а как на данность, как на объективную реальность, которая нуждается во внимательном изучении и разработке специальных методов реформирования, адаптированных к ее конкретным структурным характеристикам. И не следует бояться того, что в такой экономической системе будут применяться методы управления, какие в иных системах, обладающих иными характеристиками, не применяются.
Не следует думать, что все открытия в экономической науке уже сделаны. Как раз наоборот. Ни одна из существующих экономических теорий вообще не рассматривает экономику, обладающую такими структурными характеристиками, как наша. Такой теории просто нет. Иначе говоря, нет теории асимметричной экономики. Ее надо создать. Эта экономика еще ждет своих исследователей. И тут возможно получение самых неожиданных результатов.
Сейчас, конечно, мы еще не можем ответить на все вопросы, стоящие перед нами. Но мы можем наметить общее направление, в котором должен проводиться поиск путей реального реформирования нашей экономики. И прежде всего, следует осознать, что такой экономики, как на Западе, у нас не будет НИКОГДА. Соответственно, методы регуляции экономики, разработанные на Западе, для нас НЕПРИМЕНИМЫ. Эти «реформы» должны быть отвергнуты.
Если «реформаторы» действительно собрались построить в бывшем СССР некую «рыночную экономику», они должны были бы объявить общественности примерно следующее:
«Мы ставим своей стратегической целью создание рыночной экономики. Рыночная экономика – это экономическая система, обладающая такими-то и такими признаками. Если мы сумеем построить экономическую систему, обладающую указанными признаками, это будет означать, что мы построили рыночную экономику. Если же мы экономическую систему, обладающую перечисленными признаками, построить не сумеем, значит, рыночную экономику мы построить не смогли».
При таком подходе всем сразу стало бы понятно, к чему, собственно говоря, надо стремиться. Ясное и четкое обозначение поставленной цели позволило бы разработать комплекс мер, необходимых для ее достижения и в первую очередь выяснить: достижима ли она вообще? В случае же, если расчеты показали, что для того, чтобы добиться поставленной цели необходимо иметь в своем распоряжении средства и возможности, которыми наша экономика явно не обладает, был бы быстро выработан альтернативный план реального, а не прожектерского реформирования экономики, увязанный с ее конкретными возможностями.
Однако как мы знаем, четко обозначенной цели наши «реформаторы» не заявляли никогда. Вместо разработки конкретных планов они предпочитают туманно распространяться о «преимуществах рыночной экономики» при том, что даже не могут сказать, что же такое рыночная экономика, как она выглядит, на что похожа и по каким признакам рыночную экономику можно отличить от экономики не рыночной. Даже сам вопрос об этом не ставится. Но как при таком уровне теоретического осмысления проблем можно «построить рыночную экономику», «построить рынок», «перейти к рыночным отношениям»? Что «строить»? От чего и к чему «переходить»? От бытия к небытию?
Реальность же наша такова. Экономика бывшего СССР по своим параметрам не имеет ничего общего с экономикой стран Запада. Мы не обладаем теми возможностями, какие есть у Запада. Мы не можем скопировать у Запада его структуру экономики. Это не в наших силах. Наш путь должен заключаться в создании двухсекторной, смешанной экономики, в которой государственный и частный сектор представлены равноправно и взаимодополняют друг друга. Это вытекает из самих структурных характеристик имеющейся в нашем распоряжении экономической системы.
Кроме того, поскольку экономика бывшего СССР изначально строилась как диспропорциональная (асимметричная), в повестку дня должен быть поставлен вопрос о приведении финансовой системы стран СНГ в соответствие со структурой их экономик. Мы утверждаем, что построение такой двухсекторной и асимметричной экономики и должно стать нашей стратегической целью.
Таким образом, является ложной сама постановка вопроса: хотим мы перейти к рыночной экономике или не хотим? Если под рыночной экономикой понимать модель западной экономической системы, то правильной будет следующая формулировка: можем мы построить такую экономику, как на Западе, или не можем? Наш ответ однозначный: не можем. Выбора у нас в любом случае нет – не из чего выбирать. Представленные в настоящей работе аргументы показывают это, как мы полагаем, достаточно убедительно.
Все о чем сказано выше, настолько очевидно, что становится непонятным: как нелепая идея «построения рыночной экономики» (экономики западного типа) в СНГ могла овладеть умами не только обывателей, но даже многих специалистов? «Белены, что ли, объелись наши «реформаторы»? Впав в рыночную шизофрению, они просто не представляют масштаб проблем. Как хотите, но такой тупой власти в России еще не видывали. Повидал бы ее Салтыков-Щедрин, сжег бы все свои памфлеты о городе Глупове» (Кара-Мурза С.Г. Потерянный разум. – М.: Эксмо, 2007). Но разве в одной России такая ситуация?
А ведь многие до сих пор уверены, что сама идея «перехода к рыночной экономике» правильна, только вот исполнение плохое, хотя на самом деле эта идея провальна в самой своей основе.
И тут мы сталкиваемся с необходимостью дефиниции (определения), важность которой «реформаторы» просто не понимают. Поскольку выражение «рыночная экономика» и другие связанные с этим выражением понятия остаются неопределенными, расплывчатыми, то не представляется возможным и предложить какую-то альтернативу. Какая альтернатива? Чему? Рыночной экономике? А что это такое? На эти вопросы не так-то просто ответить.
Имея же в руках ясное определение такого понятия как «рыночная экономика», зная ее основополагающие параметры, можно быстро вычислить, как эта система работает, на каких принципах, в каких условиях она может функционировать, а в каких нет. Затем следует сопоставить характеристики рыночной экономики с характеристиками экономической системы, имеющейся в нашем распоряжении. Такое сопоставление сразу покажет, что это совершенно разные системы, что они не только не имеют между собой ничего общего, но и не способны трансформироваться одна в другую. (Строго говоря, о принципиальных различиях двух систем многие исследователи писали давно, и писали правильно, но позиция их, на наш взгляд, была недостаточно четко аргументирована.)
Ну а завершающим шагом должна стать разработка реального проекта реформирования нашей экономики (разработка альтернативного проекта). Всего этого, к сожалению, сделано не было. Это не вина ученых, это беда самой экономической науки, которая находится в глубочайшем застое и давно окостенела. Нам необходим прорыв в экономической теории. К сожалению, пока что не наблюдается не только самого прорыва, но даже осознания того факта, что он необходим.
Представляется, что незавидное положение, в котором оказалась экономическая наука, когда возник вопрос о том, как же все-таки можно реально реформировать советскую экономику, связано именно с тем, что учеными-экономистами не была понята важность необходимости формулировки дефиниции рыночной и нерыночной экономики. В результате ученые, в своем большинстве, либо впали в глубокую задумчивость, которая до сих пор не проходит, либо пошли на поводу у «реформаторов».
Между тем, ясная дефиниция давно позволила бы четко обозначить предмет исследования, совершить над ним операцию редукции, то есть необходимого упрощения, сконструировать на основе редукции модель, изучить ее, а затем, пользуясь полученным новым знанием, алгоритмизировать проблему реформирования экономики советского типа. Поясним эти соображения таким примером.
Еще в начале 1970-х научный сотрудник Института научной информации АН СССР А. Лук писал в своей статье:
«Экономное символическое обозначение понятий и отношений между ними – важнейший фактор продуктивного мышления. Насколько велика роль удобной символизации материала, видно из следующего примера. В Средние века для того, чтобы выучиться арифметическому делению, требовалось закончить университет. Да еще не всякий университет мог научить этой премудрости. Нужно было непременно ехать в Италию: тамошние математики были особенно искусны в делении. Если напомнить, что в те времена пользовались римскими цифрами, то станет ясно, почему деление миллионных чисел было доступно лишь бородатым мужам, посвятившим этому занятию всю свою жизнь.
С введением арабских цифр все переменилось. Теперь десятилетние школьники с помощью простейшего набора правил (алгоритма) могут делить и миллионные, и миллиардные числа. Объем числовой информации остался тем же, но правильная организация и удобное символическое обозначение позволяют провести обработку быстро и экономно.
Вполне возможно, что сложнейшие понятия современной математики, которые сегодня доступны лишь немногочисленному отряду специалистов, в XXI веке войдут в программу средней школы – при условии, что будет найдена адекватная форма организации и символизации материала. Тогда сложнейшие понятия и соотношения будут записаны в виде простых и доступных формул, подобно тому, как уравнения Максвелла умещаются в две короткие строчки, если их записать в векторной форме.
Четкое и сжатое символическое обозначение не только облегчает усвоение материала. Экономная запись уже известных фактов, лаконичная форма изложения уже разработанной теории – это необходимая предпосылка дальнейшего продвижения вперед, один из существенных этапов прогресса науки. Ввести новый способ символизации, изложить уже известную теорию по-новому – такая работа тоже носит творческий характер и требует нестандартного мышления» («Наука и жизнь» № 1, 1973 г.).
Как видим, в Европе такая операция как арифметическое деление больших чисел была исключительно сложной задачей до тех пор, пока в математике пользовались римскими цифрами. Но стоило заменить римские цифры на арабские, как эта операция стала доступной даже детям. Примерно то же мы можем сказать и о нашем случае. Пока мы говорим о неких «рыночных реформах» в неясных выражениях, то проблема остается не слишком понятной, точнее, вообще непонятной даже для нас самих. Что это за реформы, какие реформы, как они должны выглядеть и т.д. Вводя же точные определения, мы делаем проблему ясной, с четко очерченными рамками, в границах которых ее следует решать. Следовательно, теперь мы можем либо найти способ ее решения, либо доказать ее неразрешимость в данных условиях и необходимость поиска другого решения.
Причем, в основе своей задача становится достаточно простой, доступной практически любому: необходимо просто сопоставить существенные признаки той экономической системы, которую мы принимаем за рыночную, и существенные признаки той экономической системы, которую мы хотим реформировать. Сверхсложные, громоздкие построения из рассмотрения проблемы при этом устраняются, и мы можем осмыслить ее сразу принципиально, в самой ее сути.
Легко из этого понять, насколько упрощается при этом задача разработки общей концепции реформирования экономики. Что, разумеется, не означает легкости внедрения этой концепции на практике. Однако в этом случае мы получаем возможность избежать массы ошибок и лишних действий, а также сразу отсекаем заведомо ложные решения.
С другой стороны, трудно сомневаться в том, что принципы управления экономической системой, разработанные для экономической модели советского типа (жесткой и неравновесной), могут быть с успехом применены в экономике любой страны независимо от ее размеров, численности активного населения и уровня промышленного развития. Это очень важно понимать. Разумеется, характер использования этих принципов в различных странах будет различным, полного совпадения тут быть не может, но сами эти принципы представляются универсальными или, во всяком случае, способными применяться исключительно широко.
Иначе говоря, мы в данном случае имеем дело с явлением изоморфизма, применительно к экономическим системам. Структурно схожие экономические системы могут и должны управляться примерно схожими методами, что, собственно говоря, уже доказала практика целого ряда стран (хорошо бы, если б эта практика была основательно проработана еще и на теоретическом уровне, чего мы, к сожалению, пока не наблюдаем).
Вопрос, однако, стоит более широко, чем просто выбор способа управления той или иной экономической системой. Как уже указывалось, есть все основания считать, что именно модель экономической системы советского типа (асимметричной системы) – это будущее мировой экономики. Именно эта модель раскрывает новые горизонты перед экономикой, показывает новые пути развития и открывает новые возможности для развития экономических систем. Модель экономики советского типа, бесспорно, является более передовой в сравнении с моделью западной (рыночной) экономической системы.
То, что на каком-то этапе своего развития советская модель стала давать сбои в работе и по формальным признакам уступала в эффективности западной модели, само по себе ни о чем не говорит. Тут надо понимать следующее. Советская экономическая система строилась с крайне низкого уровня, она существовала очень недолгий срок и в крайне неблагоприятных исторических условиях. Но даже не смотря на эти обстоятельства, она тем не менее сумела достичь таких успехов, какие оказались недостижимыми ни для одной незападной страны.
И добиться этих блестящих результатов она смогла именно потому, что в ее структуру были заложены самые передовые, новаторские организационные принципы. Нет никаких сомнений в том, что дальнейшее развитие и совершенствование этих принципов, и связанных с ними методов управления, привело бы к еще большим успехам, чем даже те, что были достигнуты в СССР. Это был всего лишь вопрос времени, а также вопрос прорыва в экономической теории.
К сожалению, времени у СССР в запасе оказалось мало, а прорыв в экономической теории так и не был осуществлен. Однако это обстоятельство не опровергает того факта, что модель асимметричной экономики в своем практическом воплощении, как это было сделано в Советском Союзе, по своей эффективности явилась значительным шагом вперед относительно модели экономики западной (рыночной). И это при том, что сама советская экономическая система была еще недоработанной, плохо изученной и находилась в процессе своего становления. Это была самая настоящая революция в экономической практике. Перед нами сегодня стоит задача сделать шаг вперед и в теоретическом осмыслении принципов функционирования этой модели, то есть совершить революцию и в экономической теории.
И есть все основания полагать, что принципы, на которых функционировала советская экономическая модель (асимметричная экономика) еще будут возрождены в странах СНГ и, в чем трудно сомневаться, взяты на вооружение во многих, если не в большинстве, других странах планеты.
В любом случае понятно, что сложившаяся на сегодняшний день мировая экономическая система – это уже вчерашний день, что давно показано во многих исследованиях во всем мире. Продолжать пытаться цепляться за нее – дело безнадежное и бессмысленное. А иррациональное стремление «реформаторов» в странах СНГ построить на экономическом пространстве бывшего СССР некую «рыночную экономику» вообще трудно охарактеризовать иначе, чем мракобесие.
Почему мракобесие? Потому что для «реформаторов» туманное и неопределенное выражение «рыночная экономика» стало неким «символом веры», фетишем. Рациональный подход предполагает научную постановку проблемы, ее исследование и разработку способов ее решения. «Реформаторы» же за все годы «реформ» предлагают общественности в качестве руководства к действию по существу заклинания: «рынок», «рыночный», «рыночные отношения» и т.д. Это при том, что ни одному из этих понятий они не удосужились дать определения. Чем же они руководствуются в своей экономической стратегии, даже если предположить, что таковая существует? Получается, только этими заклинаниями.
