Мы видели, что из основных функций родоначальника в условиях развившейся государственности и сформировавшегося института семьи остается только переключение на наследника всей совокупности социальных контактов, которые определяют, общественный вес, статус фамилии.
Между тем статус — это не просто «положение человека в обществе», как его описывают популярные справочники. Ключевым здесь является представление о некоем интегральном ресурсе, инструментальном арсенале, который обеспечивает жизнедеятельность и развитие всего социального организма. Это его совокупное материальное и духовное достояние, может быть, самой заметной частью которого является совокупная частная собственность. Никакая собственность не является до конца частной, ибо, в конечном счете, создается всеми его институтами и обладание ею, как уже говорилось, представляет собой лишь специфическую социальную функцию, которую оно возлагает на человека. Поэтому статус формируется не чем иным, как долей его обладателя в распределении этой функции, и регулирует ее в конечном счете лишь верховный собственник — социум[328]. Что же касается духовной составляющей совокупного потенциала, то и здесь все сводится к тому, что из единого корпуса интегральной культуры сумел аккумулировать индивид. Никто не способен вобрать в себя всё ее богатство, поэтому и здесь речь идет о своеобразном распределении единого ресурса.
Но если для собирания духовных богатств достаточно трудов самого человека, то любая передача материальных ценностей в другие руки немыслима без переключения известных социальных контактов на нового их обладателя. Это вытекает уже из того, что вторые никогда не сводятся к одним «вещам», но всегда включают в себя человеческий потенциал, без которого их функционирование невозможно. В Средние века, как, впрочем, и сегодня, сюда входят и исполнители сопряженных функций, и собственные вассалы, и род зависимой от ее обладателя «клиентелы» (второе и третье не всегда одно и то же). Это переключение не происходит автоматически с изменением записи в регистрационных книгах; нужно приложить немалый труд, чтобы выстроить со всеми новые отношения; не случайно даже короли и президенты получают полную свободу действий в пределах своих полномочий отнюдь не сразу, но только после того, что в обиходе называется консолидацией власти. Кроме того, это и вся совокупность социальных связей (не только с формальными) гарантами ее сохранности, т.е. лицами (не исключая коррумпированных чиновников и рэкетиров) и учреждениями. Вне таких связей любая собственность быстро теряет свою легитимность, другими словами, перестает быть ею.
Понятно, что передать таким образом понятый статус всем своим наследникам невозможно. Подобная передача предполагает одновременно и дробление имуществ, и глубокую перестройку системы социальных контактов собственника. Дробление же собственности и вытекающая отсюда перестройка социальных контактов — это всегда умаление первой и понижение второго. Именно это обстоятельство рождает майорат, т.е. систему наследования, при которой, как говорят словари, имущество переходит «нераздельно, в целом своем составе, к одному лицу по принципу старшинства в роде или семье»[329]. Нам же, в связи со сказанным, остается добавить к имуществу, упоминаемому в словарных статьях, всю совокупность подлежащих переключению на новый «терминал» социальных отношений.
Словом, нельзя видеть в первопричинах майората исключительно экономический фактор — нежелание дробить родовые наделы. Да, такое дробление препятствует развитию производительных сил общества, но ни в древнюю эпоху, ни в античности, ни в Средние века никто всерьез не задумывался над перспективами экономического роста. Над сознанием человека господствовали совсем другие материи. В первую очередь сохранность социальной структуры как целого — а с нею и своего места в ней, ибо только устойчивость и стабильность первой в состоянии обеспечить неприкосновенность второго. Имущественные потери и тогда влекли за собой снижение статуса, но сохранение позиции в социальной структуре оставляло возможность восстановить положение. Примером может служить обычный для средних веков выкуп из плена. Напротив, даже значительное приращение собственности без «обрастания» социальными связями ничуть не способствовало восхождению по ступеням социальной иерархии. Этим обстоятельством объяснялось хорошо известное из литературных памятников положение любого еврея-ростовщика.
Законодательно майорат закрепляется в Европе в XI—XIII вв., под влиянием феодальных порядков, связанных, по преимуществу, с наследованием ленов и зависимых рыцарских держаний. Мы еще будем говорить об этом. Но за ее пределами существует на протяжении многих столетий (он возникает еще в первобытном обществе) известен он и античной Греции. С одной стороны, — это глубинный инстинкт самосохранения и социума, и семьи, с другой, — наследие древних представлений, согласно которым первенец от рождения наделялся какими-то сакральными свойствами. Не случайно одна из десяти кар, которые обрушиваются на Египет за отказ фараона выпустить евреев, — это смерть первенцев. Его утверждение происходит не всюду и не сразу. Сначала возникают промежуточные формы, в соответствии с которыми львиную долю имущества — прежде всего земельные наделы — получал старший сын, но и они выполняются не всегда. Так Второзаконие говорит о праве перворожденного ребенка на двойную часть наследства, даже если это сын от нелюбимой жены[330], но в то же время мы не можем забыть о судьбе Измаила. Со временем принципы майората обретают строгую правовую форму.
