Революция воспитания

О перерождении старой семьи свидетельствуют не только вкратце очерченные нами процессы, но и возможности человеческой психики и объективные закономерности, связанные с сохранением и передачей наследственной информации.

Семья давно уже перестает служить основным коммуникатором в том едином потоке взаимопревращений собирательного «слова», «дела» и «вещи», который в конечном счете выливается в интегральное строительство культуры, понятой как новое измерение жизни на нашей планете. Ни ее глава, несущий всю полноту ответственности за сохранность и передачу родового опыта, ни вся она вместе уже не могут вместить в себя достояние человеческого рода, культурное наследие социума. Но ведь именно к этому, а не к простому детопроизводству, с самого начала его кристаллизации сводилось основное назначение семьи. Следовательно, за неспособностью выполнять свою роль, она должна быть упразднена. Кто-то другой должен взять на себя функцию, которую на практике давно уже выполняет сам социум.

Именно это и происходит в реально истекшей истории, о чем свидетельствуют письменные памятники.

Мы видели, что уже в древности рядом с родителем оказывается воспитатель. К сожалению, этому обстоятельству не придается того значения, которое он заслуживает. А между тем оно говорит о радикальном перевороте в отношениях между индивидом, обществом и семьей. Если раньше единственным посредником между полюсами выступала семья (а значит, ей принадлежало едва ли не монопольное право определять вектор их развития), то теперь она превращается едва ли не в простой технический инструмент социума.

С развитием государственности, социальных институтов в межпоколенной коммуникации центральное место занимает сертифицированный по нормам того времени его агент — жрец, школьный учитель, носитель ремесла. О чрезвычайной роли внесемейного профессионально выстроенного воспитания мы можем судить по документу, дошедшему до нас из Египта времен Среднего царства, где перечисляются все невзгоды, выпадающие на долю необразованного человека. Большой знаток истории Востока Б.А. Тураев видел в нем своеобразный гимн бюрократической ограниченности и самодовольству: «Едва ли в какой литературе найдется более определенное провозглашение практически-утилитарной пользы образования; только крайняя, чисто египетская наивность несколько искупает откровенность, чтобы не сказать цинизм этого единственного в своем роде культурно-исторического трактата.»[317] Однако, думается, что истекшее столетие позволяет заглянуть глубже: в отцовском наставлении читается еще и осознание (пусть инстинктивное) непререкаемой роли некоего надсемейного Абсолюта, в котором сегодня мы вполне отчетливо различаем контуры социума. Поэтому дело не в одних выгодах, которые сулит юноше образование, но и в — категорической же — недопустимости любого противостояния ставшим государственными ценностям.

Другими словами, социум стремится подчинить себе вступающего в жизнь человека. Ведь единый поток взаимопревращений «слова», «дела» и «вещи», который и составляет глубинное содержание его жизни, уже уходит из-под контроля семьи, его организация требует беспрекословного подчинения другим институтам, а для этого воспитуемый прежде всего должен быть лишен семейной защиты. Поэтому в действительности гиппопотамовая плеть родителя — это ничто иное, как прямое продолжение его, Левиафана, стандартов воспитания и его, Левиафана, воли. «Сделайся писцом! — так начинается наставление непутевому сыну. «Мне говорят, что ты забрасываешь учение, ты предаешься удовольствиям, ты бродишь из улицы в улицу, где пахнет пивом <…> я свяжу твои ноги <…> ты будешь избит гиппопотамовой плетью <…> Вставай на твое место! <…> Читай прилежно книгу <…> Не проводи дня праздно, [иначе] горе твоему телу!» — так завершает свое наставление родитель[318].

О чрезвычайной роли новых стандартов социализации, а с ними и роли воспитателя в межпоколенном коммуникационном процессе достаточно красноречиво говорит норма закона Хаммурапи: «Если ремесленник взял малолетнего для воспитания и передал ему свое ремесло, то приемыш не может быть потребован обратно по иску»[319]. Позднее Демокрит скажет, что в лице воспитателя действует сама природа, ибо человек является ее частицей — «микрокосмом»,— и это тоже констатация того, что воспитание выходит за пределы возможностей семьи и перестает быть ее функцией. Другими словами, признание того, что действительным субъектом воспитания становится уже не семья,— а значит, и включаемый в систему межпоколенной коммуникации человек принадлежит уже не ей, но социуму.

Мы упомянули о том, что становление государственности и в особенности рождение письменности приводит к появлению специальных образовательных учреждений в Египте. Добавим к нему Месопотамию, Китай, Индию, словом, перед нами общая закономерность (прекрасный обзор можно найти, например, в «Истории педагогики» А.Н. Джуринского[320]). Но на заре государственности вмешательство сертифицированного ею воспитателя присутствует исключительно в жизни состоятельных семейств, которые могут позволить себе известные расходы. Только в Греции в период ее расцвета образование свободнорожденных граждан перестает быть частным делом родителей, теперь это одна из главенствующих забот самого полиса. Так, «спартанских детей Ликург запретил отдавать на попечение купленным за деньги или нанятым за плату воспитателям, да и отец не мог воспитывать сына, как ему заблагорассудится. Едва мальчики достигали семилетнего возраста, Ликург отбирал их у родителей…»[321]. Образовательный ценз становится обязательным для гражданина. Более того, лишение возможности получить достойное образование превращается в наказание. Занятия в школах не прерываются даже во время войны, их отмена допускается лишь в исключительных случаях, например, в память о гражданах, внесших неоценимый вклад в развитие культуры. Когда правители города спросили, что они могут для него сделать, он ответил: «пусть на тот месяц, когда я умру, школьников каждый год освобождают от занятий»[322]. Речь идет об Анаксагоре, человеке, который «перешел пределы познанья». Правда, как уже говорилось, полноправные граждане составляют меньшинство населения, но ведь и сегодня адекватное времени образование получают не все. К тому же этого меньшинства оказывается достаточно для того, чтобы потрясать устои окружающего Грецию мира.

Таким образом, тот факт, что социум берет на себя функцию управления межпоколенной коммуникацией обнаруживает перед нами всеобщую закономерность исчерпания начального потенциала патриархального института, обладателем которого был сам родоначальник. Поэтому нет ничего случайного в том, что уже греческие мыслители начинают говорить об упразднении семьи. Впрочем, об этом речь впереди.