Для того чтобы понять скрытые измерения этого сложного многомерного начала, которое возникает задолго до появления первых памятников письменности, необходимо прежде всего отрешиться от неявно присутствующей в нашем сознании аксиомы, согласно которой человек современного типа появляется как уже вполне сформировавшийся носитель всех присущих ему сегодня качеств. (Примерно так, как Афина, выходит из головы Зевса в броне и при оружии.) В действительности, биологическое существо, определяемое как Homo sapiens sapiens,– это не более чем полуфабрикат человека; человеком в подлинном смысле этого слова ему еще только предстоит сделаться, и требуются тысячелетия, для того чтобы наш, все еще полу-животный, предшественник обрел, наконец, то, что роднит его с современностью.
Поскольку решающим в жизни семьи оказывается не оборот «семени», но кругооборот вещественных, социальных и информационных начал, базовыми вещами, вне которых невозможен анализ рассматриваемого здесь института, оказываются специфические измерения сознания, знаковой коммуникации, социальности. Вкратце отметим те их аспекты, которые имеют непосредственное отношение к затронутой теме.
Сознание. Контекст генезиса семьи заставляет вернуться к свидетельству Малиновского. Дело в том, что животное не в состоянии увидеть связь между соитием и рождением потомства. «Горизонт» контролируемых им событий не простирается в пространстве за пределы того, что поддается фиксации органами его чувств, во времени — пределами тех внешних условий, что обставляют содержание здесь и сейчас выполняемого действия. Требуются совершенно иные механизмы психики, которые способны заместить пространственно-временные и причинно-следственные отношения логическими связями, которые сводят их в своеобразную точку. «Самый плохой архитектор от наилучшей пчелы с самого начала отличается тем, что, прежде чем строить ячейку из воска он уже построил ее в своей голове»[12]. Именно такой точкой и предстает построенный «в голове» дом. Поэтому связь между соитием и рождением потомства, другими словами, между событиями, отделенными друг от друга глубокой пространственно-временной пропастью, абсолютно трансцендентна для него. Надо думать, что такое положение вещей наследуется и психикой переходного от животного к человеку существа и преодолевается не только формированием каких-то дополнительных опций его тела, но и радикальным изменением всего уклада его жизни. Впрочем, правильней было бы сказать, что в первую очередь последним.
Это касается не только детопроизводства, но и любого производства вообще. Только сознание способно соединить отстоящие в пространстве и времени события качественно новым видом отношений, и только потому, что действительным его предметом с самого начала становятся еще не существующие в природе вещи и — самое главное — связи, объединяющие их и с человеком, и с другими вещами, и с реальной действительностью в целом. Ведь построенный «в голове» дом еще не является элементом объективной реальности, а между тем все его составляющие объединены действием физических законов и весь он в целом уже заранее инкрустирован в нее. Поэтому появление семьи (если, конечно, мы не готовы довольствоваться представлениями о ней как о чисто природной данности), столь же надбиологического, сколь и сам человек, феномена, должно рассматриваться в этом же контексте. То есть в контексте порождения целого мира людей, вещей и «слов». А все это не может быть понято вне логики формирования сознания.
Мы еще вернемся к тому, что сознание ни в коем случае не может быть сведено к специфической форме отражения уже наличествующей «здесь и сейчас» действительности. Вообще говоря, с производством никогда не существовавших в природе вещей оно продолжает связываться и по сию пору, и мы уже видели, что «вещная» составляющая анализируемого нами предмета, образует собой одно из фундаментальных его измерений. Поэтому формирования вещной ли оболочки, вещной ли составляющей той амальгамы, которая образует и существо человеческой личности и ее собственное, не может быть игнорировано ни в контексте первоначального генезиса, ни на протяжении всей истории строительства семьи. Но сейчас мы говорим только о генезисе.
Знаковая коммуникация, лишь в первом определении ограничивается рамками кодирования и передачи родовой информации от родоначальника к его наследнику. Недостаточным является даже более широкое понимание ее как разновидности совместной деятельности людей, объединяемых семейными узами, в ходе которой вырабатывается общий взгляд на вещи и операции с ними. Она вообще не ограничивается формами речевого общения, обмена «словами». Если все свести только к речи, коммуникация исчезнет, оставив после себя лишь не поддающееся анализу подобие улыбки чеширского кота, поскольку функции знака здесь выполняет и созданная человеком вещь, и собственно деятельность.
Более того, сама речь существует исключительно в контексте взаимопревращений «дела» в «вещь» и «вещи» в «дело». Именно эти превращения и образуют содержание знака, предстают как первая форма собственно человеческого (ибо коммуникация животных существует в природе задолго до нашего появления в ней) общения. Знаковый обмен — это обмен не словами, но формами таких превращений. Центральным звеном здесь выступает не «говорение», но преобразующая исходный материал деятельность. Впрочем, это видно уже из того, что даже в животном мире освоение чего-то нового совершается благодаря ей же — подражанию чужим действиям. Да и ребенок, не знающий смысла ни одного слова, уже в первые месяцы своей жизни узнает многое об окружающих его вещах в процессе деятельного их освоения. Словом, «…для коммуникации существенен переход от говорения Одного к действиям Другого. Именно ради этого реализуется передача значений между двумя разными автономными системами, которыми являются два человека»[13]. Но, добавим от себя, только в том случае, если этот переход понимается гораздо глубже, чем простое понуждение «Одним Другого» к тому или иному действию.
Таким образом, действительное существо воспроизводства рода раскрывается перед нами прежде всего как воспроизводство духа и образа его интегральной жизни. Другими словами, его результатом является не материальное тело, способное к отправлению каких-то органических процессов, но субъект осмысленной деятельности в сфере культуры. Уже поэтому он появляется на свет вовсе не с рождением, но с завершением известного этапа социализации, которая занимает долгие годы. И если мы понимаем, что и сегодня главная задача социализации человека не ограничивается усвоением «техники» существования среди людей, но с обязательностью всеобщего закона предполагает обретение известной степени свободы и в вещественном мире, овладение тайной такого взаимопревращения не может остаться вне анализа. Отсюда ключевыми элементами определения внутрисемейной коммуникации, как и на общесоциальном уровне, выступают «материальное» и «идеальное», «слово» и «дело», «ценность» и «вещь». Только непрерывный поток их переходов друг в друга предстает как действительное существо родовой преемственности.
Первое обобщение, которое напрашивается здесь, состоит в том, что семья — это еще и свой, наследуемый поколениями, взгляд на окружающий мир; семейное же строительство — прежде всего способ его целостного устройства, и только потом устройство частных судеб входящих в нее индивидов. Словом, ключевым является не передача и восприятие некоего (вещественного, социального, информационного) наследия, но (сохраняющее преемственность) его непрерывное умножение и творческое преобразование.
