XVIII. О путешествиях

В юности путешествия служат пополнению образования, в зрелые годы --пополнению опыта. Кто отправляется в страну, не освоившись прежде с ееязыком, отправляется в учение, а не в путешествие. Не плохо, когда юношипутешествуют с наставником или степенным слугой, лишь бы с таким, которыйзнает язык страны и бывал там ранее; в этом случае он сможет указать юношам,что в посещаемой стране достойно внимания, чьего общества следует искать,чему можно там научиться и в чем упражняться; иначе они будут как бы сзавязанными глазами и мало что увидят. Не странно ли, что в морскихплаваниях, где нечего смотреть, кроме неба и вод, люди ведут журналы; а впутешествиях сухопутных, где столь многое можно наблюдать, они большейчастью пренебрегают этим обычаем, словно случайность -- более достойныйпредмет для пера, нежели наблюдения. Итак, пусть наш путешественник ведетдневник. Посещать и наблюдать надлежит такие места, как королевский двор,особенно во время приема послов; суд, когда там разбирается дело, а такжецерковные консистории; храмы и монастыри с находящимися там памятниками;стены и укрепления городов, а также гавани и пристани; памятники старины;библиотеки; колледжи, диспуты и лекции, где таковые случаются; корабли иверфи; дворцы и общественные сады вблизи больших городов; арсеналы, складыбоеприпасов; биржи; торговые склады; конные ристалища; состязания вфехтовании; места обучения войск и тому подобное; комедию, какую посещаетпорядочное общество; сокровищницы драгоценностей; кунсткамеры и антикварныелавки, -- словом, все достопримечательности посещаемой страны, о которыхнаставникам или слугам надлежит тщательно собрать сведения. Что касаетсяторжественных процессий, представлений, празднеств, бракосочетаний,погребений, публичных казней и тому подобных зрелищ -- то о них напоминатьнет нужды, хотя пренебрегать ими не следует. Если хотите, чтобы юноша не мешкал в своих путешествиях и за короткийсрок собрал обильную жатву, вот что надлежит делать. Во-первых, он должен,как уже было сказано, прежде чем отправиться в путь, несколько ознакомитьсяс чужим языком. Затем, что также уже было сказано, он должен иметь при себеслугу или наставника, знакомого со страной. Пусть достанет себе карту иликнигу, содержащую описание страны, где он путешествует: они будут хорошимключом для его изысканий. Пусть также ведет дневник. Пусть не медлит подолгув одном городе, а уделяет каждому столько внимания, сколько тот заслуживает(но не чересчур много), и, даже находясь в одном городе, пусть переезжает сквартиры на квартиру в разных его концах: это отличный способ заводитьзнакомства. Пусть не ищет общества соотечественников и столуется там, гдеесть хорошее общество из числа местных жителей. При переездах же с одногоместа на другое пусть добывает рекомендательные письма к тамошним знатнымособам, дабы заручиться содействием в том, что он захочет узнать илиосмотреть. Таким путем он сможет с большой пользой сократить срок своегопутешествия. Что касается знакомств, которых надлежит искать в путешествиях,то наиболее полезны знакомства с секретарями и чиновниками при посланниках,ибо таким образом, путешествуя по одной стране, можно получить сведения омногих. Пусть также посещает всякого рода именитых людей, прославленных зарубежами их родины, дабы убедиться, насколько заслужена их слава. Что доссор, то их надобно тщательно избегать, а случаются они всего чаще за вином,из-за женщин, из-за места или неудачного слова. Надо также избегать обществалюдей раздражительных и вспыльчивых, иначе окажешься вовлечен в какую-нибудьчужую ссору. Возвратясь домой, пусть путешественник не распростится с увиденнымистранами, но поддерживает с ними связи перепиской с теми из новых знакомых,которые наиболее того достойны. И пусть увиденное им скажется более вбеседах, чем в одежде или повадках; а в беседах пусть он более заботится обосмотрительности ответов, чем о бойкости россказней; и пусть будет каждомувидно, что он не изменил обычаям родины ради чужеземных, но только хочетукрасить их лучшим из того, чему научился в чужих краях. XIX. Об искусстве властвовать ^[91] Жалок тот, кто ничего не желает и всего опасается; а ведь именно таковобычный удел монархов. Вознесенные превыше всех людей, они не имеют желанийи оттого томятся тоской; зато много воображают опасностей и страхов и оттогоутрачивают ясность суждения. В этом одна из причин, почему, как говоритПисание, "сердце царей непроницаемо"^[92]. Ибо множество тревог иотсутствие главного стремления, которому подчинялось бы все остальное, любоечеловеческое сердце делают непостижимым. Отсюда же проистекает и то, чтогосудари зачастую придумывают себе желания и тешатся игрушками: один --возведением зданий, другой -- учреждением ордена, кто -- задариваниемлюбимца, кто -- достижениями в каком-либо искусстве или мастерстве. Так,Нерон играл на арфе, Домициан упражнялся в стрельбе из лука, Коммод -- вборьбе, Каракалла правил колесницей и тому подобное. Это может показатьсяневероятным тем, кому неизвестно, что "человека больше утешают и радуютмелкие дела, идущие успешно, нежели большое дело, в котором встретилисьпрепятствия". Мы видим также, что монархи, оказавшиеся вначале удачливымизавоевателями, но испытавшие затем поворот фортуны (ибо никто не можетпреуспевать бесконечно), становятся впоследствии суеверны и мрачны; так былос Александром Великим, с Диоклетианом, а на нашей памяти -- с Карлом V идругими; ибо тот, кто привык быстро двигаться вперед, вынужденныйостановиться, становится немил сам себе и уже не тот, что раньше. Переходя квопросу о том, каков наилучший характер правления, следует сказать, что этовещь редкая и соблюсти его трудно, ибо всякий порядок, и плохой и хороший,состоит из противоположностей. Но одно дело -- сочетать противоположности, аиное -- переходить от одной к другой. Весьма поучителен ответАполлония^[93] Веспасиану. Веспасиан спросил о причинах паденияНерона, на что получил ответ: "Нерон хорошо умел играть на арфе инастраивать ее, но в делах правления он иногда чрезмерно натягивал струны,иногда же слишком ослаблял их". И действительно, ничто так не расшатываетвласть, как колебания правительства и неожиданные, несвоевременные переходыот излишней суровости к чрезмерным послаблениям. Правда, в наше время мудрость монархов состоит, скорее, в том, чтобыудачно ускользать от опасностей и сторониться бед, когда они близко, нежелив расчетливом их предотвращении. Но это значит действовать наудачу идопускать опасный материал для мятежа. А если горючие вещества готовы, можноли уберечься от искры или предсказать, откуда она возникнет? Тяготымонаршего сана многочисленны и велики, но самые большие из затрудненийгосударя часто порождаются собственным его характером. Государям, какговорит Тацит, свойственны противоречивые желания: "Sunt plerumque regumvoluntates vehementes, et inter se contrariae"^[94]. Ведь обычноезаблуждение власть имущих -- это думать, что можно достичь желаемой цели,отвергнув надлежащие средства. Монархам приходится иметь дело с соседними державами, со своими женамии детьми, с духовенством, знатью, дворянством второго ранга, или джентри,купечеством, простым народом и войском; и отовсюду им грозят опасности,избежать которых можно лишь величайшей осмотрительностью. Что касается отношений с соседями, здесь не может быть дано никакихобщих правил (настолько бывают разнообразны случаи), кроме одного, всегдапригодного, а именно: государи должны следить, чтобы никто из соседей нестановился опаснее, чем был раньше (ни путем увеличения своих владений, ниприближением ее к чужим границам, ни расширением торговли и т. п.).Предусмотреть это и этому воспрепятствовать является обычно делом постоянныхгосударственных советов. Во времена триумвирата королей Генриха VIIIАнглийского, Франциска I Французского и императора Карла V^[95] заэтим следили так тщательно, что стоило одному из троих завладеть хоть пядьюземли, как оба других тотчас восстанавливали равновесно либо посредствомсоюза, либо, если было необходимо, войной; и ни один не соглашался платитьза мир с процентами. Нечто подобное делала и та Лига (по словам Гвиччардини,обеспечившая безопасность Италии), которую создали Фердинанд Неаполитанскийи Лоренцо Медичи и Лодовико Сфорца, правители Флоренции иМилана^[96]. Нельзя согласиться с мнением некоторых схоластиков,будто справедливая война возможна лишь как ответ на оскорбление илинападение^[97]. Нет сомнения в том, что обоснованное опасение, хотябы удар и не был нанесен, является законным поводом к войне. Что касается государевых жен, то тут известны крайне жестокие примеры.Ливия покрыла себя позором, отравив своего супруга; Роксалана, женаСолимана, была причиной гибели славного султана Мустафы и нарушила порядокпрестолонаследия; жена Эдуарда II Английского была главной участницейнизложения и убийства своего мужа^[98]. Наиболее опасны,следовательно, те жены, которые составляют заговоры в пользу своих детей,или же те, которые имеют фаворитов. Из-за детей также разыгралось немало кровавых трагедий; и обычноподозрения отцов, направленные против детей, бывали чреваты бедствиями.Убийство Мустафы, уже нами упоминавшееся, оказалось столь роковым дляСолиманова рода, что и по сей день происхождение турецкой династии отСолимана считается сомнительным, ибо Селим II^[99] был, как говорят,подменен в детстве. Убийство юного Криспа, царевича на редкость кроткого, повелению отца его, Константина Великого, также была роковой для царскогодома, ибо два других его сына, Константин и Констант, погибли насильственнойсмертью; не лучшая судьба постигла последнего сына царя, Констанция,который, правда, скончался от болезни, но после того как Юлиан поднял противнего оружие^[100]. Убийство Деметрия, сына Филиппа II Македонского,обратилось против его отца, который умер от раскаяния^[101].Подобных примеров множество; но вряд ли когда-нибудь случалось, чтобы отцампошла впрок такая подозрительность, -- кроме разве тех случаев, когдасыновья открыто выступали против них с оружием, как Селим I против Баязетаили трое сыновей Генриха II Английского^[102]. Надменные и могущественные прелаты также представляют опасность; такбыло с Ансельмом и Томасом Бекетом^[103], архиепископамикентерберийскими, которые дерзнули помериться своими епископскими посохами скоролевским мечом, хоть и имели дело с государями сурового и надменногонрава -- Вильгельмом Рыжим, Генрихом I и Генрихом II. Однако сословие этодействительно опасно лишь тогда, когда оно зависит от чужеземной власти илиже когда духовные лица получают пожалования не от короля или отдельныхпатронов, но от народа. Что касается высшего дворянства, то государю следует держать его напочтительном от себя расстоянии; однако подавление его хотя и усиливаетабсолютную власть государя, но зато делает положение его менее прочным илишает его возможности осуществлять многие свои замыслы. Это я отметил вмоей истории Генриха VII Английского^[104], угнетавшего свою знать,отчего в его царствование произошло много смут и возмущений, ибо знать, хотяи оставалась ему покорной, не помогала в его делах, так что ему поневолеприходилось делать все самому. Что касается дворян второго ранга, то они вследствие своейразрозненности не представляют особой опасности. Порой они ведут дерзкиеречи, но в этом нет еще большой беды; к тому же они составляют как быпротивовес высшему дворянству, не давая ему слишком усилиться; и наконец,будучи поставлены непосредственно над простым народом, они всего лучшеумеряют народные волнения. Что до купечества, то это есть vena porta^[105] политическоготела: когда оно не процветает, государство может иметь хорошо сформированныечлены, но крови в его сосудах будет мало и питания недостаточно. Налоги ипошлины на торговлю редко бывают выгодны королевской казне, ибо то, что онасоберет по округу, она потеряет по графству; налог на то или другоевозрастет, общий же объем торговли, скорее всего, сократится. Что касается простого народа, то он опасен лишь в двух случаях: когдаимеет выдающегося и могущественного вождя или когда задеты его верования,обычаи или средства к существованию. Что же касается войска, то оно опасно, если содержать его крупнымичастями и приучать к наградам; примеры тому -- янычары и преторианскаягвардия Рима^[106]. Однако, если обучать и содержать войска вразличных местах, подчинив их нескольким военачальникам и не давая подачек,это служит делу обороны и опасности не представляет. Государи подобны небесным светилам, от расположения которых зависятхорошие или дурные времена; им много почестей, но нет покоя. Все наставлениямонархам заключены в следующих двух предостережениях: "Memento quod es homo"и "memento quod es deus" или "vice dei"^[107], из коих однообуздывает их власть, другое -- их волю.