XXII. О хитрости

Хитрость считаем мы как бы искаженной мудростью. Поистине, великоразличие между хитрым и мудрым, и не в одной лишь честности, но и вспособностях. Иные отлично подтасовывают, а в игре неискусны; есть мастерасколачивать группы и клики, во всем же прочем -- люди нестоящие. Иопять-таки одно дело -- разбираться в людях, другое -- разбираться в делах.Есть много искусников разгадывать людские причуды, не очень-то пригодных длянастоящего дела, -- это большей частью те, кто прилежнее изучал людей,нежели книги. Такие более годятся для исполнения, чем для совета; они хорошилишь на своем месте, а стоит свести их с новыми людьми, как от их остроты неостается следа; так что старое правило, чтобы отличить мудреца от глупца:"Mitte ambos nudos ad ignotos, et videbis"^[125] -- для них наврядли годится. Эти хитрецы подобны мелким торговцам, а потому нелишне сделатьревизию их товару. Так, например, хитрость велит следить глазами за собеседником -- таковои правило иезуитов, -- ибо многие мудрые люди на словах скрытны, а лицомоткровенны; но делать это надлежит украдкой, смиренно опустивши глаза; такименно и делают иезуиты. Другая уловка, когда чего-либо хотят добиться, состоит в том, чтобыотвлечь собеседника другим предметом беседы, дабы он не успел найтивозражений. Я знавал одного секретаря и советника, который никогда неподавал королеве Елизавете Английской биллей на подпись, без того чтобы незавести сперва речь о других государственных делах, не давая ей времениподумать над биллями^[126]. Подобным же образом застичь врасплох можно также, предложив решениедела, когда тот, кто должен решить его, спешит и не может над нимпоразмыслить. Если кто желает помешать делу, которое другой мог бы быстро и успешнодовести до конца, пусть притворится доброжелателем и сам его поведет, нотак, чтобы оно расстроилось. Если внезапно оборвать речь, словно спохватившись, что сказал лишнее,это распаляет собеседника желанием узнать поболее. И всегда лучше представить дело так, будто ты вынужден отвечать нарасспросы, а не сам что-либо сообщаешь; к расспросам же можно побудить,приняв необычное для себя выражение, с тем чтобы быть спрошенным о причинетакой перемены. Так было с Неемией: "И казалось, не был печален перед ним,но царь сказал: отчего лицо твое печально?.."^[127] В делах щекотливых и неприятных хорошо сломать лед с помощьюкакого-либо незначительного лица, а затем, как бы случайно, появиться самомуи только подтвердить его сообщение, как это сделал Нарцисс, сообщая Клавдиюо бракосочетании Мессалины с Силием^[128]. В делах, где сам не хочешь казаться участником, хитрость велит говоритьот лица всего света в таких, например, выражениях: "люди говорят..." или же"прошел слух...". Я знал одного, который в своих письмах наиболее важное помещал в видеприписки, словно это не относилось к делу. Знал я и такого, который в своих речах опускал то, что более всегохотел сказать, продолжал, а потом возвращался и говорил о главном так,словно уже готов был о нем позабыть. Иной намеренно дает застичь себя будто бы врасплох, выбрав время, когдатот, кому предназначена ловушка, всего вероятнее может явиться, и предстаетперед ним с письмом в руках или за каким-либо необычным занятием, чтобы егоначали расспрашивать о том, что он и сам хотел бы высказать. И еще есть уловка у хитрости: обронить слово, с тем чтобы другой егоподобрал и использовал; самому же извлечь из этого выгоду. Во временакоролевы Елизаветы я знал двоих, которые оба добивались должности секретаряи все же дружили и совещались друг с другом об этом деле; и вот один из нихсказал однажды, что быть секретарем "при упадке монархии" -- дело щекотливоеи ему не по душе; второй тотчас эти слова подхватил и сообщил несколькимприятелям, что ему нет причины желать секретарской должности "при упадкемонархии". Первый этим воспользовался и сумел довести до сведения королевы;а та, услыхав об "упадке монархии", так этим была обижена, что не пожелалаболее и слышать о втором соискателе^[129]. Есть род хитрости, заключающийся в том, чтобы "свалить с больной головына здоровую", т. е. собственные слова приписать другому. И по правдесказать, когда дело происходит наедине, нелегко распознать, от кого всеначалось и пошло. Есть еще род косвенного обвинения, когда человек делает вид, что хочетвсего-навсего оправдаться, но при этом как бы говорит: "А вот я не таков".Это сделал Тигеллин в отношении Бурра, когда заявил: "Se non diversas spes,sed incolumitatem imperatoris simpliciter spectare"130. Иные имеют наготовестолько всяких россказней, что любой нужный им намек преподнесут в видецелой истории; это помогает им соблюсти осторожность, а другим -- охотнеевыслушать. Есть еще недурная уловка, состоящая в том, чтобы в самой просьбе ужеподсказать желаемый ответ в нужных словах, ибо это облегчает труд тому, откого зависит ответ. Диву даешься, как долго иной может дожидаться минуты, чтобы высказатьто, что хочет, и как далеко в сторону он уклоняется, и сколько переберетвсяких других дел, покуда доберется до нужного. Терпения тут надобно много,зато и польза бывает большая. Внезапный и дерзкий вопрос нередко может ошеломить и обезоружить. Такбыло с неким человеком, который, живя под чужим именем, прогуливался всоборе св. Павла^[131]: кто-то неожиданно окликнул его по-старому изаставил обернуться. Нет числа подобным уловкам и мелким проделкам хитрости. Кто составит ихсписок -- сделает благое дело, ибо ничто так не вредит государству, как еслихитрые сходят за мудрых. Есть, однако, среди них такие, которые знают ходы ивыходы, но не умеют проникнуть в суть дела; как бывают дома, где удобны сении лестницы, но нет ни одной хорошей комнаты. Такие ловко умеют показать себяв каком-нибудь деле, уже завершенном, но отнюдь не способны взвешивать иобсуждать. А между тем они часто извлекают пользу из своей неспособности ихотят слыть руководящими умами. Иные строят свои расчеты более на том, чтобычернить других и, как мы теперь говорим, "подставлять им ножку", нежели направильности собственных действий. Но, как говорит Соломон: "Prudensadvertit ad gressus suos; stultus divertit ad dolos"^[132].