IX. О зависти

Никакая страсть так не околдовывает человека, как любовь и зависть. Имобеим свойственны пламенные желания, обе во множестве порождают вымыслы исоблазны, и обе выражаются во взгляде, особенно в присутствии своегопредмета; а это всего более способствует колдовским чарам, если они вообщесуществуют. Недаром Писание говорит о дурном глазе, а астрологи называютпагубное излучение светил дурными аспектами. Как видно, признано, чтозависть проявляется в некоем излучении. Иные подметили даже, что завистливыйглаз всего опаснее, когда созерцает свой предмет в час его торжества, ибозависть от этого обостряется; к тому же в эти часы дух счастливца болеевсего устремляется наружу и становится, таким образом, более уязвим. Но оставим эти диковинки (не вовсе, впрочем, недостойные рассмотрения внадлежащем месте) и посмотрим, кто именно склонен к зависти, кто всего чащестановится ее предметом и чем различается зависть в общественной и частнойжизни. Человек, лишенный достоинств, неизменно завидует им в других, ибо душачеловеческая питается либо собственным благом, либо чужим несчастьем; комуне хватает первого, тот будет упиваться вторым; кто не надеется сравняться сближним в достоинствах, старается сквитаться с ним, нанося ущерб егоблагополучию. Человек любопытный и докучливый обычно также и завистлив, ибо вряд лион так вникает в чужие дела потому, что это касается его самого; нет, ондивится на чужое счастье. И напротив, кто знает лишь свои дела, мало находитпищи для зависти. Ведь зависть -- зевака; она бродит по улицам, а дома ей несидится: "Non est curiosus, quin idem sit malevolus"^[41]. Люди знатного рода замечены в зависти к людям новым при их возвышении;ведь расстояния при этом меняются, а им, как это бывает при обманах зрения,кажется, будто они сами идут назад, потому только, что другие ушли вперед. Завистливы уроды, евнухи, старики, незаконнорожденные. Ибо кто не всилах помочь собственной беде, обращает свои усилия на то, чтобы вредитьдругому, исключая, впрочем, те случаи, когда в уродливом теле живетгеройский дух, который и уродство свое стремится обратить к своей чести,чтобы заставить людей говорить: "Вот какие великие дела мог свершить евнухили хромец". Так было с евнухом Нарсесом, с Агесилаем иТамерланом^[42], которые оба были хромые. Завистливы люди, перенесшие бедствия, а также те, кто не в ладу свременами, ибо горе других они считают возмещением за собственное. Неизменно завистливы те, кто из прихоти и тщеславия желает преуспеть вовсем сразу. У них всегда найдется кому позавидовать, ибо невозможно, чтобымногие хоть в чем-нибудь их не превосходили. Таков был нрав императораАдриана, снедаемого завистью к поэтам, живописцам и всякому мастерству, вкотором он сам стремился блистать. Наконец, завистливы близкие родичи и те, кто вместе рос или вместеначинал службу, если вчерашняя родня или ровня их опередит. Это им как быпостоянный укор; это им колет глаза и нейдет из ума, да и людям всегдазаметно; а ведь зависть усиливается от чужих речей и похвал. Зависть Каина кбрату Авелю тем более гнусна, что, когда жертва Авелева оказалась угоднееБогу, свидетелей при этом не было. Таковы те, кто склонен к зависти. Обратимся теперь к тем, кто становится ее предметом. Меньше завидуютвозвышению людей достойных, ибо оно представляется лишь должным воздаянием;а кто же позавидует уплате долга? Завидуют только дарам и щедротам. К томуже в зависти всегда таится сравнение; а где невозможно сравнение, нет изависти -- вот почему королям завидуют одни короли. Следует, однако ж,отметить, что недостойным больше завидуют поначалу, а потом примиряются;достойным же, напротив, всего более завидуют тогда, когда счастье их длитсядолго, ибо с течением времени если не самые достоинства их, то слава о нихидет на убыль, и новые люди являются им на смену. Менее завидуют возвышению высокородных, ибо оно как бы подобает им поправу рождения, да и не столь уж много прибавляет к их благоденствию. А ведьзависть, как солнечный луч, сильнее бьет по возвышенности, чем по ровнымместам. По той же причине возвышение постепенное менее возбуждает зависть,нежели внезапное, per saltum^[43]. Менее завидуют тем, кому почести достались ценой тяжких трудов, заботили опасностей; ибо эту цену люди считают высокой и склонны таких пожалеть,а жалость исцеляет от зависти. Заметьте, что наиболее благоразумные извысоких сановников на вершине своего величия вечно жалуются на тяжелую долюи стонут: quanta patimur^[44] -- не потому, чтобы они на самом делетак думали, но чтобы несколько оградить себя от зависти. Разумеется, такговорить они могут только о делах, возлагаемых на них, но отнюдь не о тех,за которые берутся сами; ибо ничто так не возбуждает зависть, как излишнеечестолюбивое стремление все дела захватить в свои руки, и ничто так ее несмиряет, как соблюдение важным сановником всех прав своих подчиненных, ибоэтим приобретает он в их лице заслоны против завистников. Всего более навлекают зависть те, кто в высокой должности держит себянадменно и гордо и никому не дает забыть о своем величии либо внешнейпышностью, либо подавлением противников и соперников; тогда как мудрый готовприносить умягчительные жертвы зависти и для этого порой намеренно уступаетв вещах маловажных. Впрочем, пользуясь высоким положением открыто и прямо(лишь бы без заносчивости и чванства), меньше возбуждаешь зависть, нежелипускаясь на хитрости; ибо в последнем случае как бы отрекаешься от щедротсудьбы и сознаешься в своей недостойности; а ведь это и создает завистников. В заключение этой части скажем: коль скоро зависть сродни колдовству,то и средство против нее таково же, а именно: отвлечь злые чары на другого.Вот для этого-то мудрейшие из великих мира всегда выдвигают рядом с собойкого-либо, на кого и направляется зависть: иногда чиновника или слугу,иногда соратника или помощника; ибо всегда найдутся неистовые натуры,которые дорогу к власти оплатят любой ценой. Что касается зависти в общественной жизни, то в ней есть и хорошиестороны -- чего никак не скажешь про зависть личную. Ибо зависть в жизниобщественной есть род остракизма, поражающего тех, кто чрезмерно вознесся, ислужит поэтому уздой для облеченных властью. Такая зависть по-латыни зовется "invidia", а в новых языках именуетсянедовольством; о ней мы еще скажем, говоря о мятежах. В государстве онаподобна моровой язве, ибо, как моровая язва постепенно заражает всездоровое, так и зависть, раз появившись в стране, порочит самые благие делаи толкует их дурно. Тогда мало пользы и от уступок, ибо они лишь укажут наслабость правителей и страх перед завистью, а от этого бывает только хуже,опять-таки как с заразой, которую, чем больше бояться, тем легче схватить. Зависть в общественной жизни направлена большей частью на главныхчиновников и министров, а не на государей и государство. Но еслинедовольство каким-либо чиновником сильнее, чем он того заслуживает, или жераспространяется на все их сословие, это есть верный признак того, чтонедовольство втайне направлено против самого государства. На этом покончим сзавистью в общественной жизни, или, иначе, недовольством, и с отличиями ееот зависти в частной жизни, о которой была речь вначале. Вообще же добавим, что зависть из всех страстей самая упорная инеугомонная. Для других страстей есть час и время; о зависти же недаромсказано: "Invidia festos dies non agit"^[45]. Замечено также, чтолюбовь и зависть иссушают человека, -- не то, что другие страсти,действующие не столь постоянно. Зависть также есть гнуснейшая из страстей --недаром является она главной принадлежностью дьявола: он и есть тотзавистник, который, "когда люди спали, пришел, и посеял между пшеницеюплевелы, и ушел"^[46]. Ибо зависть всегда творит свое дело во мракеи втайне, на погибель добрым посевам.