ЗАКЛЮЧЕНИЕ. В работе представлены результаты анализа 389 социологических публикаций (монографии, статьи) в различных странах мира за период более ста лет (1868–2009)

В работе представлены результаты анализа 389 социологических публикаций (монографии, статьи) в различных странах мира за период более ста лет (1868–2009), рассматривающих социологию архитекту­ры ХХ века. Целью исследования было изучение ее ди­намики становления.

Необходимо отметить, что в России социология архитектуры в настоящее время отсутствует, хотя к от­дельным ее положениям обращались сами архитекто­ры, особенно в годы советского авангарда. Ими были получены новые результаты, которые не в полной мере были использованы на практике.

Проведенный анализ позволил выявить целый ряд тенденций развития социологии архитектуры.

Первое, что необходимо отметить, – социология архитектуры повторила в своем развитии путь становле­ния теории социологии в целом. При этом долгое время архитектура не была предметом исследования социоло­гии и в работах классиков присутствовала в имплицит­ной форме, затем, во второй половине ХХ века, поя­вились отдельные теории, и только в начале ХХI века социология архитектуры стала институализироваться как специальная социологическая теория.

Классическая социология первой половины ХХ века высказывала лишь отдельные идеи о связи архи­тектуры и общества. Имплицитно рассуждения об архи­тектуре присутствовали в работах Г. Спенсера, Э. Дюрк­гейма, Г. Зиммеля, М. Вебера, К. Манхейма, Н. Элиаса, В. Беньямина. Наибольший вклад в развитие социоло­гии архитектуры (среди изученных нами работ) внесли исследования представителей немецкой социологии. Многие последующие исследователи отмечают особый вклад в развитие социологии архитектуры Г. Зиммеля.

Например, это отмечают и представители немецкой школы социологии архитектуры. А американская школа базируется на теории символического интеракциониз­ма, на формирование которого в рамках Чикагской шко­лы работы Г. Зиммеля также оказали большое влияние. Как отдельное направление, социологию архитектуры впервые стал рассматривать Питирим Сорокин в рабо­те, посвященной социальной и культурной динамике. Теоретическое построение Питирима Сорокина стало одной из немногих цельных концепций социологии архитектуры ХХ века. Если рассматривать ее с точки зрения модели уровней социального анализа, предло­женной Дж. Ритцером, социология архитектуры П. Со­рокина, безусловно, может быть отнесена к парадигме социального факта и занимать макросубъективный и объективный уровни социального анализа.

Во второй половине ХХ века архитектура рассмат­ривается отдельными теориями – такими как семиоло­гия, постструктурализм и постмодернизм. Подробное исследований архитектуры с точки зрения семиологии выполнил Эко Умберто. Наиболее цельную концепцию социологии архитектуры в рамках постструктурализма представил Мишель Фуко. В рамках экспериментальной социологии архитектуры Гая Энкерля предпринима­лись попытки очистить ее от субъективизма через ис­пользование математики и физики для изучения архи­тектурного пространства как мультисенсорной среды. Много внимания тенденциям развития архитектуры постмодерна уделил Жан Бодрийяр. Архитектура пост­модерна включена в анализ общества пространства по­токов Мануэля Кастельса.

В последнее десятилетие ХХ – в начале ХХI века появились отдельные школы социологии архитектуры.

Немецкая школа во главе с Й. Фишером и Х. Делитц рассматривает архитектуру с точки зрения философ­

ской антропологии. Архитектура при этом считается «сложным средством коммуникации» общества, кото­рое, благодаря своей «материальности», неустранимо­сти и вездесущности, не может быть адекватно передано через текст, картину или музыку, но помогает человеку реализовать его сущность «эксцентричной позицио­нальности». Й. Фишер считает архитектуру основным средством коммуникации общества, так как субъекты, живущие в городе, поддерживают коммуникации друг с другом при помощи застроенного жизненного про­странства. Архитектура не просто воспроизводит соци­альную среду, но и формирует ее благодаря своей матери­альности и наглядности. Архитектура при этом подходе считается социально эффективной, так как в силу своей материальности действует в течение длительного вре­мени, стимулируя определенные образцы поведения, манеру смотреть и держать корпус, особую манеру взаи­модействия. Х. Делитц рассматривает архитектуру как «средство социальной среды», раскрывая новую онто­логию социальной среды: действующее лицо и артефакт больше не находятся в отношении субъект–объект, где оба являются актантами в системе человеческих и нече­ловеческих, органических и неорганических тел. В рам­ках немецкой школы социологии архитектуры предпри­нята попытка собрать исследователей, использующих многие социологические подходы, вместе1. Так, кроме философской антропологии проводятся исследования с точки зрения социальной морфологии (Маркус Шрё­ер), с точки зрения фигуративной социологии (Норберт Элиас – Герберт Шуберт), с точки зрения социологии, феноменологии и герменевтики (Ахим Хан), с точки зрения институционного анализа (Маркус Даусс – Карл­

Fischer, Joachim/Delitz, Heike (Hg.): Die Architektur der Gesellschaft. Theorien für die Architektursoziologie. – Bielefeld, 2009.

Зигберг Реберг), с точки зрения теории историческо­го и социологического восприятия (Гидион З., Бенья­мин В., Кракауер З. – Детлев Шеткер), с точки зрения теорий систем и форм (Николас Луман – Дирк Беккер), с точки зрения анализа дискурса (Мишель Фуко – Ште­фан Мейснер), с точки зрения гендерных исследований (Сузанна Франк), с точки зрения культурных исследова­ний (Удо Гетлих), с точки зрения теории (теорий) соци­ального неравенства (Пьер Бурдье – Йенс С. Дангшат), с точки зрения теории структуризации (Мартина Лев). Несмотря на обилие различных подходов, это не при­водит к их интеграции. Различные подходы существуют отдельно, рассматривая и изучая различные аспекты со­циологии архитектуры.

Американская школа, представленная Р. Смитом и В. Бани, анализирует архитектуру с позиций тради­ционного для американской социологии символиче­ского интеракционизма. Рональд Смит и Валери Бани, анализируя архитектуру и используя символический интеракционизм, считают его одной из важнейших со­циологических теорий, способной помочь в объясне­нии фундаментальных взаимосвязей архитектуры с че­ловеческими мыслями, эмоциями и поведением по трем направлениям: демонстрируя эту связь, показывая меха­низм влияния архитектуры и ее активность в процессе взаимодействия. Авторы отмечают, что архитектура – это мы сами, ведь она не только отражает наши мысли, но и оказывает на них определенное влияние.

Вторая тенденция социологии архитектуры – ее мультипарадигмальность – также соответствует тен­денциям развития социологии в целом. С точки зрения модели уровней социального анализа Дж. Ритцера2,

Ритцер Дж. Современные социологические теории: 5-е изд. – СПб.: Пи­тер, 2002. – C. 581.

социологические теории, рассматривающие архитек­туру, распределяются по всем уровням микро–макро и объективно–субъективного континиумов. Дж. Рит­цер, представляя свою модель, сам предлагал избегать простого отождествления теории или теоретика с кон­кретными уровнями социального анализа, т.к. это ча­сто приводит к нарушению целостности и внутренней согласованности рассматриваемой теории. Можно го­ворить об относительных тенденциях и склонностях авторов по концентрации внимания на определенных уровнях социального анализа. Анализ теорий, рассмат­ривающих социологию архитектуры, осложняется еще и тем, что независимо от конкретной рассматриваемой концепции при социологическом изучении архитек­туры, в силу ее реальности, как правило, присутствует мультипарадигмальность.

На протяжении почти всей истории социоло­гии архитектуры, в большинстве случаев, теории, ее изучающие, относились к двум из трех предлагаемых Дж. Ритцером парадигмам: социального факта и соци­ального определения с некоторым преобладанием пер­вой. По мере развития к социологии архитектуры все больше обращались теории, относящиеся к парадигме социального определения и социального поведения. Так, например, если социология Э. Дюркгейма и социо­логия архитектуры Питирима Сорокина, безусловно, относятся к парадигме социального факта и занимают макро-уровни социального анализа, фигурационная со­циология Н. Элиаса интегрирует микросубъективный и макрообъективный уровни, а философская антропо­логия Й. Фишера и Х. Делитц сочетает парадигму со­циального факта и социального поведения, включая макро- и микрообъективные уровни анализа. Символи­ческий интеракционизм Р. Смита и В. Бани, рассмат­ривая микросубъективность и микрообъективность, до­

стигают при этом и макро-уровни социального анализа. Дж. Ритцер в своей модели относит архитектуру к мак­рообъективному уровню социального анализа.

Такая разница в подходах объясняется многран­ностью самого предмета исследования – архитектуры. Архитектура, например, может быть рассмотрена с по­зиций общей истории цивилизации, народов и стран. И это – макро-уровень социального анализа. Связь кон­кретных архитектурных сооружений с мыслями и дей­ствиями людей – это другой уровень социального анали­за. Условия, которые создает архитектура для человека с учетом ограниченного ею пространства в качестве ис­кусственной естественности – следующий уровень со­циального анализа. И, наконец, влияние архитектуры на глубинные пласты психологического сознания лич­ности, на индивидуальное и коллективное бессознатель­ное также должно являться предметом анализа архитек­туры как сложного социального явления. Необходимо продолжить изучение и поиск языка архитектуры как сложного средства коммуникации общества с использо­ванием лингвистики, экзистенциальной феноменологии и герменевтики. Особый интерес представляют исследо­вания о связях социологии архитектуры с математикой, физикой, пространством и временем, антропоморфны­ми проявлениями и гармоническими характеристиками биологических основ жизни.

В целом, четырехуровневая модель Дж. Ритцера применима к изучению теорий социологии архитекту­ры. Однако проведенный анализ показывает, что три со­циологические парадигмы не могут полностью описать архитектонические явления. Важное значение имеет микросубъективный уровень социального анализа, пред­ставленный, например, аналитической психологией Г. Юнга и его учением об архетипах. Поскольку коллек­тивное бессознательное через архетипы влияет на со­

знание архитектора в процессе проектирования и строи­тельства здания, это важно как для понимания замысла архитектора, так и для дальнейшего обратного влияния архитектуры на сознание людей в процессе их жизнедея­тельности. Т.е. для более полного анализа архитектуры необходимо использовать данные психологии.

Третья тенденция раскрывается в осознании места социологии архитектуры по сравнению с социологией города. Представители немецкой школы социологии ар­хитектуры отмечают, что социология города в Германии начала бурно развиваться после 1945 года. А в противовес ей появились ростки социологии архитектуры. Основ­ное их отличие заключается в том, что социология горо­да с момента его основания рассматривала город «не как артефакт», а как «эмоциональное состояние» общества. Основная тема социологии города состояла и состоит в изучение проблемы социальной дифференциации, изоляции, «сегрегации» в крупных городах. Социология архитектуры же анализирует конкретные архитектони­ческие феномены, принимая во внимание особенности общества. Основной интерес социологии архитектуры со­стоит не в социальных аспектах, представленных в горо­де, а скорее, в социально активном, построенном образе городов, деревень, культурных ландшафтов – т.е. в образе общества, имеющем при этом непосредственное отно­шение к социальному взаимодействию. (В современных обществах количество взаимодействий за пределами за­строенного окружающего пространства сокращается с каждым днем, в отличие от несовременных обществ, например, кочевников). На макросоциологическом уров­не архитектура придает обществу – отношениям между поколениями, социальными классами и системами функ­ционирования – выразительность; она сообщает общест­венные различия и специфическое отношение к себе, к природе и социуму.

В целом урбанистика и социология города занима­

ют макросубъективный уровень анализа. Социология архитектуры при этом, если ее рассматривать как спе­циальную социологическую теорию в качестве дополне­ния социологии города, должна в этом случае занимать микрообъективный уровень социального анализа.

В отечественной традиции необходимо отметить исследования С.О. Хан-Магомедова, А.В. Иконникова, а также социологию города О.Н. Яницкого. С.О. Хан­Магомедов долгое время изучал архитектуру советского авангарда, проводя первичные исследования архивов архитекторов русского авангарда и, прежде всего, ви­зуальный ряд архитектурных форм. Поэтому, в опреде­ленном смысле, можно говорить об использовании и им методов визуальной социологии. В рамках своих исследований автор сделал предположение о создании второго, после античного, суперстиля на базе совет­ского авангарда, а также показал тесную связь развития архитектуры с социальными и политическими утопия­ми. Замена утопий прагматическим подходом, по его мнению, при Н.С. Хрущеве привела к пятидесятилет­нему застою в отечественной архитектуре. А.В. Икон­ников также отмечал важность связи архитектуры и утопий и также подтвердил архетипический характер архитектуры. При этом он разделял архитектурные ар­хетипы на антропоморфные и космогонические. Заслу­га О.Н. Яницкого – это становление и развитие отече­ственной социологии города.

В целом, несмотря на разницу в методологии, оте­чественный и западный подходы имеют общие недо­статки, связанные с природой современной социологии в целом и, прежде всего, с гуманитарной мультипарадиг­мальностью. Архитектура анализируется при помощи множества несводимых друг к другу, часто диаметраль­но противоположных теорий общества в зависимо­

сти от того, какие отношения выбираются в качестве основы социализации в качестве первичного явления (обмен, коммуникации, одобрение, конфликт). Следует отметить, что в рамках так называемого «визуального поворота» в социологии визуальные образы архитекту­ры могут быть предметом анализа визуальной социоло­гии. Но обладая всеми недостатками традиционной со­циологии, визуальная социология имеет ограниченные возможности изучения архитектуры и интерпретации результатов.

В основном, все вышерассмотренные подхо­ды отражают мультипарадигмальность классической и современной социологических теорий, носят, за­частую, описательный характер, часто апеллируют к общеизвестным, банальным истинам, не направлены на решение каких-либо теоретических или социальных проблем и, в целом, относятся к гуманитарной пара­дигме, которая не предназначена для точного, объек­тивного знания. Многие теории относятся к так назы­ваемым «литературным теориям» с использованием неоперацио нальных понятий, нечетких, неопределен­ных терминов, строгий анализ которых отсутствует. Многие положения тривиальны, а часть их не соответ­ствует действительности или требует проверки. Напри­мер, это касается утверждения о том, что архитектура советского авангарда – второй интернациональный су­перстиль, а не быстротечный «изм» (кубо-футуризм). Многие работы сделаны в рамках социальной филосо­фии и далеки от научных и практических задач научной теоретической деятельности. Соответственно, можно считать большинство приведенных работ, затрагиваю­щих вопросы социологии архитектуры, безотноситель­но к их истинности, преимущественно набором идей.

Архитектура (отдельные архитектурные соору­жения, ансамбли, стили архитектуры, социокультур­

ные смыслы и символы архитектурных сооружений) является социальной системой и может быть изучена с помощью системной социологии на основе матема­тической, компьютационной, социально-инженерной и естественнонаучной методологических парадигм си­стемной социологии. В соответствии с принципом си­стемности архитектура, как объект системного анализа, есть результат взаимодействия архитектуры и общества и всех их элементов, иерархических уровней и подси­стем, окружающей среды, идеологических установок, прошлых состояний социума и ожидаемого будущего [389–392], что позволяет интегрировать все теории и уровни социального анализа социологии архитектуры в рамках общего подхода. В будущем, вероятно, социо­логия архитектуры может стать дополнением социоло­гии городского и регионального развития, а вместе с со­циологией города – частью урбанистики (Urban Science) раздела системной социологии. Системная социология, в свою очередь, является разделом System Science (науки о системах)3.

С использованием всех парадигм системной социо­логии можно было бы расширить возможности «гумани­тарной» социологии архитектуры при получении ре­зультатов, выявлении фундаментальных объективных законов и субъективных закономерностей, содержа­тельной оценке изучаемых явлений, разработке управ­ленческих рекомендаций.