Мораль, нравственность, этика, добродетель – это все близкие слова. Древние греки пользовались понятием этика. Аристотеля, например, в своем труде «Этика» не дифференцирует эти понятия, для него этика - это весь круг правил, которые определяют поведение человека в обществе – обычаи, законы, моральные правила.
Такое широкое понимание этики дошло до 18 века, до И. Канта, который, правда, употреблял не слово этика, а слово нравственность, но точно в том же смысле, в котором греки употребляли слово «этика». Нравственность включает в себя мораль и право. В основе нравственности лежит категорический императив, который объединяет мораль и право («поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом»). Эта максима заложена в сознании человека. Нравственность для Канта – весь круг обязанностей человека. Право и мораль различаются по двум критериям: 1) различие по мотиву – мотив морального поступка может быть только один (соблюдение категорического императива вопреки своему эгоистическому интересу), мотив легального поступка – любой, он никого не интересует, лишь бы оставаться в рамках права (это и соблюдение императива, и страх принуждения); 2) принуждение – мораль исключительно свободна (принуждение губит мораль), а право ничто без аппарата принуждения (право лишь укрепляет мораль, имеется в виду законное принуждение). Если убрать санкцию за воровство, то это будет моральное требование.
Гегель представил соотношение морали и нравственности несколько иначе: мораль - индивидуальные представления о добре и зле, нравственность – общественная. Нравственность – синтез, она берет и от морали (те убеждения, которые господствуют в обществе), и от права. Однако Гегель понимал нравственность как «законы и учреждения» - форма общественного одобрения некоторых принципов индивидуальных моралей, а не как общественное представление о добре и зле. Состав нравственности: семья, гражданское общество, государство – учреждения. Так что не надо за ним слепо повторять.
Сейчас нравственность тоже понимают как представления о добре и зле. Мартышин считает, что мораль и нравственность - это синонимы. Мораль безгранична, неопределенна. У морали есть слабость по сравнению с правом – она не подкрепляется никакими юридическими санкциями, только общественными (порицание). Мораль касается не только отношений между людьми, но и требований человека к самому себе. Мораль мы можем понимать в разных смыслах: мораль как представление о добре и зле, и нравственность общества (измеряем степень моральности или аморальности общества). Можно выдвигать такое требование: право должно всегда соответствовать морали? Или может право и мораль не должны быть связаны?
Право – минимум нравственности. Мартышин придерживается этой точки зрения.
Помимо этого есть мнение, что право – максимум нравственности; право не обязательно должно быть нравственным; право является правом, поскольку оно закрепляет нравственные положения.
Право и нравственность различны по характеру и способам их воздействия на сознание и поведение индивидов. Нормы нравственности выступают в качестве наиболее обобщенных правил поведения людей, оценивают их действия с позиции добра и зла, справедливости и несправедливости, чести и бесчестия, тогда как правовые нормы представляют собой более детализированные правила и регулируют взаимоотношения между людьми с точки зрения их юридических прав и обязанностей, оперируя такими оценочными категориями, как правомерность - неправомерность, законность - незаконность и т. д.
Правовая культура – обусловленная экономическим, политическим, социальным и духовным уровнем развития общества разновидность общей культуры, представляющая собой меру освоения и использования накопленных человечеством правовых ценностей, передаваемых в порядке преемственности от поколения к поколению. Правовая культура взаимодействует с другими областями культуры, в т.ч. и с нравственной (этической).
Правовая культура, представляет собой совокупность правовых ценностей, образующих продуктивно-позитивный пласт в правовой жизни отдельных людей, социальных групп и общества в целом, где под ценностями понимаются только позитивные, прогрессивные явления и процессы. В силу этого нельзя согласиться с авторами, которые включают в содержание правовой культуры и негативные явления, вплоть до правонарушений.
Деструктивные явления следует определять категорией «правовая антикультура», которая представляет собой антипод правовой культуры, объединяющий разнообразные формы проявления, в том числе правовой нигилизм (неуважительное отношение к праву), правонарушения, коррупционные проявления, девиантное поведение (это поведение, отклоняющееся от общепринятых, социально одобряемых, наиболее распространенных и устоявшихся норм в определенных сообществах в определенный период их развития: преступность алкоголизм; наркомания; самоубийство) и др., которые отрицательно влияют на уровень эффективности права и состояние правопорядка. Поэтому включение перечисленных негативных явлений в понятие «правовая культура» не способствует сохранению и защите подлинной, а не мнимой правовой культуры.
Правовая культура предполагает наличие правовых ценностей, к которым принадлежит само право, как средство регулирования общественных отношений, вместе с тем правовые ценности - это система правовых знаний, взглядов правовые установки.
Правовая культура – многоуровневое явление, включающее в себя правовую культуру общества, социальных слоев и групп, а также отдельной личности.
Понимание сущности правовой культуры как меры освоения и использования правовых ценностей органически связывает ее с определенным уровнем развития правового сознания и поведения. Правовая культура является обобщающей характеристикой структурного единства понятий правосознания и поведения в сфере права.
Противоположность правовой культуры – правовой нигилизм (неуважительное отношение к действующей правовой системе.
Т.о. можно связать правовую культуру и нравственность так: о высоком уровне правовой культуре в обществе речь идет, когда правовые ценности признаются и соблюдаются. А так как ценности, лежащие в основе права – моральные (нравственные) категории, то признание и соблюдение правовых ценностей ведет к признанию и соблюдению нравственных ценностей. Следовательно уровень правовой культуры – это своего рода показатель уровня нравственности общества и государства.
Право и закон.
Если понимать право не как идеальную категорию, а как реальное социальное явление, то соотношение права и закона чрезвычайно просто. Оно определяется не степенью совершенства (право всегда справедливо, а закон — не всегда), а тем, что закон представляет собой одну из форм (источников) права наряду с обычаем, прецедентом, доктриной. Если это так, то важная проблема философии права предстанет не как соотношение права и закона, а как соотношение права во всех его формах и справедливости.
«Понятие справедливости, - отмечал в «Политике» Аристотель, - связано с представлениями о государстве, так как право, служащее мерилом справедливости, является регулирующей нормой политического общения».
Нерсесянц отождествляет право и справедливость с большой настойчивостью. «Понимание права как равенства (как общего масштаба и равной меры свободы людей) включает в себя и справедливость, - пишет он. - В контексте различения права и закона это означает, что справедливость входит в понятие права, что право по определению справедливо, а справедливость - внутреннее свойство и качество права, категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т.д.) Поэтому всегда уместный вопрос о справедливости или несправедливости закона - это, по существу, вопрос о правовом или неправовом характере закона, его соответствии или несоответствии праву. Но такая же постановка вопроса неуместна применительно к праву, поскольку оно (уже по понятию) всегда справедливо и является носителем справедливости в социальном мире.
Мартышин о мнении Нерсесянца: В отличие от концепции, характерной для юридического позитивизма, в данном случае справедливость не только признается имеющей прямое отношение к праву, но провозглашается сугубо и исключительно правовой категорией. Право - высшая ценность, справедливость низводится до уровня его свойства. Причем не только справедливость, но и свобода, и равенство считаются невозможными без права и выступают лишь в качестве его характеристик или его сущности. Подчиняясь праву, сводясь только к праву, справедливость становится ненужной, она упраздняется, подменяется правом.
У акад. В. Нерсесянца право превращается в идеальную категорию и в этом смысле полностью вытесняет справедливость. Вот почему вместо соотношения справедливости и права ставится и объявляется едва ли не главным предметом философии права проблема права и закона.
Возможно, на многократно повторяемую формулировку этой проблемы, которая была вынесена акад. В. Нерсесянцем в заголовок книги «Право и закон», повлиял перевод «Политики» Аристотеля», осуществленный С. Жебелевым, в издании 1911 г.. Там говорится: «Некоторые, наконец, опираясь, как они думают, на своего рода правовой принцип (ведь всякий закон предполагает своего рода право), полагают, что рабство как результат войны покоится на основании права».
Однако в издании «Политики» 1983 г., где перевод С. Жебелева был заново выверен, этот фрагмент дается в иной редакции: «Некоторые, наконец, опираясь, как они думают, на некий принцип справедливости (ведь закон есть нечто справедливое), полагают, что рабство как результат войны справедливо». В пользу такой интерпретации свидетельствует и следующий фрагмент «Политики»: «Законы в той же мере, что и виды государственного устройства, могут быть плохими или хорошими, основанными или не основанными на справедливости».
Исходя из этого перевода, следовало бы определить одну из основных проблем философии права как соотношение не права и закона, а справедливости и права во всех его формах, в том числа в форме закона.
