‑ Клара? Ты все еще с нами? ‑ Мама толкает меня в плечо. Я моргаю в течение секунды, а затем улыбаюсь миссис Бакстер ‑ нашему консультанту, которая улыбается мне в ответ.
‑ О чем ту думаешь? ‑ спрашивает она. ‑ У тебя есть какие‑нибудь идеи о направлении, в котором ты хочешь пойти, какое‑нибудь видение своего будущего?
Мои глаза уставились на маму. О, у меня есть видение, все верно.
‑ Вы имеете в виду колледж? ‑ обратилась я к миссис Бакстер.
‑ Ну, да. Образование является достаточно большой частью твоего будущего, и мы хотим предложить всем нашим студентам ‑ а особенно ярким, одаренным девушкам, как ты ‑ поступить в колледж. Но у каждого человека есть свой особый путь, независимо от того, приведет он его в колледж или нет.
Я взглянула на свои руки.
‑ Понимаете, я не знаю, чем хочу заниматься и какую профессию хочу выбрать.
Она обнадеживающе кивает. ‑ Это совершенно нормально. Многие студенты не определились на данный момент. Посещала ли ты веб‑сайты колледжей или университетов?
‑ Честно, нет.
‑ Думаю, это может стать хорошим местом для старта, ‑ сказала миссис Бакстер. ‑ Почему бы тебе не посмотреть некоторые брошюры, которые есть у меня, и составить список из пяти колледжей, которые, на твой взгляд, подходят тебе больше всего. Не забывай указывать, почему именно эти учебные заведения. Затем, я помогу тебе начать работу по написанию заявок.
‑ Большое Вам спасибо, ‑ мама встает и пожимает руку консультанту.
‑ Ваша дочь ‑ особенная молодая леди, ‑ говорит миссис Бакстер. Я пытаюсь не закатить свои глаза. ‑ Знаю, она собирается сделать что‑то замечательное со своей жизнью. ‑ Я неловко киваю, и мы оттуда уходим.
‑ Ты знаешь, а она права, ‑ сказала мама, когда мы вышли на парковку. ‑ Ты будешь делать замечательные вещи.
‑ Конечно, ‑ отвечаю я. Мне искренне хочется верить ей, но это не так просто. Все, что я вижу, пересматривая свою жизнь, это проваленное предназначение и не‑столь‑отдаленное будущее, где кто‑то важный для меня умрет.
‑ Ты хочешь сесть за руль? ‑ спрашиваю я, меняя тему.
‑ Нет, давай ты. ‑ Она достает из сумочки стильные солнцезащитные очки, которые, в сочетании с шарфом, обернутым вокруг ее головы, и длинным пальто сделали ее похожей на кинозвезду.
‑ Итак, что происходит? ‑ спрашивает она. ‑ Я чувствую, как что‑то беспокоит тебя гораздо сильнее, нежели колледж. Клара, не беспокойся, все случится само собой. ‑ Я ненавижу, когда она говорит мне не волноваться. Это, как правило, происходит, когда у меня чертовски хорошая причина для беспокойства. Похоже, это все, что я могу делать прямо сейчас: беспокоиться о могиле, которую вижу в этом новом видении, беспокоиться, что кто‑то умрет из‑за того, что я сделала или я должна буду сделать, беспокоиться, что тоска, атакующая меня в последнее время, означает, что Семъйяза где‑то рядом и ждет идеального момента, чтобы убить кого‑то, кого я люблю.
‑ Ничего серьезного, ‑ говорю я.
Мы садимся в машину. Я вставляю ключ в замок зажигания, но затем останавливаюсь.
‑ Мам, что случилось между тобой и Семъйяза?
Мой вопрос даже не вывел ее из себя, что удивило меня. Затем она отвечает на него, что ставит меня в тупик еще больше.
‑ Это было давно, ‑ говорит она. – Он и я были… друзьями.
‑ Ты дружила с Черным Крылом?!
‑ Во‑первых, я не знала, что он был Черным Крылом. Я думала, что он ‑ обычный ангел. ‑ Я не смогла представить Семъйяза обычным ангелом. Не то, чтобы я встречала обычных ангелов, но…
‑ О, точно. А ты дружишь со многими ангелами? ‑ с сарказмом спрашиваю я.
‑ С несколькими.
‑ С несколькими, ‑ повторяю я. Как она может так сводить меня с ума? Я имею в виду, неужели она и правда сказала «с несколькими ангелами»?!
‑ Их, правда, немного.
‑ Анжела считает, что Семъйяза какой‑то лидер, ‑ говорю я ей.
‑ А, ‑ понимающе произносит мама. – «Книга Еноха»?
‑ Да.
‑ Это совершенно верное предположение. Очень давно он был лидером Стражей. – Вау, она действительно сказала мне это.
‑ А что именно делают Стражи? ‑ спрашиваю я. ‑ Полагаю, они не приглядывают за вещами.
‑ Стражи покинули небеса, чтобы быть с человеческими женщинами, ‑ поясняет она.
‑ Думаю, Бог был не в восторге от идеи, что ангелы решили связать себя с людьми.
‑ Не думаю, что Богу это не нравится, ‑ объясняет она. – Дело в том, что ангелы живут не в линейном времени, как мы с тобой, что делает их отношения с человеческой женщиной практически невозможными, поскольку это потребовало бы от ангелов находиться в одном и том же времени в течение длительного периода. – O, снова эти временные штучки.
‑ Нам очень трудно представить себе, как они живут, двигаясь между различными планами существования, через пространство и время. Ангелы не просто сидят на облаках, наблюдая за нами. Они постоянно на работе.
‑ Женаты на работе, да? ‑ язвительно говорю я.
Тень улыбки появляется на ее лице.
‑ Точно.
‑ И Стражи сделали это? Покинули небеса?
‑ Да, и Семъйяза был первым.
‑ И что произошло потом?
‑ Стражи женились на человеческих женщинах, обзавелись детьми, и некоторое время после этого все было прекрасно. Полагаю, они чувствовали некоторую тоску, находясь вдали от небес, но это состояние было контролируемым, поскольку они были счастливы. Но в действительности, они никогда не принадлежали земле, а их дети жили дольше человеческих и размножались до тех пор, пока Нефилимов на земле не стало больше, чем людей. И вот это стало проблемой.
Я тут же подумала об истории из «Книги Еноха», рассказанной Анжелой.
‑ И тогда Бог послал потоп, ‑ делаю вывод я.
‑ Точно, ‑ подтверждает она. ‑ И Семъйяза…. ‑ она останавливается. Думает о том, как много она должна сказать мне. ‑ Семъйяза не смог спасти свою семью. Его дети, внуки и правнуки, все утонули.
Неудивительно, что этот парень свихнулся.
‑ Вот тогда Стражи присоединились к Черным Крыльям и объявили войну небесам, ‑ говорит мама.
‑ Другим Черным Крыльям?
‑ Да, к Сатане и его команде.
Меня рассмешила идея о Сатане и его окружении, хотя я понимаю, что это не смешно.
‑ Они сражались против Божьей власти и попытались разрушить планы небес, как только это было возможно, ‑ объясняет она. ‑ Но их желания не связаны с горем, это просто чистое зло, противоречащее им самим.
‑ Как ты узнала об этом? ‑ спросила я ее.
‑ Сэм сказал мне.
‑ Потому что вы были друзьями?
‑ Да, ‑ говорит она. – Были какое‑то время.
Есть кое‑что, что до сих пор не укладывается в моей голове.
‑ Знаешь, а он влюблен в тебя, ‑ добавила я, просто чтобы посмотреть на ее реакцию.
Она разглаживает свой шарф вниз против волос. ‑ Как ты узнала?
‑ Когда он прикоснулся ко мне, я почувствовала, что он думает о тебе. Ну, сначала он думал обо мне, но после твоего появления полностью отвлекся на тебя. Я видела тебя в его голове. Ты выглядела по‑другому. У тебя были короткие каштановые волосы и, ‑ я удержалась от упоминания сигарет, ‑ много помады. Он определенно одержим тобой и твоей помадой.
Ее рука приподнялась, когда она захотела дотронуться до шеи, где, будь она обычным человеком, остались бы синяки от удушья. ‑ Повезло мне, ‑ произнесла она.
Я содрогаюсь, вспоминая ощущение его холодных рук под моей рубашкой.
‑ Если бы ты так и не появилась, он… ‑ я не смогла закончить предложение.
Она хмурится. ‑ Изнасилования не в стиле Черных Крыльев. Они предпочитают обольщение. Они хотят переманить тебя на свою сторону.
‑ А что насчет мамы Анжелы? Она ведь была изнасилована.
‑ Да, она именно так сказала.
‑ Ты думаешь это не правда?
‑ Я не знаю. Меня там не было.
‑ Ну, я думаю, Семъйяза собирался сделать именно это со мной, ‑ говорю я ей. ‑ Он уж точно не пытался очаровать меня.
‑ Он вел себя странно в тот день, ‑ сказала она. ‑ То, как он говорил, все эти мелодрамы и клише. Такое ощущение, словно он играет свою роль. Это не похоже на него. Кажется, будто он пытается что‑то доказать.
‑ Но никто не видел его, кроме нас.
‑ Кто‑то видел, ‑ загадочно сказала она. ‑ Кто‑то всегда видит. – О, думаю, она имеет в виду Бога. Он‑то всегда видит. Я с усилием сглотнула.
Ее рот принял гримасу боли. ‑ Мне жаль, что тебе пришлось пройти через это.
‑ Мне тоже.
‑ В любом случае, ‑ говорит она с облегчением, меняя тему, ‑ мы могли бы съездить в город за мороженым, может даже сделать какие‑нибудь покупки.
‑ Не можем. Я должна отправиться на рыбалку с Такером после обеда.
‑ Ох. ‑ Она попыталась скрыть свое разочарование.
‑ У меня было мало шансов встретиться с ним в последнее время, потому что он получил работу в «Flat Creek»[12] .
‑ Я понимаю, ‑ сказала она. ‑ Ты должна пойти с ним. ‑ Неужели она сейчас заботиться о Такере? Она ведь все еще не одобряет его.
‑ Может, придумаем что‑нибудь в эти выходные?
‑ Конечно, ‑ согласилась она. ‑ С удовольствием.
‑ Хорошо.
Мне не остается ничего другого, как повернуть ключ в замке зажигания, переключить передачу и поехать домой.
Есть что‑то магическое в том, как моя голова вписывается в изгиб шеи Такера. Я лежу, вдыхая его запах, который представляет собой удивительное сочетание земли, сена, его собственного запаха и лосьона после бритья. Этот аромат заполняет меня полностью, и мои заботы вмиг испаряются. Есть только он и я, затишье в воздухе, аккуратно раскачивающее лодку, и частицы пыли, циркулирующие в воздухе. Я не знаю, на что похожи небеса, кроме чувства яркости, описанного мне однажды мамой, но если я и могу выбрать мой рай, это он будет именно таким. На озере с Такером. Все комары будут моими.
‑ Мне так этого не хватало, ‑ говорю я, что больше походит на зевок.
Я чувствую его улыбку напротив моих волос. ‑ Мне тоже. Твои волосы пахнут, как ветер, ты знала это?
Да, я и Такер нюхали друг друга.
Я склоняю голову, чтобы поцеловать его. Это поцелуй начинается медленно и лениво, походя на полуденное солнце, но нагревается очень быстро. Мы оторвались друг от друга на секунду, и наше дыхание смешивается. Я переворачиваюсь таким образом, что практически лежу на нем сверху. Наши ноги переплелись. Такер тянется, чтобы взять мою голову в свои руки и целует меня снова, издавая то ли стон, то ли смех, который сводит меня с ума. Он прикасается своей рукой к моему бедру и придвигает меня ближе. Я скольжу пальцами под воротником его рубашки, затем ниже, исследуя его крепкую грудь, где могу чувствовать стук его сердца. Думаю, я люблю его. В этот момент я знаю, что если бы я постаралась, то смогла бы проявить сияние.
Он отстраняется.
‑ Хорошо, ‑ задыхаясь, произносит он.
‑ Ты все еще думаешь, что получишь удар, если мы… ну, ты знаешь, ‑ дразню я, выгнув бровь и приняв самый соблазнительный (как мне кажется) вид.
Он одаривает меня своей ошеломленной улыбкой. ‑ Когда я был ребенком, моя мама говорила мне, что если у меня будет секс до свадьбы, то мое… «хозяйство» почернеет и отпадет. ‑ Это вызывает у меня дикий смех. ‑ Серьезно?!
‑ Да, и я ей верю.
‑ То есть, у тебя не будет секса до свадьбы? Что, если ты не женишься до тридцати?
Он вздохнул. ‑ Не знаю. Я просто люблю тебя и не хочу ничего испортить. ‑ Это не имело смысла для меня, но я киваю. ‑ Мы будем вести себя прилично.
‑ Верно.
‑ Потому, что ты боишься.
‑ Эй!
‑ Хорошо, ‑ говорю я со вздохом. ‑ Не смотря на то, что это не очень весело. ‑ Он пугает меня, нежно прижимая ко дну лодки. ‑ Ты не думаешь, что это весело? ‑ он бросает мне вызов и целует, пока мои внутренности не превращаются в кашу и голова не начинает кружиться.
Позже, гораздо позже мы пытаемся начать ловить рыбу. Я все еще считаю, что это дермово. И мне все еще нравится, что это дерьмово. И Такер все еще заклинает рыбу.
‑ Сейчас, ‑ мягко говорит он, осторожно снимая с крючка форель. ‑ В следующий раз будь умнее.
Он отпускает ее обратно в воду, где она исчезает зелено‑серебряной вспышкой. Он смотрит на меня и хитро улыбается. ‑ Хочешь сделать это со мной? ‑ спрашивает он, подняв на руки покрытую слизью рыбу.
‑ Хм, заманчиво, но нет, ‑ быстро отвечаю я. ‑ Думаю, нам лучше вести себя прилично, не так ли?
‑ Это действительно смешно, ‑ говорит он, начиная повторно насаживать наживку на крючок, ‑ так‑хо‑хо‑хо‑смешно. ‑ Облако закрывает солнце и внезапно становится холоднее. Тишина. Даже птицы прекратили свое пение. Дрожь проходит через меня.
‑ Хочешь мою рубашку? ‑ спросил Такер. Он как всегда джентльмен.
‑ Все в порядке. Я работаю над невосприимчивостью к холоду.
Он смеется.
‑ Удачи тебе с этим. Таких теплых дней для рыбалки, как этот, мы, возможно, больше не застанем. ‑ Он берет немного приманки и бросает ее. Почти сразу её клюет эта же рыба.
‑ Ты заслуживаешь оказаться на тарелке, ‑ беспощадно произнес он, при этом снова ее отпуская. ‑ Иди! Найди свою судьбу. Держись подальше от блестящих крюков. ‑ Это, по ряду причин, напомнило мне мой разговор со школьным консультантом.
‑ Итак, вся эта работы, что ты делаешь в последнее время… ‑ начала я.
‑ Не напоминай мне.
‑ Чтобы купить новую лошадь?
‑ И новый грузовик. В конечном счете, говоря «новый», я имею в виду поддержанный, а, говоря «поддержанный», я подразумеваю «на последнем издыхании», потому что это все, что я способен себе позволить.
‑ Ты не экономишь на колледж?
Плохой вопрос. Его глаза сосредоточились на удочке, которую он быстро дергает туда‑сюда. ‑ Нет, ‑ сказал он с принудительной легкостью. ‑ После окончания школы я останусь на ранчо. Папа повредил этой весной колено, и мы не можем позволить себе нанять помощника, так что я подумывал о том, чтобы остаться.
‑ О, ‑ это все, что я могу сказать на это. ‑ Ты посещал миссис Бакстер?
‑ Да, ‑ с издевкой отвечает он. ‑ Она устроила мне переговоры с Университетом Северной Аризоны на следующей неделе. Думаю, я уйду из школы через год или два, потому что именно этого от меня ожидают.
‑ Что ты хочешь изучать дальше?
‑ Сельское хозяйство, наверное. Может быть, лесное, ‑ сказал он, потирая затылок.
‑ Лесное хозяйство?
‑ Хочу быть лесником[13].
Я представляю его в зеленой форме лесника и в одной из тех шляп, которую носит Медведь Смоки[14]. Боже, он так горяч.
‑ Эй, уже поздно. Готова идти? ‑ спрашивает он.
‑ Конечно, ‑ сказала я, раскачиваясь на дне лодки. Он запустил двигатель, и через несколько минут мы заскользили по воде к пристани. Ни один из нас так и не заговорил, но потом он тяжело вздохнул. Лодка замедлилась, а затем остановилась. Мы прямо в центре озера, мотор работает вхолостую, солнце тонет за горами.
‑ Я не хочу уходить, ‑ говорит он через минуту.
Я, вздрогнув, смотрю на него. ‑ Ты не хочешь уходить?
Он показывает на высокие синие горы позади нас, серую цаплю, скользящую над водой, проблески заходящего солнца на берегу озера. ‑ Вот что мне нужно. Это то, чего я хочу. ‑ Я поняла, что он говорит не о сегодня, не об озере и даже не об этом моменте. Он говорит о своем будущем.
‑ Я мог бы пойти в колледж, но в конечном итоге я вернусь сюда, ‑ говорит он. ‑ Буду жить и умру здесь.
Он смотрит на меня, словно хочет, чтобы я бросила вызов ему. Вместо этого я просто пересекаю лодку и обнимаю его за шею. ‑ Я понимаю, ‑ шепчу я.
Он расслабился. ‑ Что насчет тебя? Что ты хочешь делать?
‑ Я не хочу уезжать. Хочу остаться здесь. С тобой.
Этой ночью, когда я спала, мой телефон звонил. Сначала я игнорировала звонок, оставив его для голосовой почты, потому что мне снился сон, и я хотела выяснить, кто умрет. Но затем звонок повторился. Снова. Кто бы это ни был, я не отвечала. Что заставило меня думать, что…
‑ Хорошо, Анж, надеюсь, новости хорошие, потому что уже поздно и…
‑ Это Стэнфорд! ‑ она смеется диким счастливым смехом, которого я раньше не слышала. ‑ Я собираюсь в Стэнфорд, в Калифорнию[15]. Эти деревья. Ты была просто гениальна, когда подсказала мне, что стоит обратить внимание на них.
‑ Вау. Большая лига. Это потрясающе, Анж.
‑ Знаю. Мне кажется, я была готова ко всему. Даже к тому, что об этом университете никто и не слышал, потому что это мое предназначение и все такое, но Стэнфордский университет – такой университет, за который я готова убить даже без предназначения. Это так…идеально.
‑ Я рада за тебя. ‑ По крайней мере, пытаюсь. Я выросла рядом со Стэнфордом. Это место все еще ощущается, как дом.
‑ Есть кое‑что еще, ‑ говорит она.
Я представила себе еще более потрясную новость, например, что она получила стипендию или настоящий ангел ‑ Интэнджа ‑ прибыл прямо с небес с наставлениями к ней, подробно объяснив ее цель и все, что она должна сделать в Стэнфорде.
‑ Хорошо. Что? ‑ спрашиваю я, когда она замолкает и ничего не говорит мне.
‑ Я хочу, чтобы ты тоже поехала.
‑ Что? Когда?
‑ В университет, глупышка. Я собираюсь в Стэнфорд, и хочу, чтобы ты была там со мной. ‑ Три утра. Нет возможности уснуть. Я крутилась всю ночь, не в силах успокоить свои сумасшедшие мысли. Моя мать дружит с падшим ангелом. Планы об университете. Кристиан. Предназначение на сотни лет. Наводнение, которое убивает всех ангелов. Анжела, желающая поехать со мной в Стэнфорд. Такер, желающий остаться здесь всегда и навсегда. Миссис Бакстер, раздражающая меня своими надеждами и приторной сладостью мыслей. И ко всему прочему, кто‑то умирает, и об этом ни в коем случае нельзя забывать. Кто‑то, и я все еще не имею понятия кто.
Наконец, я встала и спустилась вниз. Я удивилась, найдя маму на кухне с шалью вокруг плеч и кружкой чая, словно она пытается согреться. Она смотрит вверх и улыбается.
‑ Страдающие бессонницей всех стран объединяйтесь, ‑ говорит она. ‑ Хочешь чаю?
‑ Конечно.
Я нашла кружку и наполнила чаем, достала сливки и сахар, а затем рассеянно начала все это размешивать в течение долгого времени, пока мама не спросила:
‑ Что с тобой?
‑ Ничего, ‑ отвечаю я. ‑ Все как обычно. О, Анжела собирается в Стэнфорд. ‑ Ее брови поднялись. ‑ Стэнфорд. Впечатляет.
‑ Она еще не подала заявление, но она думает, что ее предназначение там.
‑ Я поняла.
‑ Она хочет, чтобы я поехала с ней, ‑ я засмеялась. ‑ Как будто я смогу попасть в Стэнфорд.
‑ Я не вижу причин, почему бы нет, ‑ произнесла мама, нахмурившись. ‑ Ты отличная ученица.
‑ Да ладно. Это требует немного большего, мам. Я знаю, у меня хорошие оценки, но и для университета требуется… быть президентом команды по дебатам или стоить дома для бездомных в Гватемале или восхитительные результаты SATs[16]. Я почти не готовлюсь к SATs. Я ничего не делала с тех пор, как я приехала в Вайоминг. ‑ Наши глаза встретились. ‑ Я была настолько поглощена своим предназначением, что ничего не замечала.
‑ Вечеринка жалости завершилась? ‑ спросила она, после того, как допила свою чашку чая.
‑ Да, я думаю.
‑ Хорошо. Для кожи нехорошо валяться так долго. ‑ Я смотрю на нее.
‑ У тебя есть одно большое преимущество, когда дело доходит до Стэнфорда.
‑ Да? Какое?
‑ Твоя бабушка училась там, и каждый год жертвует университету крупную сумму денег.
Я смотрю на нее. Моя бабушка. У меня нет бабушки. Мама бабушки умерла при родах примерно в 1890 году.
‑ Ты имеешь в виду папину маму? ‑ Я никогда ничего не слышала о ней. Ни один из моих родителей не говорил о своих семьях.
‑ Нет, ‑ сказала мама с маленькой знающей улыбкой. ‑ Я имею в виду меня. В 1967 я закончила Стэнфорд с ученой степенью по истории. Мое имя тогда было Марго Уитфилд. Это, по официальным данным, твоя бабушка.
‑ Марго Уитфилд, ‑ повторила я.
‑ Это я.
Я недоверчиво покачала головой.
‑ Знаешь, иногда мне кажется, что я тебя совсем не знаю.
‑ Не знаешь, ‑ легко признается она, поймав меня врасплох. ‑ Ты сможешь узнать меня и понять, только тогда, когда проживешь столько же сколько я, столько разных жизней, и в каждой из них ты ‑разный человек. Разные версии тебя. Марго Уитфилд незнакома тебе. ‑ Мои мысли вернулись к Семъйязе и к тому, что он называл мою маму Мэг, к ее образу девушки с короткими коричневыми волосами. Определенно незнакомка.
‑ На кого была похожа эта Марго Уитфилд? ‑ спросила я. ‑ Кстати, Марго ‑ милое имя.
‑ У нее был свободный дух, ‑ сказала мама. – Боюсь, она была немного хиппи. ‑ Мой мозг мгновенно вызвал образ моей мамы в одном из этих платьев, сшитых из легкого струящегося полиэстера, с крошечными солнцезащитными очками и ромашками в волосах, покачивающуюся под музыку в Вудстоке[17], протестуя против войны.
‑ Было много наркотиков?
‑ Нет, ‑ говорит она немного оборонительно. ‑ У меня был мятежный период, Клара. Но это определенно не были шестидесятые. Больше похоже на двадцатые.
‑ Тогда почему ты была хиппи, если ты не протестовала?
Она заколебалась.
‑ У меня было трудное время с соответствием в пятидесятых.
‑ Какое было у тебя имя в пятидесятых?
‑ Мардж, ‑ сказала она со смехом. ‑ Но я никогда не была домохозяйкой из пятидесятых.
‑ Потому что ты не была замужем.
‑ Точно, ‑ сказала она. Вначале я немного нервничала, возможно, из‑за ее возраста, и из‑за того, что она уже могла бы быть замужем несколько раз и у нее могло бы быть много детей, но мама заверила меня, что это не так.
‑ Ты когда‑нибудь выходила замуж? – раньше я никогда не спрашивала ее об этом, но сейчас она была довольно приветливой, так что я попытала счастье.
Она закрыла глаза на минуту и сделала глубокий вздох.
‑ Да.
‑ Когда?
Она посмотрела на меня.
‑ В пятидесятых. Теперь давай вернемся к Марго Уитфилд, пожалуйста. ‑ Я кивнула. ‑ Так ты выпускник Стэнфорда. Так или иначе, сколько раз ты была в университете?
‑ Давай посмотрим, ‑ сказала она, очевидно с облегчением от мысли, что мы перестанем обсуждать пятидесятые и вернемся ко времени, в котором ей комфортно. ‑ Четыре. Я училась уходу за больными, истории, международным отношениям и компьютерному программированию.
Я молчу с минуту. ‑ Международные отношения?
‑ Я бы сказала тебе, но затем бы мне пришлось бы убить тебя.
‑ Только не говори мне, что ты была шпионом?
Она ласково улыбается.
‑ Так вот почему ты постоянно говоришь мне не переживать об университете. Мне не нужно выбирать только одну карьеру. Когда твоя жизнь длится сотни лет, у тебя есть время заняться всем, что тебе интересно.
‑ Когда у тебя долгая жизнь, ‑ сказала она, ‑ ты можешь сделать многие вещи. У тебя есть на это время. Но если ты хочешь поехать в Стэнфорд с Анжелой, то я думаю, это будет очень весело.
‑ Я подумаю об этом, ‑ сказала я. Но если я поеду с Анжелой, Такер и я будем разделены. Мы собираемся поддерживать отношения на расстоянии, но это не очень радостно звучит для меня.
Я ползу обратно в постель около четырех утра, полностью измотанная, надеясь отхватить пару часов сна до начала занятий. Но я мгновенно возвращаюсь в сон. Очень беспокойный сон. В течение нескольких секунд я борюсь с ним, полностью дезориентированная, спотыкаясь на всем пути вверх по холму. Стараюсь замедлить дыхание, напоминая себе, что хочу быть здесь. Я пытаюсь успокоить приступы паники и отчаяния, которые чувствую, пытаюсь выяснить, кто должен умереть.
Оглянись вокруг, сказала я себе. Посмотри, кого здесь нет. Кто должен быть здесь, но его нет.
Я нахожу Джеффри и произношу его имя. Он не смотрит на меня, говоря: «Давай покончим с этим», ‑ как он это делает каждый раз. Я хочу спросить его: «Кто это?», но мои губы не образуют слов. Я заперта в том, что делает в этот момент Клара из будущего: идет, сфокусировавшись на переставлении ног, желая заплакать. Если бы я могла закричать, ‑ подумали мы с ней одновременно ‑ то возможно, было боль не была бы такой сильной.
Все, что я могу делать ‑ оставаться на дороге и наблюдать. Теперь, когда я знаю, что это кладбище, на котором идет похоронная процессия, все кажется таким очевидным. Все одеты в темную одежду. Я замечаю надгробия, разбросанные под деревьями, и стараюсь обращать внимание на нечто большее, чем горе в моей голове.
Все происходит весной, быстро поняла я. Листья уже появились на деревьях. Трава и все вокруг зеленое. Воздух пахнет, как после весеннего дождя, когда еще можно обнаружить намек на снег. На склоне холма появляются полевые цветы.
Это случится весной.
Я могу ясно разглядеть Анжелу, стоящую в стороне и одетую в фиолетовое платье.
Здесь мистер Фиббс ‑ мой учитель английского. Подумав об этом, я узнаю еще несколько человек из школы, может потому, что школа ‑ единственно место в Джексоне, где я знаю.
Я вижу миссис Ловелл ‑ школьного секретаря, и ее рыжую дочь, Элисон. Кимбер Лейн ‑ девушку Джеффри. Здесь даже присутствует Ава Питерс. Венди стоит рядом со своими родителями, прижимая розу к своей груди. Я вижу ее лицо: оно бледнее, чем обычно, а ее голубые глаза сейчас красные и опухшие. Она плакала.
Кого же не хватает?
Теплые пальцы сжимают мои. Я смотрю на Кристиана, ведь именно он сжимает мою руку. Думаю, мне не стоит позволять ему держать меня за руку. Я принадлежу Такеру.
‑ Ты сможешь сделать это, ‑ произносит Кристиан в моей голове. В нем нет сомнений, нет колебаний. Он не беспокоится, что Такер придет и покажет ему, что у него проблемы из‑за того, что он держит меня за руку.
И тут у меня в животе все упало.
Такер.
ГЛАВА 6. РАНО ИЛИ ПОЗДНО
‑ Ребята, еще пять минут.
Политика. Я наблюдаю за тем, как Такер выполняет тест по теме «Конституция США». Свой я закончила еще 15 минут назад и теперь вот сижу, смотря, как он склонился над своим листом, хмурясь и периодически останавливаясь, чтобы постучать карандашом по столу, будто это может помочь пробудить его память. Сейчас все явно идет не так.
В любое другое время я нашла бы очаровательным то, как он сидит хмурый, недовольный и сконцентрированный на работе. Но все о чем я могла думать сейчас, так это о том, кого заботит этот глупый тест? Такер умрет. И, так или иначе, это моя вина.
Остановись. Перестань думать об этом. Ты ведь не знаешь этого наверняка.
Но мне кажется, будто я знаю это. В итоге своих размышлений я пришла к мысли о том, что Такер должен был умереть в том пожаре. Если бы я не проигнорировала свое предназначение и не прилетела спасти его, он умер бы там, в лесу над палисадом. Это была его судьба. Я должна была выбрать Кристиана. Такер должен был умереть. Теперь же, из‑за этого нового видения во снах, я чувствовала, будто все это начинается сначала. Кристиан и я снова гуляем по лесу. Такер мертв.
Только сейчас, это не просто спонтанный выбор, который мне предстоит сделать. Сейчас, у меня есть несколько месяцев, чтобы решить, что со всем этим делать.
Еще одна вещь, к которой я пришла после всех размышлений: не важно, сколько времени у меня на обдумывание. Я по‑прежнему выбираю Такера. И меня не волнует, что это можешь навредить моему предназначению.
Я не позволю ему умереть.
Проблема в лишь том, что я не знаю, как это произойдет, и поэтому не знаю, как это остановить.
Ситуация похожа на фильм «Пункт назначения», где герои должны были погибнуть в авиакатастрофе, но в последний момент сошли с самолета. И тут Смерть открывает на них охоту, убивая одного за другим, в том порядке, в котором они должны были умереть при крушении самолета. Признаюсь, я рассмотрела самые безумные сценарии, такие как: a) Такер попадет в автомобильную аварию, b) он подавится куском мяса за ужином, c) его ударит молния (ведь этот дождь, похоже, никогда не прекратится), d) он поскользнется в ванной, упадет, ударится головой и утонет, или e) на его дом упадет метеорит. Но, что я могу поделать? Я ведь не могу быть всегда рядом с ним. Хотя было пару случаев, когда я среди ночи отправлялась к нему домой, чтобы приглядеть за ним, пока он спит. Кто знает, вдруг коллекция его комиксов решит ни с того ни сего самовоспламениться.
Я действовала тихо, в стиле Эдварда Каллена. Было слегка жутковато, но это была единственная вещь, которая пришла мне в голову. Слава Богу, он больше не бывал на родео. Не думаю, что смогла бы сейчас смотреть на то, как Такер пытается оседлать быка.
Вот так я назначила себя его ангелом‑хранителем. Каждый день я заезжала за ним перед школой, и тихо, медленно везла нас к месту назначению. Настолько медленно, что он начал меня дразнить, говоря, что мой стиль вождения напоминает бабушкин. Конечно же, он заметил, что что‑то не так, ведь от Такера ничего не утаишь. Плюс, я не очень преуспела в тайной защите своего парня, которому суждено было умереть.
Сегодня утром, например. Мы сидели в столовой во время перерыва на завтрак. Вдруг послышался громкий, внезапный хлопок с другой стороны помещения. Я ничего не могла с собой поделать. Вскочив с места, я быстро двинулась, даже слишком быстро, точнее настолько быстро, что мама испугалась бы, если б увидела, как внезапно я оказалась между Такером и источником шума. Я стояла там, ожидая сама не знаю чего, прижав руки к бедрам, пока не услышала, как несколько парней засмеялось над дебильной выходкой, суть которой заключалась в том, чтобы бросить пустую банку на пол, а затем резко её сжать, прыгнув сверху и создав при этом как можно больше шума. Ему это удалось. Впечатляющий звук.
Такер смотрел на меня. Венди тоже. Её бублик так и повис в воздухе на полпути ко рту. Все за моим столом, уставились.
‑ Ну, ничего себе, ‑ сказала я, затаив дыхание и стараясь хоть как‑то исправить ситуацию. – Не ожидала такого. Меня это жутко напугало.
‑ Не стоит давить банки? ‑ спросила Венди. ‑ Тебе не кажется, что ты очень нервная?
‑ Эй, я ж из Калифорнии, ‑ попыталась объяснить я. ‑ Мы должны были пройти через металлодетекторы, прежде чем могли попасть в школу.
Такер все еще смотрел на меня, непонимающе хмуря брови.
Теперь же, наблюдая за тем, как Такер воюет со своим тестом, я подумываю о том, чтобы все ему рассказать. Я могу все ему рассказать, и тогда между нами снова не будет никаких секретов. Не будет никакой лжи. Так будет правильно, но в то же время это будет ужасно. Эгоистично.
А что, если я не права? В конце концов, я ведь думала, что мое последнее видение говорило мне, что мое предназначение состоит в спасении Кристиана, и в итоге, это оказалось неправдой. Да и это не те новости, которые ты очень хочешь сообщить, если, конечно, ты не совсем сумасшедшая. Но что, если я права? Разве я хотела бы знать, что умру?
Мой взгляд переместился с Такера на два ряда дальше, на Кристиана, который уже тоже сделал свой тест. Он поднимает глаза, словно смог почувствовать на себе мой взгляд, и одаривает меня легкой улыбкой, которая длится всего несколько секунд. Потом Кристиан смотрит на Такера, который, продолжая хмуриться, ничего не замечает кроме своего листа бумаги.
‑ Прекрасно двигалась в столовой сегодня утром, ‑ неожиданно говорит Кристиан в моей голове.
Он говорил в моей голове! На минуту я была слишком шокирована, чтобы сформулировать ответ. Может ли он сказать, о чем я думаю прямо сейчас? Неужели он читал мои мысли все это время? Я разрывалась между желанием ответить ему и желанием пытаться заблокировать свое сознание.
‑ Ты видел это? ‑ наконец‑то ответила я, пытаясь протолкнуть свои слова наружу, чтобы они дошли до него, точно также, как я это делала, когда мысленно разговаривала с мамой в лесу.
Не могу точно сказать, услышал ли он меня. Его глаза зафиксировались на моих.
‑ Ты в порядке?
Я отворачиваюсь. ‑ Я в порядке.
‑ Хорошо, теперь положите свои карандаши, ‑ говорит мистер Андерсон. – Сдайте тесты, и после этого вы свободны.
Такер хмурится, вздыхает, а затем идет к столу преподавателя, держа в руках свой тест. Когда он вернулся, я одарила его своей самой красивой улыбкой.
‑ Не все идеально, да?
‑ Я совсем не готовился, ‑ сказал он, после чего мы собирали наши вещи и пошли в коридор. Я тщательно избегала Кристиана. ‑ Это только моя вина. Сжег свечу с обоих концов, как говорит мой отец. У меня завтра тест по испанскому, который я явно напишу не лучше.
‑ Могу помочь тебе, ‑ предложила я. ‑ Yo hablo español Muy Bien[18].
‑ Обманщица, ‑ сказал он, но улыбнулся.
‑ Значит после школы? Я побуду твоим репетиром.
‑ У меня есть дела сегодня днем.
‑ Ты можешь прийти после, ‑ знаю, что проявила упорство. Просто я хочу провести с ним каждую свободную минуту. Я хочу помочь ему, даже если речь всего лишь о его испанском. Сейчас это все, что я могу сделать.
‑ Ты могла бы прийти к нам на ужин, а потом мы могли бы засесть за книги. Но, возможно, нам придется лечь очень поздно. Серьезно, у меня все очень плохо с испанским, ‑ сказал он.
‑ Хорошая новость для тебя, я ‑ сова.
Он усмехнулся:
‑ Верно. Значит сегодня?
‑ Я приду.
‑ Hasta La Vista[19], детка, ‑ сказал он мне, и я, покачав головой, улыбнулась тому, насколько восхитительно глупым он может быть. Его испанский ограничивается фразочками Арнольда Шварценеггера.
Эту ночь я провела сидя в теплой и освещенной кухне на ранчо «Ленивая собака». Это напомнило мне сцену из «Маленького домика в прериях»[20]. Венди накрывает на стол, пока миссис Эвери заканчивает с картофельным пюре. Такер с отцом выходят из сарая и вдвоем одаривают госпожу Эвери быстрым поцелуем в щеку. Затем, закатав рукава своих фланелевых рубашек, они тщательно моют руки в раковине, точно так же как хирурги, когда готовятся к операции. Такер садится в кресло рядом со мной и сжимает мое колено под столом.
Госпожа Эвери отвлекается на меня.
‑ Ну, Клара, ‑ сказала она. ‑ Я должна признаться, что рада видеть тебя у нас снова.
‑ Да, миссис Эвери. Спасибо за приглашение.
‑ Ах, милая, зови меня просто Рейчел. Думаю, можно опустить формальности. ‑ Она хлопает по руке мужа, которая тянется к корзинке с роллами для ужина. – Я надеюсь, что ты голодна.
На ужин было тушеное мясо с подливкой, картофель, морковь, сельдерей и домашние сливочные роллы, а запить все это предлагалось большим стаканом чая со льдом.
Некоторое время мы ели в тишине. Я не могу перестать думать о том, как будет подавлена вся семья Такера, если они его потеряют, не могу перестать вспоминать, как выглядели во сне их лица. Печально. Смиряясь. Будучи преисполненными решимости пройти через это.
‑ Я говорил тебе, мам, ‑ прервал молчание Такер, ‑ насколько вкусно ты готовишь? Мне кажется, что я сказал не все относительно того, какой ты удивительный у нас повар.
‑ Не благодари, сынок, ‑ отвечает она. Голос звучал приятно удивленным. ‑ Ты не должен. ‑Венди и мистер Эвери смеются.
‑ Он видит хорошее, ‑ сказал глава семьи.
Это походило на попытку сменить тему, поэтому все вдруг начали говорить о пожарах.
‑ Вот что я вам скажу, ‑ начал мистер Эвери, накалывая на вилку кусок мяса и размахивая ею по кругу. ‑ Они когда‑нибудь поймают ублюдка, который начал эти пожары, и я собираюсь воздать ему по заслугам.
Я запаниковала.
‑ Кто‑то устроил эти пожары? ‑ спросила я. Мое сердце упало.
‑ Ну, думаю, все началось по естественным причинам, например, с удара молнии, ‑ сказала Венди.
‑ Но другие ‑ поджоги. Полиция предлагает двадцать тысяч долларов в качестве вознаграждения награду тем, кто предоставит им информацию, которая поможет арестовать виновных.
Вот что происходит, когда я перестаю смотреть новости. Они считают, это поджог. Интересно, что будет делать полиция, если они узнают, кто действительно виновен в этом. Э‑э, да, офицер, я считаю, что тот, кто устроил пожары, был около шести целых и трех десятых фута[21] ростом. Черные волосы. Янтарные глаза. Большие черные крылья. Место жительства: ад. Род занятий: лидер Стражей. Дата рождения: незапамятные времена.
Другими словами, это двадцать тысяч долларов за того, кого никто никогда не увидит.
‑ Ну, я, например, очень надеюсь, что его поймают, ‑ сказал мистер Эвери. ‑ Хочу посмотреть ему в глаза.
‑ Папа, ‑ устало говорит Такер, ‑ возьми отпуск.
‑ Нет, ‑ мистер Эвери прокашлялся. ‑ Это была твоя земля, твое наследство от дедушки. Это было все, ради чего ты когда‑либо работал: твой грузовик, прицеп, лошадь. Все эти случайные заработки, экономия и сбережения были для того, чтобы позволить себе взносы на родео, снаряжение и газ для грузовиков. Годы непосильного труда и пота, часы практики… Нет, я не возьму отдых.
‑ Подождите, ‑ сказала я, стараясь понять суть разговора. – Вы говорите про пожар на палисаде? Там они подозревают поджог?
Мистер Эвери кивнул.
Таким образом, не Семъйяза, пытавшийся избавиться от меня и моей мамы на пике «Статик»[22], начал пожар. Был еще один пожар. Неужели кто‑то намеренно начал другой пожар?
‑ Это не имеет значения, ‑ сказал Такер небрежно. ‑ С этим покончено. Я рад, что остался в живых.
Я тоже рада.
Позже Такер и я вышли на крыльцо. Мы сели на качели и начали слегка покачиваться. Было холодно, на самом деле даже морозно, но ни один из нас не думал об этом. Было слишком облачно, чтобы увидеть звезды. После того как мы посидели так еще некоторое время, пошел снег. Мы не зашли внутрь дома, а вместо этого лежали на качелях, раскачиваясь взад и вперед. Наше дыхание смешивалось в туманный клуб пара над нашими головами.
‑ Небо падает, ‑ прошептала я, наблюдая, как хлопья дрейфуют на ветру.
‑ Да, ‑ сказал он. – Отчасти это выглядит именно так. ‑ Такер сел, чтобы посмотреть мне в лицо. Мое сердце начало учащенно биться без всяких на то причин.
‑ Ты в порядке?‑ поинтересовался он. ‑ Ты такая напряженная всю неделю. Что происходит?
Я смотрела на Такера, думая об его смерти, и мои глаза вдруг наполнились слезами. И слезы ‑ слезы любой девушки, но мои особенно ‑ действительно тронули Такера.
‑ Эй, ‑ прошептал он и мгновенно взял меня на руки. Я плакала на его плече в течение нескольких минут, а затем попыталась взять себя в руки, посмотрела вверх и попыталась улыбнуться.
‑ Я в порядке, ‑ оправдывалась я. ‑ Просто нервничаю.
Такер нахмурился.
‑ Ангельские штучки, ‑ утвердительно произнес он. Такер считает, что каждый раз, когда со мной что‑то происходит, то это обязательно должно быть связано с моей ангельской сущностью.
Я хочу сказать ему правду, но не могу. Не до тех пор, пока не выясню все наверняка.
Покачав головой, я отвечаю:
‑ Проблемы с университетом. Знаешь, я подаю заявление в Стэнфорд. ‑ Это правда. Хотя я не думаю, что проявляла особого энтузиазма к учебе, но Стэнфорд… В общем, это Стэнфорд.
Выражение лица Такера смягчается, как будто он вдруг все прекрасно понял. Я расстроена из‑за того, что собираюсь в университет, а он остается здесь.
‑ Все будет хорошо, ‑ успокаивает он. ‑ Мы будем вместе, где бы ты в конечном итоге не была, договорились?
‑ Договорились.
Он игриво приобнимает меня. ‑ Все будет в порядке, Морковка. Вот увидишь.
‑ Откуда ты все это знаешь? ‑ спросила я слегка наигранно.
Такер пожал плечами. Вдруг он нахмурился и наклонил голову чуть в сторону.
‑ Что случилось? ‑ спросила я.
Он приподнял руку, показывая мне, чтобы я замолчала. Такер прислушивался к чему‑то с минуту, а затем выдохнул. – Мне показалось, что я что‑то услышал, вот и все.
‑ Что именно? ‑ спросила я.
‑ Лошадь. Мне показалось, что я услышал лошадь.
‑ О, Такер, ‑ сказал я, обнимая его крепче. ‑ Мне очень жаль.
Но вдруг я тоже что‑то услышала. Какой‑то шум, похожий на стук копыт. Какой‑то устойчивый ритмичный удар чего‑то об землю. И после, сильный порыв воздуха от движения крупного животного. Бегущего и тяжело дышащего животного.
Мои глаза встретились с глазами Такера.
‑ Я тоже это слышу, ‑ сказала я ему.
Мы выскочили с качелей и направились на передний двор. Я сделала медленный круг по двору, слушая, как звук становится ближе.
‑ Там, ‑ произнесла я, указывая на горы Титон. Такер побежал в этом направлении, перепрыгивая через низкую ограду. И тут Мидас появился у линии деревьев. Он тяжело бежал. Пот блестел на его боках. Такер увидел его и издал громкий радостный возглас. Мидас заржал. Я стояла и смотрела, как они встретились друг с другом в поле возле дома. Такер обхватил руками плечи Мидаса и прислонил свое лицо к глянцевой от пота шее коня. Они остаются в таком положении долгое время, а затем Такер отстраняется и начинает осматривать руками все тело Мидаса на предмет травм.
‑ Он подгорел и очень истощал, но ничего серьезного, ‑ прокричал Такер. ‑ Нет ничего, с чем бы мы не смогли справиться. ‑ Затем Такер нежно сказал лошади: «Я знал, что ты сможешь это сделать. Знал, что огонь не мог причинить вред». Его родители вместе с Венди вышли на крыльцо и увидели Мидаса. Теперь мы все вместе побежали в поле, чтобы полюбоваться на это чудо. Венди крепко держала мою руку, пока мы все вели коня обратно в сарай к тому, кому он принадлежал.
‑ То, что когда‑то было потеряно, теперь найдено, ‑ сказала миссис Эвери.
‑ Смотри, Морковка, ‑ сказал Такер, поглаживая нос Мидаса. – Иногда все происходит не так, как должно.
Вот этого‑то я и боюсь.
Скорбь охватила меня снова на следующий день. Я ведь почти забыла, как ужасно чувствовать, когда горло перехватывает, грудь сжимается, а глаза горят. На этот раз это произошло в продуктовом магазине, где я была с Джеффри. Почувствовав себя странно, я тут же сказала ему присесть на корточки прямо посреди прохода между йогуртами и творогом, и представить себя ниндзя с ангельской кровью, пока я звоню маме. Думаю, Джефри бы это позабавило, если б не перспектива быть убитым Черным Крылом. Только на этот раз, полагаю, я не смогу с ним справиться. Если я умру здесь, в девятом проходе продуктового магазина, то никогда не исполню свое весеннее предназначение и не появлюсь на кладбище.
Итак, мне кажется, Семъйяза здесь не для того, чтобы убить меня. Но я волнуюсь не из‑за этого. Несмотря на все мои сумасшедшие идеи о возможных вариантах смерти Такера, наиболее вероятным из них мне кажется именно тот, в котором появляется Черное Крыло и убивает его. Убивает, чтобы добраться до меня. Чтобы наказать меня, возможно, даже за то, что я не выполнила/изменила свое предназначение. Чтобы уравновесить весы. Или может просто потому, что Черное Крыло – зло, и ему нравится делать ужасные вещи, например, убивать людей ради забавы. Эта мысль пугает меня.
И снова это чувство горя уходит еще до того, как мама появляется в магазине. Будто этого вообще не было. Словно все это происходило лишь в моей голове.
Несколько дней спустя в ангельском клубе Джеффри показывает нам трюк, суть которого заключается в том, что он сгибает четвертак[23] пополам одними только пальцами. Конечно же после презентации трюка, мы все попробовали проделать тоже самое. Первой была я, и Джеффри было не слишком приятно, когда я смогла проделать тоже самое. Потом была Анжела, которая так старалась, что ее лицо побагровело настолько, что я подумала, будто она сейчас упадет в обморок. Затем пробовал Кристиан, которому тоже не удалось этого сделать.
‑ Видимо, это не мое, ‑ произнес он. – Думаю, он слишком маленький.
‑ А возможно, это просто генетика, ‑ начала теоризировать Анжела. – Ген, который есть в их семье, есть и у Клары, и у Джеффри.
Джеффри фыркает. ‑ О, да. Ген, отвечающий за сгибание четвертаков.
Я задумываюсь, чего же хорошего в том, что я могу согнуть четвертак? Что это за полезный навык? И вдруг я чувствую, что мне хочется плакать. Без уважительной причины. Бам ‑ и слезы.
‑ Что случилось? ‑ спросил Кристиан незамедлительно.
‑ Скорбь, ‑ сказала я.
Мы позвонили моей маме. Анжела была очень обескуражена этим, ведь мы сейчас находились у неё дома, а не очень приятно не чувствовать себя в безопасности в собственном доме. Моя мама появилась минут через десять, запыхавшись. На этот раз она не подала виду, что волнуется. Просто устала.
‑ Все еще чувствуешь это? ‑ спросила она меня.
‑ Нет, ‑ и это означало, что я чувствовала себя очень глупо в данный момент.
‑ Может быть, это всего лишь твоё сочувствие, ‑ сказала мне Анжела. ‑ Может быть, ты просто впитываешь эмоции окружающих тебя людей, эмоции тех, которым грустно. ‑ Я думаю, это могло бы иметь смысл.
Оказывается, у мамы есть различные теории, и поняла я это ночью, когда она пришла ко мне в комнату, чтобы пожелать спокойной ночи. По‑прежнему шел снег. Это продолжалось с той самой ночи, когда вернулся Мидас. Он падал крупными хлопьями за моим окном. Похоже, это будет холодная ночь.
‑ Прости что я…ну, ты знаешь…скулящий волчонок, ‑ сказала я маме.
‑ Все в порядке, ‑ произнесла она, но выражение её лица какое‑то хмурое.
‑ Ты действительно не кажешься обеспокоенной, ‑ указываю я. ‑ Почему?
‑ Я же говорила тебе уже, ‑ начала она. – Не думаю, что Сэм придет за нами так скоро.
‑ Но я действительно чувствую печаль. По крайней мере, мне кажется, что я её чувствую, когда это происходит. Может, это что‑нибудь означает?
‑ Это означает кое‑что, ‑ вздыхает она. – Горе, которое ты чувствуешь, может принадлежать не Черному Крылу.
‑ Ты думаешь, оно принадлежит кому‑то еще?
‑ Оно может быть твоим, ‑ сказала она, смотря на меня снова этим полуразочарованным взглядом.
На секунду мне показалось, будто в комнате нечем дышать. – Моим?
‑ Черное Крыло чувствует печаль из‑за того, что идет против своей природы. То же самое происходит и с нами.
Я ошеломлена. Серьезно, у меня просто нет слов.
‑ Черные Крылья чувствуют грусть во много раз интенсивнее, ‑ продолжает она. ‑ Они решили отделить себя от Бога, и это заставляет их чувствовать почти невыносимую боль. ‑ Я никогда не смогу вернуться назад. Вот, о чем Семъйяза думал в тот день. Я никогда не смогу вернуться.
‑ С нами это происходит гораздо мягче и реже, ‑ произнесла мама. – Но все же это происходит.
‑ То есть, ‑ выдавила я из себя через минуты, ‑ ты думаешь, что я испытываю вспышки горя потому, что не выполнила… свое предназначение?
‑ О чем ты думаешь, когда это происходит? – спрашивает она.
Я должна сказать ей о сне. Рассказать про кладбище. Все это. Должна, но слова застряли в горле.
‑ Я не знаю. – И это правда. Я не помню точно, о чем я думаю, когда это происходит, но я смею предположить, что в этом замешан Такер, мой сон, и мысли о том, что я не позволю всему этому случиться.
Борюсь с предназначением.
Кажется, я собираюсь пойти против своей природы.
Это горе ‑ мое.
ГЛАВА 7. ДАВАЙ ПОГУЛЯЕМ
На следующее утро на земле лежит уже два фута снега. Наш двор, аккуратно укутанный пушистым белым одеялом, что заставляет все казаться приглушенным, похож на зимнюю сказку. Оказывается, в Вайоминге всегда так. Сегодня осень: красные листья медленно опадают с деревьев, скачут белки, неистово закапывая желуди, струйки дыма в воздухе от каминов. А уже завтра – зима. Белая и молчаливая. И ужасно холодно.
Мама внизу жарит бекон. Она улыбается, увидев меня.
‑ Садись, ‑ говорит она. – Я только что решила соорудить вам завтрак на скорую руку.
‑ Ты сегодня веселая, ‑ замечаю я, и нахожу это странным, учитывая наш разговор прошлым вечером.
‑ А почему бы и нет? Сегодня прекрасный день.
Я прохожу на кухню и обнаруживаю за столом Джеффри, он выглядит таким же полусонным, как чувствую себя я.
‑ Она сошла с ума, ‑ серьезно говорит мне он, когда я опускаюсь на соседний с ним стул.
‑ Я вижу.
‑ Она говорит, что мы сегодня поедем на кемпинг[24].
Я разворачиваюсь, чтобы посмотреть на маму, подбрасывающую блины, и шиплю, чтобы не закричать.
‑ Мам, ‑ начинаю я. – А ты не заметила, что на улице снег?
‑ Подумаешь, небольшой снежок, ‑ отвечает она, а ее блестящие глаза теперь блестят еще сильнее.
‑ Я ж сказал, ‑ говорит Джеффри. – Сумасшедшая.
Как только мы заканчиваем завтрак, мама обращается к нам, словно она капитан круизного лайнера, готовый начать наш день.
‑ Клара, можешь собрать посуду? Джеффри, ты относишь все в машину. А мне нужно кое‑что закончить прежде, чем мы поедем. Соберите вещи на все выходные, оба. Одевайтесь тепло, но наденьте что‑нибудь под низ, если вдруг потеплеет. Я собираюсь выехать около десяти. Несколько часов нам придется идти пешком.
‑ Но мам, ‑ фыркаю я, ‑ я не могу на этих выходных.
Она задерживает на мне пристальный серьезный взгляд. – Почему? Потому что ты хочешь остаться дома и сбежать к Такеру?
‑ Попалась, ‑ смеется Джеффри.
Кажется, удирая из дома, я делала это не так тихо, как предполагала.
‑ Пойду застрелюсь, ‑ говорит Джеффри, то‑то и оно.
Итак, к десяти часам мы приняли душ, оделись, сложили вещи и забрались в машину, включив печку на всю. Мама передает мне на заднее сиденье термос с горячим шоколадом. Она все еще в нереально отличном настроении. Она трогается и включает дворники, чтобы очистить лобовое стекло от сыплющейся снежной крупы, подпевая радио, пока мы едем в Джексон. Затем она останавливается перед «Розовой Подвязкой».
‑ Так, Клара, ‑ говорит она с озорной улыбкой, ‑ твоя остановка. – Я в замешательстве.
‑ Иди, позови Анжелу. Скажи ей собрать вещи на выходные.
‑ Она знает, что я приду? – спрашиваю я. – Она знает, что она едет в чокнутое путешествие на кемпинг в снегу?
Мама широко улыбается. – Вообще‑то, Анжела ничего об этом не знает. Но у меня чувство, что она захочет поехать.
Я иду к двери театра и стучу. Открывает мама Анжелы. Ее темные глаза немедленно устремляются мимо меня к маме, которая успела выйти из машины и приближается к нам. На мгновение Анна Зербино выглядит так, будто она собирается упасть в обморок. На ее лице появляется это странное выражение, частично испуга, частично благоговения, ее рука непроизвольно поднимается вверх, чтобы прикоснуться к золотому крестику, висящему у нее на шее. Очевидно, Анжела просветила ее относительно нашей семьи, состоящей из полу‑ангелов, а по опыту Анны Зербино, мы что‑то такое, что нужно бояться и почитать.
‑ Привет, Анна, ‑ говорит моя мама ее самым милым, сладким доверяй‑мне голосом. – Я хотела спросить, можем ли мы одолжить на пару дней твою дочь.
‑ Это касается ангелов, ‑ шепчет Анна.
‑ Да, ‑ отвечает мама. – Время пришло.
Анна молча кивает, опираясь на косяк, будто ей вдруг понадобилась поддержка. Я взлетаю вверх по лестнице в поисках Анжелы.
‑ Думаю, моя мама могла загипнотизировать твою или что‑то еще, ‑ говорю я, открывая дверь в комнату Анжелы. Она растянулась на животе на своей кровати, записывая что‑то в свою черно‑белую тетрадку. На ней красная стенфордская толстовка и только слепой бы не заметил огромный плакат Стенфорда, который она прикрепила на стену над кроватью.
‑ Ух ты, вперед Кардиналы, ‑ комментирую я.
‑ Ой, привет Клар, ‑ удивленно говорит она, закрывает тетрадь и сует ее под подушку. – Мы договаривались встретиться сегодня?
‑ Да, это предрешено звездами.
‑ А?
‑ Я пришла, чтобы выкрасть тебя на волшебные два дня и одну ночь в жутко холодную снежную глушь. Мамины причуды.
Анжела садится. На минуту она выглядит как точная копия ее матери, за исключением золотых глаз. ‑ Твоей мамы? Что?
‑ Как я уже сказала, она берет нас на кемпинг, и ты приглашена. У нас с собой есть палатки, и спальные мешки и даже те металлические палки, на которых жарят хот‑доги.
‑ Я не понимаю, ‑ говорит Анжела. Ее взгляд переходит к окну. – Снег же.
‑ Ты так права. Поверь, я тоже не понимаю, ‑ говорю я. – Ну, так ты едешь с нами или нет?
Не прошло и десяти минут, как она сидит в нашем внедорожнике, завернутая в плед и пристегнутая ремнем безопасности, выглядя так, будто она перебрала с кофе и нервничает. Анжела всегда такая, когда рядом моя мама. Это связано с тем, что она никогда раньше не видела других полу‑ангелов, пока не познакомилась с нами. Конечно, у нее никогда не было взрослого полу‑ангела, на которого она могла бы ровняться, только ее тихая, глупая человеческая наседка‑мать со всеми ее религиозными убеждениями, которая прямо сейчас стоит на тротуаре, со слезами на глазах махая нам на прощание рукой, как будто она боится, что больше никогда не увидит Анжелу.
Мама опускает стекло. – Все хорошо, Анна. Я верну вам дочь в целости и сохранности.
‑ Да, мам, все нормально, ‑ смущенно бормочет Анжела. – Я приеду в воскресенье вечером.
‑ Ладно, конечно, ‑ тихо говорит Анна. – Повеселитесь там.
В машине тихо, пока мы едем в горах. Джеффри включил радио, но мама сделала тише, так что мы почти не слышим его. Затем наш путь наверх делает несколько крутых поворотов, и дорога сужается в линию, одна сторона которой переходит в скалистые горы, а другая – в обрыв. Я задаюсь вопросом, что произойдет, встреть мы кого‑нибудь, спускающегося вниз. Наконец, спустя более получаса, у дороги появляется небольшой карман. Мама въезжает в него и останавливается.
‑ Это все, что мы могли проехать на машине. Дальше придется идти пешком. – Она выходит из машины. Порыв абсолютно ледяного воздуха врезается в нас, как только мы открываем двери, чтобы забрать рюкзаки из багажника.
Около минуты мы стоим и смотрим на тропы и далекие хребты над верхушками деревьев.
‑ Как минимум, перестал идти снег, ‑ говорит Джеффри.
Мама ведет нас по свежему снегу, за ней следует Джеффри, за ним мы с Анжелой бок о бок. Снег на тропе доходит до середины наших ботинок. Идем мы долго. Кажется, воздух становится тоньше. Все это путешествие напоминает мне, как мама однажды возила меня на Баззардс Рутс, когда мне было четырнадцать, где она рассказала мне, что я – полу‑ангел и пролетела по долине, чтобы доказать, что это правда. Интересно, чем она нас удивит на этот раз.
После нескольких часов монотонной ходьбы, мама сворачивает с тропы в сторону густо заросшей деревьями части леса. Здесь, в тени высоких сосен, еще темнее и холоднее. Вдали от тропы снег становится еще глубже, порой доходя до колен. Спустя минуты я промерзаю до костей, трясясь так сильно, что волосы выбиваются из хвоста. Рядом со мной Анжела вдруг поскальзывается и падает, полностью исчезая в снегу. Я наклоняюсь, чтобы помочь ей.
‑ Спорю, тебе кажется, что стоило лучше подумать, прежде, чем с нами ехать, ‑ говорю я сквозь стучащие зубы. Ее ярко‑розовые щеки и нос, почти как у клоуна, сильно контрастируют с черными волосами.
‑ У тебя вроде должен быть иммунитет к холоду, ‑ говорит она со сведенными на переносице бровями, словно пытаясь понять, почему это не так.
Впереди мама разражается смехом.
‑ Иногда, Анжела, ‑ с любовью говорит она, ‑ ты говоришь такую ерунду!
От шока Анжела даже приоткрывает рот, но мама продолжает смеяться и веселье быстро распространяется на нас, даже на Анжелу.
‑ Я читала об этом в книге, ‑ протестует она. – Правда.
‑ Это когда ты пользуешься свечением, ‑ объясняет мама. ‑ Оно сохраняет тепло. Без него, я уверена, вы можете замерзнуть до смерти.
‑ Например, как сейчас, ‑ встреваю я.
‑ Хорошо, ‑ смиренно соглашается Анжела. – Мне нужно будет это записать. Как только мои руки снова заработают.
‑ Осталось не долго, ‑ обещает мама. – Там и остановимся.
Еще через десять минут медленного продвижения по снегу в густом лесу, мама останавливает нас. Она поднимает голову и втягивает носом воздух, безмятежно улыбаясь, затем говорит Джеффри резко свернуть направо.
‑ Туда, ‑ говорит она, указывая на небольшой овраг немного дальше. – Нам нужно туда.
Джеффри ведет нас вниз по скользкой тропе до тех пор, пока не останавливается так внезапно, что мама врезается в него. Его рюкзак соскальзывает с плеча. Мама ухмыляется, у нее на лице написаны усталость и что‑то вроде триумфа, и делает шаг в сторону, пропуская нас с Анжелой, так чтобы мы могли увидеть, на что они смотрят. Мы тоже останавливаемся, наши рты открываются, рюкзаки падают на землю.
‑ Рай, ‑ выдыхает Джеффри.
Да. Это правильное слово.
Это своего рода луг, огромный, плоский участок земли окружен с двух сторон горами, с третьей стороны ‑ красивое блестящее озеро, такое чистое, что можно увидеть пейзаж, отражающийся от его поверхности. В нескольких футах от того места, где мы стоим, снег исчезает, превращаясь в длинную, мягкую траву, такую зеленую, что глазам даже больно смотреть на нее после стольких часов белого. Здесь нет снега. Солнце опускается за дальнюю гору, и небо взрывается оранжевым и голубым. Птицы летают туда ‑ обратно через луг, как будто им тоже не верится, что посреди этой глуши они наткнулись на рай.
Но мы смотрим не на луг. Что заставило нас троих (конечно, не маму, потому что она, очевидно, все об этом знает) тупо таращиться на свет, так это то, что луг просто забит палатками. Около двух десятков человек суетятся на поляне, кто‑то разводит костер, кто‑то ловит рыбу в озере, а некоторые разговаривают, просто стоя или лежа на траве.
Мой взгляд прикован к одной конкретной женщине: красновато‑коричневая кожа, длинные, блестящие волосы, лицо, как у Сакагавеи[25] на золотистом долларе. И паре ослепительных крыльев, сложенных за ее спиной, как волшебная мантия.
‑ Это, ‑ говорит мама, жестом обводя луг, ‑ то, что называется собранием. Встреча полу‑ангелов.
‑ Congregarium celestial, ‑ выдыхает Анжела.
Дама с крыльями замечает нас и машет рукой. Мама машет в ответ.
‑ Это Билли, ‑ говорит она. – Пошли. – Она снимает пальто и остальные теплые вещи, пока не остается лишь во фланелевой рубашке и джинсах. Затем она идет по траве босиком.
‑ Пойдем, ‑ снова зовет она нас. – Им не терпится с вами познакомиться. – Мы оставляем свои рюкзаки у края травы и нерешительно заходим на луг. Несколько человек перестают заниматься своими делами, чтобы посмотреть на нас.
‑ Что это? – спрашивает Джеффри рядом со мной, все еще сбитый с толку.
Мама уже подошла к Билли, которая обняла ее, будто они давние подруги. Они поворачиваются и идут к нам, а оказавшись достаточно близко, эта женщина, Билли, заключает и меня тоже в удивительно сильные, медвежьи объятья.
‑ Клара! – восклицает она. – Не могу поверить. Когда я видела тебя в последний раз, ты была чуть больше кузнечика.
‑ Ох, привет, ‑ натянуто отвечаю я ей в волосы, которые пахнут полевыми цветами и кожей. – Я не помню.
‑ Конечно, не помнишь, ‑ со смехом говорит она. – Ты была крошкой. – Она заглядывает мне через плечо. – А это Джеффри. О, Боже. Уже совсем мужчина.
Джеффри ничего не говорит, но могу сказать, он польщен этим замечанием.
‑ Знакомьтесь, Вилма Фэирвезер, ‑ объявляет мама, как при официальном знакомстве.
Вилма ухмыляется нам. – Билли, ‑ поправляет она.
‑ А это Анжела Зербино, ‑ говорит мама, не глядя ни на кого из нас.
Билли кивает, так внимательно разглядывая Анжелу, что та заливается краской. – «Розовая Подвязка», правильно?
‑ Да, ‑ отвечает Анжела.
‑ Добро пожаловать. Проголодались?
Мы переглядываемся. Еда – это последнее, о чем мы сейчас можем думать.
‑ Конечно, проголодались, ‑ говорит Билли. – Почему бы вам не пойти вон туда и не взять себе что‑нибудь поесть? – Она указывает на ту сторону луга, где струйка дыма поднимается над чем‑то, похожим на большой каменный гриль для барбекю. – Клянусь, Корбетт делает лучшие бургеры. В любом случае, достаточно хорошие, чтобы заставить меня несколько раз в год есть мясо. – Она снова смеется. – Идите перекусите, а потом можете заняться палатками. Хочу, чтобы вы поставили их рядом с моей. – Она обвивает своей рукой мамину. – Наконец‑то ты решилась привести их сюда. Я горжусь тобой. Также, думаю, это означает…
‑ Билли, ‑ говорит мама, глядя на меня, в ее
