— Теперь понятно, почему ты не смог сам освободиться, — с улыбкой сказал он, глядя на Сергея, и указал рукой на связанные веревками запястья Капустина: — Крапивное зелье. Запрещенное, между прочим. Но на улице Безликих прохожих чем только не торгуют. Ну ничего, мы сейчас легко это снимем.
Гурий Безродный подошел к Миле с Сергеем, опустился на корточки и звонко щелкнул пальцами. Его волшебный перстень коротко вспыхнул. Веревки, которыми были связаны руки и ноги Капустина, тотчас тихо зашипели, и от них пошел ядовито-зеленый пар. Пока Мила следила за странными испарениями, на глазах тающими в воздухе, профессор развязал Сергея.
— Как вы это сделали? — восхитился Капустин.
— Подрастешь — узнаешь, — с улыбкой ответил ему профессор Безродный и добавил наставительным тоном: — Если, конечно, в Старшем Думе не будешь прогуливать мои занятия.
Он помог Капустину подняться с пола и сказал:
— Время испытания вышло. Мы возвращаемся на улицу Глициний.
* * *
Через десять минут после Милы, Гарика и профессора Безродного в бар «Проходной двор» с улицы Безликих прохожих вернулись и остальные. Последним пришел Фреди, который все это время искал не столько профессора, сколько своего напарника. При виде Капустина на лице старшего Векши тревога сменилась облегчением. Мила, зная насколько Фреди ответственный, подумала: если бы с Сергеем что-то случилось, он бы считал виноватым себя.
Профессор Безродный, как и после первого испытания, попросил шестерых ребят собраться вокруг большого прозрачного шара, который он держал в руках. Было произнесено длинное заклинание, внутри шара заклубился серовато-белый туман, после чего Мила испытала знакомое чувство — словно ее лба коснулась невидимая теплая ладонь.
Когда это ощущение прошло, профессор велел ребятам ждать, разрешив устроиться за любым из столиков бара, а сам подошел к столу, где ожидали судьи.
Со стороны Мила наблюдала за ними. Трое судей несколько минут производили над шаром какие-то непонятные для Милы манипуляции, потом совещались, а в конце Акулина развернула на столе пергаментный свиток и около минуты держала над ним раскрытую ладонь — коричневый камень в ее волшебном перстне то ярко вспыхивал, то гас. Прошло не больше пятнадцати минут, как судьи приняли решение.
В этот раз оценки объявлял Поллукс Лучезарный. Тряхнув длинными черными глянцевыми волосами, он развернул пергаментный свиток, над которым только что колдовала Акулина, и с преувеличенно важным видом объявил:
— Судьи вынесли свой вердикт.
Мила покосилась на Акулину, которая в этот момент делала ей какие-то одобряющие знаки, и, не сдержавшись, улыбнулась. Перехватив порицающий взгляд Поллукса Лучезарного, косо поглядевшего на Милу из-под хмуро сошедшихся у переносицы черных бровей, она поспешила принять серьезный вид.
— Первыми и единственными, — продолжил профессор искусства метаморфоз, — сегодня выполнили поставленную перед ними задачу студент Старшего Дума Гарик Смелый и студентка Младшего Дума Мила Рудик. Кроме того, они помогли обезвредить опасного для жителей Троллинбурга волкулака. Учитывая все изложенные обстоятельства, судьи приняли решение поставить им за испытание наивысшую оценку — Меч.
Мила с Гариком обменялись довольными улыбками.
— Студент Старшего Дума Альфред Векша и студент Младшего Дума Сергей Капустин с заданием не справились. Однако, приняв во внимание, что при участии одного из названных студентов был выявлен опасный преступник, судьи единогласно решили поставить этой паре оценку Гримуар.
Поллукс Лучезарный повернул голову в сторону Капустина, кивком головы словно бы давая понять, чье именно участие в поимке кровожадного волкулака он имел в виду.
— Студентка Старшего Дума Улита Вешнева и студент Младшего Дума Нил Лютов с заданием не справились и во время испытания ничем иным не отличились. Их единственным достижением является возвращение с улицы Безликих прохожих живыми и невредимыми. Судьи не обнаружили причин поставить им более высокую оценку, чем Артефакт.
Мила увидела, как Улита огорченно опустила глаза. Лютов рядом с ней, сжав зубы, смотрел прямо перед собой с бессильной злобой во взгляде.
— Все, что мне осталось сделать, это объявить вам о дне и месте последнего испытания, — произнес Гурий Безродный, когда Поллукс Лучезарный отошел.
Шесть пар глаз смотрело на него с нетерпеливым ожиданием.
— Итак, — объявил куратор Соревнований, — третье и последнее испытание состоится через четыре месяца, пятого апреля. В этот раз вам дается в два раза больше времени на подготовку, поскольку третье испытание, как предполагается, будет для вас самым трудным и опасным. Не тратьте это время зря. Как куратор я хочу дать вам совет — тренируйтесь как можно больше, потому что в следующий раз вам предстоит поистине сложная задача. Вы поймете смысл моего предупреждения, когда я назову вам место, где пройдет последнее испытание.
Мила озадаченно нахмурилась и кинула быстрый взгляд на Гарика, но тот не смотрел на нее, внимательно слушая профессора.
— Пятого апреля, — произнес Гурий Безродный, — вас шестерых будут ждать… руины Харакса.
Мила слышала, как негромко охнула Улита, заметила, что Фреди хмуро покачал головой, а подняв глаза на Гарика, увидела, как его взгляд потяжелел и стал серьезным и озабоченным.
Глава 13
Новый год и Рождество
Новогодние праздники в Плутихе Мила ждала с нетерпением. Сначала предполагалось, что в деревню Акулина и Мила поедут вдвоем. Однако за неделю до праздников Векши узнали, что у их матери предвидится новогоднее дежурство, и тогда Акулина пригласила их встретить Новый год вместе с ними — чтобы те не скучали в Львином зеве. Белка и Берти приглашение приняли. А вот Фреди, по неизвестным Миле причинам, решил остаться в Троллинбурге.
А за день до каникул, насмотревшись на Ромкину кислую физиономию, вызванную предстоящим проведением новогодних празднеств на кухне его отца — шеф-повара в принадлежащем их семье ресторане, — Мила, получив разрешение от Акулины, пригласила в деревню и его. Письмо родителям Ромка написал и отправил в тот же день. Тридцатого декабря в три часа пополудни они впятером сели в дилижанс и отправились в Плутиху.
Друзьям Милы дом очень понравился. Ромке и Берти Акулина выделила единственную свободную комнату на втором этаже, а Белку подселила к Миле.
Поднявшись к себе в комнату вместе с подругой, Мила в первый момент застыла от удивления. На стене, напротив окна, висел портрет — ее собственное изображение в полный рост. Рыжеволосая девушка на портрете была одета в красную кофту с вензелем «МР» на груди и синие джинсы — прошлогодний подарок Акулины. Она смотрела на Милу задумчивым взглядом серых глаз так, словно хотела спросить: «Ты кто?».
— А мне нравится, — сообщила Белка, не отрывая взгляда от картины. — Портрет очень похож на тебя, Мила.
— Угу, — вынуждена была согласиться та, — даже слишком похож.
Она вспомнила о художнике по имени Барвий Шлях из бара «У тролля на куличках». Он обещал, что заказ будет готов к Новому году — так и вышло. Мила не знала, как относиться к тому, что в комнате теперь висит ее портрет, но, по крайней мере, при взгляде на него у нее не возникало желания его снять — и то ладно.
Когда они спустились вниз, оказалось, что Ромка с Берти уже отнесли вещи в отведенную им комнату и теперь ждали Милу с Белкой в гостиной. Решив не откладывать на завтра, ребята засобирались идти на поиски елки. Сначала Ромка предложил срубить какую-нибудь сосенку в бору позади дома. Однако после ультиматума Милы, заявившей, что каждое хвойное дерево, видимое из окна ее спальни, находится под ее личной защитой, Берти с Ромкой приняли решение прогуляться на другой конец деревни — там, за крайними домами, разрастался лес. Поздно вечером они вернулись с елкой, украшать которую поручили Миле с Белкой. К полуночи елка сияла от разноцветной мишуры, глянцевых игрушек и волшебных огоньков.
* * *
На следующий день, последний день уходящего года, Мила проснулась от яркого света, наполнившего комнату. Сонно щурясь, она выглянула в окно — на улице шел снег, густой и ослепительно белый. Мила посмотрела на часы — было девять утра. Белка еще спала, укутавшись в одеяло, словно в кокон, — наружу торчал только нос.
В дверь постучали. Мила подняла голову и увидела, что в щель дверного проема заглянула Акулина.
— Доброе утро, — улыбнулась она Миле.
— Доброе, — спросонья ответила та и удивленно вскинула брови, заметив, что Акулина чем-то здорово смущена и робко топчется на пороге. — Что-то случилось?
— Нет-нет! — поспешно заверила Акулина. — Я только… гм… хотела сказать, что пригласила на Новый год Гурия… то есть профессора Безродного. Ты не возражаешь? Ну… все-таки… он же учитель, а вам, ребятам, наверняка жутко надоели наши учительские физиономии, вы, наверное, предпочли бы отдохнуть от всего, что связано со школой… ну, на каникулах. А с другой стороны, Гурий… то есть профессор Безродный, разумеется… м-м-м… он ведь все-таки наш сосед и живет совсем один. Это же ужасно — встречать Новый год одному, правда? Вот я его и пригласила. Ты не против?
Мила, глупо моргая, уставилась на свою опекуншу. На щеках Акулины играл румянец, глаза блестели. Мила еще ни разу не видела ее такой возбужденной и смущенной одновременно. А тот поток несвязной речи, который выдала только что Акулина, окончательно добил Милу — она была в замешательстве, не понимая, что такое творится с ее опекуншей.
— Так что? — напомнила Акулина, взволнованно кусая губы.
— Э-э-э, — Мила опять поморгала, чувствуя, как вытягивается в озадаченной гримасе ее лицо. — Ну да… На Новый год одному… это плохо… еще бы… Ну-у… нет, конечно, я не возражаю. Профессор Безродный мне даже… нравится…
— Правда?! — засияв, как елочная гирлянда, радостно воскликнула Акулина, чуть не подпрыгнув на месте.
Мила, даже не пытаясь скрыть удивление, озадаченно на нее вытаращилась.
— Ага, — тоном имбецила выдала она.
— Замечательно! — отозвалась Акулина. — Я так и знала, что ты не будешь против! Ну все. Побегу тогда на кухню. Я уже начала готовить праздничный ужин.
С этими словами Акулина исчезла в дверном проеме. Дверь за ней бесшумно закрылась.
Минуты две Мила пялилась на прямоугольник двери, зная, что выражение лица у нее в этот момент — глупее не бывает. Акулина вела себя странно, и это как-то было связано с профессором Безродным. Только вот не понятно — как именно. Очень подозрительно…
— Что это было? — осовело пробормотала Белка, приподняв голову с подушки и глядя на Милу сквозь щелку правого глаза, поскольку левый еще спал и не желал раскрываться.
— Н-да, — не глядя на подругу, хмыкнула Мила, — я бы тоже хотела знать, что это было.
* * *
Стая скворцов облюбовала дерево напротив окна гостиной. Белые крапинки на птичьих телах казались снежными горошинами — продолжением утреннего снегопада. Но сейчас снег падать с неба перестал, и сразу же возникло ощущение, что, укрытая толстым снежным покрывалом, Плутиха впала в глубокий сон.
— А почему Фреди решил остаться в Троллинбурге? — поинтересовалась Мила, отворачиваясь от окна. — Львиный зев, насколько я поняла, на эти каникулы совсем опустел — все разъехались.
Берти, сидевший в кресле напротив камина, громко фыркнул.
— Естественно, чтобы встречаться с Платиной, — ответил он.
В руках у Берти была его волшебная трубка, он время от времени подносил ко рту мундштук и каждый раз одновременно из чашечки трубки вылетали дымовые фигурки. Так как настроение Берти на данный момент было приподнято мыслями о предстоящем новогоднем застолье, то фигурки принимали форму то куриных ножек, то кексов, то пончиков.
— Это он тебе сам сказал? — хмуро покосилась на брата Белка.
Берти закатил глаза к потолку.
— Нет, но это и пню понятно. Эта адская семейка Мендель, они же на каникулы никуда не уезжают, потому что живут в Троллинбурге. Не удивлюсь, если на первый же день нового года у нашей парочки назначено свидание.
— Это всего лишь твои домыслы, — недовольным тоном пробормотала Белка.
Она все никак не могла смириться с тем, что ее любимый старший брат, такой положительный и рассудительный Фреди, встречается со старшей дочерью Амальгамы. Откровенно говоря, Мила тоже всегда считала, что встречаться с кем-то из семейства Мендель может либо человек такой же зловредной породы, как они, — а в случае с Фреди этот вариант отпадал, — либо сумасшедший, напрочь лишенный чувства самосохранения. С другой стороны, Мила не сомневалась, что с мозгами у Фреди по-прежнему все в порядке — рассудительность Фреди была незыблема, как стены Думгрота, — а поэтому ее все чаще стала посещать мысль, что Платина, возможно, не так уж плоха, как минимум чем-то сильно отличается от своей матери, сестры и двоюродного брата. В лучшую сторону, разумеется.
— Вот что тебе сказал Фреди? — не унималась Белка, допрашивая брата.
Берти весело хмыкнул.
— Сказал, что не может уехать, потому что у них с Капустиным на первые дни каникул запланирована тренировка.
— Вот! Видишь! — торжествующе воскликнула Белка. — И Платина здесь совершенно ни при чем.
Мила вскинула глаза на Берти.
— Кстати, вполне вероятно, что так и есть, — сказала она. — Мы с Гариком тоже запланировали несколько тренировок на время каникул. Когда начнется второе полугодие, времени на подготовку к последнему испытанию будет совсем мало.
— Да я и не спорю, — все с той же непринужденной веселостью отозвался Берти. — Только одно другому не мешает. Первого числа Фреди сходит на свидание с Платиной, а второго будет готовиться к Соревнованиям с Капустиным.
Белка сморщила лицо, так что брови и рот с разных сторон наползли на нос. Секунд пять она сверлила Берти яростным взглядом, после чего, не отыскав, видимо, аргументов против его заявления, возмущенно фыркнула и уткнулась носом в историю магии. Берти посмотрел на нее с сочувствием.
— Ты бы хоть на каникулах отдохнула от учебников, сестренка, — миролюбиво обратился к ней он.
— Отстань! — рассерженно рявкнула Белка и спрятала лицо за учебником.
Берти лишь пожал плечами, прекрасно, по-видимому, понимая, что злится Белка не на него, а на неожиданный для них для всех выбор Фреди.
— Ладно, пойду-ка я схожу в гости к Тимуру, — поднимаясь с кресла и потягиваясь, сказал он. — Надеюсь, он уже проснулся, а то я его знаю — тот еще любитель дрыхнуть до обеда, когда в школу идти не надо.
Тимур, лучший друг Берти, вместе с родителями жил в Плутихе, поэтому когда Мила передала Белке и ее братьям предложение Акулины — погостить на праздники в их новом доме, Берти первым сказал, что он «за» обеими руками. Он ни за что не отказался бы провести каникулы в обществе своего приятеля — без компании друзей Берти быстро начинал хандрить.
Когда за ним закрылась дверь, Мила посмотрела на часы — было около полудня.
— Н-да, кажется, не только Тимур любит дрыхнуть до обеда. Лапшин что, решил проснуться аккурат к Новому году?
Белка даже головы не подняла от учебника, продолжая хмуро таращиться в страницы. Видимо, слишком поглощена мыслями о Фреди и Платине, вздохнув, решила Мила.
— Ну что, Шалопай, — обратилась к своему щенку Мила; тот с интересом поднял морду и заелозил драконьим хвостом по ковру гостиной, — пойдем на прогулку?
Предлагать дважды не понадобилось — Шалопай резво подскочил на все четыре лапы и в мгновение ока оказался у двери, где обернулся и с нетерпением посмотрел на хозяйку большими янтарными глазами, как будто говорил: «Ну и долго я ждать буду?».
* * *
На улице Мила встретила Гурия Безродного. Шалопай с лаем бросился к профессору и, словно признавая в нем своего, принялся тщательно обнюхивать полы его одежды в поисках угощения.
— Сейчас-сейчас, — с улыбкой произнес профессор, выуживая из кармана бумажный пакет. — Держи.
В пакете, к неописуемому восторгу Шалопая, оказалось овсяное печенье, на которое он тут же, без промедления, набросился.
По тропинке, ведущей от дома к калитке, Мила подошла к гостю.
— Здравствуйте, профессор, — вежливо улыбнулась она.
— Здравствуй, Мила. Собралась с Шалопаем на прогулку?
Мила опустила глаза на своего питомца — устрашающе крупные и острые зубы Шалопая дробили печенье в мелкую крошку. На приближение хозяйки он совершенно никак не отреагировал — сравнение с овсяным печеньем в его глазах Мила явно проигрывала.
— Да, ему скучно дома сидеть, — ответила она профессору.
— Конечно, он же еще щенок, ему хочется бегать, играть, изучать неисследованные территории, — заметил тот.
— Ну, пока что больше всего ему нравится изучать что-нибудь вкусное, и чаще всего — зубами, — скептически заметила Мила.
Гурий Безродный улыбнулся.
— И это тоже, а как же иначе.
Он посмотрел на драконьего щенка, уже почти прикончившего угощение, потом снова глянул на Милу.
— Не возражаешь, если я составлю тебе компанию? Мне тоже не помешает прогуляться на свежем воздухе.
Мила немного удивилась, но кивнула.
— Конечно. Если хотите — пойдемте с нами. Шалопай-то уж точно не станет возражать. Он теперь к вам каждый раз приставать будет — угощение просить.
— Ну что ж, — философски изрек профессор, — придется, значит, носить с собой овсяное печенье.
Через сосновый бор они втроем вышли к реке. Вдоль берега беспорядочно росли лиственные деревья разных пород — словно межа между рекой и деревней. Правда, сейчас, вместо листвы, ветви деревьев были одеты в варежки и шапки из снега. По другую сторону реки поднимались в небо заснеженные вершины гор, на которых периной лежали густые облака.
Поначалу Мила с профессором говорили об уроках и Новом годе в Плутихе, пока Мила не решилась перевести разговор на другую тему.
— Профессор, я хотела спросить…
— Да, Мила?
Она с любопытством вскинула глаза на своего учителя.
— А как судьи после испытаний знали, какие оценки мы заслужили? На улице Ста Личин мы были одни, как и на улице Безликих прохожих, где мы нашли вас уже в самом конце испытания. Как судьи узнали, что там происходило?
Она уже не раз задумывалась над этим и даже хотела спросить у Гарика, но все как-то забывала. А сейчас вот вспомнила и решила, что раз представился случай узнать из первоисточника, то почему бы, собственно, и нет? Гурий Безродный наверняка все об этом знал.
— Я понимаю твое недоумение, — улыбнулся профессор. — Разумеется, ты не могла знать, как создаются памятки. Это изучают на последних курсах Старшего Дума.
— Памятки? — озадаченно переспросила Мила. — Постойте… Вы говорите о воспоминаниях, которые хранятся в мнемосфере?
— Да, — кивнул Гурий Безродный. — Но, как ты понимаешь, чтобы воспоминание где-то сохранить, его сначала нужно извлечь из сознания человека.
Мила задумалась над словами профессора и полминуты спустя удивленно охнула, вспомнив большой прозрачный шар, в который после каждого испытания профессор велел смотреть всем шестерым участникам.
— О, — смущенно промолвила она, — вы извлекали наши воспоминания?
Профессор снова кивнул.
— Да, но только за тот отрезок времени, что длилось испытание. Другого способа узнать достоверно, что происходило во время испытаний, нет. И, как ты понимаешь, мы не могли наблюдать за вами, находясь поблизости, поскольку смысл Соревнований — дать вам возможность самим справиться со всеми трудностями и решить поставленную задачу, а это означает; что и на улице Ста Личин, и на улице Безликих прохожих вы должны были находиться одни.
Мила нахмурилась.
— Тебя что-то беспокоит? — заметив, как изменилось ее настроение, спросил Гурий Безродный.
— Вы нас не предупреждали об этом.
Профессор немного подумал и смущенно хмыкнул.
— Пожалуй, в чем-то ты права — выглядит это не слишком красиво, — согласился он. — Но есть и другая сторона вопроса: зная, что ваши воспоминания об испытании увидят, вы думали бы об этом на каждом шагу. Тебе не кажется, что это отвлекало бы вас от вашей задачи?
— Но сейчас-то вы мне сказали, — удивилась Мила. — Почему?
— Потому что ты спросила, — ответил с улыбкой профессор.
— Так просто? — недоверчиво подняла на него глаза Мила. — Нужно было всего лишь спросить об этом до начала Соревнований — и вы бы ответили?
— Конечно, ответил бы, — без раздумий кивнул он.
Мила озадаченно поджала губы и поискала глазами Шалопая. Ее питомец носился вокруг деревьев, пугая скворцов. От его лая они пернатыми смерчами срывались с веток и взмывали в небо, но тут же опускались вниз, облюбовав другое дерево.
Минуты три Мила с профессором шли молча. Первым молчание нарушил Гурий Безродный.
— Тебя по-прежнему что-то беспокоит, — мягко произнес он.
Мила вздохнула.
— Ну… я подумала… если вы видели все, что там происходило…
— Да?
— Если честно, мне бы не хотелось, чтобы вы видели… некоторые вещи…
Гурий Безродный посмотрел на нее проницательным взглядом улыбающихся серо-зеленых глаз.
— Судя по твоему сконфуженному виду, речь идет об отношениях между тобой и Нилом Лютовым. Я угадал?
Мила нехотя кивнула. Вспоминать об их стычке в закрытой комнате на улице Ста Личин, где они вместе с Капустиным и Улитой оказались заперты Чарами Вия, ей было стыдно. Сейчас Мила не понимала, что на нее тогда нашло. Да, у нее с Лютовым и без этого было немало столкновений, но прежде она никогда не позволяла себе переходить на крик. А там, в запертой комнате, она готова была буквально вцепиться ему в лицо. Такое поведение казалось Миле отвратительным, поэтому ей было неловко, что это видели и профессор Безродный, и судьи, включая Велемира.
— Мила, ты напрасно переживаешь по этому поводу, — успокаивающим тоном произнес профессор. — Вы находились под действием Чар Вия, которые относятся к магии нижнего мира. Магия этого рода обладает способностью усиливать все негативные эмоции. Даже взрослые опытные маги не всегда могут сопротивляться такому воздействию, а вы все же еще студенты, не забывай. Ваша с Нилом реакция была спровоцирована Чарами Вия, не стоит слишком сильно терзаться из-за нее.
— Но ведь Улита с Капустиным не кидались друг на друга, — скептически хмыкнула она.
— Ну, по всей видимости, они не испытывают друг к другу негативных эмоций, которые можно усилить, — заметил профессор. — Что касается тебя и Нила… Как я успел заметить, ваши взаимоотношения не слишком дружеские.
— Мягко сказано, — пробурчала себе под нос Мила.
Ее собеседник глубоко вздохнул.
— Если я правильно оценил ситуацию, то у тебя сложились довольно натянутые отношения со всем этим семейством, — непринужденно сказал он.
Мила недоверчиво покосилась на него — профессор говорил об этом таким тоном, словно подобная вражда была ничем не примечательным делом.
Гурий Безродный заметил ее взгляд и чуть заметно улыбнулся.
— Кто-то с кем-то всегда на ножах — так устроена эта жизнь, — вздохнул профессор. — Исходя из этого, в твоих отношениях с Нилом Лютовым и Алюминой Мендель действительно нет ничего необычного.
Мила нахмурила лоб: ей не слишком нравилось, что окружающие всегда читают ее мысли, словно раскрытую книгу.
— Почему? — спросила она. — Почему так получается, что люди часто враждуют?
Брови Гурия Безродного слегка приподнялись. Он бросил на Милу задумчивый взгляд и, печально улыбнувшись, ответил:
— Вечный конфликт интересов.
Мила озадаченно насупилась, не совсем понимая.
— Живущие на этой земле существа слишком разные, — продолжал профессор. — Слишком не похожи друг на друга. В результате наши желания и стремления довольно часто идут вразрез с тем, чего хотят и к чему стремятся другие.
Мила промолчала. Она считала, что все намного проще. Нил Лютов был слишком злобным, а Алюмина и дня не могла прожить, чтобы не сделать или не сказать кому-нибудь какую-нибудь гадость — и именно поэтому Мила их обоих терпеть не могла. Правда, нельзя было сказать, что к Алюмине и к Лютову она относилась совершенно одинаково.
— Мои слова тебя расстроили? — спросил профессор, повернув голову и глядя ей в лицо с неподдельным интересом.
Мила задумчиво смотрела прямо перед собой.
— Я просто подумала… — нерешительно начала она. — И Алюмина, и Лютов… Я с ними обоими всегда была… как вы сказали… на ножах. Но… — Мила на секунду запнулась, пытаясь разобраться в собственных мыслях. — К Алюмине у меня нет ненависти, я ее просто презираю, а Лютов… Он не лучше Алюмины. Наверное, даже хуже…
Мила заметила, что при этих словах профессор тяжело вздохнул.
— Лютов мне враг, — продолжала Мила. — Но почему-то… я не могу его презирать.
Гурий Безродный снова вздохнул и часто закивал.
— Так бывает нередко, — ответил он. — Если слабый и глупый человек злой — это неприятно, а если злым становится сильный и умный — это скорее страшно, хотя и грустно одновременно. К такому человеку можно испытывать ненависть, но не получается презирать.
— Страшно? — переспросила Мила и с жаром заявила: — Я не боюсь его!
Профессор примирительно улыбнулся.
— Конечно. Ты не боишься за себя. Иногда ты просто чувствуешь, что от человека исходит опасность, и угрожать она может кому угодно. Злой человек зол ко всем, a не к кому-то одному.
— А мне кажется, Лютов никого не ненавидит так, как меня, — угрюмо проговорила Мила.
Профессор Безродный снова кивнул.
— Ему, как и тебе, знакомо презрение, — ответил он. — И он презирает тех, кого считает глупыми и слабыми. Однако, насколько я могу судить, тебя он не считает ни глупой, ни слабой. Он видит в тебе равного соперника. А к равным можно испытывать лишь сильные чувства. Ненависть — одно из самых сильных чувств, Мила. И чем больше силы он в тебе замечает, тем сильнее становится его ненависть.
Мила вспомнила, как началась их с Лютовым вражда четыре года назад. Он оскорблял ребят, которые только что стали ее друзьями. Ей захотелось заступиться за них, и она ответила Лютову тем же — ударила его словом, уязвила его повышенное самолюбие, напомнив о том, что его родители не слишком балуют его своим вниманием. Позже ей стало стыдно за свой поступок, и она извинилась перед ним. Но Лютов не только не принял ее извинений, а, казалось, лишь сильнее после этого возненавидел ее. Как будто ее извинения были еще большим оскорблением, чем то, что она сказала ему в «Перевернутой ступе».
— Почему? — спросила она вслух, даже не подумав, что профессор не знает, о чем она сейчас думает. Тем сильнее озадачил Милу его ответ.
— Потому, — сказал профессор, глядя прищуренным взглядом в сторону реки, — что Нил просто не понимает, как можно быть одновременно сильным и добрым, смелым и великодушным.
Он посмотрел на свою ученицу и с теплотой в серо-зеленых глазах улыбнулся.
— А это и впрямь встречается очень редко.
Несколько минут они молчали.
— Мне хотелось бы, чтобы у меня не было врагов, — наконец сказала Мила.
— Разумеется, — с готовностью отозвался профессор. — Нам всем хотелось бы того же.
Он глянул на нее с веселым лукавством во взгляде.
— Но я успел заметить, что, кроме врагов, у тебя есть и друзья.
Мила подумала, что профессор говорит о Ромке с Белкой, но неожиданно для нее он произнес совсем другое имя.
— Гарик, например.
Мила вскинула взгляд на своего учителя и заметила на его лице улыбку. Ей хватило десяти секунд, чтобы догадаться, о чем он ведет речь. Она быстро опустила глаза, чувствуя, что заливается краской.
Мила вспомнила, как Гарик на улице Безликих прохожих, после их спасения от найд, хотел поцеловать ее. Он тогда вслух пожаловался, что из-за дурацких Чар Ховалы не может этого сделать… Конечно же, профессор увидел этот момент в их воспоминаниях! И не только он! Мила, не сдержавшись, охнула, когда поняла, что Акулина тоже это видела — ведь она была среди судей!
— Ну, это уже лишнее, — категорично произнес Гурий Безродный, возвращая Милу к реальности. И тут же продолжил: — У человека могут быть причины стыдиться вражды и ненависти, но, Мила, никогда не стоит стыдиться любви. Любовь — это лучшее, что может с нами случиться. Если в твоей жизни есть это чувство — можешь считать, что тебе повезло.
Мила была так поражена словами Гурия Безродного, что не смогла даже кивнуть. Несмотря на то что он сказал ей только что, она готова была провалиться сквозь землю от стыда. Ей было ужасно неловко, и она ничего не могла с собой поделать. И неловкость она испытывала вовсе не потому, что стыдилась своих чувств к Гарику или его чувств к ней. Просто у нее в голове не укладывалось, что она обсуждает эту тему с учителем! Пусть даже это был Гурий Безродный, к которому она относилась не так, как к другим профессорам Думгрота, может быть, потому, что он был ее соседом и часто заходил в гости, когда они с Акулиной были в Плутихе.
От смущения Мила принялась с преувеличенным интересом рассматривать свои руки в синих перчатках с вышитыми красными львами-меченосцами на запястьях — подарок Акулины к Новому году. Непроизвольно она бросила взгляд на руки профессора и немного удивилась, заметив, что ни перчаток, ни варежек на них не было — кожа на тыльной стороне ладоней была обветренная, покрытая красными пятнами от мороза. На средний палец правой руки был надет волшебный перстень. Камень в перстне — густого, бархатно-фиолетового цвета — показался ей очень красивым. Причудливым узором растекались в этом сочно-фиолетовом море сиреневые, черные и белые струи. Мила смотрела на камень и не могла оторваться, словно ею овладели какие-то чары.
