Баллада, которую сочинила Лу-у

 

Думалось, и не уснуть мне в эту ночь. Уж очень густой вечер обрушился после спокойного «хозяйственного» дня. И особенно этот распухший труп с моим ножичкам… Да и после него… Пока мозг всё переварит, рассортирует, уложит…

С тем и лёг. И провалился в черноту.

И опять снилась нежная моя Бирута: качалась и тихо пела возле меня. Будто к себе звала – печально и безответно. В третий раз! Во сне само сосчиталось. Нет, не может быть такого, чтоб один сон – в третий раз!

Прерывать сон ещё в «Малахите» научился. Но, увы, так и не овладел умением Давида Ливингстона, знаменитого путешественника по Африке – засыпать прочти моментально, где угодно и когда угодно. Тот дар мне не даден. Но моё – всегда при мне. И я открыл глаза.

Опять Лу-у сидит возле моей раскладушки, качается и поёт – на фоне открытого входа в палатку. Какая ни тьма – всё-таки вход светлее… И на голове девушки заметна дуга.

Снова, что ли, сон во сне? Мыслеприёмники до сих пор ещё не снились…

Я выключил суперЭМЗ, достал свой мыслеприёмник из-под подушки, натянул на голову и, не вставая, тихо спросил:

– Лу-у, о чём поёшь ты?

– О том, что с детства я мечтала о старшем брате, – ответила она. – Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! Но старшего брата не было…

– А ещё о чём?

– С детства я мечтала о друге. Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! Но такого друга не было…

– А ещё о чём?

– С детства я мечтала о женихе, сильном и смелом. Чтоб он защитил меня от хуров. Смерть им! И он пришёл, прогнал хуров и трижды согласился стать моим мужем. Но не допускает меня к своему телу… За что мне такая жизнь? Зачем мне такая жизнь?.. Вот что пою я. Если уж ты спросил…

«Это стихи! – подумал я. – Но она ведь и понятия такого не знает. Скажи ей, она спросит: «А что такое стихи?»

– Лу-у, кто же твой избранник?

– Ты.

– Когда же я трижды согласился?

– Когда мы купались в Аке. Первый раз. Помнишь, я потёрлась носом о твоё плечо, а ты погладил мои волосы?

– Помню.

– Я этим сказала, что выберу тебя перед купами. А ты согласился, чтобы я тебя выбрала.

– А второй раз?

– Помнишь, ты вернулся от сынов неба и спешил в свою хижину?.. Я встретила тебя и потёрлась носом о плечо. Многие видели. Тор стоял рядом. А ты опять погладил мои волосы. Помнишь?

– Помню. Но я не знал, что это значит.

– Ты хочешь отказаться?

– Нет! Как можно отказаться от такой девушки, как ты? Хочу понять. Я ведь пока не знаю обычаи купов.

– После этого я пошла в твою хижину на ночь. И на другую ночь. Я уже не могла не пойти. Надо мной смеялись бы… Что за жена, если она ночью не в хижине мужа?.. Может, у неё не всё как у людей?.. Но ты не допустил меня к своему телу. Тогда я попросила Тора взять меня к колдуну.

– К айкупам?

– Да. У нас же нет своего колдуна.

– И что сказал колдун айкупов?

– Сказал, что у разных племён разные обычаи. То же, что ты сейчас сказал. Этого я не знала. Колдун сказал, что за могилой Нур-Нура есть племя килов. Девушка там тоже сама выбирает мужа. Она щёлкает жениха по носу. Если он за это шлёпнет её, значит, согласен. Отвернётся – ей надо искать другого. Колдун сам женился в этом племени. Его жена – из килов. «Может, у сынов неба – такой же обычай?» Это сказал колдун. «Попробуй!» – посоветовал он. Я вернулась и попробовала. Ты шлёпнул. А теперь опять не допускаешь меня к своему телу. За что мне такая жизнь? Зачем мне такая жизнь?

«Стихи! – опять подумал я. – Она тут целую балладу сочинила».

– Лу-у, – тихо произнёс я, – разве купы не говорят со своими избранниками о любви?

– А что такое любовь? – спросила Лу-у.

Больше выдержать я не мог. В конце концов, оба мы совершенно свободные люди, как сказала бы сейчас Розита. Сколько же можно мучить девчонку? Зачем? Ради чего? Ради кого?

Я поднялся, нащупал снаружи, над входом в палатку, свёрнутый валик клейкой плёнки, перенёс на внутреннюю сторону и размотал до самого низа. Так сказать, вход в спальню запечатан. Просим не беспокоить!..

 

47. «Труп врага – хороший труп»

 

Утром готовил описание хижины – раз уж обещал… Писал разборчиво, чтоб передать по факсу вместе с чертежом. Рулетки, конечно, не нашлось, и окружность измерял шагами вокруг хижины Тора. Глядели на меня при этом как на помешанного. Никому ведь ничего не объяснишь…

Когда всё было готово, собрался топать через лесок к вертолёту. Факс там… Лу-у увязалась со мной. В этот день она от меня не отходила. И в машину поднялась вслед за мной. В салоне огляделась с любопытством, посидела на полу, потом на всех откидных поочерёдно и выбрала опять пол. Тут ей удобнее. В кресло пилота не садилась. Только погладила его и понюхала.

– Тобой пахнет, – объявила она. – Твой запах лучше всех запахов.

– Теперь сиди молча, – попросил я. – Надо поговорить с сынами неба.

Аня Бахрам приняла по факсу описание хижины и чертёж, обещала быстро переправить Веберу, а потом вдруг предложила:

– Включи экран! Давай покалякаем по-русски. А то кругом сплошная «глоба». Даже на собственной кухне… Раньше мы хоть с Ольгой по-русски шушукались. А когда её убили, совсем худо стало.

– С Бирутой вы тоже шушукались! – Я включил экран и улыбнулся «беленькой» свеженькой голубоглазой гладко причёсанной «вологодской» Ане. – Не раз я видел…

– Но не по-русски! – возразила она. – Бирута твоя, конечно, понимала по-нашему всё! Но спросишь её что-нибудь по-русски, она коротко ответит и тут же перейдёт на «глобу». Она как бы снисходила до русского языка.

– Со мной она всегда говорила только по-русски, – признался я. – Латышского не знаю… Кроме отдельных слов да названий магазинов…

– Она же любила тебя! – Аня как-то растерянно, беспомощно улыбнулась, словно извиняя крайнюю мою бестолковость. – И, наверно, сильнее, чем ты её. Со стороны это замечалось… С тобою русский был для неё языком любви. Как ты этого не понимаешь?.. А ты вот латышского, видишь, так и не освоил…

– Ты, конечно, права, Анюта, – поспешно согласился я. – Интересно, кто у вас раньше освоит язык любви: ты – арабский или Али – русский?

– Ну, ты даёшь! – Аня расхохоталась. – Тебе палец в рот не клади!.. Но нашу семейную тайну я тебе не открою!.. Скажи, для Совета у тебя какая-нибудь информация не завалялась?

– Только что передал! Вебер же – член Совета.

– А кроме?

– Вчера всё доложил Розите. Ночь прошла спокойно… – Тут я слегка запнулся. Но не докладывать же о том, что было ночью! – Неужто Женька скучает без моей информации? Других забот у него нет?

– Да плевать тебе на Женьку! – Аня махнула рукой. – Ну, все знают, что вы друг друга не терпите… Подежурит и уйдёт. Не бери к сердцу! Плевать! – Аня опять махнула рукой. – Я – о деле. Утром слышала, тебе снаряжают медицинский контейнер. Может, туда ещё чего сунуть?

– Рулетку! – обрадовано заорал я. – Рулетки нет! Размеры хижины я шагами мерил.

Аня буквально легла на стол, за которым сидела.

– У тебя же там всё в метрах! – сказала она, отсмеявшись.

– Так я ведь технарь! Не смогу перевести шаги в метры? Микроны всё-таки тут не ловят…

– Да! – Аня хлопнула себя по лбу. – Тебе же предстоит ловить комаров! Совсем забыла… Натан Ренцел интересуется: заполнились ли ловушки? Когда позовёшь его в гости за комарами?

– Ловушки пока в нераспакованном контейнере. Некуда его выгружать. Вот поставлю палатку, перетащу всё туда, доберусь до ловушек. Тогда и приму Натана.

– Он собирается вместе с лаборанткой.

– С кем угодно! Пусть только прихватят с собой раскладушки с матрасиками. У меня всего одна. Оставят тут – и для вас с Али пригодится. Он мечтал ко мне на пленэр…

– Да плевать на раскладушки! – Аня снова махнула рукой. Очень энергично у неё это получалось. – Плевать! Мы можем переночевать и в вертолёте. Лишь бы действительно смотаться к тебе на спокойный пленэр! У нас ведь тут весь пленэр только на крыше Города… В иных местах сразу полетят стрелы…

Ещё в «Малахите» Аня писала пронзительные акварельные пейзажи – миниатюрные, яркие, сочные, словно умытые родниковой водичкой. Я там как-то ляпнул: «Удивительно тонко ты чувствуешь Урал!» Она рассмеялась: «Какой Урал? Ты чо? Я свой вологодский посёлок написала… По памяти…»

Потом, когда мы с Аней простились, и погас экран, Лу-у поднялась с пола и спросила:

– Что такое «плевать»?

И махнула при этом рукой. Точно как Аня.

Я стал объяснять ей терпеливо, обтекаемо, хотя и сам догадывался, что неконкретные термины ей непонятны: не придавать значения, не обращать внимания, перешагивать через мелочи, неважно, несущественно… Всё это было не то. Лу-у слушала и не понимала. А буквальное значение слова объяснять ей я не хотел. Вдруг начнёт плеваться? Потом ведь не отучишь!

Из вертолёта я унёс геологическую палатку и в тот же день её поставил. Как раз над своим верстаком. Наблюдали за этим делом только ребятишки. А у взрослых купов шла какая-то непонятная суета за моей спиной. Меня не тревожили, и я решил, что вникать не стоит. Но потихоньку посматривал… Женщины убегали к реке, прибегали обратно – кто с рыбой, кто с водой в ведёрках, уводили туда мужчин… Тор зачем-то ходил на реку с пустыми руками. И безо всякой ноши вернулся – нахмуренный, мрачный. Посидел у костра и исчез в своей хижине. После этого Лу-у перестала мне помогать и молча рванула реке. А попозже, когда мы вместе пошли купаться, она объявила:

– Плавать будем там, где в первый раз!

– Почему? – удивился я. – На вчерашнем месте лучше.

– Туда опять приплыли хуры, – сказала Лу-у. – Двое мёртвых… Может, ещё приплывут. У обоих пробито темя. Копьём сверху не пробьёшь. Если палицей – тоже не так… Но знаю, чем их убили.

«Каёлками, – подумал я. – Или геологическими молотками. Как раз придётся по темени…»

Однако ей этого объяснить не стал. Повторил только, что это ту-пу сопротивляются, защищают своих женщин.

– Молодцы! – одобрила Лу-у. – Тор был на реке, смотрел… Тор сказал: труп врага – хороший труп. Не всё ли равно, чем их убили? Лишь бы не приходили больше сюда!

Трупы, приплывшие по реке, легли, разумеется, на мою совесть. Как и те, что были зарыты после боя в неведомом мне лесу… Но, если не нашлось бы у «пещерных крыс» четырёх каёлок, четырёх молотков и двух сапёрных лопаток, по Аке плыли бы сейчас другие трупы и в куда большем количестве. Плыли бы трупы не разбойников, а невинных жертв. И десятки молодых женщин навсегда сгинули бы в урановых пещерах. Подумать жутко, что их там ждало!

И так зло – и эдак! Середины не отыщешь! Из двух зол выбирают меньшее. А оно всегда на той стороне, где присутствует справедливость, где защищаются, а не нападают.

И особенно на той, где защищают женщин.

Пожалуй, это единственное, что скажет когда-нибудь здешняя история в моё оправдание. И других оправданий мне нет.

Совершенно того не желая, полез я, по сути дела, в политику. А тут уж всегда так – чистеньким не выскребешься….

 

48. «Будем бить хуров вместе…»

 

На следующий день удалось поставить вторую палатку и полностью разгрузить один из трёх контейнеров, стоявших в вертолёте. Внимательно оглядев пустой пластмассовый ящик, весом в шесть-семь килограммов, я понял, что из него несложно сделать шкаф. Если с полочками, то для инструментов или посуды, если с вешалками, то для одежды. Всё равно, какая-то мебель нужна, и работы тут совсем немного. Но говорить об этом с дамами – дело пустое. Это мужской разговор. Женщины непременно предложат прислать хорошую мебель, «настоящую». А зачем она тут?

Однако мужской разговор в этот день случился не с Городом, а с Тором. Вроде бы и случайно. Потому что не считал я себя вправе специально допытываться у него, зачем ходил он к айкупам и что выходил. Понятно, не любовные переживания дочки двинули его в дальний путь…

– Зачем ставишь ты новые белые хижины? – спросил в этот день Тор, оглядев обе геологические палатки. – Тебе тесно в старой?

– Нам тесно! – Я улыбнулся. – Нас теперь двое. Мне нужен верстак под крышей. – Я показал на дюралевый стол, как бы знакомя вождя с новым словом. – Лу-у тоже нужно место.

– Зачем ей место?

– Я научу её делать лёгкую одежду. Для этого нужно место.

– Одежду из шкур?

– Нет. Из са-тина.

Тор задумался. Что такое «са-тин», он уже знал, но какую из него можно сделать одежду, видимо, не представлял.

– А зачем ещё одна белая хижина? – спросил он.

– Ты помнишь, в маленькой белой хижине спали охотники из ту-пу?

– Помню.

– А если придут ещё и охотники айкупов? Ты хотел вместе с ними охотиться на ломов… Они согласились?

– Лар согласился. Охотники айкупов придут. Они и раньше приходили. Спали между наших костров. Мы выносили им шкуры.

– А теперь ты положишь их спать в двух белых хижинах. В одной – ту-пу. В другой – айкупов.

Тор опять задумался. Я уже заметил, что каждый новый шаг в нормальной обстановке он обдумывал обстоятельно, неторопливо, спокойно. Взвешивал! А быстрые решения принимал только в минуты опасности.

– Значит, надо плести пол, – сделал он вывод и вздохнул. – Большая хижина. Много работы.

– Ты предупредил айкупов, что на них могут напасть хуры? – поинтересовался я.

– Предупредил, – ответил Тор. – Айкупы будут следить за Акой. Если хуры пойдут, их увидят на Аке. И скажут нам. А мы скажем Уйлу. И тоже будем следить за Акой. Так мы решили с Ларом. Будем бить хуров вместе. Со всех сторон. Ты дашь оружие айкупам?

– Дам. Как только появятся хуры. А может, и раньше. Если полечу к ним.

– Тебя там ждут! – многозначительно произнёс Тор. – Ждёт Лар. Ждёт колдун Чат.

– Тун-эм! – пообещал я. – Чат знает, где могила Нур-Нура?

– Знает. Зачем она тебе?

– Надо посмотреть. Если знает колдун айкупов, должен знать и колдун купов.

Довод Тору понравился. Откуда я узнал про могилу Нур-Нура, он не поинтересовался, улыбнулся, погладил меня по плечу и пошёл в «свою» геологическую палатку – видимо, прикинуть объём работы по изготовлению пола.

Именно туда я и принёс ему охотничий нож, который взял для него в Нефти. Как и положено, он обнюхал отдельно ножны и нож, погладил лезвие, осторожно лизнул его, пообещал мне «тун-эм», вернул нож в ножны и заткнул за пояс. Теперь он мог не завидовать моему ножу. Всё-таки мы с Тором стали совсем близкими родственниками…

Дипломатические его способности порадовали меня особенно. Именно он сложил практически тот военный союз, который предложил Уйлу. А объединение мирных племён – вначале для отпора агрессору, потом для развития экономики – вот, собственно, и предел сегодняшних моих мечтаний. Без Тора тут теперь – никуда!

Однако спешить с этой информацией в Совет пока не буду…

Розита в этот вечер вызвала меня сама, не стала для начала допытываться о моих новостях, а передала свои.

– Пленные урумту разговорились, – сообщила она. – Раскрыли политическое устройство племени. Тебе интересно?

– Странный вопрос!

– Не удивляйся. – Она вздохнула. – У нас сейчас много странного… И ты, кстати, в этом участвуешь… – Она помолчала, как бы приглашая меня удивиться, возмутиться или хотя бы уточнить, что она имеет в виду. Но я промолчал, потому что всё понял. А она догадалась, что я всё понял и ничего уточнять не стану. И потому продолжила: – У них руководит племенем пятёрка. Её никто не выбирает. Она сама пополняет свой состав, когда хоронит кого-то из своих членов. Один из этих пяти – вождь. Но племя не знает, кто конкретно. Пятёрка распоряжается от его имени. Имя всегда одно. А кто под этим именем – дело тёмное. Только пятёрка это знает… Распоряжения выполняются беспрекословно. У пленных и мысли нет, что можно не подчиниться пятёрке. Такое вот очень жёсткое коллективное руководство. Говорят, так научил Нур-Нур.

– Опять Нур-Нур!

– Опять! – согласилась Розита. – Может, мы ещё не раз о него споткнёмся.

– Между прочим, сегодня я узнал, что могила Нур-Нура – южнее племени айкупов. А где-то за этой могилой – племя килов. Можете ориентировочно нанести на карту. Авось и спутник подскажет селение килов.

– Любопытно! Значит, всё-таки Нур-Нур – не миф? Приметы могилы тебе не сообщили?

– Увы…

– Значит, со спутника её не возьмёшь. Будешь сам к ней пробираться?

– Попробую… Как отнеслись пленники к своим перспективам?

– Лояльно. На всё согласны, лишь бы вернуться в племя с новыми женщинами. Причём хотели бы получить не по одной.

– Им ещё не объясняли преимущества парного брака?

– Пытались. Но не доходит. – Розита хмыкнула. – По-моему, их легче научить топить печки. Это что-то конкретное. Абстрактное мышление у них не развито. – Она помолчала, как бы раздумывая. Потом уточнила: – У тебя какие-нибудь новости есть?

– Вторую палатку поставил. Один контейнер разгрузил. Хватит! Да здравствует мирная жизнь!.. Кстати, костры перед пещерами ещё не зажглись?

– Об этом тебе сообщили бы немедленно! – жёстко ответила Розита. – Ну, ухр!

И отключилась.

Деловой разговор. Без эмоций…

Я посмотрел на часы. Раньше в это время её в студии уже не было, дежурил Омар. Похоже, у них сдвинулась сетка. И это вполне естественно, если не нужно после работы мчаться в биолёте на космодром за десятки километров, если можно просто подняться на лифте и спокойно войти в квартиру.

Значит, в звездолёте Розиты уже нет…

 

Дворцовый переворот

 

– Сандро! Считай, что сегодня я вызываю тебя вместо Розиты. Понимаю, это неравноценно. Но разок переживёшь?

– Всегда рад тебе, милый Бруно! В любых обстоятельствах.

– У меня мужской разговор.

– Как кстати! У меня к тебе – тоже.

– Тогда, может, ты и начнёшь?

– Уж лучше я кончу. Тут дело чисто хозяйственное. А у тебя, небось, высокая политика?

– Как ты угадал?

– Ну, какие ещё у нас с тобой могут быть мужские разговоры? Женщины меж нами не гуляли. И, надеюсь, не будут.

– Я тоже надеюсь.

– Слушаю тебя, Бруно.

– Я тут, знаешь, мозаикой увлёкся… Выкладываю красочное панно из событий на Западном материке. Всё-таки краем ногтя и я теперь к ним прикоснулся… И почему-то мелькают белые пятна. Там, где их быть не должно.

– Вообще-то это занятие скорее в характере Тушина.

– Снова ты угадал! – Бруно коротко хохотнул. – Мы это делаем вместе.

– Теперь всё понятно. Где пятна?

– Ты летал куда-то на север. Освобождать каких-то женщин. Или собирался лететь… Был такой душевный порыв?

– Был полёт.

– Освободил?

– Одну из четырёх.

– Остальных уволокли в пещеры?

– Увы.

– Подробности помнишь?

– На склероз не жалуюсь.

Коротко я выложил ему подробности.

– А почему ты пошёл туда один?

– Если ты знаешь, что я туда пошёл, ты должен знать и то, почему один.

– До меня докатилась такая крылатая фраза: «Нечего разбойничать на территории другого племени. Даже если оно само разбойное». Ты подобное слышал?

– Слышал.

– Тогда всё ясно. Теперь: что предшествовало угону прекрасных дам?

– Ты помнишь, как я просил тебя и Джима собрать в лесу оружие?

– Помню. Но помню и то, что это было практически невыполнимо. А что, они вернулись?

– К сожалению,

– Подробности ещё не забыл?

Я снова выложил ему кошмарные подробности возвращения урумту в посёлок «пещерных крыс». Вплоть до трупов, которые плыли потом по Аке.

Бруно слушал, не перебивая. Мне приходилось спрашивать его: «Ты тут? Слушаешь?» – «Тут, – отвечал он. – Жми дальше!»

– Какие выводы сделали вожди? – поинтересовался потом Бруно. – Мы поняли, что какие-то выводы были, раз уж есть у нас анализ крови Уйлу.

Я рассказал ему о выводах. В том числе – о визите Тора к айкупам.

– Сколачиваешь союз трёх племён? – уточнил Бруно.

– Его сколачивают урумту. А я лишь не препятствую. Союз-то оборонительный! Люди впервые почувствовали, что могут достойно сопротивляться. Я ведь тут ничего никому не навязываю. В «Малахите» нам не раз цитировали Герцена: «Взять неразвитие силой – невозможно». Это я помню. Всё происходит в меру их развития. Просто я приоткрываю им какие-то новые возможности. Коих раньше не было.

– Почему же ты обо всём этом молчал?

– Потому что нарвался на знакомую тебе крылатую фразу. Она погубила трёх женщин. Их вполне можно было отбить. Не хотел чего-нибудь ещё в том же духе. В конце концов, у каждого свои представления о справедливости. И каждый действует в соответствии с ними.

– Но мне-то ты мог бы сказать! Или Михаилу…

– С детства отучен жаловаться. Родители воспитывали фразой: «Решай всё на своём уровне!» Так и живу. Претензий никому не предъявляю.

– Ты не берёшь на свою душу тех трёх женщин?

– Нет. Я мог бы спасти их только ценой массового убийства. Устелить их путь к вертолёту трупами… Но не решился. Да и карабина с собой не прихватил. Однако: были бы три вертолёта и шесть человек – хватило бы и слипов. Вернули бы домой всех дам.

– Ты и дальше собираешься зажимать информацию?

– Для Совета – да. Для тебя всё открыто. Сменится председатель – всё вернётся на круги своя…

– Ну что ж… – Бруно хмыкнул. – За Западный материк я теперь спокоен. С твоим характером он не пропадёт… А что у тебя за мужской разговор?

– Так, мелочь… У меня тут скопились семь контейнеров. Два из них – холодильники. Один, я надеюсь, мне будет позволено оставить. Как раз в качестве холодильника. Из остальных пяти три тоже хотелось бы оставить, в качестве шкафов. Вчера я один очистил и прикинул. Работы немного. И тогда шкафы сюда не возить. Имею я право на какую-то мебель?

– Ты имеешь право вообще эти вещи не согласовывать. Я не понимаю, почему ты об этом заговорил?

– Потому что есть какой-то список моего довольствия. Раз список – значит, ограничения. Обсуждать их с Женькой – противно. Впутывать Розиту – не хочется. Сам понимаешь…

– Да… – Бруно помолчал. – Сплошные неудобства… Но какой список? До меня только сейчас дошло… Ты там знаешь, а я тут – нет!.. Ты не шутишь?

– Увы… Список существует. Так контейнерами я могу распорядиться?

– Конечно! И не спрашивай больше никого ни о чём. За это отвечаю я. Как член Совета. Завтра я тебя вызову. В это же время. Не возражаешь?

 

* * *

 

– Сандро? Это опять я. Сутки отстучали… Розита сегодня тебя вызывать не станет.

– Я уже понял, Бруно. Ты взял её обязанности на себя?

– Ты сильно огорчён?

– Я люблю вас обоих.

– А ей ты это когда-нибудь говорил?

– Она не слышит.

– Вы оба ещё так молоды! Всё впереди!

– Спасибо! Теперь мне будет легче жить.

– Тебе вообще будет легче жить. – Бруно хохотнул. – С сегодняшнего вечера председатель Совета я. И дальше, как обычно, пойдёт по кругу. Евгений из него выпал. Пока… А там видно будет.

– Дворцовый переворот? Впервые на этой планете?

– Всё проще, старина. Всё проще… – Бруно вздохнул. – Мелкое исправление в графике дежурств. Только и всего.

– Как же это случилось?

– Собрались командиры. Кофейку попили. Только командиры кораблей! Всё пошло от них… Толя Резников поделился с отцом своими соображениями. Отец – с Михаилом. Михаил приволок меня. Вы, мол, друзья… Выясни обстановку… Ну, я доложил. С твоей помощью… Рассудили они здраво. Тебя сейчас заменить невозможно. Некем! А Евгения заменить – никаких проблем. Собрали Совет. Он и заменил… А дальше передаю тебя снова в нежные объятия Розиты. Завтра вызывай её. Или она тебя… Информацию не прячь. Всё будет понято правильно. Мне ты веришь?

 

Мир за чужой счёт?

 

Утром я выгребал в вертолёте из второго контейнера остатки сатина, ленты, нитки, иголки, ножницы. Первый контейнер уже стоял в палатке, и по пути к вертолёту я подыскал в лесу длинный гладкий сучок. Чтобы сделать временную перекладинку для одежды.

Сидел я в машине спиной к пульту управления, боком ко входу, и дверка была распахнута, И вдруг в ней мгновенно бесшумно возникла тёмная фигура в мешке из шкур. Кто-то прыгнул на ступеньку сбоку, подкравшись за фюзеляжем машины.

Ни один из купов так не поступил бы – это я знал. Ни один из купов не ходил в мешке из шкур – только в набедренных повязках. Автоматически я схватился одной рукой за слип, другой – за карлар, и в ту же секунду слип был направлен на человека.

– Сан! Сан! – услышал я.

Человек протягивал ко мне открытые тёмные ладони. В них ничего не было.

Я поднял взгляд от рук к лицу. Передо мной стоял Вук.

Поймав мой взгляд, он тут же сделал молниеносное движение вокруг головы – попросил мыслеприёмник. Запомнил…

Как обычно, три дуги висели возле дверки на стене салона. Я протянул одну неожиданному гостю, другую надел сам.

– Ты отпустил меня, – сказал Вук. – Ты дал мне в дорогу еду и быстрый огонь. Я никогда этого не забуду.

– Ты отпустил знакомую девушку, – ответил я. – Её удалось вернуть домой. Я тоже никогда этого не забуду.

– Она сказала, что я отпустил? – Вук улыбнулся. Впервые увидел я на его мрачном лице не усмешку, а именно улыбку.

– Сказала, – подтвердил я.

– Она звала тебя, – вспомнил Бук. – Ты звал её. Поэтому я отпустил.

– Вы насиловали её? – спросил я.

Вук опустил голову и не ответил.

– И ты?

Вук глядел в пол вертолёта и молчал.

Вообще-то теперь я имел моральное право выпнуть его из машины и с наслаждением растереть в порошок. И мускулы мои уже напряглись.

Но пронзительная, как молния, мысль остановила меня: ведь он парламентёр! Он безоружен! И, значит, не пришёл бы сам по себе. Его послали! Он был единственный гонец из разбойного неукротимого племени, который вообще мог сюда прийти с каким-то разговором. Парламентёрами далеко не всегда посылают ангелов. Чаще всего посылают просто тех, кто способен о чём-то договориться. Значит, в племени урумту считают, что Вук – способен?

Растереть в порошок безоружного парламентёра я не имел права. Политического права! Политикам сплошь и рядом приходится общаться с полными ублюдками и даже с явными убийцами. Это тошнотворное общение – их работа по защите интересов собственного народа. Пока был далёк я от политики, был свободен и от такой постылой обязанности. Но уж коли взялся за гуж…

Да и что нам делать потом с этим племенем, если с парламентёром не договоримся? Ведь другого гонца может и не быть. А договариваться всё равно надо. Ибо вести войну на уничтожение мы не имеем права.

– Что привело тебя сюда? – как-то невольно замедленно, заторможенно спросил я. И убрал за пояс оружие.

– Пятёрка прислала. – Вук, похоже, быстро сообразил, что ни убивать его, ни усыплять я не намерен. Он осмелел и присел боком на порог салона.

– Что она просила передать?

– Чтобы ты не мешал нам идти к айкупам.

– Все, кто пойдёт туда – погибнут, – пообещал я. – Никто не вернётся. Неужели вы не поняли?

– Мы поняли, что у ту-пу есть твоё оружие. Раньше у них такого не было. Мы видели за оврагом купов. Мы не пошли на купов и больше не пойдём на ту-пу. Мы не можем отдавать десять охотников за одну женщину. – Вук говорил бойко, как будто выучил не свои слова. – Пропусти нас на айкупов! Иначе племя может погибнуть.

– Я знаю, где стоят ваши плоты. – Рукой я показал в сторону бухточки, которую разглядывал однажды в полёте. – Недалеко отсюда… Если вы туда придёте, вас окружат сразу три племени. Сыны неба видят сверху все ваши походы. И предупредят ваших врагов. У них будет наше оружие. Ни один урумту не уйдёт живым. Лучше не приходите!

– Что же нам делать? – растерянно спросил Вук. – Ведь племя погибнет.

Я вспомнил его слова на «допросе»: «Раньше умирает тот, кто достоин смерти». Напомнить бы ему их сейчас!

Но что-то сдержало меня. Наверное, с детства внушённое: «Лежачих не бьют»? Как и тому древнему политику, потомку двух прекрасных писателей, никто не напомнил его аналогичных безжалостных слов, когда погибала, рассыпалась от всенародного презрения его мертворождённая «партия» – последний оплот его так называемых «идей», надолго разоривших великую страну.

«Наверное, надо о другом», – подумал я.

– Вас убивают ваши пещеры, – сказал я Вуку. – Из их стен сочится смерть. Поэтому вы умираете молодыми. Поэтому и может погибнуть ваше племя – от пещер. Ваши женщины умирают раньше, потому что вы не выпускаете их на воздух. Без свежего воздуха любой человек умрёт раньше. Попробуй на себе – раньше всех помрёшь! Вам надо уйти из пещер в хижины, жить каждому со своей женой. Тогда будете жить долго, и вам хватит женщин. В других племенах женщины живут дольше мужчин. Но мужчины не держат их взаперти.

– В твоём племени – тоже? – с явным любопытством поинтересовался Вук.

– В моём – тоже, – успокоил я его. – Поэтому нам женщин хватает… Мы можем дать вам тёплые хижины. Два ваших охотника сейчас учатся жить в таких хижинах. Они вернутся к вам со своими жёнами и с тёплыми хижинами. Уйдёте из пещер – племя не погибнет!

– Откуда у вас двое наших? – Вук очень удивился.

– Мы навели на них сон и увезли спящими.

– Они вернутся с жёнами из вашего племени?

– Из племени наших друзей.

Вук задумался. К такой новости он не был подготовлен теми, кто его послал.

– Их не послушаются, – наконец заключил он. – В хижины не пойдут. Племя слушается только тех, кто в пятёрке. – Он растопырил пальцы в воздухе.

– Но вы не помешаете им жить в хижинах со своими жёнами?

– Пусть живут! – снисходительно согласился Вук. И неожиданно предложил: – Мы можем дать тебе много-много шкур ломов. Они тёплые и мягкие. В твоей хижине я не видел ни одной такой шкуры. А ты дай нам оружие, как у ту-пу.

– Не дам! – ответил я. – Пока угоняете чужих женщин, оружия не получите. Переходите в хижины. Живите каждый со своей женой. Тогда женщины сами пойдут к вам из других племён. И хорошее оружие дадут вам сыны неба. Передай это «пятёрке».

Он не удивился, что я знаю о «пятёрке». Может, ему казалось, весь мир про неё знает? Но над словами моими он опять задумался.

Это, собственно, и было то, что мне надо. Понятно же, что никаких моих пожеланий с ходу они не примут, не могут принять. Но пусть хоть задумаются над ними! Для начала и то ладно…

Обдумывая ответ, Вук обшаривал взглядом машину. Глубоко посаженные тёмные глазки его, одновременно и хищные и затравленные, словно ощупывали незнакомые предметы и прикидывали возможное употребление. Понятно, в пределах его знаний… А уровень их, по-моему, на столетия отставал от того, что знали охотники купов и ту-пу.

Впрочем, может, я и ошибался? По крайней мере, способность к быстрому обучению племя Вука продемонстрировало очень даже наглядно.

И вдруг этот дикарь выдал мысль, которая меня поразила.

– Ты как Нур-Нур, – сказал он. – Ты не любишь тех, кто ест людей. А мы знаем такие племена. Там людей едят. Если мы у них возьмём женщин? Ты не будешь мешать?

Впервые не нашёл я сразу, что ему ответить. Врасплох застал такой вопрос. Чем дальше уходила в прошлое «лесная победа» ту-пу над племенем Вука, тем яснее мне становилось, что «победа» эта оказалась полным моим поражением. Ни крови не удалось избежать, ни трупов, ни угона женщин… Ценой громадных жертв урумту продолжали действовать по-своему. Изменить их тактику – не получилось! Не говоря уж о стратегии…

Что же сулит новый извив их тактики? Какое новое поражение ждёт меня на этом пути? Ведь какими бы беспросветно отсталыми ни были те людоедские племена, – когда-нибудь придётся иметь дело и с ними. И когда-нибудь урумту им доложат: «Это Сан разрешил похищать ваших женщин». Дойдёт сквозь любое время! Как доходят заветы и пристрастия Нур-Нура…

Однако где те племена? Западнее селения ту-пу – вплоть до громадного безводного нагорья! – не обнаружено ни одного селения. Спутник всё там прощупал… Только блуждающие костры… На самом нагорье тоже безлюдно. И это естественно – раз безводно… Значит, в западных лесах, доступных пешим походам урумту? Значит, селений у людоедов нет? И значит, практически помешать налётам урумту я не способен. Как бы ни хотел… Защищать мы можем только селения, но не блуждающие по лесам дикие семьи.

Однако Вук этого не понимает, раз спрашивает разрешения… Он не знает, что я лишь догадываюсь, где эти племена. Он явно преувеличивает мои возможности. Вот где их просчёт! Уж его личный или всей пятёрки – неважно…

Ну, а для тех неведомых женщин из неведомых племён что лучше: стать секс-рабынями в чужих радиоактивных пещерах или быть съеденными собственными соплеменниками? Ведь каннибалы жрут и женщин, когда больше некого. Пожирают всегда тех, кто слабее.

Вообще-то для людоедских племён характерен групповой брак. Иного там, по уровню развития, и быть не должно. Не все племена, живущие в групповом браке, едят людей. Но почти все людоеды живут в групповом браке. Это мы тоже проходили в «Малахите»…

Значит, для женщины переход из одного группового брака в другой такой же не должен стать крушением основ, кошмарной трагедией и вообще концом нормальной жизни. Это не будет потерей личности, потому что женской личности там, по сути, пока нет. Там может быть только личность самки. Если, конечно, у самки бывает личность… И даже более того: переход из каннибальского племени в бывшее каннибальское можно считать почти прогрессивным. Пусть и насильственный переход!.. Хоть от человечьего мяса отвыкнут – и то ладно!.. Тех каннибалок я не видел, не знаю… Может, они вонючи, сплошь волосаты и даже с хвостами? Пожалеть их надо или, напротив, за них порадоваться?..

Такая вот неожиданно вылезла логическая цепочка – как будто от меня на самом деле зависела судьба тех женщин. Ай да Вук! Ай да голова! А я его хотел в порошок…

Может, и образуется тут какая-то передышка для окружающих мирных племён? Может, сдвинется на запад вековая война?

Не очень-то, конечно, благородно решать свои проблемы за чужой счёт. Но если иначе пока не получается? Если иначе кровь потоком, трупы по реке и нормальные женщины в рабстве?

Полез в политику – защищай свой народ! Точнее – свои народы…

Зря, что ли, учил нас в «Малахите» хлёсткими афоризмами один знаменитый политолог: «Политика – это мисс Компромисс…»?

Боже, да о чём тут столько думать?

Вук, видно, понял, что сумел залезть мне под кожу. Он уже не осматривал вертолёт. Он напряжённо следил за моим взглядом. Глубоко посаженные глазки его смотрели на меня пронзительно и даже как-то сочувственно. Он словно догадывался: мне надо через себя перешагнуть, чтобы согласиться.

И я решил подтвердить его догадки.

– Пока не стану вам мешать, – пообещал я с таким мрачным видом, как будто кусок от сердца отрывал. – Не хочу гибели твоего племени. Как и Нур-Нур не хотел. Живите! Но – в мире с моими племенами! Не трогайте купов, айкупов, ту-пу и килов! У них будет наше оружие. Добывайте себе женщин только в лесах на закате.

– Килов мы не знаем, – сказал Вук. – Где они?

– Не знаете, и не надо! – Я усмехнулся. – Незачем вам их знать. Они людей не едят.

– Если мы пойдём через леса ту-пу, – деловито поинтересовался Бук, – они нас пропустят?

– Обходите эти леса подальше, – посоветовал я. – Если хотите быть живы… Идите вдоль озёр. Там много птиц. Будете сыты в пути.

Вук помолчал, подумал – и согласился;

– Ты прав. Там много птиц. И там есть по пути пустые пещеры. Я ночевал в них мальчишкой. Когда охотились на ломов.

Я достал ложку, открыл банку тушёнки и дал Вуку попробовать. Всё-таки гостя положено попотчевать… Особенно после заключения мирного договора… Тушёнка Вуку понравилась. Ложка – тоже. Может, даже больше, чем тушёнка. И понравилась ему кисло-сладкая «Тайпа», которой он запил угощение. С собою я дал ему ещё две ложки, две банки тушёнки и полиэтиленовую бутылочку «Тайпы». Заодно научил открывать то и другое. Удержать в руках больше он не мог. Приучать его к сумкам казалось мне рановато. Но в пути пусть вспоминает добром второй наш разговор…

Когда Вук спрыгнул с вертолёта, мне показалось, что в кустах на противоположной стороне полянки кто-то дёрнулся. При полном безветрии шелохнулась ветка. И как будто пальцы тёмной ноги мелькнули под кустом.

ЭМЗа с собой не было – остался в палатке. Привык я к здешней безопасности… Купы, верилось, в меня не выстрелят. А если это какой-нибудь урумту, сопровождавший Вука, то вроде бы и он не должен. Вук выскочил из вертолёта целый, невредимый, даже весёлый. Видно, долгая моя задумчивость очень пришлась ему по душе.

Однако на всякий случай дверку машины я тут же прихлопнул, и как ушёл Вук с полянки, не видел.

За откидными солнцезащитными стёклышками я нащупал, как и положено, две пары очков – коричневые и синеватые. Коричневые приготовил на выход – чтоб стрела ненароком не залетела в глаз. Синеватые засунул обратно. И тут вспомнил, что мыслеприёмника с Вука я не снял. Так, с дугой на голове, он и ушёл.

Жаль! Наверняка пропадёт!

Набивая в сумку последние отрезы сатина и мотки ярких лент из контейнера с подарками для купов, я думал о том, что политика, как учили нас в «Малахите», это, конечно, искусство возможного. Выше головы, как говорится, не прыгнешь… И в то же время, как всем широко известно отнюдь не из учебных курсов, политика – дело грязное. И глядеть на неё порой просто невозможно, невыносимо!

На своём опыте убедился.

 

51. «Человеческие судьбы ненадёжны, как погода…»

 

Вечером Розита, не спросив о моей информации, предложила свою:

– Пленники добавили новую деталь. Оказывается, урумту не выпускают из пещер своих дам, оберегая их драгоценную жизнь. Мол, если разбегутся, их сожрут в лесах звери. Именно этот довод используется в племени. Пригодится тебе такая деталь?

– Возможно. Спасибо.

– И ещё новость. – Розита как бы торопилась чем-нибудь порадовать. – Расконсервировали на «Рите-два» цех для производства супердека. Из него будут отливать хижины по твоим чертежам. Ты хоть смутно представляешь себе, что такое супердек?

– Даже и не смутно. Сплавы резины с пластмассами. Их сотни. С малолетства знаю. Слово звучало дома постоянно.

– Вот как? – Розита удивилась. – А я его тут впервые услышала. Почему же оно звучало у вас дома?

– Отец занимался пластмассами. Он был автором двух десятков различных супердеков. Если не больше… Из опытных образцов отливали мою детскую мебель. Мне разрешали стулья ломать. Если силы хватит… По сути, я был подопытным кроликом.

– Как любопытно! – Розита отчётливо вздохнула. – Я не догадывалась о таких подробностях твоей бурной биографии. Теперь ясно, почему у твоей мамы слёзы навернулись, когда она услышала про этот цех. Я-то не могла понять… Ничего она не объяснила…

– Она вообще ничего о себе не объясняет. Её принцип: понимайте, как хотите! В меру своего ума…

– Так это и мой принцип! Ты был единственным исключением. Был… – Розита помолчала. – Может, поэтому мы с Лидой как родные?

– Это я заметил.

– Мы отвлеклись… – Розита опять вздохнула. – Хотя отвлечение было так любопытно!.. Тебе интересно, как будут отливать хижины?

– Допускаю – по принципу термоса. С вакуумным утеплителем. Иначе ничего не получится.

– Как ты догадался?

– Всё-таки, я технарь. Просто не знал, что у нас есть в запасе такое производство. Вебер его извлёк?

– Да.

– Головастый парень! Проблему жилья для урумту он решил.

Розита промолчала.

– Как теперь будете учить пленников? Где? Всё ведь меняется…

– Ну, уж, по крайней мере, не в деревянных домах Нефти. Теперь в них нет нужды. Хотят отлить для начала модель хижины. Из чистых пластмасс. И учить на модели. Пока учат, цех пойдёт. Модель поставят где-нибудь возле Города.

– Для дикарей очень важен запах. Не забудьте про ароматику! Отец о ней очень заботился. Хоть и не для дикарей работал…

– Спасибо. Передам. А что у тебя?

– Сегодня в моём вертолёте был Вук. Помнишь его?

– Ещё бы! Приходил мстить?

– За что?! Я отпустил его с едой и зажигалкой. Он сказал сегодня, что не забудет этого никогда.

– И ты с ним разговаривал? После того, как он угонял женщин из ту-пу?

– Разговаривал же Рузвельт со Сталиным! И не раз! Хотя и знал, что Сталин – палач. Не мог не знать… А сколько политиков разговаривали с Гитлером и Пиночетом? Ручку им жали… Я хоть ручку не жал.

– Не зря я всегда старалась держаться подальше от политиков. – Розита хмыкнула. – И руки у них не всегда чистые, и надёжности никакой.

– Все люди надёжностью небогаты. Читай бессмертного Руставели: «Человеческие судьбы ненадёжны, как погода. Небеса то блещут солнцем, то обрушивают гнев…» Навсегда сказано!

– А для политиков – особенно! – Розита помолчала, потом вдруг призналась: – Был у меня ранний опыт… И что же Вук у тебя выходил?

– Как минимум – пакт о ненападении. А может и мирный договор. Первый на этом материке. И второй на планете. После маратовского…

Я имел в виду «мирный договор» с племенем ра, который подготовил Марат Амиров и «подписал кровью» Фёдор Красный. Правда, уже после того договора ра убили мою Бируту… Но после Бируты – пока никого.

Розита молчала. Должно быть, тоже вспоминала Бируту, Ольгу. Они ведь дружили… Потом тихо поинтересовалась:

– И каковы пункты договора?

Я коротко изложил. С полной самокритикой насчёт неведомых каннибалок, которыми пришлось при этом пожертвовать. Но ведь и не капитуляцию урумту я подписывал! Всего лишь мирный договор… Без жертв он невозможен.

– И ты веришь этому дикарю? – ехидно спросила Розита.

– Вынужден! Когда заключаешь договор, заставляешь себя верить. Иначе никакие договоры невозможны. Вот зажгутся костры перед пещерами, посмотрим, куда пойдут люди. Отыщем новые племена – проверим на каннибализм.

– Как?! – Розита ужаснулась. – Кого на съеденье отдадим?

– Подвернётся кто-нибудь. Не волнуйся! Сейчас карта нужна! На моей карте ту-пу – почти с краю. Что за ними? Кто за ними? Нужна карта ещё на две-три сотни километров к западу. Буду исследовать. Собирались ведь второй спутник перегнать сюда. Перегнали?

– Перегоняют. Это не быстрый путь. Ещё что у тебя?

– Записывай! Вот сегодняшний отчёт…

– Включаю запись.

– Итак. Утром – переговоры с парламентёром из урумту. Договорились о ненападении на племена купов, айкупов, ту-пу и килов. Расход: три банки тушёнки, три ложки, две бутылки «Тайпы». Мирные переговоры на Земле обходились куда дороже.

– Кто такие килы?

Я объяснил. Что сам знал.

– Дальше…

– Провёл первое занятие курсов кройки и шитья. Как разворачивать сатин в один слой, примерять на талию, резать ножницами, сшивать иголками. Выяснилось, что купы сшивают шкуры сухожилиями с костяными иголками.

– Какие модели изучали?

– Юбки, понятно. Штаны тут пока неведомы.

– Сколько слушательниц?

– Одна. Дочь вождя. Но она обещала учить других.

– И какая у неё талия?

– Шестьдесят.

– Нормально. А почему сам других не учишь?

– Осторожничаю. Не вызвать бы чью-то ревность. Этим ведь всё можно разрушить.

– А тут?

– Тут всё спокойно.

– Значит, она в тебя влюблена. Я давно подозревала.

– И поэтому…?

– Нет! Не поэтому!

– Сотри этот кусок!

– Непременно!.. Ещё что успел?

– Сходил на болото пристрелять карабин. В порядке пристрелки снёс голову косуле. Притащил её к кострам, отдал женщинам. Освежевали без меня. Очень удивились, что нет головы. Тут голова – трофей! Зубы идут на ожерелья. Но её разнесло на куски. Калибр крупный! Зубы собирать не стал.

– Было ещё что-нибудь?

– Добрался до самовара. Сегодня впервые на этом материке попил чаю. Угостил вождя, его жён и детей. Чай понравился. Ребятня получила первый урок обращения с котлом. Когда-нибудь пригодится… Мужчины заинтересовались не столько самоваром, сколько туристическим топориком. Я им щепки колол… Предлагали применять топорик в охоте. Этого я и опасаюсь. Поэтому надёжно прячу его в палатке. К счастью, тут не воруют.

– Почитать ничего не успел?

– Где уж!.. Может, завтра, если хуры с утра не придут.

– А вечером?

– Вокруг фонарика – туча комаров. Читать не дают.

– Не будешь читать – одичаешь.

– Это я помню.

– Вот пока помнишь, ещё не безнадёжен. Как только забудешь, считай, одичал. Кстати, о комарах… Ренцел интересовался: как с ловушками?

– Завтра расставлю. Они оказались под самоваром. Ты не знаешь, кто у Натана в лаборантках?

– Неяку Нгуен. А зачем тебе?

– Она собиралась сюда прилететь. Надо хоть имя знать… Она из Вьетнама?

– Нет, из Салехарда. Где-то поблизости от твоего Урала. Сама так сказала. Когда я готовила репортаж об их лаборатории.

– На Южном полуострове я работал с Нгуеном Тхи. Он из Вьетнама. Это не одна семья?

– Одна.

– Завидую твоей осведомлённости. Всех, наверное, знаешь.

– Кроме себя! В себе никак разобраться не могу…

Розита вздохнула и отключилась.

…Даже в самой сладкой женщине есть что-то горькое. Помнится, это Заратустра говорил в знаменитой книге философа Ницше. Читали мы её потихоньку в «Малахите» вместе с Бирутой, и она этому наблюдению совершенно не поверила. И я – с нею.

Однако Розита невольно напомнила мне об этом с самого начала. И чем дальше, тем больше убеждался я, что Фридриху Ницше встречались, видимо, именно такие женщины.

Похоже, теперь эта горечь стала подступать и к горлу самой Розиты.

Только моей горечи от этого не убывает. Но кому повем печаль мою?