О каннибализме и человеческих жертвоприношениях. Размышления в пути

 

Море подо мной было спокойным. Только узенькие белые барашки торопливо бегали по верхушкам небольших волн. А сами волны всё катили и катили с юго-востока на северо-запад. Значит, ветер переменился. Утром, когда мы вышли из звездолёта, ветер гнал облака с запада на восток.

Курс выдерживался автопилотом строго. Фосфоресцирующая зелёная стрелочка на компасе точно закрывала ярко-фиолетовую полоску пеленга и почти не качалась. Можно думать не только о полёте.

На Земле, наверное, светила бы Луна, поблёскивала бы серебристая полоска на волнах, прочерчивали бы тёмное небо светлые стрелы ионолётов. Здесь ничего этого нет. Только чёрное, безлунное небо с непривычно расположенными звёздами. Да ещё белые барашки на чёрных волнах… Ориентироваться по здешним звёздам я пока не умею. Надо учиться…

«Кошмарное племя!» – сказала вчера на Совете Мария Челидзе. Действительно: стариков своих ели, женщин чужих крадут и на свежий воздух не выпускают, больных детей приносят в жертву богам, агрессивны, нахальны и, к сожалению, неутомимы.

Что же с ними делать?

Однако ведь и в древнегреческой Спарте больных детей бросали в пропасть. Ради того, чтобы спартанцы, как нация, были идеально здоровы. С начальной школы приучали нас восхищаться спартанцами. И нигде ещё не читал я хулы древним спартанским порядкам.

Между прочим, в давней Спарте, как и в племени купов, дети и подростки долго ходили голенькими. Строгости нравов это не нарушало.

Нравы таитянских маори вообще очень долго казались европейцам почти идиллическими. Прелестный народ на прелестной сказочной земле! Издали, конечно…

Но и у маори, ещё задолго до прихода европейцев, зловещая правящая каста Ареои убивала всех своих детей, кроме перворождённых. Даже и здоровых! Ареои внушали народу, что человеческие жертвы угодны богам и приносили им в жертву прежде всего своих детей. Кто после этого возразил бы против любых других человеческих жертвоприношений?

С потрясением душевным прочитал я о касте Ареои ещё в «Малахите», когда проглядывал книгу великого художника Поля Гогена и посредственного поэта Шарля Мориса «Ноа Ноа». Книга эта значилась у нас в дополнительном списке по курсу первобытной культуры. Многое из этого списка удалось прочитать. «Дополнительные» книги сплошь и рядом оказывались интереснее «основных». Всё было как у Пушкина: «Читал охотно Апулея, а Цицерона не читал…»

Впрочем, единственное, чего так и не смог я переварить в «Ноа Ноа», – это стихи самого Шарля Мориса. Ни одной строчки не запомнилось!

Кстати, тогда же, в «Малахите», поразил меня откровенный рассказ Поля Гогена о его недолгом «гражданском браке» с тринадцатилетней таитянкой Техааманой, которую он называл Техурой. Я покопался в других книгах о Гогене и узнал, что после Техуры, во второй приезд на Таити, была ещё тринадцатилетняя же Пауура, которую художник по инерции называл Пахурой. А ещё позже, на Маркизовых островах, была ровесница двух таитянок Ваеохо, которую Гоген называл Роз-Мари. Эти девочки позировали для знаменитых впоследствии картин, скрашивали одиночество художника, рожали ему детей. Впоследствии положение «дети Гогена» приносило не только известность, но и некоторый доход… Колониальные нравы…

От них, однако, мысль снова возвращалась к проблеме «мы и каннибалы», к тому, что мне известно о каннибализме и человеческих жертвоприношениях на Земле.

О массовых убийствах и пленников и соплеменников в государствах американских майя, тольтеков и ацтеков слыхал и читал я не раз. Тысячами резали своих же людей на религиозных церемониях, и черепа деловито сохраняли. Когда отряд Кортеса добрался до ацтекского города Хокотлан, испанцы обнаружили там тринадцать жертвенников с грудами человеческих черепов. Священник отряда насчитал их сто с лишним тысяч и отказался ставить крест в таком жутком месте.

Порой ацтеки буквально подряд, непрерывным потоком приносили в жертву тысячи рабов и пленников. Знаменитый император Монтесума убил сразу двенадцать тысяч пленников в честь победы над восставшей провинцией. Дядя Монтесумы и предшественник его на престоле принёс в жертву двадцать тысяч человек в честь окончания стройки великого храма.

Со временем выяснилось, что массовые эти жертвоприношения сплошь да рядом сопровождались массовым же поеданием убитых. У многих тысяч воинов и жрецов это входило в привычку, и человеческое мясо они начинали предпочитать любой другой пище. От такой информации – а в правдивости её не приходилось сомневаться! – детский мой романтический ореол вокруг жертв конкисты – долгой и кровавой испанской агрессии – постепенно рассеивался и сменялся ужасом перед теми кошмарными цивилизациями, которые существовали в Центральной Америке до прихода европейцев.

Какие бы ни были у них удивительные астрономические или архитектурные достижения – всё это меркнет перед реками крови сотен тысяч невинных жертв. Даже командиров своих собственных спортивных команд правители майя приносили в жертву – то ли за то, что выиграл, то ли за то, что проиграл… Ну, не могут и не должны держаться вечно такие людоедские цивилизации! А уж какая там сила их разрушила – не всё ли равно?.. Не вмешалась бы внешняя сила – они неминуемо рухнули бы под напором внутренней, под тяжестью своих собственных преступлений.

Людоедство в тех местах было первым, что вызвало ужас и отвращение европейцев, открывших Америку. Ещё Колумб застал на Кубе самых «чистых» и неутомимых дикарей-людоедов, которых называли caniba. Откуда и пошли «каннибалы», впервые собственноручно написанные в дневнике тем же Колумбом. И, по-моему, сопротивление каннибализму в любом нормальном человеке так же естественно, как желание жить.

Мы летели сюда, на эту далёкую планету, с надеждой избавить здешних дикарей от кровавых ужасов земной человеческой истории. Посильная ли для нас задача? Хватит ли наших сил да и просто жизни на «исправление» целой планеты? Ведь и сегодня бегают по западному побережью Восточного материка те энергичные и многочисленные людоеды-рулы, от которых вплавь спасались племена гезов и ра. Никакого нашего укорота кровожадным рулам нет. Не до них!.. Но кого-то они и сейчас пожирают. Может, добрались уже до племени леров, которые живут севернее?

Да и на Западном материке тоже отыщется наверняка не одно бывшее каннибальское племя урумту. Двинусь когда-нибудь на юг или на запад – глядишь и упрусь в сегодняшних каннибалов, как Колумб на Кубе…

А нас ждут ещё двенадцать материков и тысячи островов. Что на них? Кто кого поедает? Кто кого угоняет? Какие люди на других людей охотятся, потому что у них мясо вкусное?

Если обо всём этом думать часто – руки опустятся. Кажется, никаких сил и никакой жизни не хватит на то, чтобы остановить на этой планете непрерывное, бессмысленное и зверское уничтожение людей.

Но ведь и на Земле было так же. Десятками тысяч лет! Докатилось до мировых войн, до войн на полное, тотальное уничтожение целых стран и народов. Германские фашисты подчистую истребляли цыган и евреев. Через полвека девятнадцать «передовых» стран сообща безжалостно и методично уничтожали маленькую Сербию. И при этом ежедневно твердили о «гуманизме». Жуткие эти события, завершавшие второе тысячелетие, получили в следующем веке устойчивое название «самой позорной войны в истории»…

Но всё-таки войны остановили! В основном… Уже не убивают, не пожирают, не приносят людей в жертву – в масштабах целой планеты!

Значит, возможно?

Значит, и здесь есть такой шанс?

Ну, пусть я не доживу – доживёт какой-нибудь другой Тарасов. Внук, правнук, праправнук…

…– Тарасов! Тарасов! – раздаётся в динамике рокочущий баритон Армена Оганисяна.

– Тарасов слушает.

– Добавь скорость. До пятисот. Ветер на юге усиливается. Тебе надо добраться до берега в полчаса.

– Выполняю. Скорость – пятьсот.

– Успеха! Или «ухр» по-вашему?..

 

Чем я обидел Лу-у?

 

Вертолёт я разгружал целый день, почти до сумерек, ибо груз был в основном не контейнерный. Когда всё было закончено, сообщил Армену:

– Можете забирать машину.

– Не можем, – отозвался Армен. – Шторм! Если утихнет, утром заберём. Ухр!

Всё я мог оставить в пойме Кривого ручья, кроме карабина. Открыть ящик никто на этом материке не сумел бы. Но унести – запросто. Поэтому, захлопнув вертолёт, я взял в руки ящики с карабином, патронами и поднялся на ранце – над поймой, над ручьём, над лесом.

Костры купов остались на месте. Я видел их ещё с вертолёта, перед посадкой. И палатка моя стояла на месте. И вход был заклеен плёночкой – как я оставил. Почему-то только сейчас заметил я, что мой вход глядит совсем не в ту строну, куда остальные входы здешних хижин. Все они глядят на восток. А мой – на юг. И даже парашютный купол Тора развёрнут входом на юго-восток. Только мой – невпопад. Так уж они встали, когда выпали с вертолёта, эти затвердевшие купола парашютов. Хорошо хоть не на север развернуло мою палатку…

Надо бы отметить это в описании для Вебера: все входы – на восток.

Шумной встречи не было. Приняли как обычно – сдержанно. Встретилась налитая здоровьем, с пышной грудью Нюлю – дочка-жена вождя – и улыбнулась. Подбежала Лу-у, уже в мыслеприёмнике, потёрлась носом о моё плечо, сказала, что соскучилась, и я привычно погладил её по голове. Подошёл Тор, пристально поглядел на нас обоих, снял с Лу-у мыслеприёмник, надел на себя и поинтересовался, не видел ли я из своей летающей хижины разведку Сара. Она ещё не вернулась из Глубокого оврага. А пора бы…

Лу-у я сообщил, что привёз ей новый «са-тин», поскольку старый истрепался. Тору пообещал слетать завтра к Глубокому оврагу, если утром Сар не вернётся.

Сатин я не возил. Он лежал стопками в куполе парашюта и в вертолёте на полянке. Привезти Лу-у я надеялся стеклянные бусы, которые делали в стекольном цехе специально для Марата. Наши женщины их не носили. А он раздаривал их прекрасному полу в племенах гезов и ра, и завоевал тем самым стойкую к себе симпатию. Поскольку общественное мнение везде, даже у дикарей, это прежде всего мнение женщин. Отношение к Марату в обоих племенах становилось всё лучше, и об этом говорили мне и ребята в киберлаборатории, и дочка Тушина по пути на кладбище, и Розита обмолвилась в биолёте.

Из-за неё-то, собственно, я те бусы и не взял. После её пророчества о том, что именно на Лу-у мне предстоит жениться, брать для дочки вождя специальные подарки было неловко. И так у нас с Розитой что-то неожиданно надломилось в эту поездку. Ничего такого не было ни сказано, ни сделано, но ощущение какой-то наметившейся трещины у меня осталось. Зачем увеличивать её?.. Как только Розита сказала, что поедет со мной в Заводской район, я молча решил, что перебьётся Лу-у пока без стеклянных бус. Авось и не заметит…

В эту ночь, как обычно, уснул я в суперЭМЗе и с открытым входом. Как провалился в черноту – две ночи не спал в нашем звездолёте… И приснилась мне Бирута – впервые с тех пор, что погибла. Всю ночь она сидела возле меня, тихо качалась и пела какую-то грустную песенку. Будто оплакивала непутёвые наши с нею судьбы.

Страшные сны я умел прерывать волевым усилием – заставлял себя проснуться. И потому они были у меня короткими. А этот сон был приятен, длился долго и растаял лишь вместе с ночью, на рассвете.

Утром вернулся Сар, вместе с Кыром и Щуром – здоровые, невредимые, весёлые, с тушами двух молодых косуль, которых подстрелили по пути с Глубокого оврага.

У костра Сар рассказывал что-то Тору, Биру и нескольким женщинам. Увидев меня, он сбегал в свою хижину, вернулся в мыслеприёмнике и сообщил, что видел через овраг, на другой его стороне, того самого вонючего хура, который лежал связанным в моей хижине. Видел его два раза – в самом начале и в самом конце разведки. И хур тоже видел Сара. Они долго глядели прямо в глаза друг другу. И не стреляли. Сар знал, что стрела потеряет силу, когда долетит до другого края оврага. И не убьёт. И хур, наверное, знал то же самое. Поэтому посмотрели друг на друга и исчезли в высокой траве.

Такой вот привет пришёл мне от Вука…

Привет этот кое-что объяснил и кое-чем обеспокоил.

Объяснил он, почему урумту рванули ночью из пещерного посёлка не на восток, а на запад, почему они сделали тот громадный крюк по лесу, который заставил наш вертолёт метаться зигзагами.

Очевидно, урумту боялись, что из Глубокого оврага ударят им во фланг затаившиеся купы. Не знали ведь они, сколько там купов… Если торчит один, может быть и много. И поэтому лучше бежать подальше.

А вот второе появление Вука на том же самом месте говорило, что урумту возвращались по своим следам – то ли искали двух пропавших соплеменников, то ли собирали разбросанное оружие. Но возвращались! Как раз то, чего я и боялся…

Видно, разбойники умеют учиться. Они сообразили, что и в первый раз и во второй «сыны неба» только пугали их – и не больше. Сообразили, что после безумного бегства можно вернуться за луками, копьями, палицами. Что пропавшие соплеменники не растерзаны на куски, а просто дрыхнут где-то, усыплённые коварными «сынами неба». И значит, можно отбить своих, когда проснутся.

Выходит, в третий раз пугать их бессмысленно. Что же тогда делать с ними в третий раз? Усыплять всех подряд и везти на свой материк? А там распылять по разным точкам? Чтоб не встречались, не общались, и вели себя тихо, как всегда держатся одинокие новички в плотной массе коренных жителей… Потому что если держать этих необузданных аборигенов в одной куче, они станут опасны даже для нас.

Собственно, именно такой тактики давно придерживается Совет в отношении пленных ра. Более чем по двое в одном месте они не работают. Исключение – цех детской игрушки. Там их пятеро.

Сегодня же придётся попросить информацию со спутника – где сейчас эти разбойники? И поскорее надо слетать к ту-пу. На их холме остались контейнеры с инструментами и аккумуляторами. Инструменты можно раздать, часть аккумуляторов – забрать, и заодно кое-что прояснится. Дошли урумту во второй раз до чужих пещер или не дошли?.. Ведь и со второго захода они вполне могли натворить там беды…

Но вначале надо поставить верстак Биру. Племя купов должно видеть конкретный и быстрый результат от каждой моей поездки в Город. Пусть небольшой, но полезный и понятный всем. Тогда возвращаться из поездок можно будет без тревоги. Тогда каждая поездка станет рывком вперёд не только в хозяйстве племени, но и в его психологии. Стану я колдуном или не стану – дело тёмное. А жизнь купов должна улучшаться непрерывно. Хоть понемножку, но каждый день! Хоть для кого-нибудь, но обязательно! Чтоб каждый ждал и верил: дойдёт очередь и до него.

А уж тем более – Бир. Он работает на всех. И сделанное для Бира отзовётся на каждом. Это и умный поймёт, и глупый, и ленивый, и трудоголик.

Собственно, пока трудновато мне определить, кто тут умён, кто глуп, кто ленив. Немногих я разглядел… Для остальных нужно время, знание языка и неторопливые наблюдения. Всего этого пока нет. И поэтому индивидуальные оценки приходится сдвигать на будущее. Выше головы не прыгнешь. Сейчас приходится делать то, что необходимо именно сейчас!

…У костра меня угостили свеженькой олениной. Пришлось сбегать за шампуром и дожарить её до шашлыка. Сар и Тор на этот раз с интересом следили за моими манипуляциями. В прошлый раз телеконцерт помешал им наблюдать за мной. Сейчас отвлекающих моментов не было. И, попробовав готовность шашлыка, я предложил им попробовать тоже.

Шашлык обоим понравился. Особенно если закусывать его прохладным кхетом или поливать кашицей кхета вместо соуса. Хотя менее осторожный (или просто не выспавшийся) Сар и обжёг слегка руку о шампур.

Тут же я сунул его руку в стоявшее рядом ведро с водой. И придерживал там, пока Сар не начал улыбаться. Значит, боль отпустила. И я отпустил его руку.

После этого можно было слетать к вертолёту в пойме за верстаком и хотя бы за одним ящиком инструментов для Бира.

Вертолёт пока не забрали, я вызвал из него Город и передал Розите запрос для спутника. Голос её был усталым, грустным, и ничего «лишнего» она не сказала. Только поинтересовалась:

– Ты, кажется, забыл о подарках для дочки вождя. Обошёлся?

– Вроде. Точнее, она обошлась.

– Смотри! Когда-нибудь она это припомнит.

– Я уже говорил тебе, чего боюсь… Этого не боюсь.

– И всё же не обижай женщин. Даже в мелочах. Мелочи – женская стихия.

Розита отключилась, я снова запер вертолёт и поволок над лесом укороченный верстак, стульчик к нему и ящик с молотками. Прилетел весь потный и с удовольствием сменил в палатке брюки на шорты.

Появление моё в шортах посреди посёлка вызвало осторожный интерес только у женщин, мужчины не обратили на это никакого внимания. Они все тут ходили с голыми ногами… А Лу-у в этот день вообще почему-то не появлялась. Обычно она везде мелькала. А тут – нигде не видать. Спрашивать же о ней никого не хотелось. Никаких дел к ней не возникало.

Лопату и каёлку пришлось просить у Кыра. В моей палатке их не было, а лететь за ними к другому вертолёту – недосуг. День съёживался, как бальзаковская шагреневая кожа, и надо было хоть что-то успеть!

К концу дня удалось не только вкопать верстак возле дерева и прибить к нему гвоздями с помощью изогнутой скобы – чтоб не шатался! – но и доставить наковаленку, наборы точильных брусков, рашпилей, напильников и долот. По одну сторону дерева теперь лежали «кузнечные» валуны каменного века, по другую стояла почти нормальная слесарная мастерская. Разве что без электромоторов… И оставалось лишь прикрепить тисы, ручной наждачок, парочку струбцин. Правда, их ещё предстояло доставить отдельным рейсом из поймы Кривого ручья.

Седой морщинистый Бир смотрел на мою суету так же, как я в детстве смотрел на работу фокусника в цирке, – радовался, но ничего не понимал. Хотя и догадывался, что ему делают чудо. Он брал различные молотки, легко разбивал ими небольшие кремни на своём валуне, прыгал от радости, хлопая себя по тощим ляжкам, как трёхлетний ребёнок, и кричал: «Тунэм! Тунэм!» Его ещё предстояло учить пользоваться каждым инструментом, сочетать молоток и долото, рашпиль и напильник, брусок и шкурку… Всё было впереди и требовало бездну времени. А день кончался, и бешеные урумту опять врывались в мои дела.

Зазуммерил радиофон, я включил его прямо возле верстака, и густой баритон Омара доложил:

– Спутник засёк восемь фигур. Быстро двигаются по лесам на северо-восток, к пещерам. Не отдыхают. Примерно три четверти пути пройдено. Остальные тридцать урумту не обнаружены.

– Где же они? – невольно вырвалось у меня.

– И сам хотел бы знать! – Омар хмыкнул. – Не иголка в стоге сена.

– Они не могли податься на запад? Есть какие-нибудь племена западнее ту-пу?

– Костры там давно мелькали, – задумчиво произнёс Омар. – Но – в разных местах. Селений вплоть до нагорья не обнаружено. Это могли быть костры бродячих охотников. Хоть тех же урумту… Посмотрим сегодня ночью. У нас уже темнеет. Так что информацию жди завтра.

– Ну, хоть завтра, – согласился я.

– Вообще-то пора второй спутник переводить на твой меридиан, – сказал Омар. – Одного тебе явно не хватает. Я поговорю в спутниковой связи…

Он отключился, и я успел до темноты ещё раз слетать в пойму – принёс для Бира тисы, наждак, струбцины и немного еды для себя. Кроме утреннего шашлыка с кхетом, ничего целый день не ел. Всё некогда…

Когда тисы и наждак я закрепил на верстаке, появилась Лу-у. Заспанная. Впервые видел я её такою. Раньше она днём не спала… Я позвал её в свою палатку и протянул давно приготовленный отрез розового сатина. Лу-у посмотрела на него довольно равнодушно, развязала лиану на талии, и к ногам её упали лохмотья, оставшиеся от прежнего отреза. Опять она стояла передо мной полностью обнажённая и явно не торопилась. Медленно, даже как-то лениво развернула она новый отрез, подержала на руках, примерилась, обернула его целиком, как и в прошлый раз, вокруг бёдер и подпоясалась лианой. С досадой я вспомнил, что в контейнере у Кривого ручья полно верёвок, резинок, булавок, брошек и просто красивых поясов. Но до них надо добраться. А нам некогда. Обходимся лианами…

Почему-то на этот раз Лу-у не сказала обычного «тунэм», не проявила никакой радости, молча перешагнула через валявшиеся на земле лохмотья и ушла, оставив их мне. Невольно всплыло в памяти утреннее предупреждение Розиты:

«Смотри! Когда-нибудь она это припомнит… Не обижай женщин!»

Чем же я обидел Лу-у? Когда успел? И как это Розита всё умеет видеть наперёд – сквозь расстояние и время?

 

40. День начинался удачно…

 

Опять ночью снилась Бирута, опять она возле меня качалась и мурлыкала какую-то песенку. И опять не хотелось просыпаться и прерывать мучительный и сладкий сон.

Впервые один и тот же сон снился мне две ночи подряд, и, когда это добралось до моего сознания, я открыл глаза.

Возле меня сидела, качалась и тихонько напевала Лу-у. Тянула мелодию той самой песенки Розиты, которая понравилась ей с первого телеконцерта. И что-то печально обречённое было в её позе, в её качании, в её тихом пении.

«Ещё один сон, – подумал я. – Сон во сне…» И снова уснул.

Утром Лу-у разбудила меня. Впервые. На ней был мыслеприёмник. Глаза её были красны, словно ночь не спала. Она стояла возле моей раскладушки и недовольно кричала:

– Ухр Сан! Ухр Сан!

Я открыл глаза, встретился с её сердитым взглядом, одним движением выключил суперЭМЗ и выдернул заземление, встал и надел мыслеприёмник.

– Что случилось, Лу-у? – спросил я.

– Тебя зовёт Тор! – ответила она и вылетела из палатки.

Пришлось натягивать брюки, рубашку, ботинки и, как говорится, с неумытой рожей топать в хижину вождя.

Впервые вошёл я в жилище купов. Согнуться пришлось почти до пояса. Но в самой хижине оказалось просторно, можно выпрямиться. На стенах из шкур висели три лука, связанные пучки стрел, копьё и палица. Сложенный из камней очаг в центре не горел. Но в нём стояло обмазанное глиной плетёное ведро, в котором тлел, хранился огонь. Купы так и не пользовались ни моими спичками, ни моими зажигалками, а по-прежнему хранили огонь в таких обмазанных глиной вёдрах. Их выносили к кострам и уносили обратно в хижины. Они были в каждом жилище.

По плетёному полу разложены шкуры. Вдоль стен они лежали стопками, в несколько слоёв. Видимо, там спали. На шкурах в центре сидели Тор и представительный старик в тиаре из пёстрых перьев и с седой бородкой. Старик показался мне знакомым. Будто где-то видел его издали… Но кого тут мог я видеть издали? Только Уйлу… Неужто он? Вот удача!

У стенок ютились сухонькая морщинистая мать и совсем не старая старшая жена Тора, которая держала младенца. Нюлю вошла в хижину вслед за мной и принесла от костра жирные куски мяса на сучках и жареную рыбу в пластмассовой миске. Наконец-то такая миска получила достойное применение…

Между Тором и седобородым стариком лежала горка кхетов, стояло пластмассовое ведро с водой, а возле ведра – белые стаканчики.

Тут угощали важного гостя.

Тор посмотрел на Лу-у и молча обвёл рукой вокруг головы. Лу-у сняла мыслеприёмник и отдала старику. А он глянул на Тора, на меня и вполне грамотно натянул мыслеприёмник на свою нечёсаную голову, сняв предварительно тиару.

– Уйлу хочет с тобой говорить, – сказал мне Тор, – Хуры всё-таки приходили к ним. Когда сыны неба ушли.

– Как это случилось? – спросил я и поглядел сначала на Уйлу, потом на Тора. Вроде бы обоих спросил. Чтобы подучить побольше информации.

Оба и рассказывали – торопясь и перебивая друг друга.

Хотя первый и главный рассказ явно был до меня. Наверняка он был обстоятельным, долгим, и начался ещё на рассвете. Сейчас мне доставались от него только рожки да ножки. Но и они были ужасны.

Урумту вернулись в селение ту-пу на следующую ночь. Никто, понятно, их не ждал, все сладко спали.

Видимо, у разбойников было мало оружия – не всё удалось подобрать. Некоторые держали в руках только камня или палки. Поэтому ворвались всего в три крайние и нижние пещеры, но зато перебили там почти всех сонных мужчин и угнали оттуда всех женщин. Именно женщины подняли вой, дрались и разбудили селение. Но, пока сбежались охотники из других пещер, хуров уже след простыл.

В одной из крайних пещер жила с мужем старшая дочь охотника Фора. А младшая была у неё в гостях. Обе они исчезли, а зять Фора был убит. Именно Фор и его сын организовали погоню. У них было хорошее оружие, подаренное сыном неба. Особенно это…

Уйлу рукой обрисовал в воздухе линии каёлки и спросил меня:

– Как называешь ты это оружие?

– Кайло, – ответил я.

– Кхайло, – с удовольствием повторил Уйлу. – Хорошее кхайло!

Видимо, звук «кх» в языке ту-пу имел такую же положительную окраску, как и в языке купов.

Уйлу отдал охотникам и всё то оружие, которое подарил ему Тор. Погоня ушла хорошо вооружённой. Ту-пу понимали, что у проклятых хуров такого оружия нет. И поэтому впервые пустились в погоню за врагами.

Они нагнали разбойников на привале, где угнанных женщин насиловали, как это всегда водилось у хуров. Хуры не ждали, пока дойдут до пещер…

Разъярённые ту-пу перебили почти всех налётчиков. Их глупые головы разламывались под оружием сынов неба, как спелые кхеты. Лишь несколько хуров убежали и угнали четырёх женщин. Две женщины погибли на этой стоянке. Ещё четырёх вернули. Но дочерей охотника Фора не было ни среди возвращённых, ни среди погибших. И теперь он требует похода к холодным пещерам. Чтобы навсегда покончить с проклятыми хурами. А охотники племени хотят сместить Уйлу и избрать Фора вождём – если Уйлу откажется мстить хурам.

Уйлу успокоил своё племя лишь тем, что обещал сейчас же отправиться к сынам неба и попросить у них хорошее оружие для всех ту-пу. И ещё обещал уговорить своего друга и брата Тора присоединиться к походу на хуров. А Тор может ещё и айкупов позвать. У них хуры тоже жгли селение и угоняли женщин. Если три племени вместе пойдут к холодным пещерам с оружием сынов неба – хурам придёт конец. И тогда мирные племена вернут своих женщин и будут жить спокойно.

Таков, примерно, был рассказ…

– Как добрался ты сюда? – спросил я вождя. Мне надо было оттянуть время, обдумать ответ.

– Я шёл сам, и меня несли, – ответил Уйлу. – Я стар, быстро и долго ходить не могу. Мои охотники не отдыхали всю дорогу. Сейчас они спят в твоей белой хижине. Тор сказал, что ты подарил её племени купов. Мы спешили. Все ту-пу ждут твоего ответа.

– Вы зарыли убитых хуров? – спросил я.

– Конечно! – Уйлу явно удивился вопросу. – Если их не зарыть, они отравят вокруг всю дичь. Их тут же зарыли. А кто не успел умереть, того добили. Отличным оружием кхайло…

– У твоего племени были ещё потери?

– Двух охотников хуры смогли убить. – Вождь печально покачал головой. – И семь мужчин убили в пещерах… У хуров было мало палиц. А то наших погибло бы больше… Всех наших мы зарыли возле селения. Мы не зарываем своих людей в лесу.

– Как надеешься ты перебить хуров? – спросил я. – У них громадные пещеры. Не такие, как у вас. Там мало входов. Хуры не впустят вас в свои пещеры. Вы посидите возле них и уйдёте ни с чем.

– Их можно выкурить, – возразил Уйлу. – Мы разведём большие костры возле каждого входа. Мы наполним пещеры дымом. Хуры сами выскочат оттуда. И мы перебьём всех мужчин, освободим всех женщин. Каждая вернётся в своё племя со своими дочками.

– А куда денете сыновей?

– Убьём. Иначе они вырастут и опять возьмутся за своё.

В этот момент Тор коротко приказал Лу-у:

– Приведи Сара!

Лу-у выбралась из хижины, а Тор достал из-под шкуры, на которой сидел, три ложки и разложил их в миски с рыбой. Одну протянул гостю, другую – мне, третью взял себе. Он явно хотел прервать мои вопросы неторопливой едой. И ещё приказал Нюлю:

– Принеси рыбу для Сара!

Нюлю выскользнула наружу, а я впервые в жизни попробовал ковырять рыбу ложкой. Что ж, сам виноват! Наверное, пора приучать купов ещё и к вилкам. Ложки они, кажется, освоили…

Сар прибежал быстро, с мыслеприёмником на голове, и тут же получил порцию жареной рыбы в пластмассовой миске и ложку из-под шкуры, на которой сидел Тор.

Вождь купов позволил новому гостю съесть ровно половину поданной рыбы и попросил его:

– Расскажи о пещерах хуров. Сколько там входов? Куда они смотрят? – Он повернулся к Уйлу и объяснил: – Сар долго ходил возле этих пещер.

– Вот сколько входов насчитал я с тёплой стороны. – Сар растопырил пятерню. – Они открыты. Для тёплых ветров. А с холодной стороны входы закрыты. От холодных ветров. Хуры появляются там из-за скал, из-за камней. Входы не видны. Я не мог сосчитать их.

– Твой дым протянет к холоду, – сказал Тор вождю ту-пу. – Он пройдёт по верху пещер и не наполнит их. Ты можешь там жечь костры всю жизнь. А хуры будут выходить с холодной стороны.

– Как же нам покончить с ними? – в явном отчаянии спросил Уйлу.

– Их надо убивать, когда выйдут из пещер, – спокойно ответил Тор. – У нас теперь есть хорошее оружие. У нас есть стрелы с иг-ла-ми. – Он поднялся, снял со стены пучок стрел и протянул его Уйлу. – Смотри!

Я увидел стрелы, в расщеплённый конец которых вставлены крупные иголки, подаренные Сару.

– Такие иг-лы я принёс тебе в подарок, – напомнил Тор. – Ты сделал из них стрелы?

– Нет, – ответил вождь ту-пу. – Иг-лы взяла моя жена. Она всовывает в них сухожилия и сшивает шкуры.

Сар громко рассмеялся. Тор сдержанно улыбнулся. Мне подумалось, что жена Уйлу вполне может оказаться умнее его самого. Именно она с максимальной точностью определила, для чего предназначены иглы.

– Нам надо охотиться в лесах хуров, – предложил Тор. – Там, куда мы раньше не ходили. Мы сможем там убить и ломов, и самих хуров. Они ведь пойдут защищать свои леса… Только нас должно быть больше, чем их. Купы, ту-пу и айкупы должны охотиться там вместе. Тогда хуры будут бояться нас, а не мы – их. Скоро я пойду к айкупам и предложу это вождю Лару. Могу я сказать ему, что ту-пу будут охотиться с нами?

Уйлу молчал. Он явно думал сейчас не об охоте на ломов, в которой, по старости, никак не мог принять участие, а о том, с чем вернётся в своё племя, и скинет оно старого вождя или не скинет. Короче, думал о себе, а не о племени. Так, по крайней мере, мне показалось. Потому что если бы думал о племени, сразу согласился бы.

В этом, по-моему, прояснялась главная разница между двумя вождями. Тор думал вначале о племени, потом – о себе. Уйлу – наоборот.

Пока он думал, я представил себе, как урумту гонят сейчас по лесам, будто скот, пленённых измученных изнасилованных женщин, и среди них – тоненькую любопытную ясноглазую Тили, – и мутная волна ненависти захлестнула меня. Может, потому, что женщины эти уже не казались мне абстрактными.

Случившееся, понятно, было ужасным. Но я никак не мог задавить и свою радость от того, что тихие трусливые забитые ту-пу впервые дали разбойникам достойный отпор и что к этому хоть как-то я причастен.

Не знаю уж, что скажет потом Совет и персонально защитник «прав личности» Верхов, но пока я тут – раздам племени ту-пу тот инструмент, который уже стоит на холме над его селением. Пусть защищаются! Каёлками, молотками, лопатами – чем угодно! Прав Фор: кончать надо с этим беспросветным разбоем!

– Что же я скажу племени? – совершенно убитым тоном произнёс Уйлу. – С чем вернусь к нему? Ведь они меня прогонят…

И тут Тор пристально поглядел в мои глаза. Кажется, наступил тот момент, ради которого он меня и позвал. Ведь не для того же я зван, чтобы расспрашивать Уйлу… Моё дело – дать или не дать, помочь или отказать. Но я уже решил: дать! И понимал, что это хоть ненадолго, но спасёт Уйлу. Как вождя… Хотя и не хотел бы этого спасения. Для племени сейчас, наверное, нужнее Фор.

Однако не появился бы тут вместо одного агрессора другой…

– Сыны неба дадут оружие твоему племени, – пообещал я Уйлу. – Такое оружие, какое вам понравилось. Оно будет у вас в каждой пещере. Все будут довольны и будут благодарить тебя. Ты можешь сказать это сразу, как вернёшься. И потому останешься вождём.

– Я отблагодарю тебя, – тихо произнёс Уйлу. – Мы хотели отдать в твою хижину Тили. Ты её спас. Но Тили угнали. Мы отдадим тебе других девушек. Двух, трёх, сколько возьмёшь.

Тор усмехнулся и покосился на Лу-у, которая сидела у стенки рядом с матерью и бесшумно делала «козу» младенцу.

– У сынов неба есть только два условия, – сказал я Уйлу. – Ты можешь их выслушать?

– Слушаю, – отозвался вождь «пещерных крыс».

– Сыны неба своей кровью скрепляют дружбу с другими племенами. Ради дружбы с купами Тор пролил свою кровь, и я пролил свою кровь. Мы стали братьями, и нас никто не разлучит. Скажи, Тор!

– Мы стали братьями! – подтвердил Тор. – Я видел вождя сынов неба, и он назвал меня другом и братом. Именно он послал меня к тебе, Уйлу. Чтобы предупредить о хурах. Он видел хуров издалека. Ради дружбы с сынами неба я готов каждый день проливать свою кровь.

– И я готов, – покорно отозвался старый вождь. – Мне не жалко своей крови. Скажи, куда её пролить.

– Сан скажет, – глухо произнёс Тор.

– Есть ещё одно условие, Уйлу, – вставил я. – Второе условие. Ты можешь выслушать?

– Слушаю.

– Сыны неба никогда не помогают тем, кто нападает. Так приказали нам наши боги. Мы помогаем только тем, кто защищается. Пока хуры нападают на вас, мы будем помогать вам. Но если вы нападёте на хуров, нам придётся помочь хурам. Мы не можем нарушить приказ богов. Ты понял?

Уйлу смотрел на меня широко раскрытыми глазами, не мигая, и я никак не мог сообразить, что в его глазах: страх или радость? Жуткий страх или бешеная радость? И для того и для другого я дал ему сейчас основания.

– Понял, – почти бесшумно, одними губами произнёс он.

– Сейчас приду за твоей кровью, – сказал я. – Подожди немного. Съешь кхет пока.

Я выбрался из хижины, кинулся в свою палатку, сдёрнул блестящий медицинский холодильник с этажерки и вынул из него припас для анализов. Всё было в одном ящичке – и ланцеты, и вата, и стёклышки, и спирт, и пластырь…

«Вертолёт бы задержать! – мелькнуло в голове. – Если его ещё не угнали…»

Я нажал кнопку на радиофоне.

– Диспетчерская?

Голос незнакомый. Это не Армен. Но какая разница?

– Говорит Тарасов. Вы забрали вертолёт с Западного материка?

– Нет. Шторм на море. Синоптики обещают, что к вечеру утихнет.

– Не забирайте, пожалуйста. Когда утихнет шторм, я сам прилечу.

– Что-нибудь случилось?

– Бегу за очередным анализом крови. Из другого племени.

– А-а!.. Ухр тебе, Тарасов!

– С кем хоть я говорил?

– Ты меня не знаешь. Резников я. С первого корабля. Анатолий.

– С детства тебя знаю. Спроси Верхова. Спорил с ним из-за тебя в третьем классе…

– Ну-у?.. Из-за чего же было спорить?

– Женился ты, на наш тогдашний взгляд, неправильно.

– Вот это да! И не подозревал… Ну, ничего… Все мы неправильно женимся. На ком ни женись, всегда кто-нибудь останется недоволен.

– А ты, оказывается, весёлый парень.

– С тобой, Тарасов, тоже не заскучаешь.

– Ну, ухр! Побежал!

Я отключился, выскочил с медицинскими принадлежностями из палатки, и через полминуты снова был в хижине Тора. Разговор с сыном Аркадия Резникова, командира первого корабля, друга и соратника Михаила Тушина, как-то сразу изменил мрачное моё настроение. Вспомнилась детская Женькина уверенность в том, что сын Резникова должен был жениться обязательно на дочери Тушина. Это было бы, с тогдашней Женькиной точки зрения, экономично. С детства он отличался государственным подходом к любому делу…

За моими приготовлениями к пролитию крови все в хижине следили очень напряжённо. Даже в полумраке было заметно, что Уйлу побледнел. Лу-у привстала со шкур. Сар буквально впился глазами в ланцеты, ещё покрытые прозрачной плёнкой. Когда-то я отдал ему такой ланцетик – для стрелы. Он сразу узнал его.

Начал я, понятно, с себя, и Уйлу немного успокоился, увидав, что кровь не течёт ручьём. Я боялся, что рука его дёрнется, и ранка получится больше обычного. Но рука не дёрнулась. Он был когда-то крепким охотником. Иначе не стал бы вождём.

Убрав стёклышки с кровью в холодильник, я отдал использованные ланцеты Сару. А он неожиданно спросил:

– Ты можешь со мной скрепить дружбу кровью? Когда-нибудь я тоже стану вождём. Тор обещает.

– Могу, – ответил я. – Давно считаю тебя братом. Пойдём в мою хижину. Мы сделаем это там. Пусть вожди беседуют без нас.

– Пусть! – согласился Сар.

– Ухр Уйлу! – сказал я. – Отвезу нашу кровь своему вождю и сразу прилечу к вам. У всех ту-пу будет хорошее оружие!

Мы выбрались вместе с Саром наружу, сходу я взял ещё один анализ и отдарил Сару ещё два использованных ланцета. День начинался удачно.

Только не знал я, как он кончится…