В Витебске Наполеон уже начал испытывать колебания в вопросе о целесообразности дальнейшего движения вперед. Многие мемуаристы писали о его большом желании закончить кампанию в Витебске. Это же мнение выражало его ближайшее окружение [311]. Правда, ни в одном документе Великой армии не удастся найти его личных указаний, свидетельствовавших бы о продолжительном перерыве военных операций. Наполеон уже не мог остановиться, поскольку ему нужна была победа любой ценой над русской армией. Колебания французского полководца (если они были) порождались отсутствием реально ощутимых результатов и призрачностью перспектив. Он даже подумывал использовать как средство для достижения успеха восстание крепостных крестьян в России.
Если во французском лагере ощущались усталость и недовольство достигнутым, то у русского генералитета, особенно у среднего звена, наблюдался в тот период заметный подъем. Соединенные армии, выйдя из кризисной ситуации, могли, как считали многие, перейти в наступление, так как стратегическая пауза, взятая Наполеоном, и остановка Великой армии под Витебском создавали возможность перехватить инициативу. Желанием дать сражение горел весь офицерский корпус. От солдата до главнокомандующего все были охвачены этим чувством. Уже накануне соединения двух армий под Смоленском в приказе, подписанном Барклаем 20 июля 1812 г., от его имени говорилось: «Солдаты! Я с признательностью вижу единодушное желание ваше ударить на врага нашего. Я сам с нетерпением стремлюсь к тому». Далее, описав бои под Витебском, он дал следующее объяснение причин отступления к Смоленску: «Мы готовы были после того дать решительный бой; но хитрый враг наш, избегая оного и обвыкши на части слабейшие, обратил главные силы к Смоленску, и нам надлежало защиту его а с ним и самого пути в Столицу предпочесть всему. Теперь мы летим туда, и соединясь со 2-ю армиею и отрядом Платова, покажем врагу нашему, сколь опасно вторгаться в землю, вами охраняемую. Последуйте примеру подвизавшихся под Витебском, и вы будете увенчаны бессмертною славою; наблюдайте только порядок и послушание: победа ваша» [312]. Последнее обращение было больше похоже на оправдание отхода к Смоленску и попытку остановить нараставшую волну недовольства в войсках тактикой отступления. Причем позже в приказах по 1-й Западной армии обращения главнокомандующего о грядущем сражении или переходе в наступление уже отсутствовали.
Но в любом случае нужно было выработать новый операционный план. Барклай первоначально рассчитывал, что, достигнув Смоленска, 2-я армия прикроет московское направление, а 1-я переместится вправо для сближения с Витгенштейном и угрозы коммуникациям противника с Севера. Движение своей армии к Смоленску он считал отклонением от ее операционной линии, намеченной до этого через Велиж [313].
21 июля (2 августа) состоялась личная встреча главнокомандующих М.Б. Барклая де Толли и П.И. Б агратиона, во время которой как раз обсуждался вопрос о выработке нового операционного плана. Багратион опередил свою армию на день, хотя был старшим в чине, добровольно подчинил себя Барклаю, как военному министру, которому лучше известны мысли императора и меры для обороны государства, а также как военачальнику, командовавшему значительно большей (в два раза) по численности армией. Но его подчинение являлось условным, так как не было зафиксировано каким-либо официальным документом, он лишь в письме Александру I вскользь упомянул об этом: «о готовности моей быть в команде, кому благоугодно будет подчинить меня» [314]. Кроме того, два главнокомандующих придерживались противоположных взглядов на будущие действия. Багратион, например, активно ратовал за скорейшее продвижение вперед соединенными силами с задачей нанести рассредоточенному противнику ряд ударов. В своем отношении к Барклаю, подписанном 22 июля (на следующий день после встречи), он следующим образом видел ситуацию: «Собрав столь знатное количество отборных войск, получили мы над неприятелем ту поверхность, которую имел он над раздельными нашими армиями. Наше дело воспользоваться сей минутой и с превосходными силами напасть на центр его и разделить его войски в то время, когда он быв рассеян форсированными маршами и отделен от всех способов, не успел еще сосредоточиться – идти на него теперь, полагаю я, идти почти на верное – вся армия и вся Россия сего требует... Ударом сим разрешим судьбу нашу... Предоставляя вашему Высокопревосходительству распорядить всем для лучшего успеха, я сам берусь, если вам угодно будет, идти на неприятеля имея армию вам вверенную в подкрепление» [315]. Барклай же не являлся сторонником перехода в наступление, полагая все еще превосходство противника в силах, а также зная методы Наполеона мгновенно концентрировать свои войска в нужный момент.
Собравшийся в Смоленске 25 июля (6 августа) военный совет (помимо главнокомандующих, на нем присутствовали великий князь Константин, генералы А.П. Ермолов, Э.Ф. Сен-При, М.С. Вистицкий, полковники К.Ф. Толь и Л.А. Вольцоген) рассмотрел уже разработанный генерал-квартирмейстером 1-й Западной армии Толем план предстоявшей операции и высказался за немедленное наступление в направлении Рудня – Витебск, «яко на центр расположения неприятельских войск». Обоснованием такого решения служили рассеянность сил Наполеона и выигрыш времени для вооружения в тылу формирующихся войск. Предполагался обход левого фланга противника, а в случае неудачи – возможное отступление. Все предстоявшие действия войск были расписаны в документе, названном «Дистанция наступательным действиям к стороне местечка Рудни на 26 июля» [316].
Победила точка зрения Багратиона, поддержанная большинством голосов. Барклай подчинился с явной неохотой, но, будучи формальным главнокомандующим объединенных сил, оговорил это решение запретом отдаляться от Смоленска более трех переходов. Наступление могло втянуть русские войска в большое сражение, поэтому Барклай де Толли, как видно из его переписки в это время с Александром I, Багратионом и адмиралом П.В. Чичаговым, фактически противопоставил мнению военного совета «высочайшую волю»: «продлить сколь можно более кампанию, не подвергая опасности Обе Армии», чтобы дать время для сформирования резервов внутри государства [317]. Источники свидетельствуют, что ему удалось убедить и Багратиона в необходимости затягивания войны. Так, главнокомандующий 2-й армии писал 31 июля П.В. Чичагову: «...в рассуждении, что нет у нас резервной армии, должны мы до некоторого времени ограничиться тем, чтобы малыми отрядами занимать и беспокоить неприятеля, не давая генерального сражения» [318].
26 июля (7 августа) российские войска двинулись в направлении на Рудню, имея в авангарде казачьи полки генерала М.И. Платова, а фланги прикрывали два обсервационных отряда («корпуса»). В ночь на 27 июля (8 августа) было получено ложное известие о сосредоточении к северу от Смоленска крупных сил неприятеля в районе Поречья. В этой обстановке приказ о движении на Рудню был сразу же отменен. Причем на этом настаивал и Багратион, о чем свидетельствуют его пять писем Барклаю от 27 июля (8 августа), поскольку опасался обхода французов с флангов [319]. Барклай решил поступать согласно своему плану, 1-я Западная армия начала передвигаться на Поречскую дорогу, а 2-я Западная армия стала занимать ее место. Лишь Платов, не получивший вовремя приказа, продолжил движение вперед и на рассвете 27 июля (8 августа) атаковал авангард маршала И. Мюрата у д. Молево Болото. Кавалерийская дивизия генерала О. Себастиани, стоявшая без должного охранения, была опрокинута и, преследуемая казаками, отступила на несколько верст. После этого успеха корпус Платова также был направлен на поддержку основных сил российских армий.
Решение Барклая де Толли о движении в сторону Поречья не нашло поддержки среди генералитета обеих российских армий, в результате борьба мнений по поводу способа действий очень быстро переросла в столкновение личностей и группировок. Из-за опасения обходного маневра со стороны неприятеля и ввиду отсутствия точных сведений о состоянии его сил наступление армий в течение 29 июля (10 августа) – 2(14) августа превратилось в марши и контрмарши в треугольнике Смоленск – Рудня – Поречье, что пагубно сказалось на моральном состоянии войск и привело к активизации генеральской оппозиции по отношению к Барклаю де Толли.
Судя по переписке главнокомандующих, Багратион не поддерживал решения Барклая и предлагал продолжить наступление на Рудню, считая, что, если «...не предполагается нигде давать решительного сражения и нет на то воли государя императора, в таком случае обеим армиям не должно растягиваться». Кроме того, он высказал обоснованное опасение за свой левый фланг, но не проявил настойчивости в защите своего мнения, сделав приписку к письму от 27 июля: «Впрочем делайте, как вы знаете» [320].
Это в какой-то степени развязывало руки Барклаю. 29 июля он выдвинул в письме к Багратиону свои старые предложения: «Генеральный план наших теперешних операций должен быть следующим: 2-я армия прикроет дорогу, ведущую в Москву, а 1-я армия действиями своими остановит сколько возможно будет неприятельские силы, поражая его левый фланг, и содержит коммуникацию между обеими армиями». Причем, в случае наступления на Смоленск превосходящих сил Наполеона, необходимо было оставить город и отступать, придерживаясь «важнейших предметов», т.е. «сохранение армий и продолжение войны». Барклай построил свой проект, исходя из вероятного плана действий Наполеона, суть которого, по его мнению, состояла в том, что «сперва избегая сражения..., завлекая нас за собою обойтить правый, а может быть и левый наши фланги». Поэтому главной задачей он считал обеспечение флангов, особенно правого, где должна была находиться 1-я армия. Военный министр ясно видел опасность нахождения отдельного отряда у г. Красного, для чего Багратиону предлагалось «взять особые предосторожности» [321].
Но и план Барклая не был реализован. К этому времени борьба мнений по поводу способа действий во многом переросла в личный конфликт двух главнокомандующих, что явно не способствовало выработке окончательного решения. К тому же изменилась обстановка. Были получены сведения о сосредоточении противника на левом фланге, и армии придвинулись к берегу Днепра. В конце июля – начале августа в связи с несогласованностью мнений главнокомандующих, отсутствием фактического единоначалия и верной информации обе армии занимались бесплодными и ненужными передвижениями с фланга на фланг и в тыл. Поскольку противник находился в статичном положении, армейской разведке было трудно собрать нужные сведения, учитывая все еще превосходство французской кавалерии. Ошибочность мнения военного совета 26 июля заключалась в том, что предполагаемое наступление, так же как и последующие планы, не были подготовлены в разведывательном отношении и не основывались на точных разведывательных данных. Хотя Барклай предполагал, что «решительный план дальнейшим нашим действиям» будет принят после сбора достоверных сведений «о положении неприятеля» [322], но желание армий сразиться с противником заставляло форсировать события. Надо сказать, что в своих действиях Барклай проявил чрезвычайную осторожность.
Знакомство с перепиской французского генералитета подтверждает мнение, что Наполеон, находясь в Витебске, не имел информации о намерениях русского командования, и он не располагал точными сведениями о расположении главных сил Барклая. Но в то время, как русские армии робко только собирались перейти в наступление, Наполеон решил преподнести противнику тактический сюрприз. У него зародилась мысль обойти левый фланг русских войск. Устроив у сел Расасны и Хомино мосты, французский император задумал перебросить главные силы на левый берег Днепра и тем самым неожиданно переменить фронт, быстро захватить Смоленск, зайти в тыл русских войск и отрезать их от прямого пути движения на Москву. Предварительно Наполеон советовался с Даву о том, по какому берегу Днепра осуществить движение, и требовал от маршала сведений о местности перед Смоленском [323].
По разведывательным сведениям, Наполеон предполагал, что на левом берегу Днепра находились значительные силы 2-й Западной армии, поэтому в его первоначальные намерения входило уничтожение этих частей, затем он хотел навязать у Смоленска генеральное сражение. 25 июля (6 августа) Бонапарт писал Э. Богарне: «Мое намерение двинуться на противника по левому берегу Днепра, захватить Смоленск и дать сражение русской армии, если она постарается удержать за собой занятые позиции» [324]. Выбор направления движения был определен еще и тем, что его разведка получила искаженные сведения о приближении частей Дунайской армии к Чернигову. Поэтому им преследовалась задача не допустить соединения и отбросить войска Барклая на север. Получив донесения о деле под Молевым Болотом и убедившись, что это рекогносцировка, Наполеон продолжил подготовку к переправе через Днепр.
По плану французского полководца, после концентрации сил по обеим берегам Днепра основной удар должен был нанесен после переправы через Днепр Великой армии и стремительного марша к Смоленску. Он ставил задачу овладеть городом, отрезать русским армиям дорогу на Москву и навязать им генеральное сражение с перевернутым фронтом, так как главные русские силы тогда находились к северу от Смоленска.
2(14) августа по трем наведенным мостам войска Великой армии форсировали Днепр и двинулись через Ляды на г. Красный, имея в авангарде кавалерию Мюрата (три корпуса кавалерийского резерва) при поддержке пехоты 3-го армейского корпуса Нея. У Красного Багратионом был оставлен только отдельный отряд генерала Д.П. Неверовского (шесть пехотных полков и четыре эскадрона кавалерии – 6 тыс. человек), который принял на себя удар многочисленной кавалерии Мюрата. После многочасового боя полкам Неверовского в полном окружении удалось отойти к Смоленску. Поскольку русская кавалерия оказалась сразу же сбита, пехота, практически «в виде толпы», двигалась по дороге на Смоленск, отражая огнем и штыками постоянные атаки французской конницы. Но Мюрат, не имея поддержки отставшей своей пехоты и не введя в дело конную артиллерию, которая у него имелась, так и не сумел реализовать численное превосходство (17 полков конницы – более 8 тыс. всадников), он не смог ничего сделать [325]. Русские понесли значительные потери (2 тыс. человек), но устояли. Впоследствии историки назовут этот эпизод, со слов Ф. Сегюра, «львиным отступлением». Здесь будет уместно привести мнение неаполитанского короля Мюрата о движении войск Неверовского к Смоленску: «Я никогда до этого не видел пехоту, действовавшую с такою неустрашимостью и решительностью» [326]. Сам же Мюрат, командовавший кавалерией, в этом деле был ниже всякой критики, можно сказать, что именно его просчеты не дали французам взять с ходу Смоленск.
В то время как происходили события под Красным, русские главнокомандующие решили вновь повторить наступательное движение. 1-я Западная армия уже находилась в дороге на Рудню примерно в 35 верстах от Смоленска, а 8-й пехотный корпус 2-й Западной армии дошел до Надвы (35 верст от Смоленска), а 7-й корпус задержался в пути и находился от города в одном переходе. Получив известие о движении крупных сил противника на Красный, Багратион 3 (15) августа вернул в Смоленск 7-й пехотный корпус генерала Н.Н. Раевского, который успел отойти от города лишь на 12 км, а затем к нему присоединился отступивший отряд Неверовского. Собственно, героическое сопротивление пехоты Неверовского не позволило французам с ходу ворваться в Смоленск и дало время Багратиону перебросить в город 7-й пехотный корпус, так как, кроме одного пехотного полка, оставленного в городе, других частей для обороны не было. Другие войска обеих русских армий также начали подходить к городу. Подступившая к Смоленску кавалерия Мюрата в тот день не решилась атаковать город без поддержки отставшей пехоты. Фактически уже 3(15) августа план Наполеона беспрепятственно овладеть Смоленском был сорван.
Русское командование предполагало, что французы постараются совершить обходной маневр. Правда, каждый главнокомандующий больше опасался за свой фланг. Барклаю это движение Наполеона дало «большой повод к удивлению». Для Багратиона этот маневр также был неожиданным, так как он предвидел наступление французов на Красный лишь со стороны Орши и Мстиславля [327]. Тем не менее 1-я и 2-я Западные армии оказались в очень сложном положении. Возникла реальная угроза занятия Смоленска неприятелем и его выхода в тыл российским войскам. Первоначально Багратион решил, пока не узнал, что главные силы французов идут на Смоленск, 7-й корпус оставить для защиты Смоленска, а 8-й корпус переправить у Катани через Днепр для атаки противника на марше. Но после опроса пленных, взятых Неверовским (сам Наполеон идет к городу), обе армии сосредоточились у Смоленска. Но уже к 5(17) августа, получив ложные сведения, что французские части появились на Ельнинской дороге, главнокомандующие решили, что Багратион прикроет Московскую дорогу, а 1-я армия будет оборонять Смоленск.
Французский полководец после не вполне удачного начала маневра попытался добиться максимальных выгод из создавшейся ситуации. Но он надеялся, что русские втянутся в генеральное сражение под Смоленском. Эта уверенность послужила одной из причин, почему Наполеон отказался от переправы через Днепр с целью угрозы одному из флангов противника и решил взять город штурмом, надеясь втянуть Барклая в большое сражение.
Для обороны Смоленска Раевский имел под рукой 4(16) августа примерно 15 тыс. человек и избрал тактику активной обороны, используя в качестве прикрытия башни и полуразрушенные городские крепостные стены ХVI–ХVII столетия. Утром французы атаковали тремя пехотными колоннами из корпуса Нея Королевский бастион и Рославльское предместье. Пехоте Нея дважды удавалось ворваться на Королевский бастион, но оба раза подоспевшие русские резервы отбрасывали ее. После второй неудачи французы прекратили атаки, ограничившись перестрелкой, решив отложить штурм города до следующего дня. Войска Раевского смогли удержать свои позиции и сам город.
Тем временем к Смоленску подошли войска обеих российских армий и сосредоточились на правом берегу Днепра. Но существовала угроза обхода русской позиции с флангов. Поэтому было принято решение, что 1-я Западная армия будет сдерживать противника (одним корпусом), а 2-я армия прикроет Московскую дорогу, отойдя к Соловьевой переправе. В течение ночи корпус Раевского был сменен 6-м пехотным корпусом генерала Д.С. Дохтурова, усиленным 3-й пехотной дивизией генерала П.П. Коновницына, 27-й пехотной дивизией генерала Неверовского и другими частями (всего около 30 тыс. человек). Основные силы армии Барклая оставались на правом берегу Днепра, а армия Багратиона начала движение вверх по течению реки на 12 верст, чтобы контролировать переправы и прикрыть направление на Москву. Причем Барклай обещал Багратиону без нужды не оставлять город, но, по-видимому, сам для себя уже принял решение об отступлении. Вообще необходимо заметить, что обходной маневр через Красный, предпринятый Наполеоном, сделал длительную оборону Смоленска бесперспективной с точки зрения уже принятой к исполнению стратегии войны. Французские же войска расположились вокруг Смоленска полукругом на левом берегу Днепра: всего – 146 тыс. человек (из которых в сражении участвовало 45 тыс.). Кроме того, на подходе был 4-й армейский корпус Э. Богарне и 8-й армейский корпус генерала Ж.А. Жюно (около 44 тыс. человек).
С утра 5(17) августа началась ружейная и артиллерийская перестрелка, длившаяся до 14 часов. Наполеон сначала тешил себя мыслью, что русские попытаются выйти на открытую позицию перед городом, в то же время не спешил начинать штурм, намереваясь втянуть русских в большое сражение, но затем убедился, что они вновь отступают (ему доложили о движении Багратиона), и он решил взять Смоленск обходным маневром и попытаться разъединить русские армии. Однако французы не смогли быстро найти броды на Днепре и поэтому вынуждены были предпринять фронтальную атаку. Штурм начался около 16 часов. Вперед пошли корпуса М. Нея, Л.Н. Даву, Ю. Понятовского. Сначала они вытеснили русских из Красненского, Мстиславского и Рославльского предместий, затем, несмотря на яростные русские контратаки, к 18 часам полностью захватили все предместья левого берега, но войти в центр города им не удалось. Особым напором отличались атаки польских частей Ю. Понятовского, стремившихся на правом фланге первыми ворваться в Смоленск. Но сломить русскую оборону так и не удалось. После неудачи в общем приступе Наполеон приказал сосредоточить под стенами Смоленска огонь свыше 150 орудий, которые начали обстрел города, в результате чего возникли многочисленные пожары. Все последующие попытки атак также оказались безрезультатными. К 22 часам сражение прекратилось. В ночь на 6(18) августа войска Дохтурова вместе со многими жителями покинули Смоленск. Наполеон 6(18) августа готовился к новому штурму, однако уже рано утром узнал, что русские покинули Смоленск, разрушив мост через Днепр, и в 4 часа утра его части вошли в разрушенный город, в котором из 2250 домов уцелело около 350 зданий.
В ходе борьбы за Смоленск 4–5 (16–17) августа потери русских составили свыше 11 тыс. человек, среди убитых оказались два генерал-майора – А.А. Скалон и А.И. Балла. Убыль в рядах Великой армии была, по русским исчислениям, около 14 тыс. человек, по французским данным – 6–7 тыс. человек, а в числе убитых оказался польский генерал М. Грабовский. Основным же итогом событий под Смоленском стал вновь срыв наполеоновских надежд на генеральное сражение, русские опять отступили.
После оставления Смоленска 1-я Западная армия отошла на Пореченскую дорогу и тем самым оказалась удаленной от 2-й Западной армии, отступавшей по Дорогобужской дороге. Опасаясь вновь оказаться отрезанным от армии Багратиона, Барклай де Толли решил соединиться с ним. Но это движение на соединение вдоль правого берега р. Днепр предстояло осуществить в опасной близости к противнику. Поэтому Барклай принял решение перейти на Дорогобужскую дорогу в ночное время. Только этим можно объяснить потерю целого дня 6(18) августа. Войска были разделены на две колонны и арьергард. Чтобы опередить противника, к перекрестку дорог у д. Лубино был выдвинут отряд генерал-майора П.А. Тучкова (примерно 3 тыс. человек).
Тем временем в ночь на 7(19) августа части Великой армии навели несколько переправ через Днепр (3-й армейский корпус маршала М. Нея, 8-й армейский корпус генерала Ж.А. Жюно, а также 1-й и 2-й корпуса кавалерийского резерва И. Мюрата). Сам Наполеон остался в Смоленске и поручил преследование русских этим трем высокопоставленным армейским начальникам.
Около 8 часов утра авангард Тучкова вышел на Московскую дорогу, и его командующий правильно оценил важность прикрытия этого перекрестка для судьбы всей армии – он принял решение остаться в этом месте, вопреки полученному приказанию двигаться дальше. Ранее около 5 часов утра, у местечка Гедеоново (в двух верстах от санкт-петербургского предместья Смоленска), потерявший направление и сбившийся с дороги 2-й пехотный корпус К.Ф. Багговута и часть 4-го пехотного корпуса А.И. Остермана-Толстого столкнулись с корпусом Нея. Оказавшийся рядом Барклай де Толли приказал удерживать позицию у Гедеоново отряду генерал-майора Е. Вюртембергского. Лишь после 8 часов утра, отбив все атаки Нея, русские оставили Гедеоново после того, как все войска миновали этот опасный участок. Наполеон отдал приказание Нею продолжать атаковать русских с фронта и усилил его одной дивизией корпуса Даву. Войска Мюрата и Жюно должны были охватить левый фланг русских.
Все дальнейшее зависело от действий А.А. Тучкова, который смог достаточно долго удерживать позицию на р. Колодня по обеим сторонам дороги и выдержал все нараставшие атаки корпуса Нея. Лишь после 15 часов пополудни Тучков отступил за р. Строгань и, разобрав мост через речку, занял позицию, которую нельзя было сдавать, пока перекресток дорог не минуют остальные русские войска и арьергард. Несмотря на то что Тучков получил подкрепления (конницу генерал-адъютанта графа В.В. Орлова-Денисова и 3-ю пехотную дивизию П.П. Коновницына), положение его отряда было сложным. С фронта значительно усилил давление Ней, а в обход его левого фланга двинулась кавалерия Мюрата, а недалеко от нее у д. Тебеньковой находился переправившийся через Днепр корпус Жюно. Как раз самую главную опасность для Тучкова представляли войска Жюно (14 тыс. человек), если бы он двинулся в атаку против левого фланга русских, его отряд был бы вынужден оставить свою последнюю позицию и отступить. Но Наполеон не оставил за себя единого командующего, а Жюно не хотел атаковать, отговариваясь неимением приказа от императора. Просьбы и уговоры Мюрата (даже упоминание о возможности получения Жюно давно желаемого им маршальского жезла) не помогли. Конница Орлова-Денисова с успехом отразила все попытки Мюрата обхода русской позиции. Ней же последовательно предпринял несколько фронтальных атак (в 17 часов, в 18 часов, в 19 часов, в 21 час), но все они закончились безрезультатно. Барклай же успел подкрепить Тучкова в качестве резерва полками 3-го пехотного корпуса. Около 19 часов на Московскую дорогу стали выходить части Багговута и арьергарда. К ночи из этого района были выведены все русские войска, главным результатом этого трудного дня стал выход 1-й Западной армии на Московскую дорогу. Задача была решена, хоть и дорогой ценой. Русские потеряли 5–6 тыс. убитыми и ранеными, у французов убыль составила 8–9 тыс. человек, в том числе смертельное ранение получил дивизионный генерал Ш.Э. Гюден де Саблоньер. Во время последней французской ожесточенной атаки попал в плен исколотый штыками в рукопашной схватке русский герой дня генерал П.А. Тучков.
Безусловно, русские войска в деле 7(19) августа под Валутиной горой (эти события иногда называют сражением при Гедеоново или при Лубино) проявили присущие им стойкость в бою против превосходящих сил противника. Да и не на должной высоте оказались французские военачальники в отсутствие Наполеона на поле сражения. Они проявили удивительную несогласованность и упустили реальный шанс нанести поражение армии Барклая. Необходимо сказать, что и русские генералы допустили значительное число элементарных ошибок, которые же самим пришлось срочно исправлять, но, к сожалению, ценой самоотверженности войск. Но из-за нескоординированности действий русских генералов (в том числе и по вине Барклая) 1-я Западная армия попала в тяжелое положение. В некоторой степени сложившееся положение можно объяснить появлением в рядах армии генеральской оппозиции, о которой мы уже упоминали.
