Некодифицированного уголовного законодательства России

(X-XVIII вв.)

Переходя к освещению первого этапа, следует сразу отметить, что процесс становления Общей части уголовного законодательства носил постепенный, не всегда прямолинейный, достаточно длительный характер, охватывая хронологическими рамками более восьми столетий. Ее исходной юридической базой послужили казуистические нормативные предписания о преступности и наказуемости деяний, впоследствии составившие содержание Особенной части уголовного законодательства. Указанные нормативные предписания появились и получили законодательное закрепление исторически значительно раньше, чем нормативные предписания Общей части. Это объясняется, прежде всего, тем, что вычленение и описание общего в совокупности явлений объективно и закономерно следует за установлением всей совокупности явлений и всегда связано с созданием нового. Что же касается всего уголовного законодательства как самостоятельной отрасли, то оно первоначально формировалось в «недрах» конгломерата норм различной отраслевой принадлежности (прежде всего гражданского права и процесса, уголовного процесса и судопроизводства).

Начальный момент формирования Общей части уголовного законодательства в ее «зачаточном» виде следует связывать с появлением первых письменных юридических памятников Х в. - договоров Киевской Руси с Византией 911 и 944 гг. Помимо описания конкретных преступлений и наказаний за них, в этих Договорах впервые содержались прообразы будущих нормативных предписаний Общей части. Например, исходя из смысла ст. 6 Договора 911 г. и ст. 5 Договора 944 г., можно заключить, что древнерусскому праву того времени уже были известны отдельные положения о необходимой обороне (ненаказуемость убийства вора, схваченного на месте преступления и оказавшего сопротивление) и покушении на преступление («еще приготоваться татьбу творяй»). Законодательное закрепление получил институт экстрадиции: при бегстве преступника из Руси в Византию в целях уклонения от наказания византийские власти после получения соответствующего ходатайства русских властей обязаны были задержать беглого и насильно возвратить его на русскую землю (ст. 14 Договора 911 г. и ст. 12 Договора 944 г.). Использовались обобщающие унифицированные термины для обозначения основных категорий уголовного права — преступления («проказа», «съгрешение») и наказания («епитимия», «казнь»).

В период между Русской Правдой (Х I в.) и Судебниками (Х V—Х VI вв.) количество нормативных предписаний общего характера постепенно росло. Появились первые упоминания о формах вины («степени напряженности злой воли») и соучастии в преступлении. В Русской Правде, в частности, впервые говорится о подстрекательстве к преступлению и выделяются такие формы соучастия, как совершение преступления группой лиц по предварительному сговору - нападение «скопом» (ст. 41-44) и без предварительного сговора при убийстве в драке или на пиру (ст. 3-8). В качестве обстоятельства, отягчающего наказание, называется рецидив преступления (ст. 8 Псковской Судной грамоты 1467 г.), понятие которого впервые встречается в ст. 5 Двинской Уставной грамоты 1398 г. Формулируется принцип действия закона во времени: преступность и наказуемость деяния определялись законом, действовавшим во время совершения этого деяния (ст. 97 и 98 Судебника 1550 г.). Частично закреплялся принцип освобождения от ответственности при отсутствии состава преступления — совершении деяния «бесхитростно», т. е. вследствие добросовестного заблуждения, ошибки или неопытности (ст. 2 Судебника 1550 г.). Предусматривались новые для русского законодательства меры наказания: торговая казнь (ст. 10 Судебника 1497 г.), тюремное заключение и увольнение с должности с запрещением занимать такую должность в дальнейшем (ст. 28, 32 Судебника 1550 г.). Впервые в масштабах всего государства была введена смертная казнь (ст. 39 Судебника 1497 г.). Выделение цикла статей об ответственности за преступления против собственности (ст. 10-14 Судебника 1497 г.) свидетельствовало помимо всего прочего и о развитии института индивидуализации наказания, ибо простая и квалифицированная (например, церковная, головная, повторная) кражи обусловливали различные наказания. В указанный период дополнялись и конкретизировались ранее известные нормативные предписания (например, о необходимой обороне и покушении на преступление). Развивалась традиция употребления новых терминов универсального характера («обида», «лихое дело», «месть»). Определялись первоначальные границы объединения конкретных деяний в отдельные виды, что имело в последующем важное значение для их категоризации и формулирования общего понятия преступления. Однако в каждом случае «фрагменты» будущей Общей части фиксировались законодателем по принципу казуальности - бессистемно, без каких-либо теоретических обобщений и поэтому напоминали скорее исключения, не более чем удачные находки в области примитивного в целом уголовного законодательства того времени.

Дальнейшее становление Общей части российского уголовного законодательства относится к середине ХVII-ХVIII в. - периоду абсолютизма, когда были приняты и стали действовать Соборное Уложение 1649 г. и Артикул Воинский 1715 г. В этот период в рамках единого межотраслевого акта произошло окончательное структурное обособление уголовно-правовых нормативных предписаний от гражданско-правовых. Внешне это выразилось в консолидации нормативного материала уголовно-правового характера в отдельные тематические блоки. Например, в Соборном Уложении были специально выделены гл. ХХI «О разбойных и татиных делах» (104 статьи) и гл. ХХII «За какие вины смертная казнь» (26 статей). Что же касается Артикула Воинского 1715 г., то он представлял собой по сути свод нормативных предписаний Особенной части уголовного права (24 главы и 209 артикулов).

Таким образом, уголовное законодательство превратилось в самостоятельную комплексную отрасль законодательства криминального цикла, объ­­­еди­нившую нормы не только материального, но и уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права. В юридический оборот была введена вполне современная унифицированная уголовно-правовая терминология: «преступление», «наказание», «вина», «умысел» и т. д. Получили распространение предписания-дефиниции, предписания-принципы, предписания-цели и предписания-толкования как специфическая разновидность последних. Так, под преступлением стало пониматься всякое противление царской воле, нарушение предписаний закона и в то же время нарушение правопорядка, установленного государством. В Соборном Уложении главной целью наказания объявлялось устрашение или общая превенция: «чтобы на то смотря, иным неповадно было так делати». Более высокого уровня достигла законодательная регламентация институтов неоконченного преступления, соучастия в преступлении, обстоятельств, исключающих преступность деяния, и др. В рамках института неоконченного преступления Соборное Уложение в качестве самостоятельных стадий его совершения впервые выделило «голый умысел» (ст. 1 гл. II) и приготовление к преступлению (например, приготовление к корчемству путем хранения необъявленного вина – ст. 8 гл. XXII). Весьма подробно характеризуются отдельные разновидности участников преступления, подразделяемых на главных – подстрекателей и исполнителей (ст. 12 гл. Х), второстепенных виновников – пособников, а также прикосновенных к преступлению – недоносителей, попустителей, укрывателей, пристанодержателей и т.д. (ст. 15, 19-20, 59-65, 77-81 гл. XXI). К числу обстоятельств, исключающих преступность деяния, впервые были отнесены крайняя необходимость (ст. 283 гл. Х Соборного Уложения), а также задержание преступника и выполнение приказа (арт. 205 и 195 Артикула Воинского). Усложнилась система наказаний, вводилась их градация на основные и дополнительные (см. напр., ст. 3 гл. XI, ст. 1-2 гл. XXV Соборного Уложения). Заметное развитие получили общие начала назначения наказания, в частности требование учета обстоятельств, смягчающих (возраст, нужда, «простота ума») и отягчающих наказание (особая жестокость, использование условий стихийного бедствия, стечение преступлений). Впервые в светском законодательстве была предусмотрена в качестве обстоятельства, освобождающего от наказания, душевная болезнь (арт. 195, 196, 164 толк. Артикула Воинского).

Определенный прогресс наблюдался в законодательной технике структурирования нормативного материала за счет введения цифрового обозначения для рубрикации последнего на главы и статьи, а также повышения уровня обобщения соответствующих предписаний и последовательности их изложения. Нормативные предписания Особенной части уголовного законодательства консолидировались в линейную систему, базирующуюся на критерии родового объекта запрещаемых преступных посягательств.

 Наконец, появились «прототипы» Общей части в виде компактно расположенных ассоциаций взаимосвязанных нормативных предписаний (например, об умысле, стадиях преступления, соучастии в преступлении, необходимой обороне, целях и видах наказаний), которые, однако, по традиции продолжали воспроизводиться всякий раз при описании конкретных преступлений. Это приводило к повторяемости, путаности и громоздкости уголовного закона.

Таким образом, очевидно, что юридические «прототипы» основных институтов Общей части уголовного права получили официальное признание. Большинство необходимых элементов ее системы были уже объективированы в уголовном законодательстве. Последнее структурно и содержательно «созрело» для нового качественного обновления - относительно полного структурного обособления общих и соответственно часто повторяющихся положений.