Развитие товарищеских организаций как условие расширения предпринимательской деятельности

 

Сближение в источниках морского займа и товарищества чрезвычайно любопытно потому, что в основе лежит мысль совершенно правильная, что именно тот, за чей счет ведется предприятие, нормально является его предпринимателем. И вместе с тем отсюда ясно, в каком направлении должно было пойти дальнейшее развитие предпринимательского строя, где, следовательно, можно проследить модификации в понятии предпринимательства. Ввиду указанных особенностей морского займа он не мог удовлетворять предпринимателя, на которого падала очень большая тяжесть уплаты высоких процентов, хотя бы предприятие соответственной прибыли не дало или даже принесло прямой убыток. И для кредитора не было достаточной приманки, так как, принимая участие в крайне рискованных предприятиях, он мог, однако, рассчитывать лишь на заранее определенные выгоды, как бы удачно ни закончилось торговое путешествие. А вместе с тем не было и полной уверенности в получении обещанных процентов, так как в случае неудачного плавания предприятие разорялось и не было возможности удовлетворить кредиторов*(43). При таких условиях морской заем естественно должен был уступить свое место в деловом обороте таким формам сочетания капитала и труда, которые были проникнуты началами товарищества, весьма слабо представленными в морском займе. Цель морского займа - усилить капиталистический элемент в предприятии, без участия представителей привлекаемого капитала в управлении. Такая комбинация оказалась для обеих сторон маловыгодной. Необходимо было, следовательно, создать такие формы, которые устанавливали бы правильное взаимоотношение обеих сторон, т. е. представляли бы вновь привлекаемому капиталу пропорциональное участие в прибылях и возлагали на него вместе с тем соответствующее участие в убытках. В средние века, которым выпало разрешить эту задачу, такими формами оказались комменда и морские товарищества.

В литературе чрезвычайно распространен взгляд, что своим возникновением эти формы товарищества обязаны каноническому запрету роста. Мысль с первого взгляда как будто совершенно правдоподобная; так как нельзя получать проценты за ссуженный капитал, то остается одно - отдать его предпринимателю для участия в предприятии с целью получения вместо процентов части доходов. Чрезвычайно много труда положил на обоснование этого положения Эндеман в работе, посвященной изучению влияния канонического права и специально запрета роста на средневековое право вообще и торговое право в особенности. Ему действительно удалось доказать, на основании весьма тщательного изучения средневековой канонистической литературы, что она рассматривала комменды и коммандитные товарищества исключительно с точки зрения их совместимости с запретом роста*(44). Но, во-первых, и в исследовании Эндемана можно подобрать массу доказательств того, что, несмотря на запрет роста, целый ряд отношений, явно проникнутых характером вознаграждения за пользование капиталом, не только находил себе широкое применение в жизни, но и оправдывался помощью чрезвычайно софистических изворотов той самой канонистической литературой, которая с фарисейским лицемерием продолжала настаивать на запретности роста, как бы умерен ни был взимаемый процент. А во-вторых, отношения комменды возникли гораздо раньше, чем церковный запрет процентов получил значение и для светской власти. Но и помимо неправильного освещения источников, ошибка, в которую впадает Эндеман, которую совершали многие до него и на которой многие продолжают настаивать и сейчас*(45), заключается в том, что явление, имеющее глубокие корни во всем строе хозяйственных отношений, явление, которое представляется необходимой ступенью развития капиталистического строя, хотят объяснить причинами, которые имеют временный и местный характер.

Ту же узость исходной точки мы усматриваем и в мнении Lyont Caen et Renault, будто, помимо запрета роста, возникновение комменды обусловливалось еще и запретом для лиц привилегированных состояний заниматься торговлей*(46). Этот запрет толкал лиц, обладавших значительными средствами, из которых они желали извлечь возможно большую пользу, на вступление в коммендные отношения. Но разве и помимо этого запрета лица, принадлежащие к аристократии, к духовенству, чиновничеству, могли в широких размерах заниматься торговлей? Ведь в силу естественного процесса дифференциации занятий священник и при отсутствии какого бы то ни было запрета (не говоря уже о том, что запрет этот сохранил значение и доныне) не может в виде общего правила заниматься непосредственным ведением торгового дела и, следовательно, должен прибегать к содействию лица, которое выступает на первый план и на себя берет всю тяжесть ведения промысла.

Отбрасывая все эти неправильные предположения, можно поэтому утверждать, что в основе развития данных форм предприятия лежало стремление предпринимателей привлекать капиталистов, желавших со своей стороны извлекать предпринимательскую прибыль, но не желавших или не имевших возможности принимать непосредственное участие в ведении дела и нести на себе безграничный риск единоличного предпринимателя или полного товарища. При известном развитии спекулятивных предприятий и накоплении в населении капиталов подобное явление столь естественно, что уже в глубокой древности встречаем договор, в силу которого капиталист вносит известный капитал в торговое предприятие в целях раздела барыша предприятия и с ответственностью за убытки, ограниченною размерами взноса*(47). Поэтому комменды были известны уже Риму, хотя peculium в значительной мере удовлетворял потребности в помещении известного капитала в спекулятивное предприятие с целью извлечения возможно большей выгоды*(48). Комменда была впрочем подготовлена целым рядом договоров, существенно иных, по своей природе*(49), но в известной степени служивших той же цели, или заключавших в себе элементы, входившие и в договор комменды*(50). Но не в Риме, а в средние века комменда получила широкое распространение и соответствующее признание в источниках права*(51),*(52).

Первоначальная форма комменды, как это и следовало предполагать, была товарная*(53). Купец, не принимавший участия в самом плавании, доверял отправлявшемуся в торговое путешествие купцу известные товары для торга ими, и полученная засим прибыль распределялась между отправляющимся в плавание (commendatar, tractator) и остававшимся в безопасности на суше, причем самой обычной пропорцией была 1/4 в пользу portator'a, a остальное в пользу командатора*(54). Необходимо при этом особенно отметить, что так как объектом комменды были первоначально не деньги, а товары, то очевидно, что комендатором был купец. Таким образом, основу этой предпринимательской формы вовсе не составляет приглашение предпринимателем лица, чуждого предпринимательской деятельности. Приглашаемые лица тоже были предпринимателями, хотя, быть может, и не занимавшимися непосредственно в области морской торговли.

Исследователи этой формы предприятия преимущественно внимания уделяют внешним отношениям. Спорят о том, от чьего имени заключались договоры и кто являлся собственником переданных в комменду товаров*(55). Но сделки совершались на наличный расчет и следовательно первый вопрос не имеет практического интереса. Что касается вопроса о собственности, то право регулировало лишь распределение риска на случай гибели вещи, все остальное не имело особого практического значения. Гораздо важнее отношения внутренние с точки зрения вопроса, являлся ли комендатор предпринимателем или кредитором, лишь на особых условиях ссужавший капитал для чужого ему предприятия. Оказывается, что комендатор сам был не только купцом, но еще играл весьма значительную роль. Он не только передавал для дальней перевозки товары, т. е. руководил одной частью дела, а именно выбором товара, но и порт назначения определялся с его ведома. Конечно, давать совершенно определенные инструкции было невозможно: отправляя корабль с товарами, подчас в отдаленные страны, нельзя предвидеть, какие осложнения могут оказаться на месте назначения. Поэтому часто приходилось ограничиваться указаниями более общего характера. Так намечалось не одно, а несколько мест, где можно было продать товары, или указывалось место, куда следовало раньше всего направиться с тем, что товары, которых не удалось бы там продать, можно было бы продать в другом месте, уже по усмотрению трактатора. Иногда лишь определялись известные порты, куда воспрещалось капитану отправляться*(56). Таким образом, совершенно очевидно, что позиция вкладчика в комменде была создана деловым оборотом, а отнюдь не стремлением капиталиста поместить свои капиталы в предприятие, не участвуя в его управлении, и точно так же не законом о ростовщичестве или запретом духовенству и дворянству заниматься торговлей. Наоборот, основу института составляло стремление использовать свой капитал, предназначавшийся самим капиталистом для предпринимательской деятельности в качестве именно предпринимательского капитала. Но в силу технических особенностей предприятия капиталист предпочитал предпринимательскую деятельность более спокойную, более отдаленную от непосредственного ведения дела. Причем, однако, он считал необходимым сохранить за собой достаточно влиятельное положение, которым очевидно пользовался в пределах, казавшихся ему необходимыми и по личным его условиям для него возможными.

Вместе с тем совершенно естественно, что на этой форме предприятия развитие капиталистических ассоциаций не могло остановиться. Купцу удобно было передавать трактатору товар для продажи до тех пор, пока шла речь о таком товаре, которым он обычно торговал. Если же был необходим товар, который вкладчик должен был покупать специально для того, чтобы передать трактатору, товарная комменда переставала представлять для вкладчика существенные преимущества, почему и неизбежен был переход к денежной комменде. Такая форма комменды открывала возможность участия не только купцов, имеющих товары или умеющих их приобретать, можно бы привлекать и капиталистов, которые непосредственно вовсе не занимаются торговлей.*(57). И действительно, не только аристократия, но даже и церковь принимает самое широкое участие в этих товариществах.

Развитие товарищеских отношений пошло и в другом направлении. Переход к денежной комменде облегчил самому трактатору возможность помимо участия трудом, участвовать и в образовании капитала предприятия на тех же основаниях, на каких участвуют вкладчики. Таким образом, предпринимательский капитал составлялся из взносов вкладчиков и самого трактатора. Так выделялся определенный капитал предприятия, который составлялся всеми участниками предприятия. Отсюда уже совершился переход комменды денежной в морское товарищество, в котором товарищами вкладчиками являлись не только вкладчик в тесном смысле этого термина, но и сам трактатор, вносивший в дело труд и капитал.

Таким образом, эта форма товарищеского соединения возникла именно как форма соучастия предпринимателя в деле другого предпринимателя, при условии обеспечения соучастникам предпринимательской инициативы, предпринимательского влияния на дело. Степень использования права на участие в управлении зависела от личности соучастника. Тут могли быть сироты и вдовы, которые доверяли свои средства профессиональным предпринимателям, тут могли быть и фактически бывали и предприниматели, которые зорко следили за тем, как руководитель дела осуществлял предоставленные ему права. И неслучайно средневековая юриспруденция сближала отношения комменды с договором мандата*(58).

Дальнейший шаг по пути образования новых союзных форм с широким привлечением капиталистического элемента к предпринимательской деятельности наблюдается в так называемых морских товариществах. Громадное значение капиталистического элемента в этих товариществах проявляется во всей их структуре*(59). Так, размер капитала должен был быть определен при самом возникновении товарищества, он определялся размерами корабля, снаряжаемого товариществом в плавание, и этот размер должен был быть указан организатором дела при привлечении участников. Капитал, необходимый организатору дела (патрону), распадался на определенное равное количество долей, в зависимости оттого, какое количество участников патрон желал привлечь к предприятию, причем, однако, кумуляция в одних руках нескольких долей, по-видимому, не возбранялась, во всяком случае, впоследствии в течение дальнейшего существования товарищества это было не только возможно, но часто даже неизбежно. Таким образом, хотя имущество товарищества заключалось главным образом в корабле и его размерами определялись и размеры денежных взносов участников, это имущество определялось исключительно в денежной сумме. Оплатой принятой на себя доли участия в товарищеском капитале ограничивалась нормально ответственность участника по обязательствам товарищества. Обязательства дальнейших платежей либо имеют второстепенное значение*(60), либо вызываются более или менее исключительными обстоятельствами. Но и в таком случае обязанность дополнительных платежей смягчается целым рядом особых постановлений, имеющих целью устранить необходимость дополнительных взносов, как в тех случаях, когда это оказывается затруднительным для участника, так и тогда, когда решение, повлекшее за собой необходимость дополнительных платежей, принято без ведома участника. Это последнее обстоятельство представляется для нас особенно существенным; оно свидетельствует, что принципиально все участники морского товарищества имели право на участие в управлении. Фактически по самому характеру предприятия (торговля с более или менее отдаленными странами) патрон должен был сосредоточить в своих руках значительную власть, так как многое по необходимости приходилось предпринимать без ведома и в отсутствие товарищей. Далее, по самому своему положению, патрон как инициатор дела, подобно учредителю в акционерной компании, пользовался значительным авторитетом. И все же многие вопросы обязательно подлежали обсуждению всех участников. Таковы вопросы увеличения размера основного капитала, плавания в нехристианские страны, исправления корабля, передачи командования им*(61). Собранию участников патрон обязан представить отчет о ходе дел в предприятии, и оно же утверждает распределение прибыли*(62).

Решения принимались по простому большинству голосов. И именно это обстоятельство имеет громадное значение с точки зрения истории товарищеских организаций. В настоящее время, когда мы успели уже привыкнуть к деятельности товарищеских организаций, в которых все решения принимаются по большинству голосов, трудно оценить в полной мере громадный перелом, который произошел в деловой практике при переходе к принципу господства большинства. Товарищеские отношения возникли и развились на почве обязательственного права. Организация семьи создала, правда, обстановку, в которой товарищеские организации могли легко возникать. Но засим они развивались независимо от начал семейного строя, проникаясь принципами обязательственного права. Товарищества римского права, перенесенные в средние века, оставались на почве обязательственных отношений с суверенитетом каждого из участников, связанных постольку, поскольку каждый, вступая в товарищество сам себя связал. Воля большинства совершенно бессильна по отношению к нему: melior est conditio prohibentis. Таково было основное положение товарищеского управления и именно потому, что оно лежало в основе обязательственного права вообще.

Правила внутреннего управления морских товариществ, как они рисуются нам в Consulat de la mer, стоят на значительно иной точке зрения: перед нами не договорные отношения нескольких лиц, положивших, выражаясь образным языком нашего старого законодательства, "заедино торговать", а известная социальная организация, правда, еще в зародыше, однако, с ясно выраженными чертами каждого социального организма - подчинения с одной стороны и господства с другой.

Несмотря, однако, на решающее значение собрания участников, патрон это не простой уполномоченный, действующий исключительно в пределах данных ему инструкций. В случае отсутствия товарищей он может и сам разрешать вопросы, вообще подлежащие обсуждению товарищей*(63). Все соглашения, в которые вступает патрон, обязательны для его товарищей, хотя бы они и были заключены без их ведома. Consulat в полной мере сознает всю особенность такой постановки дела (совершенно так же, как и новизну ограниченной ответственности участников) и поэтому считает необходимым предупредить товарищей об опасностях такого положения*(64).

К этому необходимо еще добавить, что все отношения в этих товариществах концентрировались вокруг владения кораблем. Его приобретение, его постройка составляли начало предприятия, его гибель была его концом. Необходимость увеличить предположенные в начале размеры была основанием для увеличения товарищеского капитала, его порча - основанием для заключения займа. Понятие о товариществе в такой мере сливалось с представлением о корабле, что Consulat говорит о корабле, его обязательствах там, где в сущности необходимо говорить об обязательствах товарищества. Отсюда стремление многих юристов рассматривать эту форму предприятия с точки зрения общего имущества, в котором имеют право собственности все участники дела, и таким образом проводится аналогия с горнопромышленными товариществами Германии*(65). Нельзя действительно отрицать известную аналогию между этими явлениями. Уже в самом происхождении обеих форм были точки соприкосновения: известное имущество составляло основу предприятия и совместное владение основу участия в нем. Поэтому и участники в морском товариществе были по преимуществу лица, вообще занимавшиеся морской торговлей; и совершенно понятно, почему Consulat относится столь серьезно к вопросу об их участии в решении важнейших вопросов, ослабляя их ответственность за возможные убытки в случаях, когда решение принималось в условиях, исключавших возможность их личного участия в его обсуждении.

Необходимо, однако, признать, что при всей обеспеченности прав на участие в управлении, положение капиталистов-участников было существенно иное, нежели положение товарищей в римском товариществе или даже в средневековом торговом доме с участием не только многочисленных родственников, но даже и посторонних лиц. Здесь бросаются в глаза две группы лиц с весьма различным положением. С одной стороны, организатор дела, как таковой, являющийся его главным руководителем. С другой стороны, вся масса участников с одинаковыми правами на участие в управлении, по-видимому, независимо от размеров их участия в товарищеском капитале. Далее часть текущих дел по необходимости совершается без всякого участия товарищей и, наконец, решение всех вопросов по простому большинству голосов, причем нет указаний на то, чтобы присутствие всех или хотя бы большинства участников было необходимо. Следовательно, уже относительно этой старой формы товарищества можно с полным основанием задать тот вопрос, который в настоящее время тревожит юриспруденцию по отношению к современным более сложным товарищеским организациям: должно ли придавать серьезное значение участию всех участников в ведении дела и тем самым можно ли их признавать предпринимателями. Совершенно очевидно, что господствующая роль принадлежала патрону, инициатору предприятия. Несомненно, что остальные участники не были похожи на участников римского товарищества или на полных товарищей средневекового товарищества. Видоизменился тип товарищеской организации, распылилось участие в предприятии между многими лицами, положение каждого в отдельности стало менее влиятельным, необходимость концентрации в управлении создала необходимость предоставления немногим лицам всей полноты власти исполнительной и следовательно лишения ее всех остальных участников. Но, как и прежде, предпринимательский элемент остался сосредоточенным в руках тех, на средства и за страх которых организовывалось предприятие. Не имея возможности лично вести дело, они, тем не менее, оставляли за собой решающее слово, ибо на них по преимуществу падали выгодные и невыгодные последствия ведения дела. Это были, следовательно, предприниматели в смысле общепризнанного, как кажется, бесспорного определения понятия предприниматель.

Характерной чертой видоизменений комменды было преобладающее влияние организатора дела, который непосредственно им руководил. Связанный необходимостью согласия своих товарищей, он тем не менее имел широкие полномочия и в случае нужды мог обходиться без их содействия. Значительное количество товарищей, которые по своим личным условиям не могли принимать никакого участия в ведении дела, еще в большей степени укрепляли авторитет этих руководителей-организаторов дела. Очевидно, такое положение главного руководителя могло быть терпимо остальными участниками и могло соответствовать интересам дела до тех пор, пока он был действительно главным лицом в предприятии. Для этого была необходима такая значительная его материальная заинтересованность в деле, которая, сама по себе, была бы достаточной гарантией внимательного к нему отношения. А это было возможно до тех пор, пока размеры предприятия были таковы, что взнос каждого участника мог иметь серьезное значение. Но для предприятий, требовавших столь значительных средств, что доля отдельного участника теряла в нем серьезное значение, преобладающая роль отдельных товарищей, как таковых, не имела уже достаточных оснований. Поэтому рядом с образованием товарищеских ассоциаций, в которых активно выступавшие товарищи привлекали к участию товарищей на более пассивное амплуа вкладчиков, принимавших участие лишь в общем направлении дела, необходимо было возникновение другой формы, в которой громада товарищей выступала как таковая, не заслоняемая волей отдельных привилегированных товарищей. Эта форма отнюдь не была позднейшей в хронологическом порядке, она вовсе не была результатом приспособления старой формы к новым жизненным отношениям. Здесь просто параллелизм явлений. В области экономического строя параллельно возникали и развивались и более крупные предприятия и менее значительные, рассчитанные на короткий период времени и потому, естественно, теснее связанные с личностью данного предпринимателя и другие, рассчитанные на более продолжительное существование на несколько поколений, и потому более независимые от личности данных его руководителей и учредителей. И совершенно так же параллельно развивались и формы с преобладанием одной группы товарищей и другие с господством всей массы, как таковой. Это не значит, что масса действовала и управляла делом как совокупность индивидуумов. Процесс развития ассоциаций в том и заключался, что вырабатывалась такая форма совместной деятельности, при которой масса товарищей обращалась в то организованное целое, которое является необходимым условием работоспособности массы и дает возможность совмещать верховенство массы с широкой и интенсивной деятельностью отдельных ее участников, И если в стране раньше возникают предприятия, требующие концентрации капиталов, превосходящей силы даже нескольких предпринимателей и участия значительного количества лиц, то вполне естественно, что первою является более сложная форма товарищества с значительным числом участников, с организацией, сводящей к единству всю множественность ее составляющих участников, а более простая форма совместной деятельности одного главного руководителя с несколькими им привлеченными участниками возникает позже. Именно такие условия мы наблюдаем в Риме. Как уже замечено выше, там во главе хозяйственных единиц стояли единоличные предприниматели, достаточно богатые, достаточно хорошо обслуживаемые зависимым от них персоналом, чтобы не испытывать нужды в привлечении капиталистов в качестве товарищей-вкладчиков. В тех сравнительно редких случаях, когда единоличный предприниматель не хотел или не мог сам справиться с той или другой хозяйственной задачей, он приходил к соглашению с другими такими же, как он, предпринимателями, которые совместными усилиями преодолевали задачу. Но это были случаи сравнительно редкие и преходящие, для них не стоило создавать особые формы, общие принципы обязательственного права были достаточны для конструирования необходимых соглашений. Поэтому мнение Моммзена*(66), как и многих других, о громадном распространении в Риме товарищеских организаций, представляется неправильным. Но, конечно, отнюдь не потому распространение их было не особенно значительно, что римляне не были способны к такого рода товарищеским организациям, что они были слишком большими индивидуалистами и не могли подчинять свою волю воле своих товарищей. Когда перед ними возникали более сложные задачи, они умели создавать весьма сложные товарищеские организации, таковы товарищества откупщиков. Как известно, откупа играли в древности весьма значительную роль. Слабость финансового управления создавала государству значительные трудности, когда осложнившиеся задачи управления требовали больших средств. Наиболее простым выходом была отдача государственных доходов в откуп. Частной инициативе предоставлялась сложная задача сбора с населения тех или иных повинностей. Конечно, трудная даже для государства, эта задача была совершенно непосильна для отдельного предпринимателя. Он не мог к тому же представить достаточных гарантий исполнения своих обязательств. Отсюда система откупов в Греции, Египте, Риме*(67).

С течением времени сбор налога оказался не под силу даже и крупным римским капиталистам. Перед частным римским хозяйством встала трудная задача создания такой формы товарищества, которая давала бы возможность привлечения значительного количества участников с тем, чтобы множественность не мешала единству их действий. И хотя ввиду простоты форм товарищеских организаций римский строй совершенно не был подготовлен к требованию новой формы, в которой участие обусловливалось внесением определенного капитала, где личный элемент отступал на второй план, где индивидуум уступал место организации, тем не менее, задача эта оказалась совершенно по плечу римскому капиталисту-предпринимателю. И это потому, что, хотя сложные товарищеские формы были ему незнакомы, но сложные хозяйственные предприятия были ему хорошо известны, приемы ведения крупного капиталистического хозяйства, проникнутого насквозь спекулятивными элементами, были им усвоены в совершенстве, таким образом, применение в этой области сложных форм товарищеских организаций не могло представлять особых затруднений*(68).

Знаменитые societates vectigalium publicanorum, бравшие на откуп государственные доходы, привлекли к себе, пожалуй, наибольшее внимание в литературе о товарищеских организациях. Число исследований, посвященных выяснению значения, роли и организации этих предприятий, положительно необозримо. Но и до сих пор пыл ученых, пробующих свои силы на изучении этого вопроса, нисколько не ослабевает. Обусловливается это не только тем, что хозяйственное значение этих товариществ, выполнявших государственные задачи, и юридическая структура, напоминающая наиболее сложные формы товариществ XVIII ст., представляются чрезвычайно интересными, но и тем, что недостаточность сведений, дошедших до нас, не дает возможности нарисовать сколько-нибудь точную картину их деятельности. Каждый надеется в немногочисленных уцелевших памятниках былой славы организаций найти ключ к решению исторической загадки. Но препятствие на этом пути лежит в самом характере дошедших до нас сведений, в их отрывочности и случайности, что делает абсолютно невозможным в полной мере восстановить внутреннюю структуру этих организаций*(69). Оставляя в стороне все спорные вопросы происхождения и организации этих товариществ, мы ограничимся тем, что здесь является бесспорным.

Источники с несомненностью свидетельствуют, что в этих товариществах были три категории участников: во-первых, организаторы дела, во-вторых, группа товарищей, с которыми организаторы вступали в соглашение для ведения взятого откупа, в третьих - лица, которые предоставляли главным участникам капиталы, необходимые для ведения дела. Первые две категории, по-видимому, пользовались равными правами в управлении, на равных основаниях участвовали в общих собраниях, по крайней мере источники упоминают о них совместно, и нет никаких оснований проводить между ними в этом отношении какое-либо различие*(70). По-видимому, значительно иным было положение третьей группы*(71), она не выступала вовне и можно предполагать, что она не принимала участия в управлении на равных с первыми двумя категориями основаниях.

Таким образом, высшим органом управления было, вероятно, собрание лишь первых двух категорий участников. Не следует, однако, предполагать, что это было собрание небольшой группы заправил, которая распоряжалась всем, не неся обязанности считаться с большой массой участников. Хотя в источниках и нет прямых указаний, как созывались общие собрания и кто имел право в их участвовать, но до нас дошел один факт из деятельности товариществ откупщиков, который свидетельствует, что громада участников формально имела решающее значение. В речи против Верреса, видного откупщика (поэтому речь и является одним из наиболее ценных источников для понимания характера этих товариществ), Цицерон рассказывает чрезвычайно любопытный эпизод, как были уничтожены многие документы, относящиеся к деятельности товарищества откупщиков, в котором Веррес играл видную роль, и которые его компрометировали. Когда Веррес покидал Сицилию, один из магистров товарищества разослал участникам сообщение, после которого значительное их число обратилось к Верресу с выражением чувства признательности. Веррес воспользовался этим и обратился к магистру с просьбой об уничтожении неудобных документов. Эта просьба исполняется, но лишь после того, как масса публиканов уже разошлась из собрания. Тогда магистр счел возможным созвать декуманов, которые покорно исполнили просьбу Верреса*(72).

Отсюда ясно, что высшим органом управления являлось общее собрание участников, от его усмотрения, во всяком случае, зависело принятие тех мер, которые выходили из рамок текущей деятельности. Такой мерой и было уничтожение деловых бумаг для римского предпринимателя, у которого торговые книги всегда велись в образцовом порядке. Правда, деятельность общих собраний, как видно из этого же эпизода, не была обставлена так, чтобы в надлежащей мере гарантировать права всех участников: время созыва, порядок постановлений, по-видимому, не были обеспечены надлежащими гарантиями и для злоупотреблений заправил оставался самый широкий простор. Но все это уже вопросы второстепенные. Важно, что в этих товариществах предпринимательский элемент является распыленным между значительным числом участников, которые в своей совокупности являются решающим органом управления. Вместе с тем ввиду многочисленности состава участников, при необходимости сконцентрированного управления, рядом с общим собранием были необходимы и другие органы управления, ближе стоящие к самому делу и непосредственно им управляющие. Такими органами были mancipes и magistri. Первые вступали в договор с казной о взятии откупа. Первоначально хозяева предприятия, они постепенно, по мере роста дела, переходили на более скромную роль его организаторов, так что публиканами назывались не одни только mancipes, но и их товарищи. Вместе с тем непосредственное руководство делом переходит от mancipes к magistri. В руках последних сосредоточивается действительное управление предприятием, ими часто являлись и учредители, вследствие чего в источниках обе эти группы не всегда точно различаются. Это видно уже из того, что magistri избирались, между тем как организаторы становились таковыми по собственной инициативе. Конечно, личность инициатора дела играла громадную роль, конечно, фактическое значение магистра было большее, нежели остальных участников, и таким образом личный элемент остальных участников-капиталистов несколько отодвигался на задний план. Поэтому в противоположность основному началу римского товарищества, в товариществе откупщиков изменения в личной судьбе участников не имели никакого значения для существования товарищества. Оно продолжало существовать, хотя бы умерли главные организаторы и руководители товарищества. Это следствие юридической структуры товариществ находилось в полной гармонии с его экономической ролью: товарищества, бравшие на известный период времени известный откуп, заранее уплатившие за пользование таковым, должны были быть обеспечены от всякого рода превратностей, неизбежных, если дело тесно связано с личностью данного или данных предпринимателей.

Итак, уже в Риме с его хозяйственным строем, насквозь проникнутым элементами строго индивидуалистического предпринимательского строя, создаются предприятия, основанные на принципах господства массы участников. Это и есть господство большинства, когда воля отдельных товарищей является решающей лишь постольку, поскольку ей удается подчинить себе большинство. Можно ли, однако, в этих товариществах отрицать предпринимательскую инициативу, предпринимательскую энергию? Конечно, нет. Ведь государство именно потому и передавало товариществам взимание налогов и сборов на началах спекулятивного предприятия, что само не могло с этим справиться. Ему нужна была частная энергия, частный капитал, которые могли поставить дело, избавить государство от риска и хлопот. Кто же нес на себе хлопоты и риск? Организаторы дела? Только отчасти, ибо значительная часть капитала не ими вносилась, и не они вели все предприятие. Ведение дела перешло к лицам, избранным громадой и под ее контролем. В какой мере контроль этот был всегда действителен - это вопрос факта, не имеющий юридического значения. Но даже и с хозяйственной точки зрения ему, как уже замечено, нельзя придавать преувеличенного значения. Ведь и в морских товариществах далеко не все товарищи в равной мере участвовали в управлении. Значительное большинство непосредственного участия в ведении текущих дел не принимало; мало того, по самому характеру дела, значительная часть текущих вопросов решалась вдали от большинства товарищей, и тем не менее до сих пор никто не возбуждал сомнений относительно того, что и эти товарищи были настоящими предпринимателями, как по своему положению и обычным занятиям, так и по той роли, которую они играли в товариществах. Наконец, и единоличный предприниматель, а тем более полный товарищ далеко не всегда сохраняют в своих руках действительное ведение дела*(73).

Итак, уже в Древнем Риме встречается форма товарищеских организаций, в коих предпринимательство, играющее здесь громадную роль, распылено между многими участниками. Фактическое значение последних далеко не одинаково, но как бы оно ни колебалось, все остаются предпринимателями в том смысле, что предприятие ведется за их счет и риск и под их верховным управлением. Участниками в товариществах откупщиков и выступили римские предприниматели, привыкшие к спекулятивному помещению своих капиталов. Очевидно, одним из видов такого помещения и было участие в товариществах откупщиков.

Как уже было отмечено, едва ли возможно настаивать, что юридическая структура этих товариществ оказала влияние на средневековые правообразования. Нельзя, правда, отрицать саму возможность такого влияния, но те данные, которые наука пока установила на основании изучения первоисточников, не дают основания к такому выводу. Однако, несомненно, когда в средние века создались условия, потребовавшие организации предприятий, по своим размерам и рискованности превосходивших силы не только отдельных предпринимателей, но даже и небольших, связанных личными узами, предпринимательских групп, то возникли организации, совершенно аналогичные римским товариществам откупщиков. Организаторы, инициаторы дела и здесь отходят на второй план потому, что, как бы ни было велико их значение, оно не могло исключить влияния всей "громады" участников.

В истории акционерных компаний имеется эпизод, чрезвычайно характеризующий влияние массы участников, с которым не может конкурировать значение отдельных лиц. Из боязни свободного возникновения акционерных компаний, построенных на принципе безличного участия капиталистов, как таковых, французское законодательство допустило свободное возникновение коммандитных компаний на акциях, полагая, что положение лично ответственного полного товарища представляет достаточно реальную гарантию для третьих лиц, вступающих в договор с таким предприятием. Но опыт доказал всю бесплодность попытки обеспечить солидную постановку дела личным элементом там, где по самому существу должно быть господство безличной массы участников*(74).

В данном случае задача заключалась в создании такой предпринимательской формы, которая давала бы простор безличному, изменчивому в своем составе большинству участников, не лишая, однако, предприятия того единства действий, которое является основным условием преуспеяния каждого торгово-промышленного предприятия. И каждый раз, когда нарождается потребность в организациях, само существование которых зависит от возможности привлечь достаточное количество капиталистов, деловой оборот создает формы, которые являются сферой господства массы капиталистов и в которых организатор и руководитель могут сохранять свою позицию постольку, поскольку они сумеют привлечь на свою сторону доверие большинства участников. Их именно потому и необходимо признать предпринимателями, что как ни влиятельно положение руководителя по отношению к каждому отдельному участнику, относительно всей массы или, точнее, большинства, он все же является в роли ответственной и зависимой.

Так и потребность в таких организациях возникла в деловом обороте Генуи под влиянием той же необходимости возложить на частную инициативу сбор государственных доходов, с предварительной уплатой фиску определенной суммы денег, а равно и осуществление целого ряда других государственных задач. Здесь роль частной инициативы была гораздо более значительная, нежели в Риме. Не столько трудности сбора доходов, как, по-видимому, то было в Риме, сколько постоянная нужда в деньгах послужила здесь причиной отдачи налогов на откуп частным предпринимателям. Государство брало взаймы у своих граждан из известного процента на известный срок. И так как заемная операция приняла громадные размеры, то за деньгами правительство обращалось не к отдельным гражданам лично, а вообще ко всем. Необходимо было соответственно организовать эту операцию, которая носила частью добровольный, частью принудительный характер*(75). Ввиду же чрезвычайного распространения, которое эта операция получила в Генуе, с течением времени доли участия в займах были округлены; заем не в круглых цифрах составлял исключение, и особенно широко было распространение доли займа (называвшиеся loca) в 100 ф. Так как далее государство довольно неаккуратно исполняло свою обязанность не только по погашению долга, но даже и по оплате процентов, то с течением времени заключение займов становилось все более трудным. А между тем необходимость в новых займах все более обострялась. Приходилось создавать для кредиторов какую-либо гарантию, обеспечивающую им исполнение государством своих обязательств. Первоначально такую гарантию думали создать установлением уголовной репрессии против тех, кто предлагал уменьшить права владельцев таких loca на получение процентов или оплаты долга при наступлении срока. Но, как совершенно справедливо указывает Зивекинг, повторение угрозы наказанием свидетельствует лишь о том, что нарушения не составляли исключения. Поэтому города Италии были вынуждены прибегнуть к более непосредственному способу обеспечения прав государственных кредиторов и предоставить им известное влияние на само управление государственными доходами. Осуществление этого влияния, выразившегося первоначально в функциях контроля, требовало некоторой организации кредиторов и притом такой, которая отличалась бы большей определенностью, так как надеяться на сговор участников нельзя было именно вследствие их обилия. В сравнении с римскими товариществами здесь положение значительно осложнилось, ибо существование кредиторских товариществ в Италии должно было быть рассчитано на очень многие годы. При таких условиях в Генуе, где частная инициатива достигла особенно блестящих результатов, где товарищеские начала пустили наиболее глубокие корни, государство вынуждено было постепенно уступать товариществам откупщиков не только контроль за сборами, но и распределение сборов между кредиторами. Это представляло уже серьезные трудности, тем более, что доходы не всегда давали возможность удовлетворить всех кредиторов; а затем пришлось передавать кредиторам и самое извлечение того или другого государственного дохода. Только такая передача обращала в реальную гарантию залоговое право на доходы, которое государство признавало за своими кредиторами.

Конечно, лишь постепенно, по мере крайней необходимости государство передавало кредиторам права на источники своего финансового существования. Первоначально правительство допускало вмешательство кредиторов в минимальных размерах. Так, при консолидации долгов в 1274 г., когда главным обеспечением для кредиторов должен был служить налог на соль, во главе compera salis были поставлены консула и писцы, должностные лица, назначавшиеся при содействии совета из более крупных кредиторов, имевшие не менее 10 loca. Впоследствии содействие кредиторов обратилось в право непосредственного влияния на управление. В 1323 г. был создан особый орган protectores et defensores comperarum capituli, из восьми лиц, из коих четверо принадлежало к знати, а четверо были из народа. Лица эти избирались всеми подписчиками из своей среды. Задача протекторов заключалась в охране интересов всех участников.

Понятно, что организованность кредиторов государства облегчала возможность выполнения ими разного рода государственных функций, которые принимали таким образом частноправовую окраску. Так, частные лица на свои средства организовывали военные экспедиции, в сумме затраченных на эти экспедиции денег организаторы экспедиции становились государственными кредиторами, причем им предоставлялись завоеванные местности для извлечения доходов в покрытие государственного долга и процентов. Эти экспедиции и назывались maona*(76), а доли участия в них loca, luogo. Таково было происхождение генуэзских компаний, на акционерных началах основанных. Самой известной из них был знаменитый Генуэзский банк, акционерный характер которого признается всеми исследователями. Здесь именно и возник новый тип предпринимательства, который засим получил обширное распространение в культурных странах всего света. Участники этих капиталистических организаций распадаются на две группы. Часть стремится к помещению капитала для получения возможно большего процента. Но не в ней центр тяжести организации. Только потому, что нашлась достаточно значительная, достаточно влиятельная и энергичная группа лиц, которая пожелала взять в свои руки само дело, могло возникнуть это предприятие с участием значительного количества капиталистов. Кто же был тут предпринимателем, наличностью которого обусловливалось как возникновение предприятия, так и его дальнейшее преуспеяние? Как выделить предпринимателя из всей массы участников? Для этого не было решительно никаких юридических признаков: права у всех были одинаковые, одни пользовались ими в полной мере, чтобы обеспечить себе доход, они принимали участие в управлении, другие, пользуясь теми же правами, предпочитали получать доход, обеспеченный деятельностью первых. Это фактическое различие не имело и не могло иметь никаких правовых последствий и потому в равной мере все участники должны быть признаны предпринимателями.

Однако тип предпринимателя складывается уже существенно иначе, нежели в то время, когда вся предпринимательская деятельность сосредоточивалась по преимуществу в руках единоличных предпринимателей. Рядом с предпринимателем-хозяином, личным усмотрением которого обусловливается все ведение предприятия, образуется совершенно другой тип участника в товарищеском предприятии, тип капиталиста, который получает право на участие именно в качестве капиталиста, принявшего на себя риск предприятия. Он может участвовать в ведении дела трудом, может и воздержаться, от этого размер прав его не умаляется и не увеличивается. Ему грозит только одна опасность: если и все другие участники, точно так же, как и он, будут воздерживаться от участия в ведении дела, предприятие должно прекратить свое существование.