Космология пифагорейцев представляет значительный шаг вперед. Отказ от геоцентризма, признание шарообразной формы Земли, ее суточного обращения вокруг центрального огня, объяснение солнечных затмений прохождением Луны между Солнцем и Землей, а времен года наклоном земной орбиты по отношению к солнечной, представляли значительное приближение к истине.
| Суть антропологического поворота | Нарастающее недоверие к физике реализуется либо через скепсис и иронию по отношению к нашему познанию и ко всему фундаментальному и универсальному, либо через утверждение особого пространства для мысли и фундаментальности — самосознания человека, сориентированного на Благо. Исчерпав себя, философия «фюзиса» трансформируется в философию «номоса» (закона). Этот переход связан с деятельностью софистов и Сократа. Понять или хотя бы описать жизнь людей, а не жизнь Космоса – было главной целью этих философов. |
| Кто такие софисты | Софистами их назвал Сократ, образовав это слово от прилагательного «софос» – мудрый. «Софистэс» – мастер мудрости, искусник в деле мудрости. Современники воспринимали софистов как пришедших на смену воспитателям-рабам первых платных учителей, обучающих «мыслить, говорить и делать». Софисты не образуют никакой самостоятельной философской школы. Их объединяет практика сходного образа жизни, общественного положения. Софистов условно делят на две группы: «старшие» – Горгий, Протагор, Гиппий и др.; «младшие» – Фразимах, Критий, Алкидам и др. Ограничивая себя практическими задачами, софисты не стремились создавать своей собственной завершенной и целостной системы взглядов. Главной их целью было овладение приемами дискуссии и полемики и обучение необходимым для этого знаниям. Ониобучали и обучались, и по поводу этого вырабатывали некоторые общемировоззренческие философские положения. В результате формировалась своеобразная педагогически-технологическая мысль о жизни. |
| Основные идеи | было убеждение, что человек обязан научиться искусству жизни, и что философия есть инструмент этого искусства. А это значит, что любые наши представления, в том числе философские, имеют смыл лишь тогда, когда погружены в поток, стихию событий и состояний жизни. Поток жизни – не хаос. Он организован по событиям. И искусство жизни – это умение правильно их понимать, правильно в них действовать и лавировать. Этому и служат два важнейших теоретических искусства, разрабатываемых софистами: эристика – искусство спорить, и риторика – искусство говорить. В этом качестве софисты оказались первыми разработчиками реальных практических, но не политических приемов осуществления демократии. Эта «технологическая» установка определила как плюсы, так и минусы воззрений софистов, которых считают как первыми европейскими просветителями, так и первыми циниками и декадентами. |
| Сосредоточенность на практических задачах, была у софистов тесно связана с утверждением невозможности объективно истинного знания, поскольку знание всегда определено нашей субъективностью. И это подтверждает учение Протагора о том, что всё истинно, поскольку, как он говорил: «О богах ничего не могу знать…», «Лишь человек есть мера всех вещей…», а значит «Как кому что кажется, так оно и есть…». Это подтверждается и учением Горгия о том, что всё ложно. В подкрепление чего он выдвигал три тезиса: 1. Ничего не существует (в смысле вечного и неизменного бытия); 2. Если и что-то и существует, то его нельзя познать; 3. Если это и можно познать, то нельзя его объяснить и передать другому. | |
| Добродетель они понимали как высвобождение самостоятельной человеческой воли,высвобождением от абсолютной зависимости от судьбы, олимпийских богов и иных «величественностей». Воля соотнесена с рассудком (разумом), правом (долгом), практической пользой, уместностью (справедливостью). | |
| Для ранних софистов воля – основа самостоятельности и свободы. Она, безусловно, может становиться и основанием беспринципности, цинизма и ёрничества, но это допустимая цена для осуществления самоутверждения. Обе возможности вытекают из признания принципа «человекомеры»,принципа как морального, так и теоретического. Человек – средоточие и инструмент организации жизни. Человек – критерий для оценки любого суждения. | |
| Протагор учил, как можно «аргументом более слабыми побить более сильный». При этом для него это не означало попрание справедливости и правоты беззаконием и неправотой. Он пытался разработать технические и методологические возможности для усиления некоторой мировоззренческой позиции, для достижения победы, как бы абстрагируясь от вопроса о моральности самой позиции. Ему необходимо выработать мастерство, умение придать вес любой точке зрения, также как и противоположной ей. Этот диалог техник рассудительности и составляет подлинную суть текучей и событийной жизни. Когда этот диалог сосредоточен в человеке, его основанием является сомнение, как самая логичная и взвешенная позиция. Когда диалог выходит в общественную жизнь на трибуны, ассамблеи и т.п., то его основанием становится уместность, приемлемость и общезначимость. Все эти представления концентрированно собирались в риторике, которая, как уже говорилось, составляла главный теоретический интерес софистов. Риторика соединяла знание и убеждение. Знание всегда должно быть убеждающим. Значит, оно должно быть и ясным. Риторика была призвана обнаружить сложность и неоднозначность нашей мысли и языка и выявить правила их использования. Риторика стремиться соединить ясность мысли с такой формой изложения, которая имела бы максимальное воздействие в коммуникации. Риторика выступает своеобразной наукой о символах коммуникации, а значит, прежде всего, о языке. Она – цивилизационная методология культуры, свод «правил уличного движения» культуры в пространстве цивилизации. | |
| Софистическая мысль гипертрофирует человеческое творческое начало, и с некоторым вызовом противопоставляя его божественному творчеству. Это схематизирует и опошляет человеческое творчество, сводя его к «технологии» без «онтологии». И вряд ли можно выявить, чего в этом больше: стремления к здравому смыслу и уместности, или же метафизической никчёмности; желания описывать мир не на основе действия особых высших божественных сил, а лишь на основе всем очевидного порядка вещей, или же безрассудного самомнения, возносящего свою способность к «творчеству призраков» (образов), творчеству бездумному и безответственному. Это противоречие тем более очевидно, что релятивизм и скептицизм гносеологический, особенно у младших софистов, рождает релятивизм и цинизм нравственный. Если нет «Истины», то нет и «Закона». У каждого своё представление об истинном и справедливом. Закон (как юридическая конструкция) и природа (естественность проявлений человека, идущего через поток ощущений, желаний, стремлений и т.д.) не могут быть гармонизированы. Основа закона – естественное право, которое является антиподом справедливости. Если восхваляют справедливость, освящённую высшим божественным законом, и реализованную через законы государственные, то только потому, что масса людей находит это выгодным для себя. Кто же чувствует силу пренебрегать законами, тот всегда этим воспользуется. А значит все положительные законы – произвольные постановления различных законодателей в своих собственных интересах. Через них реализуется естественное право – право сильнейшего. Отсюда рождается скептически-горестное замечание: «Боги не видят людские дела: ибо они не могли бы не заметить величайшее достояние людей – справедливость; мы же видим то, что люди к ней пренебрегают». А Алкидам уже прямо говорит: «Бог дал всем свободу, природа никого не сделала рабом», но люди живут по иным правилам, потому что в их мире, по словам Фразимаха «справедливость – это не что иное, как выгода сильнейшего». Сохраняя хотя бы горестно-недоуменное отношение к богам, софисты при этом не принимают религии как социального института. По их мнению, религия – одна из форм человеческого законотворчества. Критий утверждает, что вера в богов – изобретение политика, который посредством неё хотел внушить страх перед преступлением всем людям. Религия выполняет компенсаторную, амортизирующую роль в познании и действии людей. И такая релятивизированная религия есть единственный инструмент нравственности в жизни людей. |
18. Философские идеи Сократа и сократический метод обнаружения истины. Сократ и софисты: сходство и различие.
Используя метод диалектических споров, Сократ пытался восстановить через свою философию авторитет знания, поколебленный софистами. Софисты пренебрегали истиной, а Сократ сделал её своей возлюбленной. Его метод вопросов, предполагающих критическое отношение к догматическим утверждениям, получил название «сократовской иронии». Свои мысли Сократ не записывал, полагая, что это ослабляет память. А своих учеников приводил к истинному суждению через диалог, где задавал общий вопрос, получив ответ, задавал следующий уточняющий вопрос и так далее до окончательного ответа.
Сократ - представитель идеалистического религиозно-нравственного мировоззрения, открыто враждебного материализму. Впервые именно Сократ сознательно поставил перед собой задачу обоснования идеализма и выступил против античного материалистического миропонимания, естественно-научного знания и безбожия. Сократ исторически был зачинателем ' тенденции, или линии Платона ' в античной философии.
Сократ - великий античный мудрец,- стоит у истоков рационалистических и просветительских традиций европейской мысли. Ему принадлежит выдающееся место в истории моральной философии и этики, логики, диалектике, политических и правовых учений. Влияние, оказанное им на прогресс человеческого познания, ощущается до наших дней. Он навсегда вошел в духовную культуру человечества.
Образ жизни Сократа, нравственные и политические коллизии в его судьбе, популярный стиль философствования, воинская доблесть и мужество, трагический финал - окружили его имя притягательным ореолом легендарности. Слава, которой Сократ удостоился еще при жизни, легко переживала целые эпохи и, не померкнув, сквозь толщу двух с половиной тысячелетий дошла до наших дней. Сократом интересовались и увлекались во все времена. От века к веку аудитория его собеседников изменялась, но не убывала. И сегодня она, несомненно, многолюднее, чем, когда бы то ни было. В цетре сократовской мысли - тема человека, проблемы жизни и смерти, добра и зла, добродетелей и пророков, права и долга, свободы и ответственности, общества. И сократовские беседы - поучительный и авторитетный пример того, как можно ориентироваться в чаще этих вечно актуальных вопросов. Обращение к Сократу во все времена было попыткой понять себя и свое время. И мы, при всем своеобразии нашей эпохи и новизне задач, не исключение.
Сократ - принципиальный враг изучения природы. Работу человеческого разума в этом направлении он считает нечестивым и бесплодным вмешательством в дело богов. Мир представляется Сократу творением божества,'столь великого и всемогущего, что оно все сразу и видит, и слышит, и повсюду присутствует, и обо всем имеет попечение
Софи́сты — древнегреческие платные преподаватели красноречия, представители одноименного философскогонаправления, распространенного в Греции во 2-ой половине V — 1-й половине IV веков до н. э. В широком смысле термин «софист» служил для обозначения искусного или мудрого человека. В целом с философской точки зрения направление было весьма эклектичным, не объединённым едиными социально-политическими, культурными и мировоззренческими основами.
6.Человек считается мерой всех вещей, существующих, поскольку они существуют, и не существующих, поскольку они не существуют. Моральные нормы произвольны. Одни говорят, что добро и зло отличны друг от друга, другие, что нет. Даже для одного и того же человека то же самое может быть и благом, и злом. Все в мире относительно. Софисты обосновывают право человека смотреть на окружающий мир сквозь призму своих интересов и целей. Протагор первым выдвинул теорию, согласно которой возможно воспитание добродетели. Он полагал, что существует два уровня законов: естественный и социально-нравственный. Софисты сделали важное наблюдение, характеризующее специфику норм морали как норм, кодирующих
Неприродные общественные отношения между людьми. Их нарушение связано с позором и наказанием только в том случае, если это нарушение замечено другими людьми. Если оно не замечено, то нарушителю ничего не грозит.
Протагор считал, что мир таков, каким он представлен в чувствах человека. ротагор указывает на относительность нашего познания, на элемент субъективности в нём. «Человек есть мера всех вещей, существующих и несуществующих». Суждения разных людей могут быть одинаково справедливы, хотя одно из них по каким-либо причинам является более верным (например, суждение здорового более правильно, чем суждение больного). «О каждой вещи существует два противоречащих друг другу суждения», и никакие опровержения вообще невозможны. Например, болезнь есть зло для больного, но благо для врача).
Протагор отмечает, что у разных народов существуют различные нормы права, т.е. единых представлений о законности в мире нет. Мерилом всех ценностей, справедливости является сам полис, находит ответ Протагор. Государство само решает, что считать справедливым и прекрасным, а что - наоборот. Поэтому Протагор уравнивает право и закон, считая, что всякий законы справедлив, т.е. является правовым.
Естественный закон у Протагора - догосударственное состояние общества, которое не лучше и не хуже государственного.
Протагор утверждает равенство всех людей по отношению к мудрости, к государственному управлению. По мнению Протагора, политическая добродетель должна быть достоянием всех граждан, иначе государство просто погибнет. В этих целях Протагор упоминал (одним из первых) необходимость государственного воспитания каждого гражданина.
Несмотря на типичные для софистов извороты и двусмысленности, Протагор отстаивает принципы справедливости, законности, государственного порядка.
«Апология Сократа» – единственное произведение, написанное Платоном не в диалогической форме. Платон передаёт в ней – вероятнее всего, очень близко к буквальному тексту – содержание трёх речей, произнесённых Сократом в собственную защиту на суде, который был устроен над ним афинскими демократами и окончился смертным приговором великому философу. Слово «апология» в буквальном переводе означает «оправдание». Целью Платона при написании «Апологии» было посмертно оправдать Сократа от ложно возведённых на него обвинений. Логически произведение можно разделить на три части.
I. Речь Сократа после выступлений на суде против него, но до вынесения обвинительного вердикта.
Сократ заявляет членам гелиэи, что обвинители говорили против него красноречиво, но ошибочно и клеветнически; он же будет говорить попросту и без прикрас, но только одну правду, так, как он ее говорил всегда и раньше в своих спорах с разными противниками. Прежние обвинители,, были страшнее для него, потому что они ему неизвестны, и обвинения их слишком глубокие, хотя и клеветнические. Теперешние же обвинители – Анит, Мелет и Ликон – менее страшны и более ограниченны.
Сократ, не находя в науке ничего плохого, говорит, что клевещут те, кто утверждал, будто Сократ занимался натурфилософией или астрономиейКлевета и обвинение в том, будто он считает себя обладателем какой-то особой мудрости, ибо хотя дельфийский бог и объявил Сократа мудрейшим из людей, но эта его мудрость, как он сам убедился, расспрашивая мудрых людей, заключается только в том, что он признаёт отсутствие у себя какой бы то ни было мудрости. За это и озлобились на него все, кого считают мудрым и кто сам себя считает таковым.
Невозможно доказать, что Сократ развращал юношество, ибо иначе вышло бы, что развращал только он, а, например, законы, суд, или судьи, а также Народное собрание или сам обвинитель его, Мелет, никого никогда не развращали. Кроме того, если Сократ кого-нибудь и развращал, то еще надо доказать, что это развращение было намеренным; а невольное развращение не подлежит суду и могло бы быть прекращено при помощи частных увещаний.
Невозможно доказать и то, что Сократ вводил новые божества, ибо Мелет одновременно обвинял его и в безбожии. Если Сократ вводил новые божества, то он во всяком случае не безбожник.
Сократ не боится смерти, но малодушия и позора, то есть он ничего не знает, в частности, об Аиде и сам считает себя незнающим. Если бы даже его и отпустили при условии, что он не станет заниматься философией, то он все равно продолжал бы заниматься ею, пока его не оставило бы дыхание жизни. Убийство Сократа будет страшно не для него самого, но для его убийц, потому что после смерти Сократа они едва ли найдут такого человека, который бы постоянно заставлял их стремиться к истине. Ради воспитания своих сограждан в истине и добродетели Сократ забросил все свои домашние дела, хотя за это воспитание он ни от кого не получал денег, почему и оставался всегда бедным. Внутренний голос всегда препятствовал Сократу принимать участие в общественных делах, что и сам Сократ считает вполне правильным, ибо, по его мнению, справедливому и честному человеку нельзя ужиться с той бесконечной несправедливостью, которой полны общественные дела. Сократ никогда никого ничему не учил, он лишь не препятствовал ни другим в том, чтобы они задавали ему вопросы, ни себе самому – в том, чтобы задавать такие же вопросы другим или отвечать на них. Это поручено Сократу богом. И нельзя привести ни одного свидетеля, который бы утверждал, что в вопросах и ответах Сократа было что-нибудь дурное или развращающее, в то время как свидетелей, дающих показания противоположного рода, можно было бы привести сколько угодно. Сократ считает недостойным себя и судей, да и вообще безбожным делом стараться разжалобить суд, приводя с собою детей или родственников и прибегая к просьбам о помиловании.
II. Речь Сократа после вынесения ему судом общего обвинения, но до смертного приговора.
В этой части своей апологии Сократ говорит о себе самом – и удивляется тому, что выдвинутое против него обвинение поддержано столь незначительным большинством голосов (пятью или шестью).
Сам Сократ за то, что он совершил, назначил бы себе другое, а именно бесплатное питание в Пританее.
По мнению Сократа, его наказание не может состоять ни в тюремном заключении (ибо он не хочет быть чьим-либо рабом), ни в изгнании (ибо он не хочет быть в жалком и гонимом состоянии), ни в наложении штрафа (ибо у него нет никаких денег), ни в отдаче его на поруки состоятельным ученикам, которые внесли бы за него залог (ибо он в силу веления бога и ради человеческой пользы все равно никогда не прекратит своих исследований добродетели и наставления в ней всех людей).
Этого никогда не поймут его обвинители и судьи, ибо они ни в чём не верят ему.
III. Речь Сократа после смертного приговора.
Те, кто голосовал за смертную казнь Сократа, причинили зло не ему, потому что он, как старый человек, и без того скоро должен был бы умереть, но себе самим, потому что их все будут обвинять, а Сократа будут считать мудрецом.
Пусть не думают, что у Сократа не хватило слов для защиты: у него не хватило бесстыдства и дерзости для унижения перед не понимающими его судьями. От смерти легко уйти и на войне, и на суде, если только унизиться до полного морального падения. Но Сократ себе этого не позволит.
Осудившие Сократа очень быстро будут отмщены теми обличителями, которых он же сам и сдерживал раньше.
Обращаясь к тем из голосовавших, кто хотел его оправдать, Сократ говорит, что внутренний голос («демон»), ранее всегда останавливающий его перед совершением проступков, на этот раз все время молчал и не требовал принимать каких-либо мер во избежание смерти, которая в данном случае есть благо.
Действительно, смерть – не зло, ибо если она есть полное уничтожение человека, то это было бы для Сократа только приобретением, а если она есть, как говорят, переход в Аид, то и это для него приобретение, ибо он найдет там праведных судей, а не тех, которые его сейчас осудили; он будет общаться с такими же, как он,
несправедливо осужденными; он будет проводить там жизнь, исследуя добродетель и мудрость людей. И наконец, он будет уже окончательно бессмертен. Поэтому и его сторонники тоже пусть не боятся смерти.
Что же касается обвинителей, то Сократ просит их наказывать его детей (если они будут иметь слишком высокое мнение о себе и отличаться корыстолюбием), принимая такие же меры, какие сам Сократ принимал в отношении своих обвинителей, т.е. меры убеждения.
Сократ идёт на смерть, а его обвинители будут жить, но не ясно, что из этого лучше и что хуже.
