– Подтяжка лица?
Татьяна подбежала к зеркалу в ванной и со страхом всмотрелась в свое отражение.
– Да нет… а сколько тебе лет?
Татьяна задумалась, вспоминая. Добсоны считают, что ей еще нет тридцати. Джереми – тоже. Ложь слетала с ее губ так часто, что она и сама начала в нее верить.
– Тридцать четыре. Септембер ахнула:
– И ты до сих пор не сделала пластическую операцию? – Она прищурилась. – Не может быть, ты врешь.
– Правда, правда!
– Вот гадина!
Татьяна всегда пряталась от солнца и правильно делала, благодаря этому се кожа имела фарфоровый оттенок. Она улыбнулась своему отражению, радуясь, что вокруг глаз и губ нет ни одной морщинки.
– Не завидуй, может быть, к концу недели я буду выглядеть лет на десять старше.
– Только не вздумай делать себе силиконовые груди. Эту глупость совершают многие женщины, когда их мужья начинают вести себя как козлы. В результате они огребают кучу проблем и трудности с выбором одежды. Музы модных дизайнеров, знаешь ли, совсем не грудастые.
Татьяна слушала подругу вполуха, ее постепенно начинала охватывать паника, казалось, надо что‑то срочно предпринять. Но что? Пойти разыскать Дэвида Уолша или, может, позвонить Джереми, вымолить у него прощение и согласиться на роль в фильме «Женщина‑полицейский под прикрытием‑5»? Нечего и говорить, это не шедевр, который могут номинировать на премию «Оскар», но зато это верный заработок. А ей нужно содержать семью. Няне чуть не каждые десять минут нужны то подгузники для малышей, то молочная смесь, то детское питание. И у нее не отложено ни доллара на обучение детей в колледже.
Септембер посмотрела на часы и наморщила нос:
– Ненавижу Канны, здесь вечно ни на что не хватает времени. Вот сейчас надо выбирать между коктейлем и званым обедом, а это все равно что решать, какую ногу ампутировать – правую или левую.
– Не трать на меня время, я в полном порядке.
– Ты уверена?
Септембер уже взялась за ручку двери.
– Правда, иди по своим делам.
Септембер порылась в сумочке и достала маленький флакончик «Сентябрьского дождя» – духов, которые она заказывала себе постоянно.
– На, возьми на удачу. Мужчины от этого запаха балдеют.
– Спасибо.
Татьяна улыбнулась, но улыбка получилась не совсем искренней. Ей не хватило духу сказать подруге правду: ее «волшебные духи» пахнут, как полироль для мебели. Более того, в Голливуде ее духи в шутку называли «Сентябрьская отрава», это название возникло после того, как одна юная модель отбилась с их помощью от хулигана.
Септембер ушла. Оставшись наедине со своими проблемами, Татьяна достала мобильный и набрала номер Джереми. Трубку взяла его стервозная секретарша.
– Это Татьяна Фокс. Мне нужен Джереми, дело очень срочное.
Недовольный вздох.
– Какого рода у вас к нему дело? Он больше не представляет ваши интересы.
Татьяна знала, как себя вести. Грубостью в Голливуде ничего не добьешься. Зато если будешь вести себя как сумасшедшая, тебе обеспечено полное внимание.
– Я сижу в своем номере с полным флаконом таблеток в руке.
Через считанные мгновения в трубке раздался голос Джереми:
– Татьяна, ты где?
– В Каннах.
– С какой стати?
– Меня уговорила поехать Септембер Мур. Здесь Дэвид Уолш.
– То есть моего делового совета ты не послушалась, но послушалась Септембер Мур? Наверное, тебе все‑таки стоит проглотить эти таблетки.
– Джереми, постой, нет у меня никаких таблеток! Ну, вернее, есть транквилизатор, есть пилюли от депрессии и снотворное, но все это у меня в косметичке, а не в руке. Я сказала про таблетки только потому, что иначе ты бы не подошел к телефону.
– Надеюсь, у тебя есть веская причина так себя вести.
– Я решила согласиться на роль в пятой серии «Женщина‑полицейский под прикрытием». Мне нужна работа, мой муж…
– Поздно, на эту роль уже взяли Тори Валентайн. Татьяну бросило в жар. Тори на самом деле двадцать с чем‑то, раньше она входила в группу болельщиц «Далласских ковбоев» и по случайному совпадению (а как же иначе?) ее агентом тоже был Джереми. Хуже всего то, что она ужасная актриса, настолько плохая, что ее даже не пригласили сниматься в продолжении фильма «Резня в женском общежитии». И это при том, что ее героиня была единственной, к финалу оставшейся в живых!
– Тори Валентайн?
– Ты прекрасно расслышала с первого раза.
– Ты что, спишь с ней? Уверена, ты только и ждал, когда представится случай украсть у меня роль! Но послушай, есть только одна женшина‑полицейский, и это, черт побери, я!
– Мне очень жаль. Сценарий уже переписан, твою героиню убивают в первом эпизоде.
– Что‑о?
– Тори играет твою младшую сестру, которая только что окончила полицейскую академию. Она находит твой труп в мусорном контейнере.
Труп в мусорном контейнере. Неужели в этом фильме все как в жизни?
– И нечего так кипятиться, – проворчал Джереми, – я не трахаю Тори. Ты что, забыла, что я гей?
– Мне надо было познакомить тебя с моим мужем. Он тоже гей, поэтому он меня и бросил.
– Правда? – оживился Джереми. – Он сексуальный? Татьяна чуть не бросила трубку. Сначала Септембер, потом Джереми – общение с этими двумя кого угодно доведет до ручки.
– Джереми, в моей жизни все перевернулось вверх тормашками, мне нужна работа. Я готова сниматься даже в фильме про чудовищ. Только если чудовище не будет утаскивать меня под воду. Я знаю одну актрису, которая чуть не утонула на съемках «Возвращения болотного чудовища».
Возникшая пауза была очень многозначительной.
– Послушай, может, хватит? Татьяна, посмотри наконец правде в глаза и признай, что для роли секс‑бомбы ты уже несколько старовата, а для характерных ролей у тебя не хватает таланта.
Некоторое время Татьяна сидела неподвижно и обдумывала слова Джереми. Перед ее мысленным взором проплывали годы – больше десяти лет – борьбы за существование. Она рано бросила колледж, чтобы уехать в Европу работать моделью. Там она зарабатывала вполне прилично, но ей надоело, что к ней постоянно приставали итальянские плейбои. Потом был переезд в Лос‑Анджелес. Снова работа моделью. Дурацкая школа актерского мастерства, где один из преподавателей дал ей задание лечь на пол и изобразить кусок жарящегося бекона. Потом несколько ролей в эпизодах и участие в массовках в фильмах и телевизионных постановках. Самым большим достижением была роль с текстом в рекламном ролике «Тойоты». И вот наконец ей представилась возможность сыграть главную роль, пусть даже это был фильм «Женщина‑полицейский под прикрытием». После этой роли она получила предложение сняться для «Плейбоя». Считалось, что это очень поможет ее карьере. Не помогло. Однако она заработала достаточно, чтобы внести первый взнос за дом – неплохой гонорар за один день работы, тем более что от нее потребовалось всего лишь позагорать топлес и принять несколько гимнастических поз на крыше небоскреба.
На всем этом пути рядом был Джереми, но он с первого дня обращался с ней пренебрежительно. Не перезванивал ей, когда она просила, отменял встречи в последнюю минуту, а если он все‑таки назначал ей встречу, то заставлял подолгу ждать в приемной. И так год за годом, унижение за унижением. Такое отношение постепенно подрывало Татьянину уверенность в себе.
Но какая‑то толика – самая малость – этой уверенности все‑таки сохранилась, и сейчас Татьяне пришлось копнуть поглубже, чтобы добраться до этих остатков. Она почувствовала прилив энергии, злость придала ей мега‑вольтный заряд решимости.
– Вот что, Джереми, – сказала она, – слушай меня очень внимательно. Настанет день, когда ты очень сильно пожалеешь, что бросил меня.
Джереми засмеялся.
– Назови мне хотя бы одну причину, по которой я мог бы об этом пожалеть.
– Причину? Пожалуйста. Я добьюсь успеха, сукин ты сын, обязательно добьюсь! И это будет настоящий успех.
Глава 2
Австралия, Сидней, отель «Дабл‑ю»
– Чувак на меня запал… трахал всю ночь как сумасшедший…
Джек нехотя открыл глаза.
– Я? Устала? Да я просто супер!
Джек приподнялся на локте.
– Он из меня всю ночь не вылезал. Теперь я могу съесть лошадь и гоняться за жокеем.
Джек попытался собраться с мыслями и вспомнить, что происходило на протяжении последних нескольких часов.
Он ехал в лимузине от аэропорта до отеля. Гулял по набережной, которая называется Вулумулу. Пил с другом, спортивным журналистом. Заглянул на вечеринку в «Парк‑ройял». Отчаянно флиртовал с сексапильной барменшей по имени Дэнни. Потом был подъем на лифте со стеклянными стенами, лифт тогда чуть не раскалился от его похоти. Потом он заказал в номер шампанское. А теперь настало утро.
– Ну‑у, я не знаю… хо‑хо… Ладно, пока.
Она повесила трубку, повернулась и с удивлением обнаружила, что он проснулся.
– Привет. Не хочешь брекки?
Девушка говорила с сильным австралийским акцентом, да еще и на местном жаргоне, Джек не понимал ни слова. Но он знал язык, на котором они оба изъяснялись свободно, его‑то он и использовал: улыбнулся и потянулся к девушке, чтобы поцеловать. Дэнни отпрянула и прикрыла рот рукой.
– У меня изо рта воняет, как под мышками у аборигена.
Джек не знал, как пахнет от аборигена, но догадывался, что не мятным «Пепсодентом». Девушка расплылась в улыбке.
– Прямо не верится, что я переспала с самим Джеком Торпом. Ты клевый чувак.
– Ага! – Джек провел ладонью по ее гладкой гибкой руке от плеча вниз. – Все девушки так говорят.
– Мы оба были просто в отпаде. Я до сих пор балдею. Она встала и не спеша побрела нагишом в ванную, мысль прикрыться ей, по‑видимому, не пришла в голову. Джек впервые обратил внимание, что у нее есть татуировка – фигурка девочки из популярного мультика. Татуировка располагалась над самой ложбинкой между ягодицами и смотрелась очень сексуально.
– У меня такое чувство, будто я улетела с эльфами.
– А у меня – как будто я проснулся в Уагадугу, – пробормотал Джек, потягиваясь и вздыхая. Он умирал с голоду.
– У меня в глазах – как у аборигена в заднице.
Джек застонал: «Кто‑нибудь, включите субтитры!» У него даже мелькнула мысль, не позвонить ли портье, чтобы прислали переводчика. Самое удивительное, что он сам родился в Австралии, в Дарлингхерстс, фешенебельном районе Сиднея, но австралийцем он был только по документам. Колоритные, грубоватые, по‑своему выразительные идиомы отличали речь местных жителей от остального англоговорящего мира. Джек, несомненно, принадлежал к последнему, поскольку еще ребенком, в четыре года, он переехал с родителями в Лейтонстоун, восточный пригород Лондона.
Начало его пути, как, впрочем, многих жизненных путей, было вполне обычным, мама – парикмахер и папа – слесарь‑газопроводчик представить себе не могли, что ждет его впереди. Началось все в том году, когда они переехали в Чингфорд, что в графстве Эссекс. Как все семилетние мальчишки, Джек был помешан на футболе. Более того, он был прирожденным футболистом. На практике это означало многочасовые тренировки в Чейз‑Лейн‑Парке, на которых он до глубокой темноты постигал мастерство передач и ударов по воротам, учился подавать угловые и выводить мяч из игры. После тренировки он бежал домой и, до того как лечь спать, во дворе оттачивал технику владения мячом.
К тому времени, когда Джек дорос до старших классов, его будущее было уже ясно. Его можно было часто увидеть с мячом под мышкой, но очень редко – со стопкой книг. В четырнадцать он подписал юниорский контракт, чтобы играть в «Манчестер юнайтед».
Через два года, сразу после окончания школы, Джек собирался стать профессиональным футболистом. Родители поначалу были против его планов, но потом менеджер команды побывал у них в гостях, побеседовал с ними, и они смирились. Джек до сих пор помнил, как красноречив был Терри Харрисон, уговаривая его родителей: «У Джека есть все, что нужно хорошему футболисту: вера в свои силы, техничность и внутреннее спокойствие. Это три главных качества, общие для всех лучших спортсменов. Когда‑нибудь он станет звездой, так что отпустите его, но держите на коротком поводке».
В футболе важны дисциплина и командный дух, поэтому с шестнадцати лет Терри держал Джека в ежовых рукавицах, не давая ему возможности ни взбунтоваться, ни выделиться из общей массы. Хозяйка пансиона, миссис Конран – крепкая, как бык, и суровая, как сержант строевой службы, – шутить не любила, и под ее строгим надзором Джек только и знал что бесконечные тренировки и полный отбой в десять ноль‑ноль.
Но не за всеми молодыми игроками «Юнайтед» Терри установил такой же бдительный надзор. Джек видел, что другие парни его возраста часто бывают в пабах и на дискотеках, курят и вовсю используют свой статус профессионального футболиста, чтобы кадрить девчонок и проникать на закрытые вечеринки для особо важных персон. Но Джек из‑за этого не переживал. Он предпочитал прихватить сетку мячей, выйти на поле и оттачивать до совершенства мастерство штрафного и свободного ударов. Он нацелился на главный приз, и спустя годы приз ему достался.
Казалось, он прославился за одну ночь. Все спортивные газеты Британии обошла фотография: Бельгия, чемпионат «Евро‑2000», матч с португальцами, Джек ведет мяч с неистовством молодого льва, его атлетическая фигура излучает агрессию, светлые волосы развеваются на ветру, лицо выражает решимость добыть своей команде и своей стране победу. Заголовок – простой и ясный: «Джек в атаке».
С того утра все изменилось. Титулы и почести посыпались как из рога изобилия. Звание чемпиона высшей лиги, титул самого ценного игрока Лиги чемпионов, награда «Молодой игрок года», присужденная футбольной ассоциацией, и, наконец, долгожданная победа в чемпионате мира по футболу. Бутсы Джека были проданы на аукционе «Кристиз» за баснословную сумму, футболки с его автографом хранили как самую большую драгоценность, фанаты и коллекционеры рылись в мусорных баках за салоном парикмахера, у которого стригся Джек, чтобы раздобыть прядь его волос и потом приклеить в свой альбом или продать через Интернет. Это было всеобщее помешательство.
Корреспонденты модных журналов и репортеры «желтой» прессы стали следить за каждым движением звезды футбола. Джека фотографировали, когда он появлялся в городе. Его пристрастие к футболкам с подростковыми надписями – «Солдат Джи‑Ай», «Сейлор Мун», «Супермен» и даже «Привет, Китти» – было объявлено проявлением блестящей иронии. Самые модные дизайнеры регулярно присылали ему одежду совершенно бесплатно. Журнал «Джи‑кью» по итогам опроса провозгласил его самым стильным мужчиной года. Фотографы повсюду следовали за Джеком по пятам.
За славой пришли деньги. Когда настало время возобновлять контракт, агент Джека проявил чудеса упрямства и цепкости, и в результате Джек стал самым высокооплачиваемым игроком лиги. Посыпались предложения о спонсорстве, на каждом шагу перед Джеком открывались коммерческие возможности. В продажу поступила линия одежды «Джек в атаке» – поступила и тут же была сметена с полок. Плакаты с портретом Джека Торпа печатались огромными тиражами. Ими были оклеены автобусы и комнаты поклонников, мальчишки его боготворили, девчонки впадали от него в экстаз.
Все это сумасшествие повлияло и на игру Джека. Чтобы подхлестнуть восторги толпы, Джек стал выполнять эффектные пасы, рассчитанные на публику, и так называемые голливудские передачи. Фанаты ревели от восторга так, что трибуны дрожали.
«Джек в атаке! Джек в атаке!» Крики болельщиков грохотали, как гром, то нарастая, то спадая. Джек от этого пьянел, как от наркотика.
Вне футбольного поля он тоже пустился во все тяжкие. Он стал встречаться с известными женщинами, молодые красотки сменяли в его постели одна другую: одна фотомодель бросила ради Джека рок‑звезду, дочка строительного магната хотела немедленно выйти за Джека замуж, звезда телесериала пыталась привязать его к себе.
Терри Харрисона все это откровенно бесило. Однажды его прорвало:
– Ты хоть знаешь, сколько спортивных карьер оборвалось у меня на глазах? Девчонки, выпивка, позерство – эта дорожка ведет прямиком на свалку. Перестань вести себя как пацан и будь наконец мужчиной!
Лекция на Джека не подействовала. Да и не могла подействовать, слова в таких случаях не помогают. Что могло бы подействовать, так это хороший пинок под зад. И Джек его получил – в следующем матче против Аргентины. На Джека налетел один из защитников, Джек упал, и в процессе падения его колено вывернулось под неестественным углом. Он услышал жуткий треск, от которого мороз прошел по коже, и почувствовал такую сильную боль, что у него перед глазами поплыл красный туман. Он упал как подкошенный и не мог пошевелиться. Другой игрок, не зная, что Джек травмирован, наклонился и дернул его за волосы. Трудно сказать, была ли то просто глупая шутка или что похуже, но жест привел Джека в ярость, и он подсек шутника здоровой ногой. На трибунах раздался вой и свист. Джек, который от боли ничего не соображал, показал публике непристойный жест, подняв средний палец. В конце концов англичане проиграли матч по пенальти. На этом закончилась непрерывная цепь их побед в чемпионатах мира.
Джеку требовалась срочная операция на колене. Это означало, что лечение и последующая реабилитация займут несколько месяцев и что с футболом, во всяком случае, профессиональным, он должен навсегда распрощаться. В двадцать шесть лет его карьера была окончена. Он чувствовал себя очень странно. Одиннадцать лет Джек прожил в замкнутом мире, у него было очень мало возможностей общаться с людьми за пределами футбольной среды, а те немногие, с кем он все‑таки общался, были либо временными партнершами на одну или несколько ночей, либо ложными друзьями, которых привлекал в Джеке только его звездный статус.
Построить новую жизнь, вне футбола, оказалось нелегко, но со временем Джек стал видеть в новом существовании и светлые стороны. Сознание, что финансово он обеспечен на всю жизнь, давало ему ощущение свободы и уверенности, а приглашение Би‑би‑си стать со‑ведущим спортивного тележурнала приятно согревало его самолюбие.
Джек заметил, что на телефоне, стоящем на тумбочке возле кровати, мигает лампочка. Может быть, это Хью звонит сообщить приятную новость о предложении Би‑би‑си?
– Надеюсь, дружище, ты выбил мне выгодные условия, – сказал Джек вместо «алло».
– Мистер Торп?
Это был не Хью. Джек натянул на себя простыню и рассмеялся:
– Простите, ошибся.
– Мистер Тори, это звонят со стойки портье. Кредитная карточка, которую вы предъявили, не проходит. Мы оставили вам несколько сообщений…
Джек отбросил простыню:
– Я вчера почти не был в номере. – У Джека появилось очень неприятное предчувствие. – Я сейчас же позвоню моему менеджеру и попытаюсь разобраться, в чем дело.
– Спасибо, сэр, мы будем очень признательны, если вы решите этот вопрос как можно быстрее.
Джек опустил трубку, совершенно ошеломленный. Кредитная карточка не проходит? Он никогда не интересовался, сколько денег поступает на его счет и сколько уходит, все счета, будь то деловые или личные, поступали прямиком к Хью Холивеллу. С того дня, когда Джеку исполнилось шестнадцать и он перешел в профессионалы, Хью занимался за него всеми финансовыми вопросами, начиная от инвестиций и заканчивая уплатой штрафов за превышение скорости.
Джек набрал номер Хью. Телефон звонил, звонил и звонил – Джек насчитал одиннадцать гудков и удивился, что автоответчик не включается. Неприятное предчувствие окрепло. Наконец кто‑то все‑таки взял трубку и еле слышно пробормотал заплетающимся языком: «Слушаю».
– Хью?
– Джек! – Хью ответил чересчур быстро, и его ответ прозвучал слишком уж жизнерадостно. Что‑то определенно было не так. – Ты где?
– В Австралии. С неплатежеспособной кредитной карточкой. Что происходит?
В трубке повисло долгое молчание, затем послышался приглушенный всхлип. А потом – протяжный стон. Джек не верил своим ушам.
– Хью, в чем дело?
– Кто там на трубе? – спросила Дэнни.
Она вышла из ванной нагишом, на ходу вытирая голову полотенцем. Джек жестом велел ей не мешать.
– Хью, поговори со мной, расскажи, что случилось, может, все еще не так плохо? Что‑нибудь с Викторией? С детьми?
– Джек, я испортил все, – захныкал Хью.
– Моя подруга Дезире дает барби,[4] – сказала Дэнни. – Сейчас они небось посасывают пивко. Я как огурчик, а ты?
Джек закрыл трубку ладонью.
– Заткнись! Не видишь, что я разговариваю по телефону? И ради Бога, научись нормально говорить по‑английски!
– Не гони на меня! – огрызнулась Дэнни. – Я разозлюсь!
– У меня серьезный разговор.
Джек понизил голос, но он знал, что раздражение написано у него на лице и прямо‑таки горит во взгляде.
– Ну и черт с тобой, тогда я сматываюсь.
Дэнни надулась и стала собирать разбросанную по комнате одежду. Джек даже не посмотрел на нее.
– Хью, я здесь. Расскажи толком, что стряслось?
– Все пропало.
В надтреснутом голосе Хью сквозила безнадежность.
– Что пропало?
– Твои деньги, мой бизнес – все. Все пропало.
У Джека екнуло сердце и неприятно засосало под ложечкой.
– Минутку, минутку, ты говоришь, мои деньги?
– Джек, я облажался.
– Это я уже понял, дружище, с этого места давай поподробнее.
– Есть такая пирамида, называется «Проект Кассандры», я вложил в нее деньги на первом этапе и всего за несколько месяцев получил двадцать пять процентов прибыли. Второй…
– Постой! – перебил Джек. Название «Проект Кассандры» показалось ему знакомым, что‑то он о нем уже слышал. Он попытался вспомнить, где и что именно. И тут его осенило: статьи, которые наводнили лондонские газеты! Инвестиционный проект, который с треском провалился. Писали, что один мужчина, потерявший все, бросился с крыши «Ллойде билдинг». Но это было уже несколько дней назад.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что рисковал моими… Хью стал возбужденно объяснять:
– Потом запустили вторую фазу, они обещали прибыль тридцать процентов, и я…
Джек закрыл глаза.
– Хью, сколько я потерял? Молчание.
– Сколько, Хью? – Голос Джека стал ниже на целую октаву.
– Все.
Джек мысленно обозвал себя последним дураком, надо же было доверить собственное будущее Хью! А все потому, что самому было лень заниматься делами. Это еще мать не слышала, она вечно его пилила: «Уж очень ты доверяешь этому своему менеджеру. Он же тебе не родственник, не забывай об этом». Мать как в воду глядела, но Джек год за годом пропускал ее слова мимо ушей.
– Ты же не хочешь сказать, что потерял абсолютно все? – сказал Джек.
Хью вздохнул глубоко‑глубоко.
– Все, Джек, я серьезно.
– А мое пособие?
– Пропало.
– Мои пенсионные накопления?
– Пропали.
Джека бросило в пот. Ладно, по крайней мере у него есть дом. Квартира в здании бывшего склада, в модном районе на южном берегу Темзы, недалеко от Тауэрского моста, была его священным убежищем. На мгновение он представил себе самое худшее… «Нет, не может быть, Хью не мог спустить и мою квартиру».
– А моя квартира? – Голос Джека дрогнул.
– Пропала. И машина тоже.
Хью заплакал. Джеку стало плохо, у него возникло ощущение, что его вот‑вот вырвет. По‑настоящему, в самом прямом смысле. Его «БМВ зет‑8», его краса и гордость, шикарная суперскоростная машина. Джек так любил свою малышку, что даже порвал с одной девушкой только из‑за того, что она пролила на переднее сиденье кофе.
Хью заревел в голос.
– Хватит! – рявкнул Джек. – Это я должен плакать, но я слишком зол для этого. Черт! Как ты мог поставить на карту все, что у меня есть? Кто дал тебе такое право?
– Ты.
– О… – Джек задумался. – Я в этом ни черта не смыслю, я всего лишь тупой спортсмен.
– Прости, Джек, ты не представляешь, как мне жаль, что так получилось. Если тебе от этого станет легче, знай: я тоже все потерял. Виктория от меня ушла, дети со мной не разговаривают.
– Да уж, мне от этого легче. – «Но мне‑то что теперь делать? Кроме футбола, я ни в чем ни черта не смыслю».
Дэнни собрала наконец одежду и прижала к себе.
– Похоже, тебе дали под зад? Хреново!
Она пренебрежительно усмехнулась и пошла к двери.
– Не уходи! – взмолился Джек. – Я услышал плохую новость, мне бы сейчас заняться сексом, чтобы подсластить пилюлю. Я только что потерял все, что у меня было.
– Чё за ботва?
Что это значило, Джек понятия не имел. Но, судя по хмурой физиономии Дэнни, это не были слова поддержки.
– Какой дронго кладет все яйца в одну корзину?
– Мой менеджер.
Дэнни покачала головой:
– Вот придурок!
И ушла, громко хлопнув дверью. Джека охватило отчаяние.
– Хью, я застрял в этом чертовом отеле, мне нужны деньги. Черт, мне нужна работа! – В его сердце затрепетал крохотный огонек надежды. – А как дела с контрактом с Би‑би‑си?
– Контракт сорвался. Дирекция не может тебе простить, что в той последней игре ты показал палец публике.
– Они что, не понимают, что я ничего не соображал от дикой боли? Я тогда только что сломал колено!
– Ничего не поделаешь, картинка попала в газеты и перевесила все мои объяснения.
– А что с моими вещами?
– Все имущество арестовано. Возникли проблемы с налогами на прибыль с доходов от первой фазы.
Джек молил Бога, чтобы все это оказалось розыгрышем, чтобы Хью с мобильным в руке вошел в номер вместе со съемочной группой какого‑нибудь идиотского реалити‑шоу. Посмеяться ведь все любят. Такое не могло происходить на самом деле. Но происходило.
Он остался без дома.
Без машины.
Без работы.
– У меня есть друг в Лос‑Анджелесе, – сказал Хью, – его зовут Дэвид Уолш, он кинопродюсер. Я с ним поговорил, он обещал устроить тебе прослушивание на роль в новом фильме Грега Тэппера. Ты получишь кое‑какие деньги и карточку Гильдии актеров кино.
– Хью, не знаю, надо ли сообщать тебе об этом официально, но ты уволен.
Глава 3
– У меня две новости, плохая и очень плохая. Энрике выбрал для этого сообщения момент, когда они с Татьяной ждали в аэропорту выдачи багажа.
Татьяна ничего не сказала, она просто внимательно смотрела на багажный конвейер. Ее чемодан от Луи Вюиттона, зажатый между потрепанным баулом и комплектом клюшек для гольфа, ехал к ней, но очень медленно.
– Ты слышала, что я сказал?
– Если у тебя нет хороших новостей, заткнись.
– Ладно. Тори Валентайн попала под внедорожник.
– Правда?
Может, это знак судьбы? В том смысле, что после нее никому не суждено добиться успеха в фильмах «Женщина‑полицейский под прикрытием». На какое‑то мгновение Татьяна воспарила от счастья, но потом также быстро одернула себя и даже пережила несколько мгновений самобичевания. Как можно радоваться таким новостям? Тори ни в чем не виновата. Бедная девочка, она даже не знает, как называется столица штата, а после фильма «Перл‑Харбор» она на полном серьезе решила, что Бен Аффлек участвовал во Второй мировой войне.
«Позор на мою голову! Эх, если бы внедорожник переехал Джереми и под колеса заодно попали бы Добсоны…»
– Я пошутил, – сказал Энрике, – ты ведь поняла? – Он смерил оценивающим взглядом проходившую мимо девушку, которая как две капли воды походила на Пенелопу Крус. – Но с Муки она правда порвала. Они жутко разругались, я сам видел, дело происходило в баре «Дип».
Муки был ударником в популярной рок‑группе «Суицид хотлайн». Он был с головы до ног покрыт татуировками, весь в пирсинге – дырок в нем было пробито больше, чем в подушечке для иголок, – и хронически не в ладах с полицией. Но зато у него был этот громадный инструмент (десять дюймов, если верить некоторым), поэтому женщины к нему просто липли и не отлипали, как приклеенные суперклеем.
Наконец Татьянин «Луи Вюиттон» оказался в пределах досягаемости. Она показала на него пальцем.
Энрике поднял ее чемодан с заметным трудом. Татьяна подумала, что для накачанного парня, который целыми днями пропадает в тренажерном зале, он не такой уж сильный.
– Что у тебя там? – спросил он отдуваясь. Татьяна закатила глаза:
– Ну уж не полный комплект томов энциклопедии. Тоже мне, Геркулес.
Она протянула руку и взяла у Энрике чемодан без особых усилий. Татьяна даже сама удивилась. Должно быть, внезапное превращение в мать‑одиночку сделало ее суперженщиной. В последнее время она стала внимательнее присматриваться к женщинам, у которых есть маленькие дети, и порой поражалась, какую тяжесть они способны поднять. Сами дети, детские автокресла, мешки с подгузниками, штук пятнадцать магазинных пакетов с покупками – Арнольду Шварценеггеру до них далеко. Ему бы для такой работы потребовался дублер.
Как водится, Энрике припарковал джип в неположенном месте. И, как и следовало ожидать, под «дворник» была подсунута квитанция на штраф.
– Черт!
Татьяна бросила на Энрике уничтожающий взгляд. Схлопотать штраф для него было обычным делом, примерно как для порнозвезды – подхватить гепатит. Как‑то раз Татьяне даже пришлось вызволять его из тюрьмы. Эта процедура заняла несколько часов, и в результате она пропустила прослушивание на съемки в рекламе мятной жвачки. Иногда ее личный помощник, вместо того чтобы облегчать и упрощать ей жизнь, наоборот, усложняет ее. Но Энрике был обаяшкой и очень хорошо смотрелся, такого приятно иметь рядом с собой (представьте себе Рики Мартина, только еще сексапильнее), поэтому она его не увольняла.
