– Так вот он, этот гений! – сказала леди Хаммергеллоу, обернулась и посмотрела на него в позолоченный лорнет, который всегда держала в своей морщинистой, трясущейся руке. – Сумасшедший? Что‑то непохоже. Лицо у бедняжки красивое. Жалко, надо было с ним поговорить.
Она тем не менее заехала к Викарию, чтобы лично расспросить его про новость. Разноречивые отчеты мисс Флумп, мисс Финч, миссис Мендхем, Крумпа и миссис Джехорем совсем сбили ее с толку. Окончательно затравленный, Викарий старался, как мог, объяснить ей в трубку, что произошло на самом деле. Он не упомянул о крыльях и шафрановой ризе. Но все же он чувствовал всю безнадежность положения. Своего протеже он называл «мистером» Ангелом. А сам бросал жалобные реплики в сторону своего зимородка. Старая дама заметила его замешательство. Ее чудная старческая голова дергалась взад и вперед, трубка вдруг тыкалась в его лицо, когда он вовсе и не собирался говорить, а потом сощуренные глазки жадно впивались в него, забыв про объяснения, сходившие в это время с его губ, охи да ахи невпопад. Но кое‑что она, несомненно, разобрала.
– Вы пригласили его погостить на неопределенный срок? – сказала леди Хаммергеллоу в то время, как великая мысль быстро принимала в ее уме отчетливую форму.
– Да, я совершил… может быть, по оплошности, такую… такую…
– И вы не знаете, откуда он?
– Не знаю совершенно.
– И я полагаю, не знаете, кто его отец? – таинственно добавила леди Хаммергеллоу.
– Не знаю, – сказал Викарий.
– Но‑но! – сказала шаловливо леди Хаммергеллоу и, поднеся к глазам лорнет, вдруг ткнула Викария трубкой в бок.
– Моя дорогая леди Хаммергеллоу!
– Я так и предполагала. Не подумайте, что я буду вас винить, мистер Хильер. – Она засмеялась самодовольным циничным смешком. – Мир есть мир, мужчина есть мужчина. И бедный мальчик – калека, да? Это в своем роде кара. Я еще утром заметила… Мне это напомнило «Алую Букву» Готорна. Мать, как я понимаю, умерла. Это, пожалуй, к лучшему. Нет, в самом деле, я женщина широких взглядов – я вас уважаю за то, что он у вас есть. В самом деле уважаю.
– Что вы, леди Хаммергеллоу!
– Не отрицайте, вы только все испортите. Для женщины, знающей свет, здесь все совершенно ясно. Ах, эта миссис Мендхем! Она мне смешна со своими подозрениями. Какая дикая мысль… для жены священника! Но это случилось, надеюсь, до того, как вы приняли сан?
– Леди Хаммергеллоу, вы ошибаетесь. Поверьте мне.
– Мистер Хильер, ни слова! Я знаю. Говорите, что вам угодно, вы ни на йоту не измените моего мнения. И не пытайтесь. Я и не подозревала, что вы такой интересный мужчина!
– Но это подозрение невыносимо.
– Мы станем вместе помогать ему, мистер Хильер. Можете на меня положиться. Это необычайно романтично. – Она источала благоволение.
– Но, леди Хаммергеллоу, вы должны меня выслушать!
Она решительно отняла от уха трубку и, прижав ее к груди, затрясла головой.
– Я слышала, Викарий, у него большой музыкальный талант?
– Заверяю вас самым торжественным образом…
– Я так и думала. И будучи притом калекой…
– Вы введены в жесточайшее…
– Я подумала, что если он в самом деле так одарен, как говорит эта Джехорем…
– Это – самое несправедливое подозрение, какое только падало когда‑либо на человека!
– Впрочем, я всегда была невысокого мнения о ее уме.
– Как можно в моем положении! И разве мое доброе имя так мало весит?
– Пожалуй, можно будет испробовать его в качестве исполнителя.
– Разве я… (А что толку?.. Провались оно все!)
– Итак, дорогой Викарий, предлагаю: предоставим ему возможность показать нам, на что он способен. Я все обдумала, пока ехала сюда. В ближайший вторник я устрою у себя небольшой прием – для людей с хорошим вкусом, и пусть он придет со скрипкой. Так? И если пройдет удачно, я посмотрю, не смогу ли я ввести его и в другие дома, и мы, что называется, станем его продвигать.
– Но леди… леди Хаммергеллоу!
– Ни слова больше! – отрезала леди Хаммергеллоу, все еще решительно прижимая трубку к груди и стиснув в руке лорнет. – Я, право, больше не могу – лошади застоялись. Кетлер так не любит, когда я их заставляю слишком долго стоять. Ему, бедному, очень скучно бывает ждать, если нет поблизости кабака. – Она направилась к дверям.
– Черт возьми! – сказал Викарий вполголоса. Он еще ни разу не произнес этих слов с того часа, как принял сан. Судите по этому, в какое расстройство может привести человека появление в его доме ангела.
Он стоял под верандой и следил, как отъезжала карета. Казалось, мир вокруг разваливается на куски. Неужели он напрасно тридцать с лишним лет вел добродетельную, целомудренную жизнь? Подумать только, на какие вещи считают его способным эти люди! Он стоял и смотрел на зеленую ниву напротив, на разбросанную по склону холма деревню. Они казались достаточно реальными. И все‑таки – впервые в жизни – у него явилось странное сомнение в их реальности. Он почесал подбородок, повернулся и медленно поднялся по лестнице в свою гардеробную и долгое время сидел, не сводя глаз с какой‑то желтой ткани.
– «Знаю ли я, кто его отец»! – сказал он. – А он, бессмертный, он парил в своем небе, когда наши предки были еще сумчатыми… Хотелось бы, чтобы сейчас он был рядом.
Он встал и пощупал ризу.
– Интересно, откуда у них берутся такие вещи, – сказал Викарий. Потом подошел к окну и стал смотреть. – Мне думается, все на свете чудо, даже восход и закат солнца. Мне думается, нет ее, несокрушимой основы всякой веры. Но есть у человека некий установленный порядок принятия всего сущего. И вот он нарушен. Я как будто пробуждаюсь для невидимого. Какая‑то из странных странная неуверенность. Никогда со дней моей юности я не чувствовал себя таким смятенным, внутренне неустроенным.
