Нравственный Закон и волшебная сказка 16 страница

Когда общее психическое поле сформировалось, хоровод прекращается. Появляется большой ковш с пивом, которых ходит по кругу, обязательно по солнцу, и каждый говорит какие хочет слова, и отпивает из него сколько хочет. Если в хороводе оказывается более тридцати человек, то это дело может затянуться и общее психическое поле разорвется. Но если участников не много, то это закрепляет общую атмосферу праздника и она сохраняется надолго, и на весь день, и может сохраниться и на последующие дни, когда праздник давно кончился.

После этого общего для многих праздников начала, читается молитва — славление Матери — Земли и бога Велеса за урожай. Каждое законченное утверждение или пожелание отмечалось звоном и ударом в бубен.

К стоящему неподалеку, отдельному дубу, в дар Велесу подносился сноп колосьев, перевязанный лентой, и к нему же прикладывались вареные яйца. Велеса просят принять дары. После праздника, они так и должны остаться лежать у этого дуба.

Наконец, все идут к трапезе. Во время еды поминаются боги и предки, в честь них подымаются ковши. Просто ведется самый обыденный разговор на обычные бытовые темы.

Надо сказать, что не все бытовые темы в такое время приемлемы. Очень вредно, например, обсуждать вопросы современной техники, экономики, политики. Не должно появляться чуждых празднику эмоций. Поэтому иногда жрецы вмешиваются в разговор и прекращают его. Люди стоят плотно у костра, и инородная речь легко разрушает образ вершимой мистерии, а пока он пребывает среди людей — его должно почитать как благо.

Плотно никто не наедается и не напивается. Подходят какие-то гуляющие по парку молодые люди. Их приглашают к столу и начинают расспрашивать о жизни, начинают объяснять языческую идею.

5. Отдохнув и поев, один из ведущих жрецов, начинает заводить народ на продолжение действия. Для этого нужно найти какой-то предлог, который обычно появляется по ходу дела. Как правило, сперва жрец начинает сам медленно ходить с бубном вокруг и костра и стола и обходит всех сидящих, а потом начинает понемногу подымать тех, кто сам не встает. Когда все подняты, (и случайные гости тоже), все вновь начинают ходить вокруг костра. Здесь другой жрец начинает петь песни. Опять же он пропевает первую строку, а все ее повторяют. Так исполняется несколько песен. Все ходят, взявшись за руки. После этого круг размыкается и все начинают ходить, индивидуально играя на инструментах, издавая звуки и не особенно слушая друг друга. Обычно, все начинают подстраиваться под общий ритм. Как только круг размыкается, кто-то уходит из него. Часть людей располагаются вне круга и предаются так называемому вертимому плясанию. Это вращение вокруг своей оси с хлопаньем в ладоши, если нет инструмента. Продолжается это до усталости, потом стихийно прекращается. Наступили сумерки.

После этого полагается организовать игры и состязания, в частности борьбу. Это может продолжаться час или два. Нынче все завершается борьбой двух участников. Праздник медленно затухает. Темно. Все собираются у стола, доедают и допивают. Кому-то надо срочно на уходящий транспорт. В темноте идет сбор ритуальных вещей. Все расходятся в течение полутора часов.

Всего на празднике было шестнадцать человек. Из них пятеро — женщины, трое ведущих жрецов, и три человека были на празднике впервые. Половина людей — постоянные участники всех мероприятий.

Другие общины проводят праздники несколько иначе. Но и там просматриваются основные компоненты: Зачин, костер, обращение к богам, жертвоприношение, трапеза, игры.

 

 

Глава VI

Вокруг Руси

 

Понять славянское язычество невозможно без той сравнительной работы, основу которой заложил А.Н. Афанасьев в своих «Поэтических воззрениях...». Суть ее в том, что индоевропейское язычество имеет единое духовное начало, а потому, изучение верований и обычаев, окружающих Русь народов, позволяет нам правильно понять и восполнить недостающие пробелы в своей древней культуре, и не сделать чужих ошибок.

Западные этнографические школы не стоят на такой позиции, и категорически отвергают свое языческое родство со славянским миром. Мы же полагаем, что если у соседних нам народов оказываются общие культовые черты, то, значит, их можно ожидать и в русском язычестве. В нашем обзоре мы начнем с разбора идей античного мира. А потом обогнем Русь по часовой стрелке, не привязывая себя к какому-то историческому моменту времени, но собирая и рассматривая все то, что сохранили нам нужного или важного различные эпохи. Такой осмотр наших границ, конечно, будет не полным, но достаточным, чтобы представить наше истинное место в «третьем поясе мудрости».

 

 

Вера античной Греции

 

1. Не будем перечислять всех греческих богов, чего, по правде говоря, мы и сделать не можем. Не будем говорить и о мифах древней Греции, которые считаются всем хорошо известными. Еще раз обратим внимание на то, что никто из нас не чувствует за этими мифами языческой веры, поскольку не может глубоко вжиться в них и воспринять их эмоциями.

С одной стороны, это связанно с тем, что поданные нам «мифы Древней Греции», настолько стилизованны европейской культурой, что едва ли через них можно прочувствовать историческую античность и ее веру. Сама античная вера проявлялась по — разному в разные времена. Здесь мы остановимся на ее понимании древними греками в эпоху своего расцвета — в пятом веке до н.э. При этом мы будем опираться на книгу профессора Ф.Ф. Зелинского, который аргументировано отстаивал гуманистичность и высокую духовность античной веры.

С другой стороны, античная религия прожила свой срок жизни и так видоизменилась, что ее перестали воспринимать как религию сами ее носители, даже независимо от христианства. И сегодняшний след античной религии несет в себе отпечаток этой изжитости. Новое рождение языческой религии Греции сегодня возможно в тех духовных формах, которые в античное время почему-то не были реализованы полностью. Сегодня этим занимается греческое религиозное объединение «Деепетес».

Античность расцвела и погибла. Вопрос о причинах гибели античности сложен и беспокоит нас не менее, чем суть самой античной веры. Картина условий гибели античного язычества представлена в следующем узле. Здесь же дан набросок греческой веры эпохи расцвета.

2. Самой народной и всеобщей греческой верой была вера в нимф. Между нимфами и нашими русалиями есть очень много аналогий, не будем проводить их здесь. Нимфы давали грекам те же блага, что и русалки нашим рыбакам, землепашцам, охотникам.

По греческой вере, нимфы — Дриады владеют лесами и реками в долинах. До сих пор они водят хороводы в лунные ночи на полянах, и тех местах, где некогда росли священные вековечные маслины — деревья рока, которые называли мориями Паллады. Эти деревья были даром богини, и с их гибелью связывали и закат античной веры.

Днем хозяином леса является Пан. В полдень, в «час Пана», он спит, и людям должно вести себя тихо, дабы не потревожить его. На шумящего человека, в полдень он насылает животный (панический) страх.

В горах, на склонах, лишенных леса живут другие нимфы — Ореады. Из них вышли богини — Музы. Ореады вдохновляют к творчеству, берегут горные источники, указывают людям дорогу. Для их благосклонности или просто в подарок, им намазывают елеем выступы скал.

В море живут нимфы Нереиды — они ласкают человека в морских волнах.

Есть в море и бог подобный Пану — дед Протей, божество вечно изменчивое и не постоянное в своих стремлениях. Есть и активные, буйные Тритоны, которые своей игрой вызывают резкий ветер и бурю. От них спасают боги — близнецы Диоскуры, в знак появления которых на обоих концах реи вспыхивают два огонька.

Всем этим богам и духам молились и приносили дары.

Верховным божеством понимался Отец — Зевс, громовержец и тучепрогонитель. Ему зажигали огонь, который понимался не как самостоятельное божество, а как божественный дар Прометея. Языки пламени устремляются вверх, к небу, потому, что огонь стремится вернуться в свою небесную обитель. Божеством огонь был только в доме, в очаге, но и там у этого пламени была своя хозяйка — Гестия.

Солнцу — Гелию люди рассказывали по утру свои страхи, чтобы они сгорели и их души очистились. Ночью, он светит в обители блаженных, с другой стороны Земли, но не заглядывает в Тартар.

В ночи, Селене — Луне доверяли тайны, с Луной общались колдуньи.

Мать — Земля была особенно почитаема. Понималась, что она родила многих божеств, духов, животных и людей. И первые люди пили молоко, которое текло прямо из Земли. Афиняне верили и гордились тем, что они автохтонты — что их предки и были рождены той Землей, где стоит их город.

Одни отпрыски Земли были безобразны и чужды людям, другие прекрасны и полезны. Рождение богами есть творческий акт. Дети у Земли рождались все более совершенные, пока она не начала стареть. Потому нет ничего странного в том, что Земля рождала Тифона и Гекатонхейров, но она же родила и людей. Ныне Земля рождает деревья, кусты и травы. Но, богов, людей и зверей не рожает. Стало быть, Земля отражалась — совершила все свои деяния. Это указывает на возраст божества и место сегодняшнего дня в эпохе владычества богов — Олимпийцев. Мир стар, и потому катаклизмы происходят в нем редко. И боги борются не за владение Миром, а смотрят на суетные дела людей, и поражают того, кто дерзает быть выше богов.

Но, поскольку все живое рождено одной Матерью, значит, все оно состоит в родстве. И потому нельзя причинять обиду животным и вообще всему живому. За этим строго следит Артемида. Эринии преследуют разрушителей и губителей живого в Природе. И, даже, если охотник добыл в лесу зверя для пропитания, он должен очиститься после охоты. Звери не понимают Правды. Но человеку Зевс послал Правду, и надо поступать в согласии с нею. Потому, чтобы ни сочиняли о богах, сам же человек более всего уподобляется божеству, если говорит и вершит Правду. Таков нравственный закон античной веры.

Человеку естественно познавать мир и стремиться к истине. В боге истина и в истине бог.

3. Перед греками не было проблемы монотеизма и политеизма. Эта надуманная проблема отсутствует и у индусов. Единое божество признавалось греками под многими именами, и в равной степени все эти имена могли пониматься как имена многих богов. У каждого алтаря складывались свои правила культа, и все они были в равной степени признаваемы, хотя почитаемы в различной степени.

Основа религиозного самовыражения греков состояла в поэзии, музыке, переживании прекрасных скульптурных форм и в пляске. Пляска была более приближена к пониманию Природы, чем та божественная вечность, представление о которой давала скульптура. Священных книг античная религия не знала. Боги не писали и не требовали записывать их волю на вечные времена.

Греческое общество и его вера были построены на идее, что человек имеет свободу воли. С другой же стороны, понималось, что есть рок, который управляет и людьми и самими богами. Это неразрешимое для механического сознания противоречие разрешается тем, что человек как раз и должен иметь свободу воли, дабы осуществить все то, что ему выпадает по року.

Потому и не требовалось древнему греку священных книг, поскольку бытие мира обусловлено, а стало быть, уже где-то записано. В мире хранится священное знание, но оно не принадлежит и не может принадлежать людям. Его можно лишь получить в пророчествах, как это происходило в Дельфах.

По греческой вере, тот, кто пытается препятствовать року, никогда не добивается успеха, а только терпит неудачу. Но, каков он рок — никто не знает. Потому человеку должно действовать, как душа этого требует. А будут ли те действия на погибель или на процветание — то уже за пределами воли человека, это и есть рок. Так, что предполагаемая свобода воли, вообще говоря, обязывала человека к каким-то действиям. Бездеятельность и безынициативность не поощрялись, (в отличие от восточных учений, где любым делом боятся испортить себе карму).

Если у нас остались представления о греческой поэзии и музыке, то почти не осталось никаких знаний о пляске. Это важный элемент древнегреческой культуры, о котором мы не имеем представления и традиционно никак не увязываем его с античностью. Между тем, Платон считал, что надо не только чтобы наша молодежь плясала хорошо — надо чтобы она плясала хорошее! Все крупные праздники сопровождались хороводами дев.

Вот эти две строчки нам только и известны. Все остальное приходится реконструировать на основе краснофигурных ваз и собственного мистического опыта. Судя по словам Платона, пляска была менее устойчивым явлением, чем, например, язык. Она определяла, (как и в наше время), уровень нравов. Пляски носили смысловой, и, значит, религиозный характер. Стало быть, она была элементом культа, мистерий. Стало быть, в плясках греки уподоблялись своим демонам и духам, стало быть, входили в контакт с ними и передавали им или через них богам свое пожелание. Стало быть, пляска была элементом прикладной магии. Стало быть, у охотников, рыболовов, пахарей, ремесленников, воинов пляски были свои.

Конечно пение, музыка и пляска были связаны друг с другом. Отдаленное, но не ошибочное представление о ритуальной греческой пляске можно получить из той общей сцены, которая называется «Вакханалия». Через столетия, ее оценивали как бесовское деяние. Но через полторы тысячи лет ее уже воспевали художники Возрождения, подменяя на полотнах участников вакханалии сатирами и нимфами, пляшущими в честь Диониса.

В своей сущности пляска свидетельствует, что греческая религия была жизнерадостной. В этой религии не было активных черных божеств, не было подобия Дьявола. Понималось, что боги творят добро, а там, куда не доходит добро богов, там оказывается зло. К добродетели человека делает способным разум. И боги постигаются разумом в истине и красоте.

4. Так, логика была даром бога Гермеса, и Гермесу поклонялись философы и ученые. На закате античности, логика в сознаниях жрецов настолько возобладала, что обрела корыстное лицо и отвергла все остальные богатства, даваемые богами через разум. Мы поговорим об этом ниже. Греки лучших времен античности понимали, что красота, эстетическое видение мира ни при каких условиях не могут быть отвергнуты или обменены на логические, прагматические ценности. Бог объявляется в красоте! — вот главная заповедь античности.

Главным узлом античного религиозного чувства и силы была скульптура. Творения гениальных мастеров получали всеобщее признание. Статуи богов признавались священными настолько, насколько они были совершенно одухотворены мастером. В то же время, считалось, что святость изваяния не выходит из рук мастера, а нисходит на статую по желанию божества через некоторое время, и эту снизошедшую святость народ начинал чувствовать и говорить о ней. Мраморные изваяния были хранителями религиозного чувства.

Само чувство красоты понималась как чувство религиозное. Красота человеческого тела, будь то мужчина или женщина, так же рассматривалась как божественный дар, достойный сохранения. Отсюда греческий культ красоты тела.

Чувства половой любви так же понималось священным, данным богами чувством. Это освящало все любовные и эротические отношения. Понимая святость половых отношений, греки не вульгаризировали все то, что их касается. В вопросах любви греки хорошо понимали, что такое стыд. Античный стыд не был ханжеским, но оказывался элементом, необходимым для понимания красоты.

Когда христиане уничтожали бесценные античные статуи, они уничтожили этим основу античной веры. Так же поступали и скифы в ненавистной им Ольвии. Разоряя много раз этот город, они однажды поняли, что уничтожить его возможно, только разбив все скульптурные изваяния. Это было сделано, после чего Ольвия не возродилась.

Так поступали и многие другие варвары в последние века античной истории. Мы, современные люди, удивляемся их дикости, но им было понятно то, что не понятно нам: они сокрушали дух своих противников. В другой ситуации многие крушители преклонились бы перед тем, что им приходилось уничтожать. Но они знали, что, не сокрушив статуи в чужом городе, они сами со временем пропитаются их духом. Изменят духам своих предков, потеряют поддержку своих богов. Древние варвары сокрушали античную красоту не по злобе и ненависти, а более из страха перед ее силой.

Обожествление красоты и преклонение перед ней наиболее ярко проявилось в античной греческой вере. Но сама идея почитания красоты является более древней и более широкой. Она принадлежит всем народам индоевропейской цивилизации, и вообще всему человечеству. При всей очевидности этого, мы часто пренебрегаем Красотой, и тем пренебрегаем своими предками и их духовным наследием.

 

 

Рассуждения жрецов

 

1. Христиане и варвары, уничтожая красоту античности, подорвали основу ее веры. Это известная причина гибели античного язычества. Античная вера творилась великими скульпторами, которые держали резцы и мрамор, а не палочки и папирус. Книги оказались в этом смысле более восстановимыми и более легко понимаемыми. Но нас интересуют не внешние причины гибели. Они только следствие. Нас интересуют причины: почему красота перестала почитаться на закате античной эпохи без всякого христианства?

Ответ в том, что античный разум, с развитием экономики, самостоятельно предал Красоту и обратился к прагматическим ценностям. В результате мысль носителей веры утратила свое тепло, стала бедной, и холодной как блеск оцарапанного свинца. Нам нужно почувствовать этот блеск, для того, чтобы познать, и не приходить к нему, ибо он смертелен для веры. Без душевного чувства вера невозможна.

До нас дошли некоторые поздние фрагменты — рассуждения жрецов и мыслителей поздней античности. Хотя эти фрагменты и отражают многообразие направления античной мысли, они все же роднятся в единстве цели: античный мыслитель искренне хотел постичь веру и богов уже холодным разумом. Там, где останавливался такой разум, останавливалась и его вера. Мысль о том, что божественное занимает как раз ту часть разума, которая не умещается в логику, была чужда поздней античности и прорывалась лишь в мистериях. Получалось так, что жрецы пытались уместить всех своих богов в одном Гермесе — Трисмегисте, чего было сделать невозможно, ибо часть меньше целого. Так, утратив полноту восприятия мира, жрецы утратили и полноту своего мышления. Их логика более не прзинавала богов, и ограничивала себя формальными суждениями, ответ на которые был заключен между словами «да» или «нет».

Открытие, что боги не обнаруживаются при формальном мышлении, привело к деградации веры, и обеспечило успех алогичному христианству. Деградация античной веры проявилась, во-первых, в развитии атеизма, во вторых, в абстрагировании богов.

Боги в поздней античности оказались удалены от чувств и чаяний людей. А людскими чаяниями вера стала пренебрегать, поскольку в обществе поздней античности утвердилась стандартная для антисистем точка зрения, согласно которой человек в своих земных стремлениях грязен и таковой не нужен богам. Иначе, через обыденную жизнь нельзя приблизиться к божеству и тем обрести смысл жизни, каким бы нравственным человек не был. Боги награждали за благие дела и воздержанную жизнь, карали за пороки, но участь всех людей была примерно одинаковой: Аид и последующее воплощение. О том, что в лучшие времена античности, умершим с другой стороны Земли светило тоже солнце, что и живым, — об этом как-то забыли, и Аид снова погрузился в сумерки подземелья.

2. Задачу человека, его души, поздние античные жрецы видели в том, чтобы подняться над мирскими благами и страданиями, и в результате приблизиться к божеству, перейти в более совершенный духовный род. Опыт такого приближения нарабатывался в мистериях, где сознание человека изменялось: исчезали его мирские заботы, и появлялось новое, свежее и непосредственное видение духовного и материального мира — такое, как у богов. Вообще, мистерии можно понимать как требование человека разорвать тот ограниченный мир, в который поместили его боги.

Полагалась, что если дух человека во время земной жизни, однажды достиг некоей высоты, был на нее допущен богами, то он вообще навсегда сохраняет возможность подыматься и быть на этой высоте. Это положение подтверждается жизненной практикой.

Стало быть, когда человек умрет, его дух, сбросив телесную оболочку, поднимется на ту высоту совершенства, которую он смог понять и узнать хотя бы однажды при жизни в теле, и будет пребывать в ней. Без такого понимания, мистерии имели бы смысл сиюминутных развлечений, и не имело бы особого смысла скрывать их.

Это понимание должно было быть сопряжено с тайной. На такую возможность обретения вечного блаженства при новом уровне бытия духа, делали ставку просвещенные люди. Плебс же был обречен проводить жизнь бесцельно, отдавая богам жертвы и прося земной корысти.

3. Теперь сделаем важное заключение, которое носит общемировой характер. Античность надорвалась в то время, когда люди осознали, что поддержку богов нельзя получить только с помощью жертв. Считать, что богам нужны только жертвы, или что это важный источник их жизни, что без жертв боги умрут — оказалось неверным!

С одной стороны, это было осознанно умными циниками. С другой, весь традиционный античный культ был ориентирован на жертвование богам. Начался религиозный кризис. Он разрешался посредством развития мистерий и абстрактных, герметических учений. С другой стороны, он разрешился рождением христианства.

Теперь взглянем на религиозную историю Индии, чтобы указать на закономерность. Кризис ведической религии, основанной на жертвоприношении Индре и Агни, привел к появлению движений аскетов и отшельников. Они так же, как и просвещенные люди античности, не признавали действенности религии жертвоприношений. Среди них были сторонники всех вариантов религиозной духовности. Они выдвигали новые идеи, утверждая: «Пусть человек сто лет ухаживает за огнем в лесу и пусть он воздаст честь, — хотя бы на одно мгновение, — совершенствующему себя. Поистине, такое почитание лучше столетних жертвоприношений». (из Дхаммапады). Кончилось все это рождением другой мировой религии — буддизма.

Таким образом, исторически, язычеству оказалось трудно сделать переход от культа жертвоприношения до культа духовного совершенства. Упрощенно говоря, перейти от сделки с божеством к отдаче ему своей души.

Когда в своей книге «Язычество древней Руси», Б.А. Рыбаков говорит об апогее язычества Руси, он неявно подразумевает апогей эпохи жертвоприношений. Эта эпоха неизбежно сменилась бы другой — эпохой духовного поиска и понимания того, что если божеству что-то нужно, то это сам человек, его душа и деяния, а не жертва. Эта другая эпоха, для нас только началась. Она была на столетия задержана христианством.

В свете такой исторической картины, становится ясно, что мы должны зажечь новую языческую веру, лишь опираясь на свое древнее наследие. Только так и будет правильно: должна быть и новизна, и преемственность. Язычество бессмертно. Поэтому, если мы сегодня не вложим его в совершенные формы, оно будет жить в иных, не красивых вариантах, и им будут владеть склонные к пороку слои общества.

Из этих соображений становится ясно, какое значение и место в истории получают рассуждения античных жрецов времен конца эпохи.

4. Наш разбор духовного самоотречения античности начнем с атеиста — Псевдоаристотеля. Такое имя получил поздний античный автор, написавший поучение «О мире», якобы данное Аристотелем для Александра Македонского. Приведем из него фрагменты:

«Итак, космос — это совокупность неба и земли, а так же всего в них заключенного... Если ветер сдавлен в плотном и влажном облаке, и с силой из него вырывается, разрывая составляющую оболочку облака, возникает грохот и шум, называемый громом, как будто рокочет с силой прогоняемый через воду воздух. Огненный блистающий ветер, вырывающийся из разрыва в облаке, называется молнией — астапой. Хотя молния возникает вслед за громом, взору она является раньше, поскольку акустические явления отстают от оптических: эти видимы срезу же, а те — только когда достигнут слуха... Черные молниии-керавны называются псолоентами, быстро проносящиеся молнии — аргетами, а отличающиеся затейливым путем — геликиями. При ударе в землю они называются опять же скептами...»

Вот оказалось как! Такое обилие названий для одной молнии свидетельствует о пристальном к ней внимании. Это внимание основано на вере в Зевса или Юпитера — громовержца. Надо думать, что по молниям узнавали его волю. По крайней мере, ясно, что хозяйственного значения вся эта масса специальных терминов не имеет. Но наш философ — атеист! Он не верит в своих античных богов, и объясняет явления Природы не через богов, а через натуральную философию.

Объяснения Псевдоаристотеля, с современной точки зрения, являются абсолютной чепухой! Но, этой чепухи атеисту оказывается достаточно, чтобы отбросить традиционные представления о богах. И это было бы смешно, если бы не было очень серьезно. Дело в том, что и нашим современным атеистам бывает достаточно таких же рассуждений, чтобы отказать язычеству в праве на жизнь. Тут дело вовсе не в том, что наука будто бы вытесняет религию. Дело в том, что атеист заранее следует принципу: «исключай богов из бытия космоса!» Как? За счет чего исключать? — годится все, любые фантазии.

Далее выясняется, что Псевдоаристотель все же верит в Бога, но абстрактного. Этот бог очень характерен для поздней античности. Он устраивает бытие мира, но ему безразличен человек.

«...Когда всеобщий вождь и прародитель, невидимый никому, кроме мысли, дает знак Природе, вращающейся от неба до земли, все начинает двигаться по своим кругам и пределам, то исчезая, то показываясь... Таким же представляется и все мироздание в целом: все вещи направляемые одним толчком, совершают собственные движения... Так следует мыслить о Боге: сила его неодолима, красота благовидна, жизнь бессмертна, добродетель совершенна. Будучи не видим для смертных существ, он усматривается из его собственных дел: все, что происходит в воздухе, на земле, в воде, следовало бы назвать делом Бога, властвующего в космосе... Хотя Бог един, он носит много имен, соответствующих явлениям, которые порождает..».

Так, через многообразие имен и деяний бога, единобожие переходит в многобожие. Псевдоаристотель добивается единства монотеизма и политеизма, характерного, для всей поздней античности. Совмещая ее с атеистическими взглядами автора, мы приходим к дуализму Природы, которая с одной стороны объясняется сама из себя — атеистически, а с другой стороны, цельность и гармоничность ее бытия объясняется направляющим началом, которое создается божеством. Эта точка зрения не умирала, и дожила до нашего времени.

5. Теперь рассмотрим позицию герметического учения. Герметическое — это закрытое учение, даваемое только посвященным.

Примерно в 1448 году, философ и кардинал католической церкви Николай Кузанский, в своей «Апологии ученого незнания» писал: «И Гермес Трисмегист Асклепия, и Дионисий Ареопагит Тимофея учили тому же, что заповедовал нам Христос: он запретил бросать перед неразумными свиньями жемчуг, под которым нужно понимать Царствие Божие».

Этот маленький экскурс демонстрирует, что рожденные поздней античностью герметические идеи продолжили свою жизнь среди носителей мысли средневековья. Эти идеи продолжали изуродованное существование античного язычества, которое, как и всякое язычество — бессмертно. Такая изуродованная жизнь духовного знания называется эзотеризмом.

Эзотерическое знание — это тайное знание, в нашем случае данное в виде откровения египетского пророка Гермеса Трисмегиста, полученного от египетского бога Тота-Гермеса.

Вот фрагменты одного из таких откровений Трисмегиста, относящегося ко второму веку н. э. Оно называется «Пэмандр» или «Поймандр», что в переводе означает «Пастырь мужей».

«Однажды, когда у меня явились размышления о сущем и мысль моя сильно вознеслась, как это бывает у отягченных сном, мне привиделось, что некто огромный, неопределенных размеров зовет меня по имени и говорит: «Что ты хочешь увидеть, услышать и, поразмыслив, изучить и познать?» Я говорю: «а кто же ты?» — «Я, — говорит, — Пэмандр, разум небесный; я знаю чего ты хочешь, и я с тобою повсюду»... «Направь свой разум к тому, что ты хочешь узнать, и я тебя научу».

Сказавши это, он преобразился видом, и сейчас же все для меня открылось вокруг, и я вижу беспредельное зрелище; все стало прекрасным и мягким светом; а через короткое время в части явился идущий вниз мрак ужасный и страшный, криво свернутый, так что уподобился дракону. Затем тьма превратилась в какое-то жидкое естество, несказанно волнующееся и испускающее дым, как от огня, издающее какой-то громкий, неописуемый шум. Затем оттуда раздался нечленораздельный крик: похоже — голос огня... Пэмандр говорит мне: «Ты поразмыслил, что означает это зрелище?» — «я хочу узнать», — сказал я. «Тот свет, — сказал он, — это я — Разум, твой бог, бывший до жидкого естества, явившегося из мрака. А возникший из Разума светлый Логос — сын божий»...

«Ну, а стихии Природы, — сказал я, — откуда возникли?» На это он сказал: «Из Воли бога, которая, взявши Логос и увидав прекрасный мир, стала подражать ему в сотворении мира через ее Стихии и рождение душ. Разум же, будучи обоеполым, являясь светом и жизнью, зачал еще другой Разум — демиурга, который, будучи богом огня и духа, сотворил семь распорядителей, которые кругами окружают чувственный мир. А распорядок их называется роком... Отец же всего — Разум, — будучи жизнью и светом, породил человека, подобного ему: его он возлюбил... и передал все свои творения»... Узнавши это, я начал проповедовать людям красоту благочестия и познания..»..