Нравственный Закон и волшебная сказка 13 страница

И заметив тот многокрасочно-яркий покров, люди сказали: «Вот пришла Радуница, отпустились из темных гробов заключенные там души».

А царевна простерла руки свои над бугорками могил и тихо-тихо прошептала одной только ей известное слово, услышав которое души умерших покинули недра земли. Вместе с лиловыми, желтыми, белыми и голубыми цветами радостно вышли наружу дотоле там заключенные скорбные души и легкими бабочками и мотыльками, кружась под дыханием ветра, полетели навестить родные поля, огороды, хаты и оставшихся там близких людей».

 

 

Юрьев день

 

1. До сих пор остается неясным — праздник какого божества перекрыл Юрьев день. Из обрядности становится понятно, что это — день покровителя стад и пастухов, которым является Велес. Этнографы же считают, что Юрий — день Перуна. Это мнение основано на том, что христиане заменяли языческих богов на родственных им святых.

В науке принято считать, что Велес скрыт под именем Власия, но это не означает, что он не может быть скрыт и под другими личинами. Действительно, разыскивая след Велеса, мы находим, что сразу за днем Юрия, на 8 мая — Макар. Если при этом вспомнить угрозу: пойдешь туда, куда Макар телят не гонял — то можно полагать, что Макар и есть божество пастухов, и, стало быть, Перун оттеснил день Велеса уже в языческой традиции, до понятия христианства. Если же Юрьев день — это истинный день бога — громовика без всяких интриг религиозных институтов, то, стало быть, Перун — Громовик был покровитель пастухов.

В пользу этого есть следующее соображение. Поклонявшиеся Индре древние арии были не только войнами, но и пастухами. И для них было очень важно, что Индра, победив Вриту, пролил на землю воды, от которых зазеленела степь. Поэтому естественно полагать, что среди пастухов жил ведический культ Громовика, независимо от культа Велеса.

Ниже мы постараемся дать ответы на поставленные тут вопросы.

2. Связь дня Юрия с Перуном обязана тому, что на начало мая приходится первый гром, возвещающий, что Перун проснулся. Но Велес встал уже давно, и в этот день отмечается не его первое появление, а его труд. К Юрию — Егорию обращаются за помощью, чтобы он хранил крестьянский скот вне дома на поле у дремучего леса. Разумеется, очищающий гром Перуна очень полезен для этого дела. Если Егорий с дождем, то травы много все лето и скот сыт. В этом смысле Юрьев день можно рассматривать как элемент именно ведической традиции, который включился в доведическую систему народных праздников.

Вместе с этим, Юрьев день — это день прихода на землю русалий. Силой своей игры они вытягивают траву из весенней земли. Таинство это происходит в утреннем тумане, в росе, которая в этот день выпадает в первый раз. Чтобы получить от русалий здоровье и силу, в этот день обтираются росой перед восходом солнца. Женщины совершают возлияния молоком у священных деревьев. И это — еще одна тайна: с появлением русалий и женских ритуалов должна появляться и их старшая хозяйка — Мокошь. В русском наследии это ее первое в году явление оказывается забытым, мы восстановим его по белорусскому фольклору.

3. Утром по Юрьевой росе гонят скот вербой на поле, где пастух совершает обход стада, и читает над ним отпуск по специальной книге. Внешние проявления волшебства пастуха заметны в том, что он очерчивает вокруг стада железом круг, заранее раскладывает по краям поля костры, чтобы огородить стадо железным тыном и огненной рекой от зверей и болезней.

Помимо книги, в которой содержались обращения к богам о бережении скота, пастух брал с собой посох и трубу, камень, воду и воск с шерстинками всех животных стада. Все эти предметы были изготовлены и заговорены ранее Юрьева дня. Иногда пастух был не один, а с товарищами, или имел с собой прирученного зверя — собаку или зайца. Эти животные по просьбе пастуха получали от лешего часть его силы и охраняли стадо, когда пастух по делам отлучался в деревню.

При договоре с лешим пастух обещал ему какую-то часть животных — две-три головы из стада, это число оставалось тайным. Этих жертвенных животных обычно уносил волк — зверь, имеющий своим покровителем Перуна. Более скота не пропадало, но если крестьяне сами уводили своих животных из стада на забой, волшебный круг первого дня распадался, и дикий зверь, почуяв убыль и кровь, все остальное стадо перерезал. Как и все другие люди, связанные с богами и колдовскими силами, пастух не мог порезаться и пролить случайно хотя бы каплю крови на работе. Его нельзя было побить за нерадивость — кровь пастуха отразится на стаде. Пролив кровь, пастух разрушал силы своего заговора, и его меняли.

Обход стада происходил обычно при малом числе авторитетных свидетелей. Многолюдие здесь во вред, хотя о событии знали все.

4. Согласно книге И.И. Крука приведем некоторые фрагменты из текста пастушеской книги и опишем заговор, который творил пастух с утра вокруг стада.

«...Ездил Ягорий на своем сивом белом кони, ездил по полям, по зеленым лугам, по чистым борам и собрал своих лютых псов, диких волков и серых и рудявых, и загонял их за стену каменную и замыкал их зевы и рты, чтобы не могли они на мою скотину ни на какую — ни на сивую, ни на серую, ни черную ни белую, зову не разевать, зубов не разнять, клыков своих острых не пущать...»

Судя по этому заговору, Ягорий — истый Перун.

Далее, в этот день, когда скотина пасется на поле, обходят дома и собирают красные яйца, сало, молоко и другое пропитание. Им все это выдается, как и полагается выдавать при всяком жреческом священнодействии. После этого, к вечеру они творят еще один обряд.

Обратим на него самое серьезное внимание. Внешне он есть типичная скоморошина. Суть же его глубоко магична и восходит к той древности, когда к бытующим ныне заговорам и заклинаниям было совершенно иное отношение. В глубокой древности заклинания не просто произносили, а их играли, совершали в лицах как действие. А именно, без лишних зрителей, не на показ народу, вершилось следующее.

Пастухи с яичницей в сковородке обходил стадо, согнанное в круг. Они идут кругом и возвращаются к костру, на котором делалась яичница, и где лежат все собранные по селу припасы. Вслед за ними идут выбранные люди из деревни, иначе говоря, приглашенные на трапезу жрецы. Они представляют персонажей: зайца, кривого-слепого, колоду, кукушку, (по белоруски — зязюлю). Первый пастух с яичницей спрашивает

— Заяц, заяц, горька ли осина?

— Горькая!

— Пусть наша скотина так же будет горька волку.

— Кривой, кривой! Дойдешь ли ты?

— Нет, не дойду, не вижу.

— Пусть и волк не увидит нашей скотины.

— Колода, колода! Повернешься ли?

— Нет, не повернуся.

— Пусть и волк не повернется до нашей стороны.

— Колода, колода! А не гнилая ты?

— Гнилая.

— Пусть и у волка будут зубы гнилые.

— Зязюля, зязюля! Пришукай нашу скотину, чтоб она не разбежалася!

— Пришукаю.

 

После этого зязюля кукует столько, чтобы процессия замкнула круг, дошла до костра. После еды подкидывают ложки вверх, приговаривая «Чтоб наша скотина так скакала». Потом ломают вербные ветки на столько частей, сколько коров и разбрасывают их по полю. Потом гонят стадо домой.

5. Получается, что стадо обходили дважды. Один раз утром с книгой, когда, хоть по-язычески, но поминали и христианских святых, а потом в конце дня без лишних свидетелей уже исключительно по-язычески, и без всякой книги.

После окончания первого официального обхода стада, крестьяне выезжали в поле, где пропахивали одну-две борозды. При этом и конь, и крестьянин были убраны празднично. По древнему обычаю, в этой борозде нужно произвести соитие с женой, тогда Земля будет хорошо родить.

Окончив пахоту, часть не вошедших в стадо барашков сносили на капище, где их приносили в жертву богам. Их головы отсекались и тут же сажались на колья, а по веревкам, которыми они были связанны, гадали о состоянии хозяйства общины. Окровавленная трава собиралась девицами и сжигалась вместе с веревками. Барашков жарили тут же, либо каждый хозяин брал своего барашка домой, жарил дома, а после снова приносил на капище вместе с пивом и хлебом. Пища освящалась жрецом, он получал часть мяса и объявлял начало братчины. На братчине в честь единства проявления весенней силы богов шла по кругу круглая чаша. Вкушая жертвенную трапезу, человек единится с богами, становится их собеседником. После Юрия мясоедение прекращалось.

6. По-видимому, слова Юрий, Ярый, Арей (божество греков) единого происхождения. В белорусском фольклоре вместе с Юрием появляется и его мать — Юрья или Юра. Она как бы Юрий, но женского рода. Ее функции оказываются четко обозначены, как и ее культ. Можно полагать, что она та самая богиня весенних гроз, о которой говорит Афанасьев в своих «Поэтических воззрениях...». На это намекает и ее имя, на литовском языке Юрати — водяная дева. Литовская культура очень близка белорусской. Естественно думать, что Юра — богиня из мира матриархата, память о которой в Белоруссии Юрий так и не вытеснил. По нашим представлениям, хотя эта богиня и проливает живительную влагу, конечными заботами ее оказываются травы и злаки, поэтому естественно понимать, что речь идет о богине Мокоши. И если так, то Мокошь и является матерью Перуна. В белорусском фольклоре о ней говорится, что:

 

А Юрьева матка каля речки ходила,

Каля речки ходила, ключики-замочки носила,

Ключики-замочки носила, земельцу отмыкала,

Земельцу отмыкала да травку выпускала.

 

Фольклор сохранил и обрядовые действия:

 

Поведем Юру до бора,

Да посадим Юру на хвою.

Пусть наша Юра посидит,

Да болей свету поглядит.

Где наша Юрия ходила,

Там наше жито уродило,

Где наша Юра юровала,

Там наше жито украшала.

 

Здесь появился новый термин: юровать, что означает священнодействовие над рожью Юры, которая проливает на нее дожди, наводит туманы и росы. Судя по песне, это произошло до того, как Юру посадили на ветвь скорее всего сосны, (которая у белорусов является образом мирового дерева). Скорее всего, юрование было не только деянием самого божества, но и жреческим обрядом.

Видимо, к Юре относится и заговор — пожелание: отомкни землицу, выпусти росицу на зеленую травицу, на здоровую водицу, да на ярую пшеницу. На тихое летечко, да на буйное житечко.

Вот еще фрагмент из заговора на весенний холод: Юрьева мати прочь пошла, золотые ключи понесла. Юрьева мати вернися, золотые ключи нашлися!

Теперь дадим ответ на вопрос, что возник у нас в самом начале. Само имя Юрий есть по смыслу и звучанию буквально принадлежащий Юре, иначе говоря, это сын, который числит родство по матери, и который позднее стал выполнять ее функции. Из книги Яна Барщевского (начало девятнадцатого века), он известен как сын Бури — божество, обделенное мировой несправедливостью.

Таков Юрий — матрический бог громовик, проливающий влагу. И коль скоро он проливает ее для роста травы, то праздник его обязан предшествовать празднику Макара — Велеса! Ведь сперва должна вырасти трава, а потом уж на нее выгоняется скот. В этом разгадка той проблемы: почему с выгоном скота чествуют Перуна? Чествуют вовсе не воинского бога Перуна, а Громовика Юрия, который к этому времени успел дать траву для скота. Слияние образа Громовика Юрия с воинским Перуном, очевидно, произошло позднее.

Получается так, что день Юрия, как сына Бури, есть в то же время и день Велеса и Мокоши. Но поминают в этот день и действительного Перуна, дабы унял он хищных зверей, и скот остался в целости. Так в одном празднике перемешались различные пласты языческой традиции.

 

 

Даждьбогов день

 

Все современные нищие попрошаи кормятся «Христа ради». Фактически современные нищие играют на извратившемся чувстве народа, которое восходит к общинной языческой эпохе. Тогда временно обнищавший, но дееспособный человек поддерживался миром. Также нищие бессознательно уподобляются древним жрецам, которые по праздникам обходили народ, и им действительно обязаны были давать на пропитание.

От попрошаев известно, что бог троицу любит. Это выражение просящих, связанное с подачей им (по сути жертвенной) милости, произносится как бы задумчиво, и имеет глубокий смысл. Выходит, что есть бог, который любит еще трех богов.

Как известно, место троицы в Библии несовместимо с тем, которое она занимает в народном сознании. Фактически, троица — устное религиозное понятие, перекочевавшее из язычества в христианство, и берущее начало от древнеславянского Триглава.

Выражение «бог троицу любит» можно понимать как начало (жизнь дающего) нечетного ряда чисел: один и три. А можно понимать и как многократно преломленное тайное язычество. Великий Род едино любит триединство мироздания: воздушный, земной и подземный миры. Если эта фраза приводит просителя к успеху, то за ней по-своему грамотный нищий уже с озорством может сказать: бог не дурак — любит пятак!

1. Как бы то ни было, по языческим представлениям двое и четверо тяготеют к смерти, а трое и пятеро — к жизни. Поэтому, ничего удивительного в том, что там, где почитают двух богов, должно быть место и третьему. Весной мы имеем почитание Перуна Громовика — почитание зеленой травы и защиты стада, (пастухи, воинское сословие). Почитание Велеса — почитание памяти предков, труда, здоровья и домашних накоплений, (сословие землепашцев). Почитание Даждьбога — почитание тепла, света и разума, (сословие жреческое). Праздник Мокоши, как обряд матрической традиции, оказывается несколько в стороне от этой триады. Триглав — мужское божество.

Таким образом, вместе с праздником Перуна и Велеса, нам естественно иметь и праздник Даждьбога, ибо пришло и его время. Даждьбог оказался скрыт под ликом Николы. День Николы приходится на 18 мая. Ранее мы отмечали, что образ Николы перекрыл также и образ Велеса.

В самом этом нет ничего удивительного. В результате этого, у простого народа Никола оказался самым популярным святым, вторым после Бога и фактически его заместителем. Инородцы так и думали, что Никола — это русский бог. На загадку: когда Бог умрет, то кто на его место заступит? Народ давал однозначный ответ — Никола.

2. Из фольклора этого праздника, мы находим, что Никола и Юрий оказываются в творческом состязании:

 

Ой, ты Юрья, Микола

Обойди жито науколе, (кругом)

Юрий кажет — обойду

Микола кажет — погляжу

Юрий кажет — корениста

Микола кажет — колосиста

Юрий кажет — с прикроем,

Микола кажет — с припеком

 

Любопытно, что дождь действительно как бы обходит поле — начинается с одного его конца и идет к другому, а солнце глядит — светит на рожь.

Получается, что Микола — Даждьбог сморит за рожью как и Громовик — Юрий, но если Громовик его поливает, то Даждьбог греет и освещает. На это время такова его основная функция. Никольские песни связанны с посевами зерновых и его день оказывается чисто аграрным праздником.

3. Намек на то, что это был праздник не только землепашцев, но и жрецов, указывает следующая песня, которая относится этнографами к числу никольских, но от самого Николы там только зачин. После идет картина трех миров, соединенных воедино мировым деревом. Эту картину можно отнести к отголоскам жреческого многомыслия, к прославлению мудрости и знания, которые должны были иметь место в этот день.

 

Як пошел Никола

У чистое поле

Жита глядети.

Ради боже жита,

Густо колосисто,

Ядром ядренисто.

А ехали гости

С чужой волости,

В бору ночевали

Под сосной огонь клали

Чтоб эта сосенка

Да на нашу сторонку.

А с этой сосны

Было три угоды, (части)

В корне сосны

Да густое жито.

В середине сосны

Да ярые пчелы.

А в верхушке сосны

Да звонкие гусли.

А мы б с того жита

Пива наварили.

В середине сосны

Ярых пчел наловили.

Меды выбираем

Да воск топим,

В гусельки играем.

 

Судя по песне, на Николин день были праздники пчеловодов. В это время пили мед и играли на гуслях. Разведение пчел было промыслом волхвов. В поздние времена, в белорусских лесах, волхвы шили кафтаны и сапоги, так и имели борти — лес позволял такой промысел. Уделом жрецов была также музыкальная игра.

К этому можно добавить еще одну немаловажную деталь. Жрецы изготовляли из меда ритуальные медовые напитки. Деятельность современных языческих общин показывает, что в таком внутреннем производстве есть необходимость. Столетиями, до времен Петра Первого, Русь славилась лучшими в мире медовыми напитками, производство которых у жрецов перехватили монастыри.

4. Затронутый здесь вопрос о жреческом пчеловодстве столь важен, что мы позволим себе несколько выйти за пределы праздничной темы. Предметом нашего внимания будет книга А.А. Коринфского «Народная Русь». Там мы находим, что в древности пасеку окружали плетеной оградой с черепами коней на шестах. Нисколько не смущаясь, христолюбивый Коринфский тут же замечает, что так окружались капища Даждьбога.

Стало быть, черепа принадлежали принесенным в жертву Солнцу коням! Далее он же отмечает, что пчела — птичка божья, всю жизнь до смерти над медом трудится, его же людям оставляет. Иначе говоря, в своей работе пчела несет признак святости, как ее исконно понимали на Руси. Пчелы вещие, они знают и слышат больше, чем змеи. Кроме этого, они непосредственно общаются с божеством, летают к нему на небо.

Это полностью согласуется с данными Калевалы, где колдунья — мать Лемминкяйнена — нуждается в меде верховного бога (Рода) с девятого неба. Туда она посылает маленького человечка — пчелу. Пчела приносит нужный мед, колдунья пробует его на язык, убеждается, что это то, что надо. Этим медом она смазывает разрубленные члены сына, он воскресает и говорит, что очень хорошо выспался.

Любопытен и сам образ пчеловода, каким его сложила народная традиция. Пчеловод чист, (от любой грязи пчелы гибнут). Пчеловод знает травы и их свойства, он узнает их от пчел. Он оказывается ведуном-знахарем. Его уважают в народе. Прислушиваются к его словам, обращаются к нему в случае спорных вопросов или за советом. По всем этим данным, в образе пчеловода просматривается образ служителя белого языческого культа, противоположный трафаретному образу черного деревенского колдуна и уравновешивающий его.

Есть у пчеловодов свои ритуалы, например, по весне, когда рой роится, пчеловод стоит перед ним на коленях, просит Даждьбога сберечь рой и разговаривает с маткой, чтобы она не улетела, чтоб дала добрый мед.

Для организации пасеки пчеловоду надо было знать многие тонкости Природы. На пасеках должно быть тихо и чисто. Там должен быть особый микроклимат. Так при основании новой пасеки на выбранном месте оставляли на ночь тарелку с двадцатью семью ложками воды. Если к утру в этой тарелке воды прибывало (от росы), то пасеку ставить можно. Если воды убывало, то это место сухое, тут не будет влажной, сочной травы и пасека себя не оправдает. Иногда на пасеке специально выкапывали колодцы или изменяли русло ручья, чтобы обеспечить нужную влажность. Такова одна из тонкостей пасечного дела.

Требование чистоты пасеки аналогично требованию чистоты капища.

 

Ярилин день

 

1. Пятым, после Мокоши богом, которого поминают с ухмылкой, оказывается Ярило. Некогда в древности Ярило понимался как бог ярости и мужской силы. Сила эта видилась и как военная, и как половая. Воинские традиции культа Ярилы народ почти позабыл, зато другую его ипостась помнил и поклонялся ей еще в начале двадцатого века.

В этой своей ипостаси Ярилу еще, якобы, звали мерянским именем Кострома. Божество Кострома утратило свою логичность в системе праздников, и природа его сущности остается размытой. Его можно понимать как весеннюю составляющую Ярилы, которая приходит в разгар весны, но и также быстро покидает нас, коль скоро окажется заметен переход весны в лето. При всем этом, в культе Ярилы просматривается три праздника. Его приход на землю. Наивысшее проявление его силы, когда вся Природа дышит свежей весенней силой. И его уход — его похороны, до 30 июня.

2. По случаю прихода Ярилы есть чисто женские ритуалы. В этот день, молодой, на белом коне, гордый приезжает Ярило на Землю. В разгар лета, в конце июня, дряхлого и плешивого, но с крепким фаллосом Ярилу хоронят. Оба эти дня являются веселыми праздниками. Эти события мы уже описали в главе «Боги» и потому отсылаем читателя к узлу «Ярило».

По сохранившейся в Белоруссии традиции, на 10 мая Ярило является в белом на белом коне с теплым весенним солнцем в правой руке и с ржаными колосьями через левое плечо. Голова его в венке из весенних полевых цветов. В этот день Даждьбог дает Яриле свою светоносную силу, и Ярило становится богом, несущим Солнце.

В таком образе девицы сажали выбранную подругу на коня, привязанного к дубу, и в венках, в белых одеждах водили вокруг хоровод с песнями о том, как Ярило по свету ходил, в поле рожь родил, людям детей плодил. Где конь его станет, там рожь подымается, куда сам глянет, там колос цветет.

3. В городах день 24 мая был посвящен действительным любовным играм, а не мыслям о них, как это было на ляльнике и Красной горке. В городах этот праздник справлялся с буйным весельем. К полудню Ярило, уже в мужском облике, руководил неистовыми плясками своих поклонниц и поклонников, что шли за ним в свите, учинял игры, стучал в барабан деревянным фаллосом. Все его слушались. К этому дню приурочивались двусмысленные, по нынешним меркам похабные, поговорки и загадки. Например: «Выскочил Ярилко из-за печки, начал бабу жарить, аж палка стучит. Отгадай, что это?»

Гуляние продолжалось всю ночь у костров на горках. Невзначай обливали друг друга молоком и медом — на счастье. На празднике допускалось свободное объяснение в любви, поцелуи, объятия. Матери насильно отправляли туда жеманных дочек поневеститься. Возникающие из-за женщин споры разрешались тут же кулачным боем или показом удали, как решит народ или сам Ярило.

4. С днем Ярилы связываются похороны Костромы. Что это такое — остается непонятным. Если Косторма — это сам Ярило, то хоронить его рано. Ежели Косторома — это непорочное девичество, то тогда все становится на свое место. Праздник Костромы принадлежит матрической ветви язычества.

По традиции, описанной А. Коринфским, в этот день девушки в простых нарядах становились в круг на лугу. Выбранная по жребию красавица на время ритуала становилась Костромой. Она стояла с потупленной головою, а все девицы подходили к ней, и отвешивали поклон. Потом клали ее на дубовую доску и относили на берег реки. Кострома засыпала. Ее на берегу пытались поднять, пробудить. Потом начинали купаться, обливая друг друга. При этом одна из девиц оставалась на берегу и била в лубяное лукошко кулаком как в бубен или барабан (кудес). После этого купания, Кострома должна быть потоплена в воде. В связи с этим разрывался и бросался в воду ее соломенный образ. А девицы возвращались домой, одевали нарядные сарафаны и водили хороводы.

 

 

Зеленые святки

 

Это время игры русалок. Этнографическая традиция связывает зеленые святки с Великоднем, который приходится на четверг.

На зеленые святки так же, как и по случаю сотворения земного мира красят яйца и украшают их символами земли, воды, пахотного поля, неба, солнца, белого света. Эти яйца красят и едят втечение зеленых святок. Но празднование творения мира оказывается более жреческим праздником. Народ, конечно, не отказывается от яиц и яичниц, но для него существуют более насущные и естественные явления, так, что народная традиция отразила именно их.

1. В первых числах июня, когда на полях зеленеют яровые, входит в силу зелень берез и сливается с зеленью травы по цвету, начинается русальная неделя — зеленые святки. В эту неделю (условно 4 — 10 июня) русалки отдыхают, резвятся в зелени и становятся видны людям. По своей природе русалки доброжелательны, но не знают меры и только поэтому опасны. Они, девы утренней росы, дают людям красоту и здоровье. Потому к ним ходят в лес по утрам, вешают им на деревьях венки и рубашки, водят хороводы вокруг березок, завивают для них венки из веток. В эту неделю не купаются — русалки защекочут, можно и захлебнуться. Так же, как под новый год, на зеленые святки гадают о судьбе и замужестве.

2. В среду русальной недели добывают живой огонь. Этот труд — жертва Даждьбогу и богу священного небесного огня Сварогу.

С двух сторон поочередно мужики тянут за канат, который накручен на вертикально установленное бревно, заостренное с двух концов. Снизу, где острый конец бревна входит в плаху, насыпан трут и положена солома. За ними следит старик, который руководит всей работой. Полученный живой огонь разносили по очагам, им зажигали костры у дорог на окраине деревни. Он спасал от нечисти, несущей эпидемии и от случайных неприятностей. В доме, где горит живой огонь, не случается пожара. Огонь этот принадлежит набирающему силу Солнцу, и потому в это время он наиболее живителен. Этим живым огнем поджигали костры на купальскую ночь, продлевая апогей силы Солнца и увеличивая число теплых дней.

3. Песни этого времени говорят сами за себя: «Ну, не радуйся ты, дубняк, кленник. Что дубняк, кленник, ель кудрявая, ель кудрявая, сосна зеленая. Только радуйся белая береза, что ты белая да кудрявая, что кудрявая, моложавая, что к тебе идут красны девицы и несут к тебе все гостинчики, все шириночки да платочечки. А за ними идут стары бабушки и несут все гостинчики — все яичницу со драченою. А за ними идут стары старички тебе кланяются бал — березе, что ты белая да кудрявая, ты кудрявая, моложавая».

Зеленые святки праздник не только молодости, но и старости, ибо то, что удалось дожить до весны — радость. Кроме этого, кудрявая береза — еще и хранительница душ предков, с которыми неизбежно готовится встретиться пожилой человек. Ритуалы старости всегда очень интимны. Напоказ же выставляются ритуалы молодости и радости жизни.

На русальной неделе, происходили вещи выходящие за рамки обыденной повседневности. А именно, эта неделя отличалась особым ритуальным поведением девиц и молодых женщин. Сейчас это почти забыто, потому что авторы прошлого века стеснялись писать об этом. Так, следующий ниже материал полностью отсутствует в трудах И.М. Снегирева (1837 г.), но присутствует в собраниях песен и обрядов т.1 в.1 П.В. Шейна (1898 г.).

Данные Шейна позволяют раскрыть суть обряда завивания березки. Суть заключается в том, что в это время, девушки и женщины отрекаются от своих ребят и мужей, желают им скорой смерти и объединяются в женский союз посредством обряда кумления. При этом поются соответствующие песни, которые приводятся ниже. В это время, женщины переходят в состояние матриархата, который имеет в себе некоторые элементы реванша. Из песен этого времени следует, что женщина побеждает мужчину в состязаниях и он вообще болен, только женщина — жена может его спасти, но жена медлит, муж умирает, и жена этому радуется.

Объединительным центром женского собрания является березка, в которой сидит девичья богиня — Пава или Леля. В песнях упоминаются именно эти имена. Так или иначе, это не Лада — богиня брака, соединяющего мужа с женой, а молодая строптивая богиня исключительно женского начала, собирающая своих почитательниц в некий орден весталок, пусть временный. Завитие веток березы происходит как раз с обращением к этой Паве, которая есть общая кума.

По поверию, вокруг этой березы пляшут шиши. В этой атмосфере, в присутствии и свидетельстве Павы, все девицы кумятся, а именно, целуются через завитые ветви березы, обретая этим элемент интимной близости и вступая в отношения общего родства, которое не предполагает наличие мужа.

Не случайно перед Купалой происходит раскумление девиц, А петь песни русальной недели после Купалы считается большим грехом. Русальные песни вроде того, что

 

Ой Лели ли, ой, Лели ли.

Сватался Ивашка за красную Рожу.

Рожи не отдали, Ивашке отказали.

Ой Лели ли, ой Лели ли...

Или

Ково в свете люблю, тово нанавижу.

Ково ненавижу — завсегда в глазах, —

 

действительно выглядят не по-купальски.

На Купалу девы выходят из-под власти своей богини и отдаются мужчинам. Понимание временности обращения к Леле — Паве, проходит через весь праздник, который должен длится семь дней, но в девятнадцатом веке, большинстве сел он продолжался всего сутки и приходился на Семик. На следующий день, на Троицу, шли в лес смотреть на оставленные там венки. Если венок увядал, то, значит, девица выйдет замуж, если оставался свежим, то Пава принимает ее, и гулять девице и на следующий год незамужней. В других селах наоборот — если венок увядал, то оставаться ей холостой.

 

Уж ты кумушка, кума

Покумися со мной

Побранися со мной

Помирися со мной

Поцелуйся со мной

Распростися со мной.

 

Эта хороводная песенка, после которой два хоровода девиц друг против друга останавливаются и целуются. Очевидно, песенка предполагает обращение не просто к подружке, а к тому, кто скоро уйдет, вероятно, к Паве. Следует заметить, что любые нарушения порядка среди девиц на этой неделе были категорически запрещены. Сила этого порядка как-то была сосредоточена в березке. Ребята, наоборот, могли и напакостить девицам в это время.