читателя мотивов русско-цыганской песни, арий из "Пико-
вой дамы" ("слова слаще звуков Моцарта") и "Кармен".
Мотив вводит стихию музыки и народности, структурно
объединенную с "лирической" "партией" текста.
В 1913-1914 гг. вновь особенно отчетливо выдвигается
мысль о цыганке как выразительнице народного начала
(ср. приведенное выше противопоставление "барина" и
"цыганки-рабочей"). Здесь (как и в "Песне Судьбы") си-
ла, волевое, "свободное" начало в цыганке связывается с
мыслями о революционных потенциях народа, "стихии".
Блок совершенно не склонен считать народ только угне-
тенным, страдающим. Напротив, народ потенциально силь-
нее "сострадающей" ему интеллигенции. Отсюда известные
строки в более раннем стихотворении "Сырое лето. Я ле-
жу..." (20 июня 1907 г.), сопоставляющие силу революци-
онного протеста пролетариата:
...весной я видел смельчака,
Рабочего, который смело на смерть
Пойдет, и с ним - друзья.
И горны замолчат,
И остановятся работы разом
На фабриках.
И жирный фабрикант
Поклонится рабочим в ноги -
и силу женской страсти:
Я знаю женщину. В ее душе
Был сноп огня. В походке - ветер.
В глазах - два моря скорби и страстей.
...четырех стихий союз
Был в ней одной. Она могла убить
- Могла и воскресить...
Сила рабочего и женщины противопоставляется бессилию
современной интеллигенции:
Профессор
А ну-ка, ты
Убей, да воскреси потом! Не можешь?
А женщина с рабочим могут (2, 334).
Объединение "женщины с рабочим" очень интересно по-
тому, что конкретно-исторический идеал (рабочий) здесь
сразу же возводится к некоей более широкой "норме" че-
ловеческого поведения, связанной с образом страстной
женщины. В дальнейшем Блок пытается слить конкретно-ис-
торическое и "нормативное" в образе женщины из народа
(Фаина в "Песне Судьбы"). Но образ Фаины все же слишком
"нормативен", условен. Блок ищет образ сильной, страст-
ной народной героини в современности - и находит его в
цыганке, которая может сказать о себе: "Цыганки мы -
народ рабочий" (3, 572). В облике этой героини свобода
- уже не выражение "должного" (как в Фаине), а естест-
венная черта живого, жизненного характера:
В плече, откинутом назад, -
Задор свободы и разлуки.
Однако вместе с тем свобода чувства героини, много-
образие ее порой противоположных выявлений - страсти и
холодности:
И взгляд - как уголь под золой,
И голос утренний и скучный...
Нет, жизнь и счастье до утра
Я находил не в этом взгляде!
Не этот голос пел вчера
С гитарой вместе на эстраде!.. (3, 207) -
"свободной" любви и такой детали, как "серебряные
кольцы", - все это, не будучи ни в малейшей степени ал-
легорией или даже символом, сложными путями, но совер-
шенно бесспорно связано с размышлениями Блока о свойс-
твах народной "стихии", о чертах народа будущего в лю-
дях сегодняшнего дня.
В тяжелые годы реакции, когда Блок видит, что "уни-
жен бедный", герой, приобщаясь к народу, тоже "льнет
туда, где униженье / Где грязь, и мрак, и нищета" (3,
39, 93). Отсюда и соответствующее понимание "цыганской
стихии":
Когда-то гордый и надменный,
Теперь с цыганкой я в раю,
И вот - прошу ее смиренно:
"Спляши, цыганка, жизнь мою" (3, 194).
Здесь "гордость и надменность" осуждаются как прояв-
ление индивидуализма, "уединенного сознания", и проти-
вопоставляются "смирению" народа. Но этот ход поэтичес-
кой мысли, связанный с традициями позднеромантической
лирики, не органичен для Блока. Уже в 1912-1913 гг. по-
эт вновь уверен, что именно сила и гордость - черты но-
вой личности, рожденной в недрах народа.
Кульминацией этих настроений был цикл "Кармен"
(1914) - одно из последних ярких произведений Блока до-
октябрьского периода. Здесь как бы концентрируется все,
связанное с "цыганской темой" у Блока 1910-х гг.
"Двойная" сущность каждого из ведущих образов цикла
(поэт - Хозе и его возлюбленная - Кармен) позволяет
Блоку легко переходить от "цыганских" образов к совре-
менности, раскрывая исторический и национальный смысл
"цыганского" в жизни и в героях.
Вновь возникает характерный образ "цыганки" как вы-
ражения русского национального характера. "Сердце в
плену у Кармен" - это одновременно приход героя в широ-
кий мир Родины, родной природы:
Это колос ячменный - поля,
И заливистый крик журавля.
Это значит - мне ждать у плетня
До заката горячего дня (3, 235); -
в черновике связь образа Кармен с образом родины
подчеркивалась еще ярче: "И родимая наша печаль", "да
твоя яровая земля" - (3, 579). Вновь находим и слияние
образа любовницы-цыганки с образом дочери народа, силь-
ной, страстной и гордой. Сюжет оперы Бизе - уход Хозе в
горы вслед за Кармен - неразрывно сплетен с очень важ-
ной для Блока темой "ухода" человека - разрыва его со
своими "кровными" (ср. более раннее: "Меж своих - я сам
не свой. Меж кровных - бескровен - и не знаю чувств
родства" - 2, 334). Любовь к Кармен - уход от прежнего:
И я забыл все дни, все ночи,
И сердце захлестнула кровь,
Смывая память об отчизне... (3, 231)
А там: Уйдем, уйдем от жизни,
Уйдем от этой грустной жизни!.. (3, 234)
Отношения "Кармен - Хозе" в какой-то мере близки к
отношениям Фаины и Германа, где Фаина - ведущее ("уво-
дящее") сильное начало, а Герман - герой, забывший со-
циальное "родство" и стремящийся слиться с Родиной, на-
родом.
Образ Кармен - живой. Здесь мы опять находим предс-
тавление о том, что именно в цыганке ярче всего вопло-
щена сложность бытия, где:
Мелодией одной звучат печаль и радость... (3, 239)
Но если в "Фаине" Блок в какой-то мере склонен был
противопоставлять современному городу простую, патриар-
хальную жизнь, то теперь позиция поэта историчней. Иде-
ал ищется именно в сложной, соответствующей высоким
запросам человека, жизни. Вместе с тем Кармен, "цыган-
ка", позволяет увидеть настоящее лицо бытия, затемнен-
ное сегодняшней "грустной" жизнью. Кармен (как и Фаина)
- не только "случайная", но и "вечная": в ней, в любви
к ней реализуется настоящая, "должная" жизнь, противо-
поставленная исторически данной.
Ты - как отзвук забытого гимна
В моей черной и дикой судьбе (3, 236; курсив наш. -
Ю. Л., 3. М.).
...видишь во сне
Даль морскую и берег счастливый,
И мечту, недоступную мне.
Видишь день беззакатный и жгучий
И любимый, родимый свой край,
Синий, синий, певучий, певучий,
Неподвижно-блаженный, как рай (3, 236; курсив наш. -
Ю. Л., 3. М.).
В контрасте между реальной судьбой, "черной и ди-
кой", и "должным" бытием, "неподвижным", мы вновь нахо-
дим отражения тех чувств, которые Блок хотел воплотить
в "Песне Судьбы".
Но основным в цикле, пожалуй, является представление
о том, что сама эта должная жизнь-страсть есть жизнь,
подчиненная общим, космическим "музыкальным законам":
Здесь - страшная печать отверженности женской
За прелесть дивную - постичь ее нет сил.
Там - дикий сплав миров, где часть души вселенской
Рыдает, исходя гармонией светил (3, 239).
Представление Блока о "музыкальной" природе мира,
столь важное для лирики третьего тома и, пожалуй, боль-
ше всего для циклов "Арфы и скрипки" и "Кармен", разу-
меется, далеко не совпадает с представлениями, лежащими
в основе реалистической эстетики. Основа мира - "дух
музыки"; музыка - "духовное тело мира" - "мысль" мира'.
Но это представление оказывается сложными путями
связанным отнюдь не только с романтическими традициями.
Оно близко и к тому, что определяло позицию Блока
1908-1909 гг., - к "нормативному", допролетарскому, де-
мократическому мышлению. Явления сегодняшней жизни де-
лятся на "музыкальные" (связанные с подлинным "лицом
жизни") и "антимузыкальные". Еще 29 июня 1909 г. Блок
считал, что он необходимо "в конце концов
1 Блок А. А. Записные книжки. С. 150 (курсив наш. -
Ю. Л., 3. М.).
должен оглохнуть вовсе ко всему, что не сопровождается
музыкой (такова современная жизнь, политика и тому по-
добное)"'. Носителем "музыкального" начала оказывается
"цыганка" Кармен, народ (поэтическое мироощущение, наи-
более близкое к Гоголю и Л. Толстому периода "Войны и
мира"). Тема музыки неотделима от темы "страсти". Музы-
ка воплощается в страсти. Характерное, казалось бы,
только для романтических традиции прославление "страс-
ти" раскрывается в поэзии Блока и с совершенно иных
сторон. Образы страстной любви подчеркивают здешнее,
земное, не аскетически бесплотное в поэтическом идеале
Блока третьего тома. Но, пожалуй, решающим фактором,
отделяющим позицию Блока от романтических традиций, яв-
ляется то, что "музыка" и "страсть", противопоставлен-
ные сегодняшней "грустной жизни", оказываются поэтичес-
ким синонимом должной жизни здесь же, на земле. "...Му-
зыка дышит, где хочет: в страсти и в творчестве, в на-
родном мятеже и в научном труде"2, но не в противопо-
ложном земле идеальном мире. Для Блока, в отличие от
позднеромантических традиций, "космос" интересен прежде
всего как могущий воплотиться в здешнем, посюстороннем
мире народной жизни.
Носителем "духа музыки", "страсти" для Блока 1910-х
гг. была "цыганка", "Кармен". Но мир для поэта уже тог-
да был "неразделен". Пройдет несколько лет - и носите-
лями "духа музыки" окажутся "варварские массы", револю-
ционный народ. Вершиной романтического "неприятия мира"
всегда было либо бунтарство противопоставленного толпе
одиночки, либо слияние с внеличностной массой. Блок
увидит в народной жизни (то есть в определенной соци-
альной среде) предпосылку для развития "человека-артис-
та" - новой яркой личности, способной "переделать все",
сделать из жизни данной жизнь должную. Это представле-
ние, вызревавшее еще в период статей о народе и интел-
лигенции, прошедшее, прямо или в сложных поэтических
ассоциациях, через третий том лирики Блока и неразрывно
связанное с "цыганской темой", ведет нас во многих сво-
их важнейших чертах не к Полонскому и Фету, и даже не к
столь близкому Блоку Тютчеву, а к демократическим тра-
дициям реалистического искусства XIX в.
1964
1 Блок А. А. Записные книжки. С. 151.
2 Там же. С. 132.
