Отсутствует часть книги: Радищев - поэт-переводчик 15 страница

ром Дерптского университета, свободолюбец и враг кре-

постного права А. С. Кайсаров писал: "Мы рассуждаем

по-немецки, мы шутим по-французски, а по-русски только

молимся Богу или браним наших служителей"3.           

Однако в практическом осуществлении призыва к народ-

ности у каждого из друзей был свой путь. У Андрея Тур-

генева к 1802 г. увлечение Шиллером отходит в прошлое,

а народность начинает ассоциироваться с Шекспиром. Ха-

рактерно, что именно Шекспир приходит ему на мысль при

чтении песен 

                  

1 Мерзляков А. Ф. О духе, отличительных свойствах

поэзии первобытной... С. 14.                          

2 Литературная критика 1800-1810-х годов. С. 44, 45.

3 Чтения в Обществе истории и древностей российских.

1858. Кн. 3. С. 143.                                  

Мерзлякова1. Кайсарова интерес к народности привел к

изучению славистики, русской истории и к требованию

уничтожения крепостного права. Что касается Мерзлякова,

то размышления над этим вопросом привели его к созданию

песен.                                                

Песни Мерзлякова не свободны от влияния традиции ро-

манса и дворянской псевдонародной лирики конца XVIII -

начала XIX в. Н. И. Надеждин отмечал в некоторых из них

"резкие обмолвки против русского народного языка", но

он же говорил, что "их существенная прелесть состоит в

народности"2. Белинский, хотя также указывал в песнях

Мерзлякова на "чувствительные обмолвки" против народ-

ности3, в общем ценил их очень высоко. "Это был талант

мощный, энергический, - писал он о Мерзлякове, - какое

глубокое чувство, какая неизмеримая тоска в его песнях!

как живо сочувствовал он в них русскому народу и как

верно выразил в их поэтических звуках лирическую сторо-

ну его жизни! Это не песенки Дельвига, это не подделки

под народный такт - нет: это живое, естественное излия-

ние чувства, где все безыскусственно и естественно!"4 

Главным признаком народности песен Мерзлякова Бе-

линский считал то, что он "перенес в свои русские песни

русскую грусть-тоску, русское гореванье, от которого

щемит сердце и захватывает дух"5. Положение это имело

для Белинского принципиальный смысл. Он писал, что

грусть есть то "общее, которое связывает нашу простона-

родную поэзию с нашей художественною, национальною поэ-

зиею"6. Белинский настаивал на этом положении, посколь-

ку грустный характер русской песни был для него свиде-

тельством безотрадного положения народа. Н. И. Мордов-

ченко, обративший внимание на это положение, указал на

связь его с высказываниями о русской песне в "Путешест-

вии..." Радищева. Подобное понимание фольклора не было

чуждо и Мерзлякову. Один из его университетских слуша-

телей вспоминал: "Мерзляков советовал нам, т. е. всем

студентам, прислушиваться к народным песням и записы-

вать их: "В них вы услышите много народного горя", -

говорил благородный профессор"7.                      

"Песни Мерзлякова дышат чувством", - писал А. А.

Бестужев8. Песни Мерзлякова лиричны и не касаются соци-

альных вопросов, но бесспорно, что разлитая в них и

привлекшая Белинского "неизмеримая тоска" связана была

  

 В письме Жуковскому из Вены: "Кланяйся, брат,

Мерзлякову, скажи, чтобы он берегся от лихорадки и что

я нашел непростительный анахронизм в его песне: "Воет

север за горами"; а потом: "Не ходить было красной дев-

ке" (далее в тексте: "Вдоль по лугу-лугу". - Ю. Л.).

Точный Шекспир!" (Архив Тургеневых. Ед. хр. 4759. Л.

56).                                              

2 Телескоп. 1831. № 5. С. 91.                      

3 Белинский В. Г. Поли. собр. соч.: В 13 т. М.,

1954. Т. 5. С. 564.                                   

4 Там же. Т. 1. С. 63.                             

5 Там же. Т. 9. С. 532.                            

6 Там же. Т. 5. С. 126; ср.: Мордовченко Н. И. Бе-

линский и русская литература его времени. М.; Л., 1950.

С. 184.                                               

7 Чистяков М. Н. Народное предание о Брюсе // Русс-

кая старина. 1871. № 8. С. 167.                       

8 Бестужев А. А. Взгляд на старую и новую словес-

ность в России // Декабристы:                         

Эстетика и критика. М., 1991. С. 95.               

                          

с мыслью о печальной судьбе народа. Антикрепостнические

настроения Мерзлякова в середине 1800-х гг. были засви-

детельствованы им печатно.                            

В 1807 г. Мерзляков издал книгу "Эклоги Публия Вир-

гилия Марона" (в сборник были включены и некоторые дру-

гие переводы античных авторов). Тексту было предпослано

предисловие "Нечто об эклоге", в котором неожиданно на-

ходим рассуждение о происхождении рабства. Говоря об

изображении "пастухов" в литературе. Мерзляков допуска-

ет несколько возможных авторских решений: "Стихотворец

воображает их или такими, какими они были во времена

равенства и беспечности, украшенные простотою природы,

простотою невинности и благородною свободою, или таки-

ми, какими они сделались тогда, когда нужда и сила про-

извели властителей и рабов, когда приобрели они себе

работы тягостные и неприятные..."'                    

Мысль о том, что рабство имеет своей основой обман и

насилие, была распространена в публицистике конца XVIII

- начала XIX в. Однако в данном случае мы можем с боль-

шой долей вероятности назвать источник рассуждения

Мерзлякова, позволяющий говорить о том, что мысли авто-

ра статьи об эклоге были сосредоточены не столько на

рабстве вообще, сколько на судьбе русского крестьянина.

В 1806 г. друг Мерзлякова А. С. Кайсаров защитил в Гет-

тингене и опубликовал на латинском языке диссертацию "О

необходимости освобождения рабов в России" ("De manu-

mittendis per Russiam servis"), где находим не только

мысль Мерзлякова, но и почти дословное ее выражение:

"...чем дальше углубляется разум в вопрос происхождения

рабства и стремится добраться до самых его истоков, тем

вероятнее, по сравнению с другими, нам кажется мысль,

считающая, что сила и обман произвели это проклятое

бедствие. Ведь трудно сомневаться в том, что по праву

войны свободные люди, побежденные и подчиненные власти

врагов, сохранившие жизнь ценой потери свободы, насиль-

но превращались в рабов; обман же действует тогда, ког-

да богатые извлекают выгоду из нужды людей, угнетенных

бедностью"2.                                          

Нет оснований сомневаться в том, что Кайсаров сразу

же прислал Мер-злякову экземпляр своей диссертации. От-

ношения между ними были самые дружеские, шла оживленная

переписка. Мерзляков посылал Кайсарову в Геттинген свои

песни3, а в 1810 г. выпустил в свет второе издание

русского перевода "Славянской мифологии" Кайсарова

(первый вышел во время заграничного путешествия автора,

возможно, без его ведома).                        

Работа Мерзлякова над песнями наиболее активно шла в

1803-1806 гг. В этот период были созданы: "Я не думала

ни о чем в свете тужить...", "Ах, что ж ты, голуб-

чик...", "Чернобровый, черноглазый...", "Сельская эле-

гия"   

                  

1 Эклоги Публия Виргилия Марона, переведенные А.

Мерзляковым, профессором императорского Московского

университета. М., 1807. С. IX-X.                      

2 Kaisarov A. Dissertatio inauguralis de manumitten-

dis per Russiam servis. 1806. P. 4. Любопытно, что в

том же 1806 г. Александр Иванович Тургенев в письме Жу-

ковскому доказывал, что "дворяне не насильством присво-

или себе право сие (крепостное право. - Ю. Л.)" и что,

следовательно, пока крестьяне нравственно не дорастут

до свободы, "им рабство - драгоценный дар".           

3 См.: Мерзляков А. Ф. Стихотворения. С. 292.      

 ("Что мне делать в тяжкой участи моей..."), "Ах, деви-

ца, красавица!..", а " возможно, и ряд других песен

(датировка многих из них вызывает затруднения). Это

время с основанием можно считать новым важным этапом в

развитии литературного дарования Мерзлякова.          

Новый период в творчестве поэта совпал с характерным

изменением окружающей его дружеской среды. Дружеское

литературное общество распалось. В числе наиболее близ-

ких Мерзлякову друзей мы встречаем теперь имена молодо-

го литератора-разночинца 3. А. Буринского, профессора и

радикального драматурга Николая Сандунова и композитора

из крепостных Д. Н. Кашина. В содружестве с последним и

создавались песни Мерзлякова,                         

Д. Н. Кашин был не только хорошо образованным чело-

веком (он знал, например, итальянский язык и восхищался

стихами Тассо), одаренным музыкантом, но и собирателем

и знатоком русского песенного фольклора. В предисловии

к изданному им трехтомнику русских песен (1833-1834)

Кашин подчеркивал, что все песни, включенные в сборник,

записаны им самим. В обработках Кашина русские народные

песни входили в репертуар таких популярных актрис, как

Е. Сандунова (с семьей Сандуновых Кашин был особенно

тесно связан: Н. Сандунов был одним из организаторов

его выкупа из крепостного состояния). Как и для Мерзля-

кова, народная песня была для Кашина не только объектом

научного  изучения или художественной стилизации, но и

воспринималась как непосредственное лирическое выраже-

ние душевных переживаний. Замечательно в этом смысле

описание "освобождения" Кашина в записках С. Глинки:

"...он прибежал к нам, запыхавшись и в восторге душев-

ном бросаясь обнимать нас, повторял: "Я свободен, я

свободен!" И шампанское закипело в бокалах. И с каким

выражением играл Кашин на фортепианах русские песни. То

был первый день его свободы"'.                        

Созданная на основе русских народных мотивов музыка

Кашина сливалась с текстами Мерзлякова в единое худо-

жественное целое. Своеобразие песен Мерзлякова в том,

что в качестве поэтических произведений они были расс-

читаны не на декламацию, а на вокальное исполнение,

причем мотив, как правило, брался из народной песни.

Это придавало колорит народности даже тем произведени-

ям, в которых, если исходить из одного текста, трудно

уловить что-либо отличное от традиционной поэзии, от

светского романса. Так, например, стихотворение "В час

разлуки пастушок..." - ничем не выдающийся образец ро-

мансной лирики XIX в. - был неотделим в сознании совре-

менников от народной украинской песни, на "голос" кото-

рой он был написан. Насколько подобная связь была креп-

кой и в сознании самого автора, свидетельствует тот

факт, что, готовя для издания 1830 г. список песен и

романсов, Мерзляков обозначил в нем это стихотворение

не его настоящим заглавием, а первой строкой песни,

давшей мотив "Ихав козак за Дунай". Характерно, что Бе-

линский, заговорив о романсе Мерзлякова "Велизарий",

сейчас же вспомнил: "...музыка его так прекрасна..."2

1 Глинка С. Н. Записки. СПб., 1895. С. 178.        

2 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 3. С. 323.   

Воссоздание литературными средствами духа народной пес-

ни требовало выработки новых художественных приемов.

Размеры дарования ограничивали возможности Мерзлякова

как новатора, пролагателя новых путей в поэзии. В пес-

нях его, переплетаясь с подлинно фольклорными элемента-

ми стиля, встречаются и чисто литературные фразеологи-

ческие обороты (например:                             

"Твоему ли сердцу ведать. Лила, страх"; ср. у Батюш-

кова: "Нам ли ведать, Хлоя, страх!").                 

Художественная система песен Мерзлякова еще значи-

тельно удалена от подлинно народной поэзии и несет на

себе влияние дворянского романса. Белинский выделил

песни "Чернобровый, черноглазый..." и "Не липочка куд-

рявая..." (эти же песни как наиболее народные отметил

Надеждин). Назвав их "прекрасными и выдержанными", -

все остальные он характеризовал как произведения "с

проблесками национальности", но и с "чувствительными

против нее обмолвками"1. Отмеченные Белинским и Надеж-

диным песни наиболее примечательны своим отходом от

традиционных форм, соединяемых в литературе XVIII - на-

чала XIX в. с условным представлением о "русском сти-

хе".                                                  

Своеобразие позиции Мерзлякова как автора песен осо-

бенно ярко проявляется при сопоставлении его произведе-

ний с послужившими для них отправной точкой записями

Кашина. Песни "Ах, девица, красавица!..", "Я не думала

ни о чем в свете тужить..." и "Чернобровый, черногла-

зый..." имеют в сборнике Кашина параллели, связь кото-

рых с названными песнями Мерзлякова бесспорна. Сравне-

ние текстов вводит нас в творческую лабораторию поэта.

Прежде всего можно отметить, что Мерзляков использует

зачины и концовки и значительно переделывает централь-

ную сюжетную часть2. Последняя изменяется с тем, чтобы

подчеркнуть драматизм ситуации. Благополучная любовь

заменяется изменой, свидание - разлукой.              

В центре песен Мерзлякова - образ человека, на пути

которого к счастью стоят непреодолимые преграды. Нравс-

твенный мир этого человека часто характеризуется в со-

ответствии с возникшей еще в предшествующий период

творчества верой в "естественные влечения" человеческой

натуры, противоборствующей внешним препятствиям и влас-

ти предрассудков. Так, строки:

                       

  Я не слушала руганья ничьего,

Полюбила я дружочка моего -

                                            

у Мерзлякова перерабатываются следующим образом:

  

1 Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 5. С. 564.   

2 Эту особенность подметил И. А. Полевой, писавший:

"Песни А. Ф. Мерзлякова потому еще более вошли в народ-

ный быт, что они извлечены из простонародных песен. На-

чало, напоминающее простую известную песенку, заставля-

ет всякого песельника заучить ее. Между тем Мерзляков

превосходно переделывал каждую взятую им песню, точно

так, как смычок Рачинского пленяет нас прелестною гар-

монией, которая напоминает что-то родимое" (Московский

телеграф. 1825. № 16. С. 340). Г. А. Рачинский - русс-

кий скрипач и композитор первой половины XIX в.       

                                

Как же слушать пересудов мне людских?

Сердце любит, не спросясь людей чужих,

Сердце любит, не спросясь меня самой! (с. 60)

     

Говоря о работе Мерзлякова над текстом записей Каши-

на, необходимо учитывать специфику последних. Те из

них, которые были использованы Мерзляковым, сами в зна-

чительной степени отдалены от канонических образцов

крестьянской лирики. Они несут на себе черты влияния

городского романса и, возможно, подверглись литератур-

ной обработке. Мерзляков снимает то, что противоречило

его представлению о народной песне (например, стих "Со

письмом пошлю лакея"), и сгущает элементы народно-поэ-

тической лексики: "грусть-злодейка", "забавушки - алы

цветики", "сыр-бор", "печальная, победная головушка мо-

лодецкая". Литературное "письмо" убрано, зато в "Сель-

ской элегии" встречаем просторечный синоним: "Нет ни

грамотки, ни вестки никакой..." (ср. у Сумарокова

"Письмо, что грамоткой простой народ зовет...").      

В том же направлении идет и дальнейшая работа Мерз-

лякова над текстом песен. В письме к Кайсарову (1803)

находим:     

                                        

 Всяк изведал грусть-злодейку по себе,

Но не всякий, ах, жалеет обо мне.

                 

Во второй части "Собраний образцовых русских сочине-

ний и переводов" (1815) Мерзляков заменил книжное "жа-

леет" фольклорным "погорюет", но сохранил еще междоме-

тие "ах", придающее стиху типично-романсное звучание:

"Ах, не всякий погорюет обо мне". И только в издании

1830 г. стих приобрел окончательный вид: "А не всякий

погорюет обо мне".                                    

Работая над песней, Мерзляков подошел к проблеме

рифмы и стихотворного размера - вопросу, который на ру-

беже XVIII и XIX вв. волновал многих русских поэтов.

Уже в предшествующий период обнаружилась характерная

черта творческого дарования Мерзлякова: рифмы у него,

как правило, бедны, часто встречаются рифмы неточные, а

также морфологические (особенно глагольные). Бедность

рифм была следствием не ограниченности мастерства, а

особенностей творческой позиции. Еще А. Н. Радищев жа-

ловался, что "Парнас окружен Ямбами, и Рифмы стоят вез-

де на карауле"'.                                      

Предпочтение неточных, "приглушенных" рифм приводило

к ослаблению ритмической роли клаузул, что, в свою оче-

редь, требовало поисков определенной ритмической ком-

пенсации. В период создания цикла политических стихот-

ворений, связанных с Дружеским литературным обществом,

излюбленным приемом Мерзлякова делаются смысловые и

звуковые повторы. Поэтическая строка строится на логи-

ческом противопоставлении или сопоставлении понятий,

выраженных сходно звучащими словами, омонимами. Это по-

могает раскрыть внутреннюю диалектику понятия. Стих

оказывается связанным не формальным единством ритмичес-

ких интонаций, а смысловой связью, подчеркнутой средс-

твами звуковой организации. Так, логическое противопос-

  

 Радищев А. Н. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 353.     

тавление "братья делаются врагами" выражается посредс-

твом подбора тавтологической лексики: "Брат не видит в

брате брата" ("Слава"). По такому же принципу построе-

ны: "Тиран погиб тиранства жертвой", "Скончался в муках

наш мучитель" ("Ода на разрушение Вавилона"), "Да по-

гибнут брани бранью" ("Слава").                       

Как пример случая, когда понятия не противопоставля-

ются, а логически вытекают одно из другого, можно при-

вести: "Благость, благом увенчайся" ("Слава"), "Я вижу

в мире мир" ("Тень Кукова на острове Овгиги").        

Другим характерным для ранней лирики Мерзлякова

средством подчеркивания ритмического рисунка являлось

бессоюзное соединение однотипных в синтаксическом и ин-

тонационном отношении предложений, причем пропуск ска-

зуемого способствовал созданию Особой динамической нап-

ряженности: 

                                         

Огнь во взорах, в сердце камень, -

 Человечество, прости! (с. 211)

                                      

Эти ритмические опыты Мерзлякова позже были учтены

Жуковским:

                                            

Мы села - в пепел; грады - в прах,

В мечи - серпы и плуги.

                        

Народная песня, обладая иными интонациями, чем внут-

ренне напряженная, динамичная, рассчитанная на ораторс-

кие приемы декламации политическая лирика, требовала

иных стилистических приемов. Построения типа:

        

Птичка пугана пугается всего,                 

Горько мучиться для горя одного - (курсив мой. - Ю.Л.)

 

встречаются сравнительно редко. В песне "Ах, девица,

красавица!.." Мерзляков сделал опыт сочетания бедных

рифм типа: "губить - топить", "сушить - морить", "мной

- слезой" с очень четкой внутренней рифмой пословичного

типа. В текст, близко воспроизводящий запись Кашина,

Мерзляков вставил:

                                    

 Не знала ль ты, что рвут цветы                

Не круглый год, - мороз придет...             

Не знала ль ты, что счастья цвет             

Сегодня есть, а завтра нет!                   

Любовь - роса на полчаса                      

Ах, век живут, а в миг умрут.                

  Любовь, как пух, взовьется вдруг:            

Тоска - свинец внутри сердец                  

(с. 67-68; курсив мой. - Ю. Л.).               

                   

Однако доминирующим в стилистической системе песен

Мерзлякова сделалось не это, а приемы, свойственные на-

родной песне, и в первую очередь параллелизмы (часто в

форме отрицательных сравнений):

                       

Нельзя солнцу быть холодным,

Светлому погаснуть;

  Нельзя сердцу жить на свете

И не жить любовью! (с. 63)

 

Общая тенденция развития стиха в песнях Мерзлякова

заключалась в упрощении ритмического рисунка, что соп-

ровождалось одновременно отказом от четких рифм и широ-

ким использованием образов народной поэзии. На этом пу-

ти Мерзляков выработал тот простой, безыскусственный

стиль, который характерен для самой популярной из его

песен - "Среди долины ровныя...".                     

Поэзия конца XVIII в. узаконила представление о че-

тырехстопном безрифменном хорее с дактилическими окон-

чаниями как о якобы специфически народном "русском раз-

мере". Мерзляков и в этой области искал новых путей. И

в данном отношении существенную роль в метрической сис-

теме песен Мерзлякова играло то обстоятельство, что они

создавались как произведения для пения: ритмика мелодии

в значительной степени определяла и метрический рисунок

текста.                                               

При всей относительности связей песен Мерзлякова с

подлинным народным творчеством на современников, не

только в начале XIX в., когда они писались, но и в мо-

мент появления в 1830 г. сборника "Песни и романсы",

они производили впечатление именно своей фольклор-

ностью. И Надеждин, и Белинский настойчиво противопос-

тавляли песни Мерзлякова дворянской поэтической тради-

ции. "Весьма понятно, - писал Надеждин, - почему песни

Мерзлякова перешли немедленно в уста народные: они

возвратились к своему началу"'.                       

Песни Мерзлякова в самом деле широко исполнялись в

концертах русских песен (например, Сандуновой) и быстро

усваивались народом. А. Н. Островский в драме "Гроза"

не случайно вложил песню "Среди долины ровныя..." в ус-

та Кулигина. Песни Мерзлякова, писал один из критиков в

1831 г., "поют от Москвы до Енисея"2. О популярности

песен Мерзлякова красноречиво свидетельствует такой,

например, факт, сообщенный декабристом А. Е. Розеном в

его воспоминаниях: "Фейерверке? Соколов и сторож Шибаев

(караульные в Петропавловской крепости. - Ю. Л.) были

хуже немых: немой хоть горлом гулит или руками и паль-

цами делает знаки, а эти молодцы были движущиеся исту-

каны... Однажды запел я "Среди долины ровныя на глад-

кой высоте...", при втором куплете слышу, что мне вто-

рит другой голос в коридоре за бревенчатой перегород-

кой; я узнал в нем голос моего фейерверкера. Добрый

знак, - подумал я, - запел со мною, так и заговорит.

Еще раз повторил песню, и он на славу вторит ей с нача-

ла до конца. Когда он через час принес мой ужин, оло-

вянную мисочку, то я поблагодарил его за пение, и он

решился мне ответить вполголоса: "Слава богу, что вы не

скучаете, что у вас сердце веселое". С тех пор мало-по-

малу начался разговор с ним, и он охотно отвечал на мои

вопросы"3.                                            

  

 Телескоп. 1831. № 5. С. 89.                      

2 Гирлянда, журнал словесности, музыки, мод и това-

ров. 1831. № 1. С. 21. Заметка за подписью "С-въ", воз-

можно, написана О. Сомовым.                           

3 Розен А. Е. Записки декабриста. СПб., 1907. С. 86.

Одновременно с песнями Мерзляков создает цикл стихотво-

рений (таких, как "Пир", "Что есть жизнь?", "Надгробная

песнь 3..... A...-.чу Буринскому"), в которых условные

штампы элегической и романсной поэзии наполняются ре-

альным, глубоко прочувствованным содержанием. Если ли-

рика молодого Мерзлякова создает образ героя-борца, то

теперь на смену ему приходит идеал труженика, обеспечи-

вающего себе своими руками материальную независимость и

ревниво оберегающего свое человеческое достоинство.

Традиционный и уже банальный в эту эпоху образ "людей",

 от которых убегает автор, неожиданно приобретает чер-

ты вполне реального московского "света", в котором по-

эт-разночинец чувствует себя чужим.

                   

Там, в кружке младых зевак,                   

В камнях, золоте дурак                        

Анекдоты повествует,                          

Как он зайцев атакует.                        

                        

Тамо старый дуралей,                          

Сняв очки с своих очей,                       

Объявляет в важном тоне                       

Все грехи в Наполеоне... (с. 98)              

                  

Уже совсем конкретен "ученых шумный круг" - общество

коллег Мерзлякова по Московскому университету: 

      

  Все мудрые вольности дети;                    

А в них-то и низость, и бой,                  

Друг другу коварство и сети!.. (с. 96)           

             

Тема одиночества, горькой участи, столь сильно проз-

вучавшая в песне "Среди долины ровныя...", присутствует

и в стихотворении "К несчастию" и в "Надгробной песне

3..... А.....чу Буринскому". 

                        

Ты страдал - ты, жертва бедствия,             

При друзьях, как без друзей, страдал!         

Родом, ближними оставленный... (с. 255)       

            

Лучшим комментарием к этим стихотворениям является

отрывок из письма самого Буринского к Гнедичу: "...люди

нашего состояния живут в рабстве обстоятельств и воли

других. Сколько чувств и идей должны мы у себя

отнять! Как должны переиначить и образ мыслей и волю

желаний и требований своих самых невинных, даже благо-

родных склонностей! - Мы должны исказить самих себя,

если хотим хорошо жить в этой свободной тюрьме, которую

называют светом. У турок есть обыкновение тех невольни-

ков, которым удается понравиться господину, заставлять

в саду садить цветы! О! если бы судьба доставляла нам

хотя такую неволю!"

              

1 РО РНБ. Ф. 197. Ед. хр. 39. Л. 4.