Отсутствует часть книги: Радищев - поэт-переводчик 14 страница

Шиллер воспринимался в кругу Дружеского литературно-

го общества как певец попранной свободы и прав личнос-

ти. Услыхав от Андрея Кайсарова об издевательстве ко-

мандира над унтер-офицером, вынужденным молча смотреть

на бесчестие собственной жены, Андрей Тургенев видит в

этом частный случай издевательства над человеком (в ун-

тер-офицере его привлекает противоречие между рабским

положением и сердечной добротой) и записывает в дневни-

ке: "Если бы Шиллер, тот, которого я называю "моим Шил-

лером", описал это молчание во всех обстоятельствах!" И

далее: "Это огненное, нежное сердце, давимое, терзаемое

рукою деспотизма - лишенное всех прав любезнейших и

священнейших человечества - деспотизм ругается бессиль-

ной его ярости и отнимает у него, отрывает все то, с

чем бог соединил его"3.                               

Антифеодальные, демократические идеи XVIII в. восп-

ринимались ведущей группой Дружеского литературного об-

щества не в их непосредственном, наиболее последова-

тельном варианте, представленном во Франции предреволю-

ционной демократической философией, в России - Радище-

вым, но в форме бунтарства и свободомыслия, характерно-

го для молодых Гете и Шиллера.                        

Революционная теория Радищева была неразрывно связа-

на с общими принципами материализма. Не случайно разви-

тие его философской мысли началось с изучения Гельве-

ция: идея оправданности человеческого эгоизма, права

индивидуума на максимальное счастье, которое, в услови-

ях общественно-справедливого строя, обеспечит макси-

мальное счастье и народу - сумме таких индивидуумов, -

лежит в основе этики Радищева.                        

Материалистическая этика XVIII в. оказалась чужда

деятелям Дружеского литературного общества. Зато им бы-

ло близко шиллеровское сочетание антифеодального демок-

ратического пафоса с осуждением материализма. Специфи-

ческие условия России начала XIX в., как мы уже говори-

ли, сильно затрудняли усвоение демократической системы

идей XVIII в., наследия французских материалистов и Ра-

дищева в их полном объеме. Истолкование антифеодальных

лозунгов Шиллером больше привлекало участников Дружес-

кого литературного общества. В этом отношении знамена-

тельно, что имена

                

1 Архив Тургеневых. Ед. хр. 271. Л. 56 об.         

2 Там же. Ед. хр. 50. Л. 192 об.                   

3 Там же. Ед. хр. 271. Л. 24 об. Через несколько

дней он записал в дневнике: "А я все думаю об этом мол-

чании" (л. 25).                                   

философов-материалистов в сохранившихся дневниках и пе-

реписке членов общества почти не упоминаются. В дневни-

ке Андрея Тургенева зафиксирована беседа его с Мерзля-

ковым, в которой дана резко отрицательная характеристи-

ка Вольтера.                                     

Любопытно, что из французских писателей ближе всего

членам кружка оказались Руссо, ценимый не ниже, чем

Шиллер, и Мабли, воспринятый не как философ-коммунист,

а как суровый судья современности, проповедник герои-

ческого стоицизма античных республиканцев, как писа-

тель, осуждающий мораль, основанную на личной пользе, и

противопоставляющий ей этику древней Спарты. В письме,

адресованном Мерзлякову и Жуковскому, Андрей Тургенев

сообщал, что Мабли "вселил" в него "твердость и спо-

койствие, презрение к глупым обстоятельствам..."2.

Мерзляков был прочнее, чем Андрей Тургенев, связан с

традицией просветительской философии XVIII в. Однако в

этот период черты сходства в их взглядах были гораздо

глубже, чем различие между будущим профессором-разно-

чинцем и начинающим поэтом передового дворянского лаге-

ря.                                  

Охарактеризованная система воззрений определила и

подход Мерзлякова и Андрея Тургенева к поэзии. На пер-

вый план выдвигается высокая гражданская лирика, проти-

востоящая субъективно-лирической тематике карамзинис-

тов, культуре альбомной поэзии, салонным "безделкам".

Опытом создания героической свободолюбивой поэзии было

стихотворение Андрея Тургенева "К отечеству". К подоб-

ным же попыткам следует отнести "Оду на разрушение Ва-

вилона" Мерзлякова, его стихотворение "Слава" и перево-

ды из Тиртея. "Ода на разрушение Вавилона", хотя и на-

писана позже стихотворения "Слава", традиционна по сво-

ей художественной системе. Стихотворение "Слава" в этом

отношении вносит много нового.                        

Ранние стихи Мерзлякова свидетельствуют о политичес-

кой благонамеренности автора. Перелом в идейных настро-

ениях поэта совершился, видимо, в 1799-1800 гг., совпав

со временем сближения с Андреем Тургеневым. 8 сентября

1800 г. Мерзляков писал Жуковскому: "Когда кончится это

шальное для меня время? Когда попаду я на путь истин-

ный?.. Как бы ты назвал это состояние, в котором я те-

перь хочу делать и не делаю; хожу, задумавшись, из од-

ного угла в другой, бегаю как бешеный по улицам, руга-

юсь со всеми? Сумасшествие! Не так ли? По крайней мере

я чувствую, что это кризис, кризис для всего меня, ре-

шительная лихорадка для моих муз"3.                   

Изменения во взглядах Мерзлякова определили интерес

его к политической тематике в поэзии. Политическое со-

держание стихотворения определено общей позицией поэта.

Идея прав человека в стихотворении "Слава" развивается

как мысль о всеобщем братстве людей, примиренных в гар-

монии общечеловеческого единства:  

         

1 "Дерзость, ругательства, эгоизм - главные черты

его философии" (Архив Тургеневых. Ед. хр. 271. Л. 9

об.).                                                 

2 Там же. Ед. хр. 4759. Л. 29 об.                  

3 Русская старина. 1904. № 5. С. 445.              

Месть, прощеньем усладися,

Руку, падший друг, прими,

Человечество, проснися

И права свои возьми (с. 213).

                      

Осуществление гуманистических антифеодальных идей

мыслится не как                                       

результат борьбы с угнетателями, а как всеобщее при-

мирение, альтруистический отказ от своекорыстного эго-

изма, уважение даже во враге человека:

           

Мы одно составим племя

Всем нам общего Отца!

Райского блаженства семя,

Нам любовь влита в сердца (с. 213).

               

Идеал гармонического общества для Мерзлякова мыслил-

ся лишь как                                           

часть всеобщей гармонии вселенной. Слава, сливающая

людей в общество, соединяет миры в стройное единство:

 

  Ею блещут и живятся                           

Все творенья на земли,                        

Горы всходят и дымятся,                        

Превращаясь в алтари.                         

                                          

В безднах света неизмерных                    

Веет сильный славы дух,                       

Солнца, им одушевленны,                       

Составляют братский круг.                     

В мир из мира льется, блещет                  

Чувство в пламенных лучах,                    

И вселенная трепещет                           

В гармонии и хвалах (с. 207, 208).            

            

Связь "Славы" с гимном "К радости" Шиллера раскрыва-

ется не столько в сходстве размера (четырехстопный хо-

рей), строфического построения (чередования хора и ко-

рифея), не столько в сходстве отдельных высказываний,

сколько в близости основополагающей мысли, излагая ко-

торую Андрей Тургенев писал в дневнике: "Правду говорил

мой Шиллер, что есть минуты, в которые мы равно распо-

ложены прижать к груди своей и всякую маленькую былин-

ку, и всякую отдаленную звезду, и маленького червя, и

все обширное творение". Задумав стихотворение "Весна",

Андрей Тургенев решает закончить его призывом "к лю-

дям", - "чтобы они покорились любви, т. е. небольшой

гимн к любви. Все в связи".                           

Последнее положение интересно. В системе материалис-

тической философии XVIII в. исходной точкой морали была

собственная польза отдельной личности. "Польза 

должна быть существенным мерилом для людских суждений",

- говорил Гольбах2. "...Деяния человеческие не суть

бескорыс-                                             

  

 Архив Тургеневых. Ед. хр. 271. Л. 52 об. 2 Гольбах

П. Система природы. М., 1940. С. 181.                 

тны", - писал А. Н. Радищев. Имея четко антифеодальный

смысл, подобная точка зрения рассматривала личное благо

отдельного человека как высшую цель общественного сою-

за. Именно в обществе, если оно справедливо, человек

приобретает наибольшую личную свободу. Последовательно

проводя эту мысль, Радищев пришел к смело сформулиро-

ванной идее: естественное право, то есть безграничная

свобода человека, не уничтожается в обществе, а, напро-

тив, именно в обществе возникает; в естественном состо-

янии естественное право существует лишь как возмож-

ность. "В общественном же положении естественное право

заключает в себе всю возможность деяния и есть неогра-

ниченно"2. Общество распадалось на бесчисленные челове-

ческие единицы, связанные совпадением личного и общего

блага.  С идеалистической точки зрения подобный подход

воспринимался как освящение эгоизма и раздробление еди-

ного человеческого союза на единицы. Идея всеобщей свя-

зи, единства, гармонии воспринималась как противостоя-

щая материалистической морали. В эпиграмме "Философский

эгоист" Шиллер противопоставлял учению о себялюбии как

основе морали идею всеобщей объединяющей вселенную люб-

ви:

                                                  

Самодостаточно, мнишь ты, уйти из чудесного круга

В мире, где все существа связаны цепью живой? 

Как же хочешь ты, нищий, прожить, на себя полагаясь,

Если взаимностью сил держится вечность сама?

     

Воззрения Шиллера перекликались с характерным для

Мерзлякова и Андрея Тургенева и повлиявшим на концепцию

"Славы" сочетанием демократического пафоса прав личнос-

ти, достоинства человека как высшей внесословной цен-

ности - и идеалистического осуждения пользы как принци-

па морали. "Космизм" художественных образов "Славы",

стремление рассматривать человека как часть единой ми-

ровой системы (ср. более позднее стихотворение "Труд")

- в свою очередь также были связаны с идеалистической

мыслью той эпохи.                                     

Художественная система "Славы" строится в соответс-

твии с идейным заданием. Поскольку в центре стоит

представление о мире как о некоей единой идеальной сущ-

ности, содержание стихотворения не дает картины матери-

альной жизни. Поэт создает образы, персонифицирующие

отвлеченные моральные принципы. Это, в частности, про-

является в стилистике стихотворения, строящейся на абс-

трактных понятиях: 

                                  

"Кровь сожжет железо плена,

Кровь да смоет рабства стыд!"

Старость ищет, оживленна,

Обгорелый шлем и щит,

Храбрость мирты разрывает

Ржавым, радуясь, мечом,

 

  

1 Радищев А. Н. Полн. собр. соч.: В 3 т. М.; Л.,

1952. Т. 3. С. 31.                                    

2 Там же. С. 47.                                   

3 Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М.,1955. Т. 1. С.

209.                   

                              

Праздность праздный оставляет,

Слабый стал богатырем! (с. 210; курсив мой. - Ю. Л.)

 

"Шлем", "щит", "меч", "мирты" создают отвлеченно-ал-

легорический, окрашенный в тона античной образности

фон, который придает всему произведению черты абстракт-

но-героического гражданственного стиля, широко расп-

ространенного в искусстве 1800-х гг. Художественная

система "Славы" представляет своего рода литературную

параллель к таким произведениям изобразительного ис-

кусства, как, например, скульптуры Мартоса и известные

медали Ф. Толстого в память 1812 г.                   

В реализации возникшего в Дружеском литературном об-

ществе, как и в творчестве ряда других поэтов тех лет,

лозунга создания героического искусства сыграли роль

переводы Мерзлякова из Тиртея, осуществленные, видимо,

несколько позже.                                      

На основе культа античного свободолюбия у ведущей

группы общества вырабатывался идеал героя-гражданина,

борца, а не пассивного созерцателя. Осенью 1802 г. Анд-

рей Тургенев писал в дневнике: "Деятельность кажется

выше самой свободы. Ибо что такое свобода? Деятельность

придает ей всю ее цену".                         

Сочетание идеи свободолюбия с аскетической моралью

заставляло наделять образ идеального гражданина чертами

сурового стоика, презирающего личное счастье, искусс-

тва, радость жизни. В предисловии к переводу "Освобож-

денного Иерусалима" Тассо Мерзляков писал: "Римляне но-

вейших времен, при всем унизительном упадке умов и нра-

вов, все еще сохранили воспоминание о величии своих

нравов. Они и поныне еще уверены, что кровь Энея течет

в их жилах, и имя Цезаря всегда лестно для их слуха. Но

сии мысли о величии не могли соединяться с великодушны-

ми чувствованиями и геройскими подвигами, которые

столько прославили древних римлян. Новейшие пристрасти-

лись к предметам, для них более ближайшим. Энтузиазм

свободы они замелили энтузиазмом изящных наук: они

предписывали великие почести и имя самой добродетели

дарованиям, которые их забавляли. Не могши более возла-

гать венцов в Капитолии на воинов, кои покоряли вселен-

ную, они определили сей триумф поэтам, обогатившим их

язык и прославившим нацию Таким образом, теат-

ральный героизм заступил место истинного героизма". К

слову "добродетель" Мерзляков сделал характерное приме-

чание: "Слово virtus означало прежде силу, потом му-

жество и, наконец, нравственное величие. У итальянцев

слово virtus означает только успехи в изящных искусс-

твах, и слово, которое в начале своем изъясняло качест-

во, столь многим возвышающее человека, ныне приписыва-

ется существам, лишившимся всех отличительных свойств

человека. "Soprano есть превосходный виртуоз""2. Харак-

терна запись в дневнике Н. И. Тургенева: "Мерзляков го-

ворил нынче о высоком и приводил

          

1 Архив Тургеневых. Ед. хр. 1239. Л. 13.           

2 Освобожденный Иерусалим. Поэма Торквата Тасса, пе-

реведенная с итальянского Алексеем Мерзляковым. М.,

1828. С. XLII-XLIII (курсив мой. - Ю. Л.).            

разные тому примеры, а) Трое Куриацов были родные

братья, и когда двух убили, третий убежал. Отцу их ска-

зали это, прибавя: что же ему было делать? - Умереть,

отвечал он".                                         

Воплощение героического идеала видели в первую оче-

редь в древней Спарте, рисуемой в духе идеализации ее в

сочинениях Мабли. Причем из концепции французского фи-

лософа воспринималось не осуждение собственности, а

проповедь суровой морали, героической бедности, проти-

вопоставления богатых, украшенных искусствами Афин ге-

роической простоте Лакедемона. В поэзии это преломля-

лось как требование героического искусства и отрицание

"разнеживающих" стихов о любви.                       

В свете сказанного становится понятным интерес Мерз-

лякова именно к поэзии Тиртея. Она воспринималась как

искусство, призывающее к борьбе2, суровая поэзия граж-

данственных подвигов. В непосредственной связи с пере-

водами песен Тиртея находится проясняющая их главную

мысль заметка "Сравнение Спарты с Афинами", опублико-

ванная несколько месяцев спустя за подписью "NN". Тес-

ная связь этих произведений позволяет предположить, что

под псевдонимом "NN" скрывался Мерзляков.             

"Спартанцы, - читаем в этой заметке, - для всех ве-

ков суть пример патриотизма, добродетели, великодушия.

В Афинах научались хорошо говорить - в Спарте хорошо

делать. В Афинах учили философствовать ~ в Спарте быть

философами. Афины никогда не наслаждались внутренним

спокойствием и самая свобода нередко служила для них

орудием бедствии, междоусобных браней, битв кровавых;

законы Ликурговы, до Лизандра процветавшие, были единс-

твенны, примерны. Железные деньги лакедемонян служили

им оплотом против роскоши. Спартанцы были люди - и без

золоти!"3                                             

Противопоставление Спарты Афинам определялось эти-

ческими идеалами революционного аскетизма и морали фи-

лософов-материалистов XVIII в. Отрицание богатства

воспринималось не как социальная программа имуществен-

ного равенства, а как проповедь бескорыстной добродете-

ли. В этом отношении обращение к спартанской поэзии

Тиртея (хотя сам поэт и был родом из Афин), конечно, не

случайно. Однако образ Тиртея имел и другой смысл: он

воспринимался как идеальный поэт-борец, и в этом смысле

образ его вошел в декабристскую поэзию и публицистику.

Так, Кюхельбекер ставил Тиртея рядом с Байроном и Шил-

лером4 и мечтал воссесть "близ Пушкина и близ Тиртея"5.

Рылеев, сравнивая Немцевича с Тиртеем, писал о поэте, 

  

 Тургенев Н. И. Дневники и письма. СПб., 1911. Т.

1. С. 89.                                             

2 В предисловии к журнальному тексту переводов из

Тиртея Мерзляков писал о том, что спартанцы "готовы бы-

ли снять осаду и бежать в Спарту. Поэт ободрил побеж-

денных, воспев перед ними военные песни свои, которые

дышали любовью к отечеству и презрением к смерти. Спар-

танцы с яростью ударили на мессенян и увенчали воину

блестящей победой. ТирТей в награду получил право граж-

данства - отличие, которое лакедемоняне весьма высоко

ценили" (Вестник Европы. 1805. № 11. С. 29).          

3 Вестник Европы. 1806. № 1. С. 30-31 (курсив мой. -

Ю. Л.).                                               

4 См.: Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник.

Статьи. Л., 1979. С. 467.                             

5 Кюхельбекер В. К. Избранные произведения: В 2 т.

М.; Л., 1967. Т. 1. С. 187.                           

                           

который "высокими песнями" возбуждал "в сердцах сограж-

дан любовь к отечеству"'. Для Пушкина также имена "Тир-

тея, Байрона и Риги" ("Восстань, о Греция, восс-

тань...") в этом отношении однозначны.                

Создавая свои переводы из Тиртея, Мерзляков не был

озабочен воссозданием духа подлинной античности. На это

указывает то обстоятельство, что, владея греческим язы-

ком и будучи знаком с подлинным текстом, он за образец

взял немецкий его перевод. Его интересовало другое -

создание образцов русской героической поэзии, где в

центре - образ "великого в мужах", который "пламенеет -

завидной страстью встретить смерть". Его "душа отечест-

вом полна":

                                      

Не ждет врагов, он их сретаст,                

Не спросит тайно, сколько сил;               

Когда отечество взывает -                     

Пришел, увидел, победил!                         

                                           

Друзья! страстям, порокам - брань!            

Гоните праздность, лесть!                     

Вся храбрых жизнь - отчизне дань!              

Им пища - благо, честь! (с. 153, 154)         

              

Характерно, что при дальнейшей обработке журнального

текста, отдаляясь от немецкого оригинала, Мерзляков уб-

рал мифологические понятия, нейтральные с точки зрения

гражданской патетики, но усилил "спартанский" колорит.

 

Текст "Вестника Европы"                       

  (1805)

                                             

 Пусть силой, крепостию дивной                 

Он превзойдет Циклопов всех,                  

Пусть будет быстр, как ветр                   

пустынный                                     

И упредит Борея бег...

                       

Герой, в ряду дружины ратной                  

Трясущий грозно копием,                        

Есть дар от неба благодатный                  

Отечеству, народам всем! (курсив мой. - Ю. Л.)

Текст "Подражаний и переводов"                

 (1825)

                                            

Пусть силой, крепостью телесной               

Он диво - богатырь в рядах;                   

Пусть быстротою стоп                           

             

Рылеев К. Ф. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. С. 468.

чудесной

Он ветры упреждал в полях...         

Герой, в ряду дружины ратной                  

Трясущий грозно копие, -                      

Се! дар от неба благодатный,                  

Се, Спарта, счастие твое! (курсив мой. - Ю. Л.)   

    

Мерзляковские переводы из Тиртея не прошли незаме-

ченными: П. А. Вяземский в 1810 г. в связи с выходом

"Образцовых русских сочинений" упрекал составителя этой

хрестоматии Жуковского: "Зачем не напечатали вы прек-

расного перевода Мерзлякова Тиртеевых од?"' Пропуск

этот, очевидно, был не случаен: героическая гражданская

лирика была чужда Жуковскому. Однако вскоре и сам Жу-

ковский, оказавшись в 1812 г. в центре военных событий,

под влиянием кружка А. С. Кайсарова (Кайсаров был ди-

ректором типографии штаба Кутузова) обратился к герои-

ческой лирике, и опыт переводов Мерзлякова был им,

бесспорно, учтен. Характерно, что после создания "Певца

во стане русских воинов" за Жуковским утвердилось проз-

вище Тиртея2.                                     

Как мы видели, политические воззрения Мерзлякова в

этот период во многом совпадали со взглядами Андрея

Тургенева. Однако в воззрениях друзей имелись и отли-

чия. Демократическое происхождение Мерзлякова, воспита-

ние, поприще университетского преподавателя, на которое

он уже вступал, придавали и мыслям его, и всему жизнен-

ному облику характерные черты разночинного интеллигента

конца XVIII - начала XIX в. Исключая Андрея Тургенева,

друзьями Мерзлякова на всем протяжении его жизненного

пути оказывались такие же, как он сам, разночинцы, вы-

бившиеся к вершинам образования и искусства: артисты,

писатели, профессора. Через Мерзлякова и Андрей Турге-

нев знакомился с этой средой и, бесспорно, испытывал ее

влияние. Характерно, что именно на квартире у Мерзляко-

ва он встречался с Нарежным и спорил с ним о Шиллере.

Через Мерзлякова, видимо, протянулась нить к И. Е.

Срезневскому3. Не случайно поэтому то, что если в пос-

тановке проблем политического свободомыслия Мерзляков

шел за Андреем Тургеневым, то в интересе к другому су-

щественному вопросу - народности - оказывался его руко-

водителем.

                   

1 Вяземский П. А. Запросы господину Василию Жуковс-

кому от современников и потомков // Вяземский П. А.

Полн. собр. соч.: В 12 т. СПб., 1878. Т. 1. С. 1.     

2 Когда Тиртей другой, во струны жизнь вдыхая, Бесс-

мертие стяжал, бессмертных воспевая, И славой Гимн его

вождям победных сил Тарутинских полей твердыни огласил?

(Вяземский П. А. Избр. стихотворения. М.; Л., 1935.

С. 105)                                               

3 Связь И. Е. Срезневского с Дружеским литературным

обществом отмечена его биографом (Русский биографичес-

кий словарь. СПб., 1909. Т. [19]: Смеловский - Суворин.

С. 274), который ссылается на "Тетради". Установить ны-

нешнее местонахождение этого документа нам не удалось.

Проблема народного, национально-самобытного искусства

остро встала в литературных дискуссиях Дружеского лите-

ратурного общества. Интерес к фольклору как средству

создания национально-самобытной культуры был свойствен

и Мерзлякову. "О, каких сокровищ мы себя лишаем! - пи-

сал Мерзляков в 1808 г. - В русских песнях мы бы увиде-

ли русские нравы и чувства, русскую правду, русскую

доблесть, - в них бы полюбили себя снова и не постыди-

лись так называемого первобытного своего варварства. -

Но песни наши время от времени теряются, смешиваются,

искажаются и наконец совсем уступают блестящим бездел-

кам иноземных трубадуров. - Неужели не увидим ничего

более подобного несравненной песне Игорю?"' Те же мысли

Мерзляков развивал и в Дружеском литературном обществе.

Они оказались близки и Андрею Тургеневу.             

Осуждая Карамзина, Андрей Тургенев противопоставлял

его творчеству поэзию не только героическую, "важную",

но и народную: "Читай аглинских поэтов и ты увидишь дух

агличан; то же и с французским и немецким, по произве-

дениям их можно судить о характере их наций, но что мо-

жешь ты узнать о русском народе: читая Ломоносова, Су-

марокова, Державина, Хераскова, Карамзина, в одном

только Державине найдешь очень малые оттенки русского,

в прекрасной повести Карамзина "Илья Муромец" также

увидишь русское название, русские стоны, и больше ниче-

го. Театральные наши писатели, вместо того, чтобы вни-

кать в характер российского народа, в дух российской

древности и потом в частные характеры наших древних ге-

роев, вместо того, чтобы показать нам по крайней мере

на театре что-нибудь великое, важное и притом  истинно

русское, нашли, что гораздо легче, изобразив на декора-

циях вид Москвы и Кремля, заставить действовать ка-

ких-то нежных, красноречивых французов, назвав их Тру-

ворами и даже Миниными и Пожарскими". Современная лите-

ратура, по мнению Андрея Тургенева, утратила "всю ори-

гинальность, всю силу (energie) русского духа", черты

которых он видит только в фольклоре. "Теперь только в

одних сказках и песнях находим мы остатки русской лите-

ратуры..." Песни, которые'"выразительны, в веселом ли

то или в печальном роде", противопоставляются "новейшим

подражательным произведениям"2.                       

Идея национально-самобытного искусства стала одним

из ведущих принципов руководящей группы Дружеского ли-

тературного общества. Много позже, будучи уже профессо-