Шиллер воспринимался в кругу Дружеского литературно-
го общества как певец попранной свободы и прав личнос-
ти. Услыхав от Андрея Кайсарова об издевательстве ко-
мандира над унтер-офицером, вынужденным молча смотреть
на бесчестие собственной жены, Андрей Тургенев видит в
этом частный случай издевательства над человеком (в ун-
тер-офицере его привлекает противоречие между рабским
положением и сердечной добротой) и записывает в дневни-
ке: "Если бы Шиллер, тот, которого я называю "моим Шил-
лером", описал это молчание во всех обстоятельствах!" И
далее: "Это огненное, нежное сердце, давимое, терзаемое
рукою деспотизма - лишенное всех прав любезнейших и
священнейших человечества - деспотизм ругается бессиль-
ной его ярости и отнимает у него, отрывает все то, с
чем бог соединил его"3.
Антифеодальные, демократические идеи XVIII в. восп-
ринимались ведущей группой Дружеского литературного об-
щества не в их непосредственном, наиболее последова-
тельном варианте, представленном во Франции предреволю-
ционной демократической философией, в России - Радище-
вым, но в форме бунтарства и свободомыслия, характерно-
го для молодых Гете и Шиллера.
Революционная теория Радищева была неразрывно связа-
на с общими принципами материализма. Не случайно разви-
тие его философской мысли началось с изучения Гельве-
ция: идея оправданности человеческого эгоизма, права
индивидуума на максимальное счастье, которое, в услови-
ях общественно-справедливого строя, обеспечит макси-
мальное счастье и народу - сумме таких индивидуумов, -
лежит в основе этики Радищева.
Материалистическая этика XVIII в. оказалась чужда
деятелям Дружеского литературного общества. Зато им бы-
ло близко шиллеровское сочетание антифеодального демок-
ратического пафоса с осуждением материализма. Специфи-
ческие условия России начала XIX в., как мы уже говори-
ли, сильно затрудняли усвоение демократической системы
идей XVIII в., наследия французских материалистов и Ра-
дищева в их полном объеме. Истолкование антифеодальных
лозунгов Шиллером больше привлекало участников Дружес-
кого литературного общества. В этом отношении знамена-
тельно, что имена
1 Архив Тургеневых. Ед. хр. 271. Л. 56 об.
2 Там же. Ед. хр. 50. Л. 192 об.
3 Там же. Ед. хр. 271. Л. 24 об. Через несколько
дней он записал в дневнике: "А я все думаю об этом мол-
чании" (л. 25).
философов-материалистов в сохранившихся дневниках и пе-
реписке членов общества почти не упоминаются. В дневни-
ке Андрея Тургенева зафиксирована беседа его с Мерзля-
ковым, в которой дана резко отрицательная характеристи-
ка Вольтера.
Любопытно, что из французских писателей ближе всего
членам кружка оказались Руссо, ценимый не ниже, чем
Шиллер, и Мабли, воспринятый не как философ-коммунист,
а как суровый судья современности, проповедник герои-
ческого стоицизма античных республиканцев, как писа-
тель, осуждающий мораль, основанную на личной пользе, и
противопоставляющий ей этику древней Спарты. В письме,
адресованном Мерзлякову и Жуковскому, Андрей Тургенев
сообщал, что Мабли "вселил" в него "твердость и спо-
койствие, презрение к глупым обстоятельствам..."2.
Мерзляков был прочнее, чем Андрей Тургенев, связан с
традицией просветительской философии XVIII в. Однако в
этот период черты сходства в их взглядах были гораздо
глубже, чем различие между будущим профессором-разно-
чинцем и начинающим поэтом передового дворянского лаге-
ря.
Охарактеризованная система воззрений определила и
подход Мерзлякова и Андрея Тургенева к поэзии. На пер-
вый план выдвигается высокая гражданская лирика, проти-
востоящая субъективно-лирической тематике карамзинис-
тов, культуре альбомной поэзии, салонным "безделкам".
Опытом создания героической свободолюбивой поэзии было
стихотворение Андрея Тургенева "К отечеству". К подоб-
ным же попыткам следует отнести "Оду на разрушение Ва-
вилона" Мерзлякова, его стихотворение "Слава" и перево-
ды из Тиртея. "Ода на разрушение Вавилона", хотя и на-
писана позже стихотворения "Слава", традиционна по сво-
ей художественной системе. Стихотворение "Слава" в этом
отношении вносит много нового.
Ранние стихи Мерзлякова свидетельствуют о политичес-
кой благонамеренности автора. Перелом в идейных настро-
ениях поэта совершился, видимо, в 1799-1800 гг., совпав
со временем сближения с Андреем Тургеневым. 8 сентября
1800 г. Мерзляков писал Жуковскому: "Когда кончится это
шальное для меня время? Когда попаду я на путь истин-
ный?.. Как бы ты назвал это состояние, в котором я те-
перь хочу делать и не делаю; хожу, задумавшись, из од-
ного угла в другой, бегаю как бешеный по улицам, руга-
юсь со всеми? Сумасшествие! Не так ли? По крайней мере
я чувствую, что это кризис, кризис для всего меня, ре-
шительная лихорадка для моих муз"3.
Изменения во взглядах Мерзлякова определили интерес
его к политической тематике в поэзии. Политическое со-
держание стихотворения определено общей позицией поэта.
Идея прав человека в стихотворении "Слава" развивается
как мысль о всеобщем братстве людей, примиренных в гар-
монии общечеловеческого единства:
1 "Дерзость, ругательства, эгоизм - главные черты
его философии" (Архив Тургеневых. Ед. хр. 271. Л. 9
об.).
2 Там же. Ед. хр. 4759. Л. 29 об.
3 Русская старина. 1904. № 5. С. 445.
Месть, прощеньем усладися,
Руку, падший друг, прими,
Человечество, проснися
И права свои возьми (с. 213).
Осуществление гуманистических антифеодальных идей
мыслится не как
результат борьбы с угнетателями, а как всеобщее при-
мирение, альтруистический отказ от своекорыстного эго-
изма, уважение даже во враге человека:
Мы одно составим племя
Всем нам общего Отца!
Райского блаженства семя,
Нам любовь влита в сердца (с. 213).
Идеал гармонического общества для Мерзлякова мыслил-
ся лишь как
часть всеобщей гармонии вселенной. Слава, сливающая
людей в общество, соединяет миры в стройное единство:
Ею блещут и живятся
Все творенья на земли,
Горы всходят и дымятся,
Превращаясь в алтари.
В безднах света неизмерных
Веет сильный славы дух,
Солнца, им одушевленны,
Составляют братский круг.
В мир из мира льется, блещет
Чувство в пламенных лучах,
И вселенная трепещет
В гармонии и хвалах (с. 207, 208).
Связь "Славы" с гимном "К радости" Шиллера раскрыва-
ется не столько в сходстве размера (четырехстопный хо-
рей), строфического построения (чередования хора и ко-
рифея), не столько в сходстве отдельных высказываний,
сколько в близости основополагающей мысли, излагая ко-
торую Андрей Тургенев писал в дневнике: "Правду говорил
мой Шиллер, что есть минуты, в которые мы равно распо-
ложены прижать к груди своей и всякую маленькую былин-
ку, и всякую отдаленную звезду, и маленького червя, и
все обширное творение". Задумав стихотворение "Весна",
Андрей Тургенев решает закончить его призывом "к лю-
дям", - "чтобы они покорились любви, т. е. небольшой
гимн к любви. Все в связи".
Последнее положение интересно. В системе материалис-
тической философии XVIII в. исходной точкой морали была
собственная польза отдельной личности. "Польза
должна быть существенным мерилом для людских суждений",
- говорил Гольбах2. "...Деяния человеческие не суть
бескорыс-
Архив Тургеневых. Ед. хр. 271. Л. 52 об. 2 Гольбах
П. Система природы. М., 1940. С. 181.
тны", - писал А. Н. Радищев. Имея четко антифеодальный
смысл, подобная точка зрения рассматривала личное благо
отдельного человека как высшую цель общественного сою-
за. Именно в обществе, если оно справедливо, человек
приобретает наибольшую личную свободу. Последовательно
проводя эту мысль, Радищев пришел к смело сформулиро-
ванной идее: естественное право, то есть безграничная
свобода человека, не уничтожается в обществе, а, напро-
тив, именно в обществе возникает; в естественном состо-
янии естественное право существует лишь как возмож-
ность. "В общественном же положении естественное право
заключает в себе всю возможность деяния и есть неогра-
ниченно"2. Общество распадалось на бесчисленные челове-
ческие единицы, связанные совпадением личного и общего
блага. С идеалистической точки зрения подобный подход
воспринимался как освящение эгоизма и раздробление еди-
ного человеческого союза на единицы. Идея всеобщей свя-
зи, единства, гармонии воспринималась как противостоя-
щая материалистической морали. В эпиграмме "Философский
эгоист" Шиллер противопоставлял учению о себялюбии как
основе морали идею всеобщей объединяющей вселенную люб-
ви:
Самодостаточно, мнишь ты, уйти из чудесного круга
В мире, где все существа связаны цепью живой?
Как же хочешь ты, нищий, прожить, на себя полагаясь,
Если взаимностью сил держится вечность сама?
Воззрения Шиллера перекликались с характерным для
Мерзлякова и Андрея Тургенева и повлиявшим на концепцию
"Славы" сочетанием демократического пафоса прав личнос-
ти, достоинства человека как высшей внесословной цен-
ности - и идеалистического осуждения пользы как принци-
па морали. "Космизм" художественных образов "Славы",
стремление рассматривать человека как часть единой ми-
ровой системы (ср. более позднее стихотворение "Труд")
- в свою очередь также были связаны с идеалистической
мыслью той эпохи.
Художественная система "Славы" строится в соответс-
твии с идейным заданием. Поскольку в центре стоит
представление о мире как о некоей единой идеальной сущ-
ности, содержание стихотворения не дает картины матери-
альной жизни. Поэт создает образы, персонифицирующие
отвлеченные моральные принципы. Это, в частности, про-
является в стилистике стихотворения, строящейся на абс-
трактных понятиях:
"Кровь сожжет железо плена,
Кровь да смоет рабства стыд!"
Старость ищет, оживленна,
Обгорелый шлем и щит,
Храбрость мирты разрывает
Ржавым, радуясь, мечом,
1 Радищев А. Н. Полн. собр. соч.: В 3 т. М.; Л.,
1952. Т. 3. С. 31.
2 Там же. С. 47.
3 Шиллер Ф. Собр. соч.: В 7 т. М.,1955. Т. 1. С.
209.
Праздность праздный оставляет,
Слабый стал богатырем! (с. 210; курсив мой. - Ю. Л.)
"Шлем", "щит", "меч", "мирты" создают отвлеченно-ал-
легорический, окрашенный в тона античной образности
фон, который придает всему произведению черты абстракт-
но-героического гражданственного стиля, широко расп-
ространенного в искусстве 1800-х гг. Художественная
система "Славы" представляет своего рода литературную
параллель к таким произведениям изобразительного ис-
кусства, как, например, скульптуры Мартоса и известные
медали Ф. Толстого в память 1812 г.
В реализации возникшего в Дружеском литературном об-
ществе, как и в творчестве ряда других поэтов тех лет,
лозунга создания героического искусства сыграли роль
переводы Мерзлякова из Тиртея, осуществленные, видимо,
несколько позже.
На основе культа античного свободолюбия у ведущей
группы общества вырабатывался идеал героя-гражданина,
борца, а не пассивного созерцателя. Осенью 1802 г. Анд-
рей Тургенев писал в дневнике: "Деятельность кажется
выше самой свободы. Ибо что такое свобода? Деятельность
придает ей всю ее цену".
Сочетание идеи свободолюбия с аскетической моралью
заставляло наделять образ идеального гражданина чертами
сурового стоика, презирающего личное счастье, искусс-
тва, радость жизни. В предисловии к переводу "Освобож-
денного Иерусалима" Тассо Мерзляков писал: "Римляне но-
вейших времен, при всем унизительном упадке умов и нра-
вов, все еще сохранили воспоминание о величии своих
нравов. Они и поныне еще уверены, что кровь Энея течет
в их жилах, и имя Цезаря всегда лестно для их слуха. Но
сии мысли о величии не могли соединяться с великодушны-
ми чувствованиями и геройскими подвигами, которые
столько прославили древних римлян. Новейшие пристрасти-
лись к предметам, для них более ближайшим. Энтузиазм
свободы они замелили энтузиазмом изящных наук: они
предписывали великие почести и имя самой добродетели
дарованиям, которые их забавляли. Не могши более возла-
гать венцов в Капитолии на воинов, кои покоряли вселен-
ную, они определили сей триумф поэтам, обогатившим их
язык и прославившим нацию Таким образом, теат-
ральный героизм заступил место истинного героизма". К
слову "добродетель" Мерзляков сделал характерное приме-
чание: "Слово virtus означало прежде силу, потом му-
жество и, наконец, нравственное величие. У итальянцев
слово virtus означает только успехи в изящных искусс-
твах, и слово, которое в начале своем изъясняло качест-
во, столь многим возвышающее человека, ныне приписыва-
ется существам, лишившимся всех отличительных свойств
человека. "Soprano есть превосходный виртуоз""2. Харак-
терна запись в дневнике Н. И. Тургенева: "Мерзляков го-
ворил нынче о высоком и приводил
1 Архив Тургеневых. Ед. хр. 1239. Л. 13.
2 Освобожденный Иерусалим. Поэма Торквата Тасса, пе-
реведенная с итальянского Алексеем Мерзляковым. М.,
1828. С. XLII-XLIII (курсив мой. - Ю. Л.).
разные тому примеры, а) Трое Куриацов были родные
братья, и когда двух убили, третий убежал. Отцу их ска-
зали это, прибавя: что же ему было делать? - Умереть,
отвечал он".
Воплощение героического идеала видели в первую оче-
редь в древней Спарте, рисуемой в духе идеализации ее в
сочинениях Мабли. Причем из концепции французского фи-
лософа воспринималось не осуждение собственности, а
проповедь суровой морали, героической бедности, проти-
вопоставления богатых, украшенных искусствами Афин ге-
роической простоте Лакедемона. В поэзии это преломля-
лось как требование героического искусства и отрицание
"разнеживающих" стихов о любви.
В свете сказанного становится понятным интерес Мерз-
лякова именно к поэзии Тиртея. Она воспринималась как
искусство, призывающее к борьбе2, суровая поэзия граж-
данственных подвигов. В непосредственной связи с пере-
водами песен Тиртея находится проясняющая их главную
мысль заметка "Сравнение Спарты с Афинами", опублико-
ванная несколько месяцев спустя за подписью "NN". Тес-
ная связь этих произведений позволяет предположить, что
под псевдонимом "NN" скрывался Мерзляков.
"Спартанцы, - читаем в этой заметке, - для всех ве-
ков суть пример патриотизма, добродетели, великодушия.
В Афинах научались хорошо говорить - в Спарте хорошо
делать. В Афинах учили философствовать ~ в Спарте быть
философами. Афины никогда не наслаждались внутренним
спокойствием и самая свобода нередко служила для них
орудием бедствии, междоусобных браней, битв кровавых;
законы Ликурговы, до Лизандра процветавшие, были единс-
твенны, примерны. Железные деньги лакедемонян служили
им оплотом против роскоши. Спартанцы были люди - и без
золоти!"3
Противопоставление Спарты Афинам определялось эти-
ческими идеалами революционного аскетизма и морали фи-
лософов-материалистов XVIII в. Отрицание богатства
воспринималось не как социальная программа имуществен-
ного равенства, а как проповедь бескорыстной добродете-
ли. В этом отношении обращение к спартанской поэзии
Тиртея (хотя сам поэт и был родом из Афин), конечно, не
случайно. Однако образ Тиртея имел и другой смысл: он
воспринимался как идеальный поэт-борец, и в этом смысле
образ его вошел в декабристскую поэзию и публицистику.
Так, Кюхельбекер ставил Тиртея рядом с Байроном и Шил-
лером4 и мечтал воссесть "близ Пушкина и близ Тиртея"5.
Рылеев, сравнивая Немцевича с Тиртеем, писал о поэте,
Тургенев Н. И. Дневники и письма. СПб., 1911. Т.
1. С. 89.
2 В предисловии к журнальному тексту переводов из
Тиртея Мерзляков писал о том, что спартанцы "готовы бы-
ли снять осаду и бежать в Спарту. Поэт ободрил побеж-
денных, воспев перед ними военные песни свои, которые
дышали любовью к отечеству и презрением к смерти. Спар-
танцы с яростью ударили на мессенян и увенчали воину
блестящей победой. ТирТей в награду получил право граж-
данства - отличие, которое лакедемоняне весьма высоко
ценили" (Вестник Европы. 1805. № 11. С. 29).
3 Вестник Европы. 1806. № 1. С. 30-31 (курсив мой. -
Ю. Л.).
4 См.: Кюхельбекер В. К. Путешествие. Дневник.
Статьи. Л., 1979. С. 467.
5 Кюхельбекер В. К. Избранные произведения: В 2 т.
М.; Л., 1967. Т. 1. С. 187.
который "высокими песнями" возбуждал "в сердцах сограж-
дан любовь к отечеству"'. Для Пушкина также имена "Тир-
тея, Байрона и Риги" ("Восстань, о Греция, восс-
тань...") в этом отношении однозначны.
Создавая свои переводы из Тиртея, Мерзляков не был
озабочен воссозданием духа подлинной античности. На это
указывает то обстоятельство, что, владея греческим язы-
ком и будучи знаком с подлинным текстом, он за образец
взял немецкий его перевод. Его интересовало другое -
создание образцов русской героической поэзии, где в
центре - образ "великого в мужах", который "пламенеет -
завидной страстью встретить смерть". Его "душа отечест-
вом полна":
Не ждет врагов, он их сретаст,
Не спросит тайно, сколько сил;
Когда отечество взывает -
Пришел, увидел, победил!
Друзья! страстям, порокам - брань!
Гоните праздность, лесть!
Вся храбрых жизнь - отчизне дань!
Им пища - благо, честь! (с. 153, 154)
Характерно, что при дальнейшей обработке журнального
текста, отдаляясь от немецкого оригинала, Мерзляков уб-
рал мифологические понятия, нейтральные с точки зрения
гражданской патетики, но усилил "спартанский" колорит.
Текст "Вестника Европы"
(1805)
Пусть силой, крепостию дивной
Он превзойдет Циклопов всех,
Пусть будет быстр, как ветр
пустынный
И упредит Борея бег...
Герой, в ряду дружины ратной
Трясущий грозно копием,
Есть дар от неба благодатный
Отечеству, народам всем! (курсив мой. - Ю. Л.)
Текст "Подражаний и переводов"
(1825)
Пусть силой, крепостью телесной
Он диво - богатырь в рядах;
Пусть быстротою стоп
Рылеев К. Ф. Полн. собр. соч. М.; Л., 1934. С. 468.
чудесной
Он ветры упреждал в полях...
Герой, в ряду дружины ратной
Трясущий грозно копие, -
Се! дар от неба благодатный,
Се, Спарта, счастие твое! (курсив мой. - Ю. Л.)
Мерзляковские переводы из Тиртея не прошли незаме-
ченными: П. А. Вяземский в 1810 г. в связи с выходом
"Образцовых русских сочинений" упрекал составителя этой
хрестоматии Жуковского: "Зачем не напечатали вы прек-
расного перевода Мерзлякова Тиртеевых од?"' Пропуск
этот, очевидно, был не случаен: героическая гражданская
лирика была чужда Жуковскому. Однако вскоре и сам Жу-
ковский, оказавшись в 1812 г. в центре военных событий,
под влиянием кружка А. С. Кайсарова (Кайсаров был ди-
ректором типографии штаба Кутузова) обратился к герои-
ческой лирике, и опыт переводов Мерзлякова был им,
бесспорно, учтен. Характерно, что после создания "Певца
во стане русских воинов" за Жуковским утвердилось проз-
вище Тиртея2.
Как мы видели, политические воззрения Мерзлякова в
этот период во многом совпадали со взглядами Андрея
Тургенева. Однако в воззрениях друзей имелись и отли-
чия. Демократическое происхождение Мерзлякова, воспита-
ние, поприще университетского преподавателя, на которое
он уже вступал, придавали и мыслям его, и всему жизнен-
ному облику характерные черты разночинного интеллигента
конца XVIII - начала XIX в. Исключая Андрея Тургенева,
друзьями Мерзлякова на всем протяжении его жизненного
пути оказывались такие же, как он сам, разночинцы, вы-
бившиеся к вершинам образования и искусства: артисты,
писатели, профессора. Через Мерзлякова и Андрей Турге-
нев знакомился с этой средой и, бесспорно, испытывал ее
влияние. Характерно, что именно на квартире у Мерзляко-
ва он встречался с Нарежным и спорил с ним о Шиллере.
Через Мерзлякова, видимо, протянулась нить к И. Е.
Срезневскому3. Не случайно поэтому то, что если в пос-
тановке проблем политического свободомыслия Мерзляков
шел за Андреем Тургеневым, то в интересе к другому су-
щественному вопросу - народности - оказывался его руко-
водителем.
1 Вяземский П. А. Запросы господину Василию Жуковс-
кому от современников и потомков // Вяземский П. А.
Полн. собр. соч.: В 12 т. СПб., 1878. Т. 1. С. 1.
2 Когда Тиртей другой, во струны жизнь вдыхая, Бесс-
мертие стяжал, бессмертных воспевая, И славой Гимн его
вождям победных сил Тарутинских полей твердыни огласил?
(Вяземский П. А. Избр. стихотворения. М.; Л., 1935.
С. 105)
3 Связь И. Е. Срезневского с Дружеским литературным
обществом отмечена его биографом (Русский биографичес-
кий словарь. СПб., 1909. Т. [19]: Смеловский - Суворин.
С. 274), который ссылается на "Тетради". Установить ны-
нешнее местонахождение этого документа нам не удалось.
Проблема народного, национально-самобытного искусства
остро встала в литературных дискуссиях Дружеского лите-
ратурного общества. Интерес к фольклору как средству
создания национально-самобытной культуры был свойствен
и Мерзлякову. "О, каких сокровищ мы себя лишаем! - пи-
сал Мерзляков в 1808 г. - В русских песнях мы бы увиде-
ли русские нравы и чувства, русскую правду, русскую
доблесть, - в них бы полюбили себя снова и не постыди-
лись так называемого первобытного своего варварства. -
Но песни наши время от времени теряются, смешиваются,
искажаются и наконец совсем уступают блестящим бездел-
кам иноземных трубадуров. - Неужели не увидим ничего
более подобного несравненной песне Игорю?"' Те же мысли
Мерзляков развивал и в Дружеском литературном обществе.
Они оказались близки и Андрею Тургеневу.
Осуждая Карамзина, Андрей Тургенев противопоставлял
его творчеству поэзию не только героическую, "важную",
но и народную: "Читай аглинских поэтов и ты увидишь дух
агличан; то же и с французским и немецким, по произве-
дениям их можно судить о характере их наций, но что мо-
жешь ты узнать о русском народе: читая Ломоносова, Су-
марокова, Державина, Хераскова, Карамзина, в одном
только Державине найдешь очень малые оттенки русского,
в прекрасной повести Карамзина "Илья Муромец" также
увидишь русское название, русские стоны, и больше ниче-
го. Театральные наши писатели, вместо того, чтобы вни-
кать в характер российского народа, в дух российской
древности и потом в частные характеры наших древних ге-
роев, вместо того, чтобы показать нам по крайней мере
на театре что-нибудь великое, важное и притом истинно
русское, нашли, что гораздо легче, изобразив на декора-
циях вид Москвы и Кремля, заставить действовать ка-
ких-то нежных, красноречивых французов, назвав их Тру-
ворами и даже Миниными и Пожарскими". Современная лите-
ратура, по мнению Андрея Тургенева, утратила "всю ори-
гинальность, всю силу (energie) русского духа", черты
которых он видит только в фольклоре. "Теперь только в
одних сказках и песнях находим мы остатки русской лите-
ратуры..." Песни, которые'"выразительны, в веселом ли
то или в печальном роде", противопоставляются "новейшим
подражательным произведениям"2.
Идея национально-самобытного искусства стала одним
из ведущих принципов руководящей группы Дружеского ли-
тературного общества. Много позже, будучи уже профессо-
