Философия как живая душа всей культуры. Ее отношение к сердцу культуры — к глубинному общению.

Если творчество может происходить только в гар­моническом взаимоединст­ве с другими творчества­ми, то и философия призвана, чтобы познавать его, войти сама внутрь такого взаимоединства. Когда не только культу­ра познавательная, преимущественно научно-теоретическая, а и иные сферы культуры находят себе нисколько не ущерб­ное, полноправное место на «философском Олимпе» диалек­тических категорий, только тогда на деле «философия пред­ставляет собой живую душу культуры», где находится возможность осуществить — именно осуществить, претворить, выполнить, а не только «промоделировать» в знаках-терми­нах! — гармонические связи, свойственные сущности культу-ро-творческого процесса.

Между тем в нашей философской литературе нередко сле­дуют более узкому представлению, которое придает объектно-вещной познавательной ориентации исключительное и даже монопольное положение внутри философского знания. Пос­леднее выполняет свою функцию, «развивая представление о мире как о поле действия объективных безличных сил и рас­сматривая выбор подобных представлений как сознательный акт поиска истины, характеризующийся особыми логически­ми и гносеологическими критериями». Но если объектив­ные силы только безличны, то не означает ли это, что упомя­нутые «критерии» вырабатываются лишь на материале объектно-вещного познания? «Философский анализ принци­пиально не является вненаучным. Но вместе с тем и при изу­чении собственно науки и ее движения философия не остав­ляет... более широких целей». Она «как бы стремится выйти за пределы отрезка, ограничивающего науку». Как мы ви­дим здесь, поместив философское знание «внутри системы науки», потом приходится изыскивать выход за пределы тако­го ограничения. Но последовательнее было бы с самого нача­ла встать на позицию синтеза научной культуры со всеми иными областями — нравственностью, художественностью и общением.

Отрадно видеть, что и сами только что процитированные авторы делают в тех же своих публикациях определенные шаги в направлении к более широкому подходу, ведущему к синтезу. Так, согласно Э. Г. Юдину, философия призвана ох­ватывать «не только всю действительность, уже освоенную наукой, а и всю культуру в ее целостности», и рефлексия ее выступает тогда как «рефлексия... всей человеческой культу­ры», сопоставляющая все ее сферы, дабы вместить «все бо­гатство и многообразие отношений человека к действитель­ности». Согласно В.С.Швыреву, философии свойственно «раскрытие смысла человеческого существования», «поиск коренных основ позиции человека в мире», благодаря чему она «вписывает» человека в мир также и в нравственно-цен­ностном отношении. Наконец, ценностные отношения — эти­ческое и эстетическое — включены в саму дефиницию фило­софии.

Дальше же на этом пути возникает вопрос: какими имен­но категориями должно осуществляться «схватывание» всей культуры в ее целостности и всего многообразия отношений человека к миру, — категориями, каждая из которых имеет только лишь научно-теоретическую грань или же вместе с тем еще и другие грани, отвечающие иным главным областям культуры? Из истории философии известно, что при макси­мально последовательном преобладании познавательной куль­туры над всеми другими — при преобладании, механизм ко­торого заключается именно в установлении монополии одногранных высших категорий, — получается не что иное, как панлогизм. При господстве этических категорий анало­гичным образом получается пан-этизм; а эстетических — пан-эстетизм. Разительное исключение составляет культура глу­бинного общения. Формы своего рода монопольной «кратии» внутри культуры или псевдодуховного монархизма, хотя и бывали провозглашаемы от ее имени, но на самом деле все такие формы, несущие в себе лишь сковывающий функциона-листский службизм, устраивались отнюдь не из нее, а из пре­вратных форм, в которых она уже бывала вырождена до «куль­туры разобщения». Собственное же содержание культуры глубинного общения таково, что «иго» ее поистине ненавяз­чиво — это дух полифонического, гармонически-дружеского сотрудничества и самоотверженности; поэтому чем насыщен­нее ее присутствие, тем более безущербно оно для всех иных сфер культуры.

Главное — отдавать себе ясный отчет в том, какой смысл мы видим в том, чтобы философия с ее синтетически-много­гранными категориями была бы «живой душой культуры». Тут совершенно невозможно пренебречь необходимостью сделать свой выбор. Либо мы добиваемся синтеза культуры ради того, чтобы, обогатив и усовершенствовав высшие философские категории, тем успешнее упрочить философию и ничто дру­гое е самом центре всей нашей культуры — так сказать, философо-центризм. Либо мы позволим и поможем «живой душе культуры» открыть, последовательно признать и строго претворить на деле свое назначение в том, чтобы не только не быть самой в центре, но и все иные сферы отвратить от притязания на центральное положение. Более того — изжить самое тяготение к консолидации вокруг какой-то человечес­кой, следовательно, ограниченной способности, или сущност­ной силы, как якобы высшей, предельной. Изжить стремле­ние возводить какое бы то ни было человеческое достояние в. некую Вершину и окончательный Центр... Первая из этих двух альтернатив не может не быть сопряженной с радикаль­ным негативизмом и нигилизмом к культуре глубинного общения, а в конечном счете даже с ее прямым губительством. Вторая альтернатива, напротив, отличается тем, что родит «живую душу культуры» с ее животворящим сердцем: с ду­хом общительной раскрытости, бесконечной устремленности, вокруг векторов которой и собираются, организуются, консо­лидируются все обретения и достояния. Что же выступает при второй альтернативе достойным признания в качестве высшего в культуре? Высшее — это то, что всегда впереди.

Нет предела совершенствованию и обогащению, нет границ восхождению. Высшее — это искомое и зовущее вперед-ввысь, в нескончаемый путь — путь «абсолютного движения станов­ления». Ничто конечное и ставшее не достойно называться высшим.

Диалектике творчества отвечает такое соотношение меж­ду философией и культурой, при котором первая, сколь бы богатого синтеза она внутри себя ни достигла, всегда ориен­тирована на глубинное общение как на нечто, могущее нести в себе более высокие и даже гораздо более высокие содержа­ния и смыслы — остающиеся еще не досягаемыми для выра­жения с помощью наличных философских категорий. Обще­ние есть сила, зовущая подниматься все выше и выше: оно питает новым содержанием и вызывает к жизни новые диа-лектико-логические категории. Напротив, полагание фило­софии в центре культуры есть на самом деле лишь оформляю­щее выражение, посредством структуры культурной жизни, скрытой за ним антропоцентристской установки и логики гос­подства над окружающим миром и над всей беспредельной Вселенной. Именно стремление реально воздвигнуть самого себя на Вершину Мироздания и идеологизируется в форме философо-центризма человеческой культуры, а также толка­ет к универсализации ограниченной односторонней формулы S -0.

Замечательно, что пробивает себе дорогу осмысление свя­зи между положением философии в составе культуры и во­просом о признании или непризнании ценностных измерений внечеловеческой действительности. «...Складывается новый тип ценностного отношения к природе, который можно на­звать социально-историческим и который исходит из оценки природы как уникального и универсального вместилища че­ловека и всей его культуры. Такая оценка предполагает от­ветственное отношение... Этой ценностной переориентации соответствует переход от идеи абсолютного господства над природой к идее отношений общества и природы как отноше­ний партнеров, соизмеримых по своему потенциалу». Однако идея «партнерства» обязывает к претворению логики «парт­нерства», логики сотрудничества и аксиологической взаим­ности. А такая логика не может не вступать в противоречие с антропоцентризмом и с выражающим его философоцент-ризмом, с притязанием философии на обладание самыми пос­ледними, окончательными и абсолютными, или, как теперь часто говорят, «предельными» принципами отношения чело­века к миру. Ведь не может же состояться аксиологически взаимная встреча с тем, кто заранее односторонне присвоил себе монополию на последние и абсолютные принципы и узурпировал позицию «Вершины Мироздания»... К сожале­нию, у нас нередко всеобщность логико-философских кате­горий, на самом деле имеющая исторический характер, ис­толковывается как синоним их тождества либо самим Абсолютным Началам всей беспредельной внечеловеческой действительности, либо хотя бы столь же абсолютным нача­лам всякого человеческого к ней отношения. В обоих случа­ях такая позиция антропоцентрична, с той лишь разницей, что в первом случае «свои собственные» начала спроецирова­ны на мир и приписаны его субстанции, а во втором ясно осознаны как сугубо человеческое дело и достояние. Проци­тированный только что Э. Г. Юдин остается приверженцем старой логики не-взаимности человека с миром, когда по-преж­нему видит в философии носительницу именно таких «"пре­дельных оснований", т. е. таких представлений, которые высту­пали бы в качестве абсолютной нормы всякого сознательного отношения к действительности». Но абсолютность норм всякого отношения к действительности исключает логику «партнерства».

Аналогичным образом, согласно В. С. Швыреву, всеоб­щность философских норм-категорий эквивалентна «корен­ным основам позиции человека в мире», его «конечным ори­ентирам», или «последним основаниям», глубже которых быть не может никаких иных, причем философия находит такие, предельно глубокие «не во внешнем мире и знании о нем... а в самой деятельности, в которой реализуются отношения субъ­екта и объекта». Не меняет сути такой философоцентрист-ской позиции и ее такая модификация, когда обладающий абсолютными принципами Центр переносится с процесса че­ловеческой деятельности на ее опредмеченные, объективиро­ванные формы, так что «центр тяжести... лежит в этих объективациях...».

Проблематика диалектики творчества требует, чтобы была выбрана со всей недвусмысленностью иная (вторая) альтер­натива, проникнутая'последовательной самокритичностью как раз там, где она более всего нужна, — на уровне тех истори­чески-всеобщих категорий, которые концентрируют в себе и подытоживают весь доступный человеку опыт ориентации в мире, т. е. категорий, которые мировоззренчески наиболее ответственны. Признание неисчерпаемого богатства содержа­ния, которое способна и призвана приносить культура глу­бинного общения, исцеляет рефлектирующее мышление от философо-центристской гордыни. И тогда уясняемое фило­софским мировоззрением достойное место человека во Все­ленной оказывается вовсе не некоей неподвижной Точкой, не Вершиной, но незавершимым путем в глубь неисчерпае­мой и беспредельной своими богатствами объективной диа­лектики, царящей во всей Вселенной. Диалектика творчества и должна быть диалектикой такого пути.