Принадлежность новой продукции 11 страница

Впрочем, термин "свободный рынок" может быть вполне разумным, если понятие "свободный" относить не к системе ценообразования, как это имеет место, а к "свободе" покупателя в выборе товаров и продавцов.

 

 

Работа в тресте МОЭМ

Вся моя трудовая деятельность состоит из двух чётко выраженных периодов. За первый период после окончания института я сменил шесть мест работы и шесть мест жительства. Хотя только в одном случае, когда я "попросился в председатели", решающая роль во всех этих переменах принадлежала лично мне. Во всех остальных случаях, я лишь следовал по пути, мне предложенному. Хотя это и не умаляет важности решений, которые я принимал для себя лично, так как отказаться я, наверное, всё-таки имел возможность. Хотя, вспоминается кинофильм "Крестный отец", ведь именно там делались и такие предложения, от которых "человек, просто был не в состоянии отказаться". Второй период отличался удивительным постоянством. Тридцать лет (до выхода на пенсию в 65 лет) я проработал в тресте Мособлэлектромонтаж, где сумел довольно успешно (если судить по результатам) применить тот опыт оплаты труда и работы по доходу, которые в своей молодости применял ещё в колхозе.

Что такое трест Мособлэлектромонтаж (МОЭМ)? В СССР основной объём электромонтажных работ на промышленном строительстве выполняли электромонтажные тресты Главэлектромонтажа (ГЭМ) Минмонтажспецстроя. Но они часто привередничали, это – берём, а это – не берём. А что делать общестроительным организациям с обычными жилыми домами или коровниками, электромонтажные работы на которых ГЭМ считал "невыгодными"? Поэтому строительным главкам приходилось создавать свои электромонтажные организации, работающие "на подхвате". Таким сначала и был трест Мособлэлектромонтаж. Но довольно быстро он превратился в электромонтажный трест, способный выполнять все виды электромонтажных работ. По крайней мере, в Московской области у нас не было конкурентов. Тем более что и "ценовой конкуренции", а, точнее, "ценового произвола", который господствует в современной экономике, в СССР не существовало.

Трест работал везде, где работал Главмособлстрой: в Московской области, в самой Москве, в Крыму, в Смоленщине (как раз в Сафоново), в Армении и на БАМе. Со временем на БАМе появилось даже самостоятельное СМУ ("Бамэлектромонтаж") с явными стремлениями его руководителей дорасти до треста (название уже готово). Параллельно с развитием электромонтажных подразделений, были созданы наладочное и "КИПовское" СМУ. Практически заново был построен завод электромонтажных изделий в Подольске, с директором которого В. Каменецким наши трудовые отношения сложились "пожизненно". Была построена база УПТК в г. Люберцы и создана система комплектации объектов. Одновременно к нам ежегодно приходило около сотни выпускников ПТУ. А численность работников треста увеличилась за 25 лет с 2,5 тыс. человек до 3,5 тыс., при трёхкратном росте объёмов ЭМР.

В результате, с начала 80-х годов трест Мособлэлектромонтаж стал почти ежегодно участником Всесоюзной доски Почёта на ВДНХ.

Работники государственного социалистического предприятия – наёмные работники. Хотя это и противоречило лозунгам, под которыми осуществлялась Октябрьская революция, и всему духу советской пропаганды, но именно на этом была построена вся система производственных отношений, существовавших в СССР. А работники аппарата предприятий иногда даже не считались полноценными членами профсоюза.

Если бы была поставлена задача создать самую идиотскую систему социальных отношений, то ничего не нужно было бы придумывать: она уже существовала и существует и ныне в готовом виде, и был придуман даже мифический "работодатель", реально  несуществующий. (18)

Главный экономический показатель. В СССР главным показателем был объём валовой продукции (соответственно, в строительной организации – объём строительно-монтажных (у нас – электромонтажных) работ. Этот показатель соответствовал цене продукции, включал в себя все материальные затраты, и был тем больше, чем больше были эти затраты. Темпы роста этого показателя были и оценочными и зарплатообразующими.

Не приходится удивляться, что по материалоёмкости мировая пальма первенства прочно принадлежала Советскому Союзу, так как и зарплата и всякие награды были тем выше, чем выше был объём продукции, и, увы! чем ниже  была экономическая эффективность самой производственной деятельности, так как рост объёма, полученный за счёт роста материальных затрат, просто не совместим с экономической эффективностью. (19)

С понятием "доход" я уже был знаком, но в государственных предприятиях этот "капиталистический" показатель не применялся. Кое-кто из наших электромонтажников, прошедших школу создания нефтедобычи в Тюмени, рассказывал, как они "обеспечивали" нужный объём ЭМР путём, практически, бесконтрольного фиктивного создания "лежнёвок", необходимых для доставки электрооборудования. Для нас естественным путём был рост производительности труда, на что мы и ориентировались, но это был медленный путь, а уровень зарплаты, составлявший в 1965 году, примерно, 120 рублей, требовал срочного удвоения.

Принятая в экономике система оплаты труда зависела от величины нормативных трудозатрат, и вообще не была связана с экономическим результатом – доходом. Экономическая эффективность фактически не измерялась, так как не измерялся и сам доход. Предприятие учитывало искусственные показатели "себестоимость" и "производственные затраты", хотя самих физических лиц, для которых пока ещё существуют эти показатели в природе не существует. Введено понятие "работодатель", как уже было сказано, мифическое. (20)

Нормативная условно-чистая продукция (НУЧП). Основой всей экономики, как в колхозе, так и в тресте МОЭМ, была, естественно, оплата труда. При этом, как в колхозе, так и в тресте МОЭМ, оплата труда, естественно, происходила по затратам труда. Но, в отличие от колхоза, где "затраты труда" были лишь мерой распределения, а окончательный расчёт происходил по результатам труда, в государственных организациях (в том числе, и в тресте МОЭМ) и сама оплата происходила "по затратам труда", т.е. "по нормам и расценкам". Если сумма исчисленной, таким образом, заработной платы укладывалась в лимит, определявшийся как произведение планового норматива заработной платы, определявшегося по достигнутой базе, на общий объём электромонтажных работ, всё было в порядке. Если нет, то фиксировался перерасход. Соответствующее письмо направлялось в вышестоящую организацию, которая этот перерасход покрывала из государственных ресурсов с одновременным наказанием руководителя или без такого наказания.

Если в своё время "Промпартия" или иная "контрреволюционная организация", действительно, стремились сделать всё для подрыва советской власти, то ничего "лучшего" для достижения такой цели, чем внедрение той системы оплаты труда, которая была установлена и действовала в СССР, придумать было нельзя. Вполне можно допустить, что именно так она и родилась, хотя эта же система следовала и из марксистских положений, что "труд" (имеются в виду именно затраты труда) создаёт источник своей оплаты". Увы, без природной энергии ("движущие силы любого развития или создания") создать невозможно ничего.

Но, в отличие от колхоза, где председатель, объединявший в своей голове ПЭО и ОТИЗ, мог решать все эти вопросы самостоятельно через общее собрание колхозников, управляющий государственным трестом такой возможности не имел. Потребовалось долгих двадцать с лишним лет пока, наконец, такая возможность представилась. Но этот вопрос заслуживает отдельного рассмотрения.

А пока мы "барахтались" в различных "новациях", стремясь извлечь из них хоть какую-либо пользу. Как показала практика, при желании это почти всегда можно сделать. Одной из таких "новаций" был переход на НУЧП (нормативная условно чистая продукция). Фактически оплата "по затратам труда" достигает в этом случае своей кульминации. Так сказать "идиотизм в квадрате". Но на практике всё выглядело по-другому. С переходом на НУЧП зарплатообразующим показателем становился не объём ЭМР, а объём НУЧП, который в существующих сметах отсутствовал. Значит, их нужно было пересчитывать. Справиться с таким объёмом пересчета проектанты просто не могли. Не было и соответствующих специалистов, и представления о конкретной технологии монтажа. Поэтому эту функцию мы "согласились" принять на себя, даже не требуя никакого возмещения за эту работу. Прорабы сразу же сообразили "что к чему", и потому не пришлось уговаривать их выполнять работу за проектировщиков. Проектировщики лишь штамповали их расчёты. Реальные сметы существовали сами по себе, по ним происходила оплата выполненных работ, а по сметам НУЧП начислялась зарплата. Этот труд не пропал даром, и зарплата рабочих в тресте заметно увеличилась. "Не мытьём, так катанием". А потом, когда экономическая несостоятельность этой "новации" достигла, наконец, чьего-то "руководящего сознания", мы вернулись к старой системе, но уже с новым фактическим базовым ФЗП, от которого уже и "танцевали".

Потом был "объём готовой строительной продукции", был "коллективный подряд". Всё это были полезные идеи при умелом их применении, но не решавшие главного вопроса:

Только переход на показатель "доход", который ранее в экономических показателях предприятий вообще не использовался, способен обеспечить и материальную заинтересованность каждого работника, и создание источника оплаты труда, и одновременный рост базы налогообложения.

О показателе "доход". "При "капитализме" любое предприятие всегда работает "по доходу" ("приход минус расход"), учитывающему индивидуальные результаты деятельности конкретного юридического лица, что уже изначально было принципиальным преимуществом капиталистической системы. А для советских предприятий, имевших "общесоюзный котёл" для получения зарплаты, был специально придуман "объём валовой продукции" (т.е. "цена", соответствовавшая установленной государством цене самого изделия, но никак не характеризующая "новую стоимость", созданную предприятием, и экономический уровень деятельности самого предприятия). Доход был "капиталистическим" показателем, и использовать его разрешалось только в колхозах. (В этом было очень большое преимущество колхозов.) Даже совхозы работали по объёму валовой продукции.

Но стагнация советской экономики, ставшая в 80-ые годы достаточно очевидной многим, (возможно, за исключением наших учёных-экономистов, не предлагавших ничего стоящего), вынуждала экономические отделы ЦК КПСС искать выход из положения. Переход на показатель "доход" стал естественным шагом, проверенным опытом работы капиталистической половины человечества. Но его внедрению предшествовала экспериментальная проверка этой идеи на 5-7 предприятиях различных отраслей, и в число этих предприятий попал и наш трест. Это вышло отчасти случайно. Я был знаком с начальником одного из подотделов Госплана СССР, занимавшихся новыми методами планирования, которого мы часто приглашали в трест для проведения экономического "ликбеза". В нашем тресте он увидел организацию, на которой можно было бы "обкатать" новые идеи. Однажды (в 1987 году) он привёл меня в экономический отдел ЦК КПСС, где кто-то из замзавов показал мне схему образования дохода, которая, хотя и поражала своей простотой, но явилась для меня экономическим "откровением", хотя сам показатель "доход" я уже использовал, работая в колхозе. К сожалению, эта схема продолжает и сегодня оставаться "откровением" для большинства современных экономистов, обладающих различным "уровнем остепенённости". Почему никто из экономистов не мог себе позволить предложить переход на доход? Потому, что "доход" был чисто "капиталистическим показателем", и Маркс (а скорее даже Энгельс, редактировавший капитал) лишь вскользь упомянул его в третьем томе. Только ЦК КПСС и мог "позволить себе" использование "капиталистических методов", давно уже утвердившихся на большей части планеты.

Наш эксперимент осуществлялся на основании постановления Госплана СССР, показал "блестящие результаты", а проверенные этим экспериментом идеи получили выражение в законе "О государственном социалистическом предприятии", содержавшим в себе понятие о "второй модели" хозрасчёта (доход), и в появившемся несколько позже и развивавшем его законе "Об аренде".

Начиналось грандиозное преобразование всей экономики, требовавшее более грамотного учета показателей "доход" и "прибыль", но одновременно исключавшее применение идей "свободного рынка, плавающих курсов денег, отвергавшее стихийное ценообразование и любые системы неэкономического обогащения, ставшие в капиталистическом обществе основной формой "получения дохода", основанной не на создании благ, а на процессе товарно-денежного обращения, не способной создавать доход. (21)

Одновременно основной формой владения имуществом должна была стать его принадлежность участникам юридических лиц, использующим это имущество, для чего нужна была не его "свободная приватизация", а целенаправленный выкуп имущества предприятий его работниками, как это уже было сделано в США десятилетием раньше. (22).

За 20 лет работы в тресте мы сумели только удвоить зарплату. Советская система просто мешала этому. Зато при работе по доходу зарплата без всяких усилий с нашей стороны удвоилась за два года. Почему? Не стало помех в форме старой системы производственных отношений. Причём, мы внимательно следили, чтобы производительность труда, рассчитанная по доходу, росла с опережением по отношению к зарплате.

Сейчас, через 20 с лишним лет многое представляется уже в ином свете. Почему экономический отдел ЦК, выдвинувший блестящую идею дохода, ни разу потом не поинтересовался, хотя бы по телефону, как же эта идея реализуется? Почему автор или один из авторов этой идеи поспешил от неё откреститься при моей встрече с ним? Почему постепенно "усохла" идея аренды, не получив ни поддержки ни развития? Почему великолепные результаты нашего треста (и не только его), перешедшего на работу "по доходу", встретили сдержанное и настороженное отношение со стороны областных партийных органов и "никакое" со стороны ЦК? Впрочем, был очень короткий период, когда идеей дохода интересовались и на "высшем" уровне. Однажды нас, руководителей предприятий, участвовавших в эксперименте с доходом (человек 5-7), пригласил к себе Председатель Совета Министров СССР (Н.И. Рыжков) и внимательно выслушал. Вскоре были приняты два новых закона, выше уже упоминавшихся. Куда и почему всё это исчезло?

Сегодня я вижу и другое: партия, всегда активно подключавшаяся к реализации всех важнейших мероприятий, на этот раз заняла какую-то "нейтральную" позицию, наблюдая как бы "со стороны", что из этого получится. Но не мешала, и этого оказалось достаточно, чтобы в "организациях арендаторов" (а их было уже не 5-7, как в эксперименте, а сотни), начали твориться "экономические чудеса". Думаю, что причина появившейся "настороженности" заключалась в глубине преобразований, которую сначала не понимали ни в ЦК, ни в Совмине, ни в Госплане. Не понимали, естественно, и мы, оказавшиеся в самой гуще экономических и социальных преобразований, но многое додумывали, исходя из объективных потребностей. Нами было осуществлено многое из того, что постановлениями и не предполагалось, но неизбежно следовало из логики осуществлённых преобразований:

1. Показатель "доход" мы установили не только для СМУ, завода и УПТК, а уже на второй год довели до каждой производственной бригады.

2. Никакой "гарантии" по оплате труда мы не давали, но предоставили членам "организации арендаторов" право самим выбирать руководителей, начиная с бригадиров (кстати, состав руководителей от этого, практически, не изменился).

3. Из полученного дохода мы 25% уплачивали государству (налог и арендная плата), ФЗП образовывали по нормативу, который мы сами устанавливали для каждой отдельной бригады, а определённую сумму выделяли на инвестиции и на социальные нужды, образуя "долевой фонд".  Никаких акционеров у нас не было. Мы прекрасно обходились без них.

4. Полученный ФЗП бригады и других хозрасчётных подразделений распределялся между собой участниками каждого низового подразделения.

5. Высшим органом "Организации арендаторов" было "собрание уполномоченных", которому и принадлежала вся полнота власти. Текущие вопросы решались на "Правлении", избираемом на собрании уполномоченных. Управляющий трестом (он же председатель Правления) избирался на собрании уполномоченных, но подчинялся правлению.

6. Конечно, считать членов Организации арендаторов "наёмными работниками" было величайшей глупостью, но никто не торопился избавиться от этой глупости, ставшей "привычной", в том числе и мы сами.

Другие организации арендаторов, с деятельностью которых пришлось познакомиться, тоже работали успешно, что не удивительно, хотя демократии было, обычно, поменьше. Но пока ещё сущность преобразований заключалась в переходе на "доход", а другие, не менее важные понятия, например, "коммерциализация", своими именами не назывались, и оставались неосознанными. Что означал переход на доход в масштабе СССР на самом деле?

Во-первых, новый показатель обеспечивал прямую заинтересованность каждого работника в конечном результате и создавал соответствующий источник оплаты труда. Уже через два года уровень оплаты труда в нашем тресте удвоился. Управляющий получал 2,8 от средней зарплаты по тресту, что составляло около 1,5 т.р. Для сравнения, оклад председателя Совмина СССР Рыжкова, составлял в то время 1,2 тыс. руб. Именно эту сторону и видели те, кто стоял у истоков идеи перехода на доход. Сначала и мы видели именно эту сторону, начиная лишь постепенно осознавать всю масштабность осуществляющихся перемен. Как оказалось, переход на доход – это была лишь начальная стадия.

Во-вторых, переход на доход означал коммерциализацию всего государственного сектора экономики, если бы он перешёл на доход. Предприятия, причём без всяких акционеров, сами создавали свои мощности уже "на свои". Арендованное имущество мы готовы были выкупить. Ещё 3-5 лет – и лозунг "Фабрики – рабочим!" стал бы былью.

В-третьих, становилась очевидной несостоятельность термина "наёмный работник" и становилось ясным, что участники юридических лиц – это экономические партнёры.

В-четвёртых, никакой приватизации вообще не требовалось. Работники коммерческих предприятий. выкупив у государства имущество предприятия, становились собственниками (общая совместная собственность) их производственных фондов. Одновременно они были и лицами, оказывающими предприятиям финансовую услугу, создавая долевой фонд.

По существу, это была бы экономическая революция, которой "коммунисты", стоявшие у руководства партии, и понявшие истинный смысл осуществляющихся перемен, просто испугались. Впрочем, лиц, полностью осознающих происходящие перемены, если они были вообще, было немного. Но было и ещё одно, возможно, самое главное соображение (пункт 4): коммерциализация делала ненужной приватизацию, лишая, тем самым, возможности неэкономического обогащения самых ловких и прытких, уже растопыривших свои карманы в ожидании грядущих "доходов".

Но, может быть, события августа 1991 года (ГКЧП) преследовали не столько кадровые, сколько экономические цели, так как начавшиеся осуществляться экономические преобразования носили ярко выраженный политический характер? А члены ГКЧП, даже, не понимая этого, боролись именно против них. Так же как тысячи советских граждан, пришедших в эти дни, как и Ваш покорный слуга, к Белому дому, боролись за те ростки чего-то нового, которые забрезжили в сумерках экономического застоя и политического коллапса, образовавшегося в СССР. Я бы не удивился, узнав, что и Горбачёв, и Ельцин дали "ГКчепистам" обещание свернуть начавшие осуществляться реформы, и Язов убрал танки с улиц Москвы не под давлением москвичей, а просто за их ненужностью. Всё было и так "решено", а "ГКчеписты" так и остались ненаказанными. Правда, эта версия кажется мне малоправдоподобной. Слишком далеки были от экономики и Горбачёв, и Ельцин, и вся партийная верхушка. Тот же Горбачёв никогда не упоминал, что именно при нём были начаты важнейшие экономические преобразования 1987-1990 г.г., обеспечивавшие экономическое возрождение СССР. Либо он не имел о них ни малейшего понятия, что наиболее вероятно, либо сам присутствовал при их захоронении. 

Я долго искал объяснение, почему не только свернули начатые реформы, но и как-то "очень прочно" о них забыли. Вижу только два возможных объяснения: либо это было сделано под давлением "ГКчепистов", грозивших превратить Москву в поле боя, либо это были происки "младореформаторов", которые могли лишиться "манны небесной", которую они уже приготовились обрушить на себя в процессе намечавшейся "приватизации" и создании "свободного рынка".

Конечно, очень благоприятный фон составляла всеобщая экономическая безграмотность, начиная от генерального секретаря ЦК КПСС и кончая секретарём в приёмной. В конечном итоге все многообещающие планы потонули в море неразберихи, в создании которой Е. Гайдар весьма преуспел. Зато это море неразберихи оказалось очень удобным для ловли "золотых рыбок" в мутной воде "приватизации". Конечно, рано или поздно, человечество оценит по достоинству эту величайшую "аферу современности" и ещё не один экономист станет доктором или академиком, защищая правомерность проведенной приватизации, или, наоборот, доказывая, что это была историческая афера. Но почему ни один из экономистов или политиков советской или постсоветской закваски до сих пор не вспоминает о действительно блестящем эксперименте с доходом, понять трудно. Возможно, именно потому, что он, так сказать, походя, опровергает всю действующую экономическую теорию.

 

О грамотном проведении приватизации. О российской приватизации, осуществлённой в 90-х годах прошлого века, известно всему миру. И по масштабам самой приватизации, и по масштабам злоупотреблений и прямого обмана, допущенных при её осуществлении, она действительно уникальна. Но сравнительно мало кому известно, что в 80-х годах прошлого века в США был осуществлён тоже достаточно масштабный процесс, правда, не приватизации (т.е. из государственной – в частную), а "переприватизации" (т.е. из частной крупной – в частную мелкую). Но техническая сторона обоих процессов, если их осуществлять достаточно грамотно, должна быть, практически, одинаковой, так как и том, и в другом случаях речь могла идти только о полноценном выкупе.

Оказывается, в США и в конце XX века очень распространённой формой владения предприятиями была форма, которую, используя опыт русской истории, можно назвать "формой Саввы Морозова", когда всё имущество фирмы принадлежало только самому предпринимателю, который был не просто "хозяином", т.е. собственником всего имущества, но, обычно, и крупнейшим специалистом в своём деле, и участником №1 среди всех остальных участников юридического лица, считавшихся наёмными работниками. Никакой кучи "акционеров", часто даже не знающих, где находится предприятие, акциями которого они владеют, как это потом было сделано в России, в США, как правило, не существовало. Кроме, разумеется, крупных "акционерных" предприятий, за счёт которых специально "кормились" миллионы акционеров. Супруги Кэлсо выдвинули идею, что эффективным участником юридического лица и собственником имущества может быть только "инвестор", т.е. работник-собственник. Они разработали экономическую систему, в соответствии с которой часть, а иногда и всю свою собственность предприниматели продавали своим рабочим, оставаясь на предприятии, в качестве наёмного генерального директора, или вообще расставаясь с ним. Такие предприятия назывались "предприятиями с собственностью работников", и, как информировали нас наши американские коллеги и показывала статистическая отчётность, их деятельность заметно улучшалась. Конгресс США принял по данному вопросу более десятка различных законодательных актов, во всех штатах была создана система консультационных и учебных пунктов, в которых каждый рабочий, становившийся "сохозяином", должен был предварительно пройти курс экономического "ликбеза". Зарплата американских рабочих была значительно выше, чем у их российских коллег. Но всё равно, сразу выкупить всё имущество им было не по силам. Поэтому при каждом предприятии создавался специальный "инвестиционный фонд", который государство наделяло долгосрочной ссудой. Этот "фонд" выкупал у предпринимателя его имущество, и в течение трёх-пяти лет производил все расчёты с участниками данного юридического лица. После выхода на пенсию или в случае увольнения рабочий получал все деньги, которые он вложил в предприятие, составлявшие иногда очень приличную сумму.

Я так подробно описываю этот процесс, чтобы показать, что "гарвардским мальчикам", получившим в 90-х годах возможность проявить свои способности в российской приватизации, совсем не требовалось для этого ничего изобретать. Инструмент, отработанный до мелочей и проверенный опытом огромного государства, уже существовал. Ельцин об этом, вернее всего, ничего не знал. Но "гарвардские мальчики", конечно, были "в курсе". Но этот инструмент имел один, но зато принципиальный "недостаток": он исключал возможность злоупотреблений, ради которых в России и проводилась приватизация.

Поскольку загрузка системы обучения и консультаций, созданной в США специально для проведения переприватизации, к концу 80-х снизилась (приватизация завершалась), часть этих "специалистов", владеющих русским языком, решила подработать на просвещении малограмотных или даже совсем безграмотных в имущественных вопросах советских граждан. Название "специалисты" я взял в кавычки не случайно. Выступая со своей информацией, они не читали с листа, а вели как бы "свободную беседу". Но, не раз присутствуя на выступлениях одного из них в тресте с рассказом об американском опыте, я убедился, что он просто повторяет заранее заученный наизусть текст с одними и теми же остротами и анекдотами. Практически, как оказалось, это были (за малым исключением) не специалисты, а говорящие попугаи. Фактически экономикой не владевшие. К тому времени (1988 год) мы уже осуществляли эксперимент, в соответствии с которым в наших условиях "собственность работников" образовывалась и через стадию аренды с последующим выкупом, и путём прямого использования получаемого дохода на инвестиционные цели. От любых вопросов, требовавших чуть шире взглянуть на вещи, они просто уклонялись, так как в экономике были полными профанами.

В данном случае американцы произвели на меня весьма неблагоприятное впечатление. Зато когда в 1989 году я сам поехал в США и посмотреть, и рассказать (нас было трое вместе переводчиком) американцы мне очень понравились. Мы побывали в двух городах и двух штатах, Сан-Франциско и Огайо, где нам показали 6-7 предприятий с собственностью работников, перешедших на эту систему 3-5 лет тому назад. К сожалению, в то время ни я сам, и никто из моих американских собеседников не понимали главного:

Участник юридического лица, становится собственником (общая совместная собственность) его производственных фондов уже потому, что он является "участником", создающим доход предприятия, т.е. его хозяином. И как "хозяин" он обязан финансировать создание новых мощностей юридического лица, вкладывая в него свои деньги (оказывая финансовую услугу) или оплачивая финансовые услуги акционеров (оплата дивидендов). (23)

Не уверен, что мои собеседники встретили бы такую трактовку с пониманием. И хотя американская приватизация 80-х годов реализовывала именно эту идею, но преподносилась она, просто, как одна из возможных форм собственности, которая просто является "самой эффективной". Американцы всегда придавали и придают главное значение практической приемлемости, а не принципиальной значимости того, или иного вопроса.

Кстати, приняли нас, как хороших друзей. Кроме нескольких встреч "на общественном уровне", очень напоминавших наши российские застолья, нас не только снабдили валютой. которой мы, практически, не имели, но и двое сотрудников фирм в Сан-Франциско и в Огайо устроили просто личный приём у себя дома, чтобы показать, каков он, американский быт.