Навопрос иудейского законника: «кая заповедь больши (есть) в законе», Господь Иисус Христос отвечал: «возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всею мыслию твоею…, и искренняго твоего яко сам себе: в сию обою заповедию весь закон и пророцы висят» (Мф. 22: 37). А в последней беседе с учениками Иисус Христос оставил следующее предсмертное завещание: «Да любите друг друга, якоже возлюбих вы, да и вы любите себе. О сем разумеют вси, яко мои ученицы, аще любовь имате между собою» (Ин. 13: 34). И еще: «Сия есть заповедь моя, да любите друг друга, якоже возлюбих вы» (Ин. 15: 12). И апостол назвал любовь исполнением всего закона (Римл. 13: 10). Он же говорит, что «закон в едином словеси исполняется, во еже: возлюбиши ближняго твоего якоже себе» (Гал. 5: 14). Названа также любовь «законом царским» (Иак. 2: 8).
Что такое истинная, или, что то же, нравственная любовь? Прежде всего скажем, что истинная или нравственная любовь не есть только чувство, как непроизвольно возникающее в человеке, так и непроизвольно рассеивающееся, и руководимое лишь силой воображения; нет, ей присуща и воля, руководимая разумом. Глубины воли – вот основание истинной или нравственной любви. Потому-то нравственная любовь может быть присуща человеку и тогда, когда чувство молчит, и сила воображения оставила его.
В чем же состоит любовь? Она есть предание моего собственного «я» в другое «я», и одновременное восприятие другого «я» в мое собственное «я». Но это единение двух существ не есть слияние и обезразличение. Напротив, необходимое условие истинной любви состоит в том, чтобы любящие друг друга лица сохраняли индивидуальное различие; любящие лицо не теряет себя в любимом лице, а забывает себя в нем. В том состоит тайна и высота любви и личной или нравственной жизни, что человек может отказываться от себя ради другого лица и забывать себя в нем, но в то же время сохранять индивидуальное сознание и личное достоинство свое. Он может жить в другом лице, но все-таки эта жизнь есть его личная жизнь.
Очевидно, любовь, требующая предания моего собственного «я» в другое «я», невозможна без самопожертвования, без самоотчуждения, столь часто внушаемого нам Священным Писанием. Другое лицо я ставлю целью, а себя превращаю в средство к цели. Но жертвуя собой и отчуждаясь от себя, любящий обретает себя в другом, и притом обогащенным и возвышенным общей и, следовательно, более полной жизнью. Он следует библейскому указанию: «блаженнее есть паче даяти, нежели приимати» (Деян. 20: 35); он знает также, что из всех даров или благ, какими человек обладает и какие можно уделить другому, самый лучший дар или благо есть он сам, его личность (Рим. 13: 8). Но на нем исполняется евангельское обетование: «иже погубит душу свою…, обрящет ю» (Мф. 10: 39). Любимое существо, в свою очередь, отрекается от себя и жертвует собою, хочет восполнить себя, живя любящим его существом. Вообще, любовь требует взаимности; и она, следовательно, имеет награду свою в самой себе. Нельзя сказать, что любовь основывается на взаимности; сердце может весьма сильно любить, не получая в ответ взаимности; но как на цель свою, любовь направлена на то, чтобы достигнуть взаимности; любовь растворена надеждою, что ее, наконец, поймут и ответят любовью же. Где эта цель не достигается, и надежда не сбывается, там любовь не может оставаться живой и деятельной. Но одно из свойств нравственной любви состоит в том, что она долготерпит, по выражению апостола, что она на все надеется (Кор. 13: 4); возможна и страждущая любовь. Следовательно, не напрасно и не противоестественно заповедуется нам Евангелием любить и врагов (Мф. 5: 44). Любя врагов, мы надеемся добром победить зло, по словам апостола (Римл. 12: 21); надеемся ненавидящих нас сделать любящими нас, следовательно, - достигнуть цели любви, т.е. взаимности, гармонии, мира.
В чем заключается основание любви и где источник ее? Если мы любим друг друга, то основание нашей любви заключается в сродстве человеческой природы, в том обстоятельстве, что, при индивидуальных различиях, есть между нами существенная связь, сокрытая в последних глубинах человеческого рода. В силу этой связи все люди, по выражению ап. Павла, составляют «одно тело».
«Се ныне кость от костей моих, и плоть от плоти моея» (Быт. 2: 23) – этими словами Адам выразил восторг свой при появлении Евы и любовь свою к ней; и, как на основание привязанности и любви своей к ней, указывает на то обстоятельство, что в ней он усматривает ту же самую природу, какую носит в себе. Эту же мысль выражают слова Бытописателя: «Адаму же не обретеся помощник, подобный ему» (Быт. 2: 20). Следовательно, подобие составляет условие тесной связи или любви между существами.
Но общая человеческая сущность, лежащая в основании человеческих лиц и побуждающая их ко взаимной любви, указывает на более общую сущность, сущность всеобъемлющую или божескую, лежащую в основании первой. Как человек есть подобие другого человека, от которого он родился, так все в совокупности человечество есть подобие своего Творца, и силу этого подобия побуждается любить творца. В Священном Писании прямо говорится, что мы «божескаго рода» (Деян. 17: 29). Говорится также: «сотвори Бог человека, по образу Божию сотвори его» (Быт 1: 22). И еще «в Нем мы живем и движемся и есмы» (Деян. 17: 28). И, следовательно, источник любви есть Бог. Он и в самом себе, в своей собственной сущности есть вечная любовь: «Бог любы есть», говорит ап. Иоанн (Ин. 4: 8). Сотворивши по любви мир, как свое подобие, Бог обязал этим и человека любить Его, как свой первообраз. Любовь Божия есть первая любовь, а любовь наша есть вторая любовь. Поэтому говорит апостол: «Мы любим Его, яко той первее возлюбил есть нас» (1 Ин. 4: 19).
Любовь свою к миру Бог выразил в особенности ниспосланием Сына Своего для искупления человеческого рода. «Тако возлюби Бог мир, яко и Сына своего единороднаго дал есть» (Ин. 3: 16). В этом действии Божием самым ясным и совершенным образом выразился существенный и неотъемлемый элемент любви – самопожертвование. Этот элемент должен характеризовать и нашу любовь к Богу. Мы должны отвергнуться и забыть себя, чтобы жить Богом и в Боге. Хотя забыть себя – не значит потерять себя в Боге. Как в любви Божией к нам есть элемент не только самопожертвования, но и самоутверждения, то есть Бог не теряет себя в мире, но спасает мир и прославляет себя, так и в любви человека к Богу есть не только элемент самопожертвования, но и элемент самосохранения, как следствие личной индивидуальности. Если, таким образом, и перед лицом Божиим человек сохраняет свою индивидуальность, а между тем в любви к Богу он отвлекся от своего ограниченного индивидуального существования и переместил себя в область безграничного существования Божия, то отсюда само собою следует, что его жизнь получает такое изобильное содержание и исполняется таким довольством, какие никогда не могут достаться в удел эгоисту, замыкающемуся в своей собственной скудной индивидуальности. Бог есть высочайший, последний источник любви; он же есть последний, неисчерпаемый источник жизни: человеку остается только черпать из этого изобильного источника; а черпать он может только в том случае, если любит Бога; ибо только «пребываяй в любви, в Бозе пребывает, и Бог в нем пребывает» (Ин. 4: 16). Любовь есть нечто божественное в человеке. Она есть, так сказать, самое человеческое из того, что есть в человеке, и самое божественное из того, что есть в Боге.
Любовь к Богу обязывает нас любить и ближних, как подобие Божие и вместе как средство научиться любить Бога и доказывать любовь свою к Богу. «Аще кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть: ибо не любяй брата своего, егоже виде, Бога, его же не виде, како может любити; И сию заповедь имамы от него, да любяй Бога, любит и брата своего» (1 Ин. 4: 20). В ближних мы любим Бога и в Боге любим ближних. Здесь-то скрывается идея истинной гуманности. И человечество, т.е. царство ближних, шире и изобильнее единичного лица; следовательно, перемещая себя, посредством любви, в человечество и живя жизнью человечества, единичное лицо обогащает и осчастливливает свою личную жизнь. Эгоист же, не выходя из самого себя, опять остается в своей узкой и бедной среде. Любовь не производит нивелирования и обезразличения в среде членов общества; она есть начало, организующее общество, созидающее из всех членов одно великое и прекрасное тело, по изображению апостола Павла (Ефес. 4: 15). Она отнюдь не отрицает отношений авторитета и почитания в среде общества, она каждому указывает свое место в историческом и общественном порядке; но в то же время она вызывает всех членов общества ко взаимному услужению и вспомоществованию, требует, чтобы в каждом члене уважалась и почиталась богоподобная личность.
Литература
1. Олесницкий М.А. Нравственное богословие или христианское учение о нравственности. Киев: Тип. Императорского Университ. Св. Владимира, 1901. – 486 С.
2. Прот. Владислав Свешников. Очерки христианской этики. – М.: Паломникъ, 2000. – 624 С.
