В.А.Конев
СЕМИНАРСКИЕ БЕСЕДЫ
ПО "КАРТЕЗИАНСКИМ РАЗМЫШЛЕНИЯМ"
М.К.МАМАРДАШВИЛИ
Издательство "Самарский университет"
ББК 87.8
К 643
Конев В.А. Семинарские беседы по “Картезианским размышлениям” М.К.Мамардашвили Самара: Изд.-во “Самар-ский университет”, 1996. 106 с.
ISBN 5-230-06073-5
Книгу составляют вступительные беседы-лекции к семинарам, посвященным обсуждению труда выдающегося философа М.К. Мамардашвили "Картезианские размышления", которые состоялись на кафедре философии гуманитарных факультетов Самарского госуниверситета. В беседах обсуждаются проблемы теории сознания и мышления М.К.Мамардашвили, его анализ философии Декарта. Книга может быть полезна студентам и аспирантам, изучающим философию, а также всем, кто интересуется творчеством М.К.Мамардашвили, проблемами философии сознания и философии культуры.
Отв. редактор доктор философских наук, профессор В.Н. Борисов
Рецензент доктор философских наук, профессор А.А.Шестаков
Без объявл.
ISBN 5-230-06073-5 Конев В.А., 1996
Предисловие
В течение ряда лет каждый третий вторник месяца в 16.00 на кафедре философии гуманитарных факультетов Самарского госуниверситета проходили и проходят заседания семинара, посвященного проблемам философии культуры, в котором участвуют преподаватели, аспиранты, соискатели, студенты кафедры, а также представители разных вузов г. Самары. В 1995 году семинар получил грантовую поддержку Фонда "Культурная инициатива" (Фонда Сороса), что позволило значительно расширить и интенсифицировать его деятельность. Работа семинара проходила в трех направлениях.
Во-первых, обсуждение докладов видных ученых вузов Самары, Москвы и Санкт-Петербурга. Мы признательны проф. С.Н.Иконниковой (С-Петербургская Академия культуры), проф. М.А.Розову (Институт философии РАН), проф. Б.Г.Юдину (Институт человека РАН), проф. М.С.Кагану (С-Петербургский госуниверситет) за их любезное согласие выступить на семинаре с докладами по результатам своих исследований.
Во-вторых, обсуждение выступлений молодых исследователей и проведение конкурса научных работ молодых ученых вузов г. Самары в области философии. По результатам конкурса, в котором приняло участие почти два десятка молодых ученых, жюри присудило две первыe премии: за работу "О гносеологической природе категории "Я" Ю.А.Разинову (СамГУ) и за работу "А.П.Чехов: критика быта как презентация бытия" С.А.Лишаеву (СаГА), две вторыe - за работы "Критика в науке: гносеологическая природа, формы, функции" Н.В.Сурковой (СамГУ) и "Проблема парадоксального мышления в философии Льва Шестова" И.В.Цветковой (МАБиБД, Тольятти), четыре третьи - Т.В.Филатову (СГСХА) за работу "Воображаемая логика" Н.А.Васильева как один из вариантов формализации диалектики", П.В.Хорольскому (СПТУ) за работу "Некоторые проблемы темпоральности сознания", Л.А.Наумовой (СГАЭУ) за работу "Семантический анализ логики вопросов", С.Ю. Трофимцевой (СамГУ) за работу "Теоретические понятия концепций локальных цивилизаций".
В-третьих, обсуждение трудов и публикаций современных философов.
В рамках этого третьего направления прошли семинары, посвященные книге Мераба Константиновича Мамардашвили "Картезианские размышления", материалы которых публикуются в данной книге. "Картезианские размышления" - выдающееся произведение современной философии, которое счастливо сочетает целый ряд достоинств, делающих его прекрасным объектом для семинарской работы. Книга М.К.Мамардашвили посвящена анализу философской концепции, которая значима для всякого профессионального философа. Она излагает оригинальную авторскую философию сознания и мышления, которая является выдающимся достижением философского развития ХХ столетия и фокусирует в себе самые жизненные проблемы философской мысли нашего времени. Она сталкивает на своих страницах два исторических типа мышления, выявляя их различие и единство, вовлекая читателя в вечный философский диалог. Наконец, текст лекций-размышлений разворачивает перед обсуждающими книгу движения живой мысли поразительного по силе таланта человека, способного к пронзительному усмотрению неожиданного.
По техническим и литературным причинам в настоящее издание не могли войти полные записи семинаров и, прежде всего, сами обсуждения-дискуссии - живая беседа не поддается письменной фиксации. Поэтому в книге представлены только вступительные доклады к семинарам, с которыми выступал руководитель семинара. Естественно, что как в этих вступительных словах не отражается весь спектр проблем, которые поднимались на семинарах, так и на самих семинарах не было исчерпано все богатство идей "Картезианских размышлений" М.К.Мамардашвили.
Еще раз хотелось бы выразить нашу признательность Филиалу Международного Фонда "Культурная инициатива" в г. Самаре за финансовую поддержку, благодаря которой данное издание увидело свет.
Руководитель семинара "Философия культуры"
профессор, доктор философских наук
В.А.Конев
Семинар 1
февраля 1995. Вторник. 16.00.
Проф. В.А.Конев
Коллеги, сегодня на нашем семинаре мы начинаем цикл бесед, посвященных анализу книги выдающегося философа Мераба Константиновича Мамардашвили "Картезианские размышления (январь 1981)"/Под редакцией Ю.П.Сенокосова, М.: Изд. Группа "Прогресс", "Культура", 1993 (в дальнейшем все ссылки на это издание даются в тексте с указанием в скобках соответствующей страницы).
В философии ХХ века это уже вторая книга, появившаяся под таким же названием. В 1931г. Э.Гуссерль издал на основе своих лекций, прочитанных в Париже, книгу "Картезианские медитации". И вряд ли случайно такое совпадение. Книги очень похожи друг на друга.
Обе выросли из лекций, устных выступлений авторов, правда, в первом случае - у Гуссерля - книга подготовлена к печати самим автором, во втором случае - редактором на основе магнитофонных записей и заметок автора.
Обе обращаются не столько к Декарту, сколько излагают авторское вдение философии, правда, во втором случае - у М.К. - Декарту уделяется больше внимания, чем в первом.
Обе инспирированы феноменологией, но в первом случае феноменология конституируется из Декарта, во втором - конституирует взгляды Декарта.
"Картезианские размышления" Мамардашвили включают 15 лекций-размышлений, каждая из которых, хотя и концентрируется вокруг определенной темы, но не имеет жестко фиксированного названия. "Картезианские медитации" Гуссерля состоят из 5 медитаций, каждая из которых имеет свой заголовок и четко оформленное содержание.
Но главное - обе книги философов ХХ века воодушевлены идеями, питаются установками французского философа, вырастают из их глубоко личного отношения к Декарту и его философии.
По своему жанру "Картезианские размышления" Мамардашвили это, действительно, размышления вслух. М.К. - говорящий, а не пишущий философ. И в этом он не одинок как в мировой, так и, особенно, в отечественной философии, когда многие действительно мыслящие философы в СССР в 60-80 годах были больше говорящими, чем пишущими. Это и Г.П.Щедровицкий, и Б.С.Грязнов, и В.С.Библер, и М.А.Розов, и многие другие. Каждый из них имел свой семинар, своих единомышленников и слушателей, каждый из них формировал вокруг себя атмосферу философствования, входя в которую, молодежь приобщалась к философии больше, чем на официальных занятиях по философии в вузах. У М.К. не было своего семинара, он был "степной волк" в философии, его стихией были выступления и лекции, которые расходились в магнитофонных записях. И этому было две причины. Одна из них - внешняя, та социально-политическая ситуация, которая существовала в стране в то время и устанавливала режим жесткой идеологической цензуры над всеми публикациями по философии. Другая причина - внутренняя, о ней говорит сам М.К. в Первом размышлении, когда указывает, что Декарт мало публиковал свои сочинения. Для философа, отмечает М.К., важно реализовать себя в движении мысли, и если это свершилось, то его уже мало интересует текст как публикация (см. С.9-10). Для М.К. это особенно важно, так как главный предмет его философских интересов - мысль, акт мысли, состоявшаяся мысль, и потому его философская работа кончалась в момент состоявшейся мысли, который должен быть продемонстрирован, ибо другим путем, кроме живой демонстрации, состоявшаяся мысль не раскрывается.
Здесь мы подходим к методологии всей философии М.К.Мамардашвили. Его философия - это феноменология, но не трансцендентальная феноменология, как у Гуссерля, которая должна была описать универсальные принципы конституирования знания, присущие трансцендентальному Я, а феноменология атрансцендентальная, феноменология непереходящего, моментального, а не универсального. М.К. интересует, как мысль становится, а становится она каждый раз по-своему. Поэтому перед атрансцендентальной феноменологией, или феноменологией нетрансцендентального Я, а личностного Я стоит сложная задача - необходимо выделить типичное и закономерное в нетипичном и индивидуальном. Как это сделать? М.К. выбирает следующий ход: он говорит о Декарте, о Канте, о Прусте, то есть о конкретных людях-мыслителях, которые не только мыслили, но и определили состояние мысли на многие века. Это дает ему возможность, не отрываясь от индивидуального, проникнуть в типичное в мысли, описывая, как живет мысль в поле определенного сознания, которое не только мыслит, но и знает о том, как оно мыслит, создавая (в случае Декарта и Канта) теорию мысли или демонстрируя (в случае с Прустом) само состояние сознания. Посмотрим это на примере "Картезианских размышлений".
"Картезианские размышления" Мамардашвили посвящены историко-философской тематике. М.К. размышляет о Декарте и его философии. Это сфера истории философии. Какое место занимает в структуре историко-философских исследований работа данного типа? Можно, как представляется, выделить разные типы историко-философских исследований в зависимости от того, как в них соотносятся исторический и систематический анализ.
История философии - это история философских систем, философских построений или философских концепций, каждая из которых в силу специфики философского знания всегда несет на себе следы уникальности. Если историк философии стремится вскрыть особенность и уникальность каждой философской концепции, то в этом случае в историко-философском анализе выступает на первый план выявление системности взглядов изучаемого философа, исследование, действительно, становится историческим и по методу, и предмету его анализа. В этом случае каждая концепция философа увязывается с определенной культурной действительностью и выстраивается в определенный хронологический ряд (см., например, историю философии Куно Фишера, В.Татаркевича и различные учебники по истории философии). Если же историк философии стремится показать закономерность и связность самого историко-философского процесса, то в этом случае на первый план выходит систематическое в его собственном исследовании, которое саму историю философской мысли представляет как систему логически увязанных этапов философской мысли или парадигм. Историческое здесь становится подчинено систематическому и логическому (см., например, историю философии Гегеля).
Но есть и еще один подход к истории философии - подход работающего философа, для которого философская мысль прошлого становится партнером в диалоге, с которой можно соглашаться или спорить, которую можно принять в свою концепцию или принять как свою. Для каждого из нас Платон или Августин, Декарт или Кант не просто этап в истории европейской мысли, а момент в становлении нашей мысли и часть этой мысли. И не потому, что мы учимся у великих, а потому, что философия, всегда говоря об одном и том же, вечно рассуждая о вечных проблемах, остается, в конце концов, одной и той же philosophia perennis. Физика, биология или социология меняют предмет своих рассуждений, философия же движется в круге одного предмета - что такое бытие и как оно постигается мыслью. Более того, для философа важно не то, какие по этому поводу философия строила теоретические концепции, а то, как она обсуждала эти проблемы, как тот или иной мыслитель мыслил, ибо это “ как ” эксплицирует само постижение философией ее проблематики, хотя эта экспликация и не всегда бывает явно представлена в концептуальных построениях философии. Проникновение в эту лабораторию философской мысли и составляет цель приобщения работающего философа к истории философии. В этом случае моя систематическая работа в философии включает исторические экскурсы на правах интерпретации мысли прошлых веков в системе моего размышления. Прошлое актуализируется в движении современной мысли, входит в ее систему, а не становится предметом историко-философского исследования. Так, например, присутствует Декарт в “Картезианских медитациях” Гуссерля.
Но и сам этот процесс проникновения в лабораторию мысли великих философов с целью выявления связи хода их мысли с их теоретическим представлением о мысли и бытии для разработки собственной концепции бытия и мышления может также реализоваться как историко-философское исследование. Примером такого исследования и является данная работа М.К.Мамардашвили.
“Картезианские размышления” Мамардашвили - это и размышления о Декарте и его учении, и одновременно это и размышления о бытии и мышлении на фоне Декарта. Здесь философствование Мамардашвили, его систематическое исследование мысли и бытия раскрывается в форме анализа и интерпретации картезианского учения. Таким образом, возникает еще одно соотношение систематической и исторической мысли в философском рассуждении: определенная философская теория описывает своими понятиями и определениями свой метафизический объект - мысль и бытие (историческая систематическая мысль) и одновременно в этом описании проявляется состояние самого метафизического объекта - состояние мысли, но это состояние может быть вскрыто в историческом тексте только благодаря новому систематическому философскому знанию этого же метафизического объекта. Тогда историческое в философском исследовании (знание истории философской мысли) будет состоять в соотнесении сегодняшнего систематического рассуждения (сегодняшней философской теории) с прошлым систематическим рассуждением (прошлой систематической теорией), где сегодняшняя система мысли служит средством интерпретации прошлой и одновременно средством представления метафизического объекта. Такое обращение к историческим текстам есть их чтение a recentiori, если использовать понятие польского философа Ю. Баньки (см.: Baka J. Epistemologia. Uniwersytet lski, Katowice, 1990, S.52. A recentiori - от лат. recens - свежее, сейчас), когда историческое и систематическое в движении мысли сливаются.
Предметом исследований-размышлений Мамардашвили выступает не концепция Декарта, не его философия, онтология или гносеология, а "сам Декарт, образ его и личность", как говорит М.К., начиная Первое размышление (с.7). Причем этим предметом не является биография, жизненный путь французского философа. Не жизнеописание человека Рене Декарта интересует М.К., а жизнь философа Декарта, которая породила определенные философские тексты. Необходимо брать не отдельно биографию и отдельно концепцию, как это делали всегда и все историки философии, а необходимо увидеть жизнь философа сквозь призму его текстов и тексты сквозь призму его биографии. М.К. делает эту работу поистине виртуозно, медитируя по поводу Картезия.
Тексты Декарта необычайно ясны и четки, жизнь Декарта также не изобилует какими-либо тайнами, но сталкивая их друг с другом, точнее, совмещая их друг с другом, М.К. получает удивительную картину - стереоскопический образ жизни декартовской мысли. Размышления Мамардашвили - это пример чтения известных и прозрачных для читателя текстов как текстов, которые открывают в своей прозрачности и очевидности неизведанные глубины. Подобно тому, как при прозрачной воде в реке или озере, кажется, что дно близко - вот оно, достаточно протянуть руку, а ступишь - и проваливаешься в глубину, захлебываясь прозрачной водой, так и здесь - все ясно, но ясность оказывается обманчивой. М.К. погружается в кажущуюся неглубину Декартовых текстов, раскрывая всю их необычность.
М.К. исходит из посылки, которая одновременно становится и доказываемым тезисом (замечу в скобках, что это ход герменевтического круга): акт мысли - это акт жизни, движение жизни. А философия - это реализованная в понятиях жизнь личности. Для М.К. жизнь Декарта тождественна его философии. Философия - это знание особое, знание об основах знания и действия. Философ же становится органом проявления этих основ и органом их осознания и предъявления культуре. Через его рефлексию над своей жизнью и мыслью они входят в культуру. То, о чем мы можем рассуждать теоретически, замечает М.К., у настоящего философа является самой плотью его жизни, проделывается им на себе. Так ли это на самом деле? По своей философии жили Сократ, Августин, Кант, Кьеркегор, Вл.Соловьев и множество других философов, включая и самого М.К. Но жили ли согласно своей философии Сенека, Аристотель, Аквинат, Гегель? Это требует обсуждения, хотя, как известно, всякое исключение может, в конце концов, только подтверждать правило.
Была ли философия Декарта философией его жизни, "стержнем которой явилось преобразование себя, перерождение, или, как выражались древние: рождение нового человека в теле человека ветхозаветного" (с.9). Наверное, ибо философия Декарта стоит у истоков новоевропейской культуры, нового способа мысли и действия, и, по крайней мере, его собственная мысль строилась по его правилам для руководства ума. Мамардашвили же показывает, что в декартовских текстах оставили свои следы те изменения и преобразования, которые переживал Декарт. В дневнике Декарта он встречает латинскую фразу: "Выступаю в маске", которая, считает М.К., становится своего рода его индивидуальным символом (с.8). На первый взгляд, маргинальное замечание в дневнике становится ключом, открывающим скрытые тайны "экзистенциального облика Декарта", показывающим, что "его тексты представляют собой не просто изложение его идей или добытых знаний" (с.9).
Это "выступаю в маске" становится для М.К. эквивалентом разделения в философии "подлинного бытия" и "бытия неподлинного", разделения, берущего начало еще от античности: есть подлинная жизнь человека и есть его неподлинная жизнь - кажимость, майя. Подлинная жизнь и кажимость равно значимы и сочетаются в жизни человека, но основой человека и его жизни будет все-таки подлинное в нем, пусть даже, если это подлинное займет всего несколько часов жизни в течение года. Декарт, говорит М.К., был большой реалист, он понимал, что человеку может быть невмоготу в этой жизни, тогда он рекомендует следующее: достаточно рассматривать мир как театр и не придавать своим личным драмам большего значения, чем драмам воображаемых персонажей, "разыгрываемых актерами, когда они изображают перед нами весьма мрачные события" (с.25). В театре все условно, а в жизни? Есть ли в жизни что-то безусловное?
И здесь начинается, на мой взгляд, интересная интерпретация философии Декарта и, одновременно, обсуждение ряда интереснейших проблем философии.
Первая проблема. Проблема подлинного человека.
Человек живет в обычной жизни, в привычках и условностях. Но это все преходяще, условия приходят и уходят, они "находят", накатываются на человека, человек входит в них и выходит из них, поэтому условный человек конечен, смертен. А есть ли "безусловный человек" (Вл.Соловьев говорил о "безусловной индивидуальности" - См.: Соловьев В.С. Собр. соч.: В 10 т. 2-е изд. СПб., б/г, Т.3. С.390), который как безусловный, т.е. независимый от временных и конечных условий, не преходящ, а следовательно, бессмертен? В этой связи М.К. вспоминает в Первом размышлении рассуждения Эрвина Шредингера о Я, о том, умирает наше "я" или не умирает. Каждый раз Я другой, значит каждый раз уходит, умирает какая-то ипостась моего Я, но Я живу. Поэтому нечего бояться смерти (с.25). Умирает то, что обусловлено, что порождено эмпирическими состояниями, привычками, чем-то конечным. "Я" же, освобожденное от привычек, от эмпирических состояний, бесконечно, а потому бессмертно. Но чтобы дойти самому до этого Я, необходимо освободиться от всего того, что вошло в него без его согласия и принципиального сомнения. Так совершается феноменологическая редукция и так появляется в неожиданном контексте декартовское сомнение, о котором все знают, но знают совсем в другом отношении.
М.К. трактует как проявление декартовского принципа сомнения чисто биографические факты жизни философа - его постоянную жизнь на чужбине, его путешествия. "Потому что согласно его философии, в соответствии с которой он жил, можно родиться, пребывать, только порвав вначале независимо от тебя сложившиеся так называемые органические или природные связи" (с.27). Только в этом случае человек избавляется от условий, привычек, наезженной колеи мысли и становится хозяином своей мысли, становится самим собою, подлинным человеком. И в рассуждении М.К. появляется "подлинный" Декарт. Биографический Декарт несерьезен, дерзок, ленив (спит до 10 часов, занимается философией 3-4 часа в год), его захватывают страсти "животных духов", он вежлив и сдержан. "Подлинный" Декарт - великодушен. Великодушие, считает М.К., выступает идейно-экзистенциальной клеточкой всей его философии, из которой можно было бы простым анализом вывести все ее принципы. "Великодушие - это свобода и власть над самим собой и власть распоряжаться собой и своими намерениями, потому что ничто другое нам не принадлежит" (с.15). Поэтому философия для Декарта не средство исправления мира и других людей, а преобразование себя. Ибо законы философии и законы здравого смысла диктуют нам, что "если каждый в своей жизни сделает что-то с собой сам, то и вокруг что-то сделается " (с.17. Курсив автора - В.К.). Сделается не потому, что будет прямым приложением философской мысли, а индуцируется среди десятка, сотни, миллионов людей, так как каждый в отдельности для себя и на своем месте что-то сделает. Философия в этом случае является не рекомендацией действия, а обсуждением и выявлением самой ситуации действия, которая открывается благодаря сформированному философией вдению.
Вторая проблема. Прошлое - враг мысли.
Замечу, что мы привыкли рассматривать мысль как результат (следствие) вывода, опыта, эксперимента и т.п. А это и есть прошлое. Но Декарт, пишет М.К., "понял одну фантастическую вещь - что для мысли самым страшным врагом является прошлое, потому что то, что называется прошлым, складывается с такой скоростью, что мы не успеваем ни подумать, ни понять, а уже кажется, что поняли, подумали, пережили..." (с.13). Мысль, как писал М.К. в своей статье еще конца 70-х годов, не порождается и не может породиться ни объектом, ни предшествующим состоянием знания. Мысль - это событие, которое появляется "один-единственный раз и впервые" в индивидуальной конфигурации всех условий, а не в результате сложившихся условий (см.: Мамардашвили М.К. К пространственно-временной феноменологии знания // Вопросы философии, 1994, №1, С.73). Поэтому для появления мысли, новой мысли, необходимо очищение места ее появления от прошлого состояния ума. Это прошлое должно быть отброшено сомнением. "Что касается меня, то я считаю, - цитирует М.К. Декарта, - чтобы каждый человек..., как только достигнет предела, именуемого возрастом познания [NB, что не сразу, не всегда, а на определенном уровне своего развития - В.К.], принял твердое решение освободить свое воображение от всех несовершенных идей, запечатленных в нем ранее, и серьезно взялся за формирование новых идей, упорно употребляя на это способности разума" (с.30-31). Это же вслед за Декартом Гуссерль повторит в "Картезианских медитациях": каждый философ должен, хоть раз в жизни, перетрясти багаж своих представлений, чтобы найти там то, что несомненно (безусловно), и на этом выстроить здание своей философии. Таким должен быть принцип всякой философии как системы, таким должен быть и принцип всякой философии как жизненной позиции человека. Именно этот принцип доходит до чистого сознания, которое готово к порождению или к принятию мысли. Поэтому Декарт, а не Локк, говорит о подлинной tabula rasa сознания, которая имеет смысл для работы сознания, с такой чистотой сознание работает, а локковская tabula rasa смысла для сознания не имеет, такая чистота не порождает мысль.
Здесь появляется третья проблема. Когда и где возникает "подлинное", безусловное Я.
Оно появляется тогда, когда Я встает один на один перед лицом мира. Здесь М.К. использует свой любимый образ, к которому он прибегает часто и в разных контекстах, - образ Растиньяка, бросающего вызов Парижу: "Ну, теперь дело между нами!". Декарт, говорит М.К., "провел через всю свою философию одну странную, на первый взгляд, вещь, которая одновременно является онтологическим постулатом: тот, кто сможет в воодушевлении обнаженного момента истины, в этом стоянии один на один с миром хорошенько расспросить себя (что едва ли или почти невозможно), тот опишет всю Вселенную. Не в том смысле, что человек, как он есть эмпирически, - это Вселенная, а в том смысле, что если ты сможешь что-то в себе выспросить до конца и у тебя хватит мужества, веря только этому [NB! Курсив мой - В.К.], раскрутить это до последней ясности, то ты вытащишь и весь мир, как он есть на самом деле, и увидишь, какое место в его космическом целом действительно отведено предметам наших стремлений и восприятий" (с.12). Здесь-то и заключена вся тайна философии, как ее понимает, и на мой взгляд справедливо, М.К. "Нырнув" в себя, дойдя до конечных оснований своей жизни - когда "на кон поставлена жизнь" (с.9) - ты находишь философию, свою философию, которая дает тебе твой мир, философию, которая становится культурным фактом, если ты выражаешь ее в принятых культурных формах. Это и есть подлинный труд человека - один на один с миром. Это самый тяжелый труд, который за тебя никто не сделает, в котором тебе не с кем сотрудничать. Большинство людей избегают его, трудясь "на людях", вертясь, как "белка в колесе", в привычной обстановке. Подлинный труд, философия как подлинный труд - это то, что можешь только ты. И мир тогда изменится! М.Бахтин назвал такую ситуацию "мое не-алиби в бытии" (Бахтин М.М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник: 1984-1985. М., 1986, С.112. См. также мою статью: Конев В.А. Философия бытия-события М.Бахтина // Российское сознание: психология, феноменология, культура. Самара, Изд.-во СамГПИ, 1994. С.3-42). Эта идея будет проходить через всю книгу Мамардашвили.
Наконец, четвертая проблема. Проблема времени рождения мысли.
Прошлое - враг мысли, оно не дает мысли родиться. Будущее, добавлю, - кладбище мысли (и все утопии это мертвые мысли). И только настоящее - это время, в которое мысль и рождается, и живет. Это - kairoV, подлинное время, пора мысли. Мысль и настоящее совпадают.
Декарта, говорит М.К., интересовало прежде всего движение мысли. "Установившееся движение, если возможет такой парадоксальный оборот, - замечает М.К., - я говорю "движение", но - "установившееся" То есть имеющее значение только в качестве силы momentum'а..." (с.10). Именно это в средневековой теологии называли kairoV - пора, время свершений, этих свершений. Цель своих Размышлений М.К. видит в том, чтобы, обращаясь к Декарту, который в начале Нового времени установил новый "мыслительный аппарат" ("универсальную структуру сознания" - с.29), поставив на карту свою жизнь, "наблюдать воочию удивительное пробуждение мысли в самом начале Нового времени... Это то же самое, что с замиранием сердца падать в некую блаженную пустоту, как бы растворяясь в ней. Декарт дает нам эту возможность. И нам нужно попробовать этот второй-первый раз (курсив мой - В.К.). Повторить второй раз, но повторить его именно как бы впервые (курсив автора - В.К.), вместе с этим человеком гордой и великой души..." (с.10).
Вот это " как бы впервые ", " второй-первый раз " - одна из главных характеристик мысли. Она всегда впервые, даже если повторяется. Поэтому М.К. говорил, что мысль всегда ваша, даже если вы обнаружили, что кто-то ее высказал раньше. По отношению к философской мысли, философской концепции важно продумывать именно смысл мысли, концепции, а не ее историческое выражение. Эта идея " как бы впервые " будет одной из центральных в книге Мамардашвили.
Такое понимание "мысли" (или состояния сознания) находило уже свое выражение в философии. Так, Гастон Башляр в книге "Поэтика пространства" показывает, что поэтический образ не имеет прошлого, он не выводится из психологии, а появляется в сознании как непосредственный продукт сердца, души, самой сущности человека, схваченной в ее актуальности (см. Bachelard G. La potique de l'espace, Paris, 1957. Р.1-2). Башляр говорит о "простом чтении" поэтического произведения, которое всегда "первое чтение", которое каждый раз творит в воображении поэтический образ (Там же. Р.8). В современной философии идея локализованности мысли в настоящем особо подчеркивается философией рецентивизма, разрабатываемой польским философом Юзефом Банькой (см.: Baka J. Ontologia bytu aktualnego. Katowice, 1983; Он же. An Open Ontology. Prolegomena to a Recentivist Ontology. Katowice, 1989. Он же. Epistemologia. Katowice, 1990; Он же. Traktat o czasie. Katowice, 1991; Он же. Metafizyka zdarze. Katowice, 1991. Cм. также Конев В.А. Заметки на полях философии рецентивизма // Философия культуры. Изд.-во "Самарский университет", 1993).
A recentiori мысли требует постоянного усилия мыслящего, которое каждый раз вызывает мысль и бытие из небытия. И это усилие не является просто энергией cogito. Держание мысли - это ее постоянное рождение силой моего противостояния один на один с миром, это и постоянное творение мира, ибо мир всегда нов, в нем всегда есть для меня место, и в этом месте все зависит только от меня - без меня не будет порядка, истины и красоты (см. С.26). Такое понимание сущности мысли и условий “пребывания в ней” Мераб Константинович назвал “этикой усилия”.
Просматривая философию Декарта в Первом размышлении сквозь "жизненные символы" судьбы философа, Мераб Константинович пишет, что суть этой философии "можно выразить одной сложно-подчиненной фразой: мир, во-первых, всегда нов (в нем как бы ничего еще не случилось, а только случится вместе с тобой), и, во-вторых, в нем всегда есть для тебя место, и оно тебя ожидает. Ничто в мире не определено до конца, пока ты не занял пустующее место для доопределения какой-то вещи: восприятия, состояния объекта и т.д. И третье (не забудем, что прошлое - враг мысли, борясь с прошлым, мы восстанавливаем себя): если в этом моем состоянии все зависит только от меня, то, следовательно, без меня в мире не будет порядка, истины, красоты" (с.26).
И еще на один важный методологический момент размышления-прочтения декартовой мысли мыслью М.К. я хотел бы обратить внимание. У великого философа (да и вообще у каждого "подлинного" человека) нет случайного. Все события его жизни должны быть прочитаны как индивидуальные символы жизни, посредством которых человек организует себя и свое сознание. А структурные символы сознания, например, символ Бога, должны быть поняты не как дань времени, а как выражение реальных определений личной судьбы. Бог для Декарта символизирует, показывает М.К., универсальное, ни на чем условном не основанное равенство всех в способности решать свою судьбу. "Этим символом, - пишет М.К., - выявляется действительная индивидуализация и позитивная реальная сила человеческого самоопределения, включающая истинную бесконечность (а не просто безразличие в смысле свободы "от") и являющаяся, как выражается Декарт, добавлением к реальной природе каждого человека" (с.29. Курсив автора - В.К.). Поэтому важно каждое понятие или утверждение философа понять в его реальном содержании, то есть том содержании, которое позволяет не отбросить его, как устаревшее, как "бантики" и "пришлепки" к истинам и достижениям, а увидеть за ним действительную проблему, которая живет и сейчас. Это и будет чтением исторического философского текста a recentiori.
Итак, мотто Первого размышления - философия Декарта есть мысль Ренатуса Декарта как воплощение его жизни и есть теория мысли как рождения (и перерождения) человека.
Спасибо!
Семинар 2
