В первое десятилетие XV в., в правление сына Дмитрия Донского Василия I (1389-1425) Московское княжество подверглось чувствительным ударам как с запада, так и с востока: в 1403 г. литовцы захватывают Вязьму, а в 1404 г. – Смоленск; в 1408 г. ногайский хан Едигей, поддержанный тверским князем, совершил опустошительный набег и едва не взял Москву. Общий итог правления Василия был неутешительным: он оставил после себя не только разоренное и заметное сократившееся в размерах княжество, но и острый династический конфликт. По завещанию Василия I престол унаследовал его десятилетний сын Василий II (1425-1462), что противоречило и лествичному праву, и завещанию Дмитрия Донского. Поэтому данное решение было опротестовано младшим братом Василия I Юрием Галицким.
Прямого военного столкновения в тот момент не произошло, т.к. московским боярам удалось заручиться поддержкой и Орды, и Витовта, приходившегося Василию II дедом. Лишь в 1433 г. Юрий, использовав в качестве повода оскорбление, нанесенное его сыну Василию матерью великого князя, начинает боевые действия, в ходе которых дважды (в 1433 и 1434 гг.) захватывает Москву. После смерти Юрия в 1434 г. борьбу продолжил его сын Василий. В течение 2 лет он с переменным успехом воевал с московским князем, пока в 1436 г. не был взят в плен и ослеплен, из-за чего получил прозвище «Косой». После этого борьбу продолжил его брат Дмитрий Шемяка.
Тем временем пределы Московского княжества все чаще стали тревожить татары: набеги были совершены в 1437, 1439 и в 1444 гг., а в 1445 г. их пленником стал и сам Василий II. Освободиться ему удалось лишь ценой огромного выкупа, деньги на который буквально выколачивали со всего княжества, и без того разоренного усобицей. Недовольство достигло критической точки, и этим не преминул воспользоваться Дмитрий Шемяка. В 1446 г. он вступает Москву, а сам великий князь, находившийся в то время в Троице-Сергиевом монастыре, был схвачен и ослеплен. Казалось, отныне Василий II, получивший за свое увечье прозвище «Темный», вычеркнут из политической жизни. Шемяка был настолько уверен в этом, что даже дал ему в удел Коломну. Но вскоре московские бояре, увидев, что их оттесняет от власти знать из окружения Шемяки, сами стали перебегать в Коломну.
Окончательно решило исход войны вмешательство тверского князя Бориса Александровича. В это время Тверь, оправившись от прежних ударов, переживала последний и самый яркий расцвет своего могущества. Борис Александрович подавляет сопротивление удельных князей, лишая их права «отъезда» – главного регулятора отношений между вассалом и сюзереном, а придворные панегиристы величают его царем и самодержцем. Стремясь окончательно установить свое политическое верховенство, Борис внимательно следит за московской смутой, решая, кто из соперников для него опаснее. Очевидно, тверскому князю показалось, что у волевого и энергичного Шемяки больше шансов возродить мощь Москвы, и он решает поддержать слепца-неудачника Василия. В конце 1446 г. тверичи наносят поражение Шемяке, и Василий II возвращается в Москву. Это знаменовало перелом в войне, хотя она и продолжалась еще более 6 лет. Лишь в 1453 г. Шемяка был разгромлен, бежал в Новгород и был отравлен агентом Василия Темного.
Феодальная война принесла разорение Московскому княжеству и усилила его зависимость от Орды. Но она и ускорила процесс политической централизации: сам размах войны и ее жестокость заставили общество склониться в пользу твердой власти как гарантии недопущения новых усобиц.
В то же время, в науке нет единства в оценке политических программ противоборствующих сторон этого конфликта. Части историков видит в сторонниках Дмитрия Шемяки «удельно-княжескую оппозицию», препятствовавшую политическому объединению страны, другие считают, что обе группировки выступали за централизацию, но каждая – стремилась возглавить этот процесс. Есть мнение, что война отразила столкновение двух разных путей развития страны – «предбуржуазного», олицетворявшегося Шемякой и его сторонниками, «северной вольницей промысловых людей и свободных крестьян» и «крепостнического», за которым стояла «крестьянская и монашествующая Москва». Наконец, не стоит сбрасывать со счетов и еще одну альтернативу: что было бы, если бы тверской князь поддержал другую сторону или не вмешался в конфликт? Не привела бы победа Шемяки, восстановившего независимость Суздальско-Нижегородского княжества и приближавшего к себе удельную знать, к растрате политического капитала потомков Калиты? Очевидно, в этом случае не Москва, а Тверь должна была стать «собирательницей Руси». Так или иначе, образование единого государства было исторически неизбежно, но кому было суждено возглавить этот процесс, и каков будет облик русской державы – определялось сложным сочетанием объективных и субъективных факторов, а порой – и слепого случая.
В период правления Василия Темного происходят серьезные сдвиги и в области государственно-церковных отношений. Ослабление позиций Московского княжества в 30-е гг. сказалось и в этой сфере: после смерти в 1431 г. митрополита Фотия новым главой русской церкви стал кандидат литовского князя Герасим, и Москва на какое-то время утеряла значение религиозного центра Руси. Но весь прошлый опыт наглядно показывал, что прочность власти московских князей в немалой степени зависит от поддержки церкви. Поэтому, когда в 1435 г. кафедра вновь оказалась вакантной, Василий II шлет своего кандидата Иону на поставление в Царьград. Но еще до его прибытия патриарх рукоположил другого кандидата. Мотивы этого решения были связаны с тяжелейшим положением, в котором в то время находилась Византия.
Смертельная угроза со стороны турок заставила греков согласиться на унию (церковный союз) с Римом на условии признания верховенства папы. Но в Константинополе понимали, что многое на предстоящем церковном соборе будет зависеть от позиции главы русской митрополии. Поэтому на московскую кафедру был поставлен грек Исидор, известный как последовательный сторонник унии. В 1437 г. он прибыл в Москву, а всего через полгода отправился в Италию, где должен был состояться Ферраро-Флорентийский собор. В 1441 г. Исидор вернулся в Москву и во время службы в Успенском соборе объявил о заключении унии, что вызвало негодование москвичей. По приказу Василия II митрополит-униат был низложен и заточен в темницу, откуда ему вскоре удалось бежать в Тверь, затем – в Литву, а оттуда – в Рим.
Произошедшее поставило московского князя в двусмысленное положение: с одной стороны, он сделал то, что от него ждали его подданные и тем самым еще раз подтвердил свою непоколебимую верность православию. С другой стороны, низложение митрополита означало конфликт с патриархом, чем могли воспользоваться политические противники Василия II. Поэтому в течение 7 лет московское правительство искало пути примирения с Константинополем. И лишь в 1448 г., когда в феодальной войне уже произошел перелом, Василий Темный решился на созыв собора епископов, который рукоположил Иону. Через семь лет после этого, 29 мая 1453 г. под ударами турок пал Константинополь, и хотя гибель Светоча Православия восприняли на Руси как огромное горе, мало-помалу в обществе стало крепнуть убеждение в прямой связи между изменой греков православию на соборе 1439 г. и падением Царьграда. А это рано или поздно должно было навести на мысль, что именно Москве суждено стать преемницей Константинополя.
Но и для самой церкви в последние годы правления Василия Темного наступают новые времена. Сыграв в эпоху централизации роль самостоятельной политической силы, она оказала неоценимые услуги «гнезду Калиты». Однако по мере того, как упрочивались позиции Москвы, церковь попадала все в большую зависимость от того государства, в созидании которого она столь активно участвовала.
Окончательное торжество Москвы в деле «собирания русских земель» приходится на правление сына Василия Темного, Ивана III (1462-1505). К моменту вступления на престол он уже имел значительный военный и политический опыт, и с первых же дней княжения новый правитель предпринимает действия, нацеленные на полное подчинение Москве всех русских княжеств. В 1464 г. Иван III фактически превращает в своего сателлита рязанского князя, а в 1471 г. присоединяет Ярославское княжество и Новгород.
Европейские политики внимательно следили за стремительным усилением Москвы, понимая, что на их глазах происходит рождение нового могучего государства. И, стремясь заручиться его поддержкой в будущей борьбе с Турецкой империей, Римская курия в 1472 г. выступает инициатором женитьбы Ивана III на Софье Палеолог, племяннице последнего византийского императора Константина XI. Хотя с этим браком московский князь не приобретал никаких династических прав на константинопольский престол, как на то намекали западные дипломаты (Софья не была единственной наследницей трона), родство с византийскими императорами значительно укрепляло престиж русской династии. И, конечно же, происходившее в последующие годы заимствование византийских идеологических традиций (чин венчания на великое княжение, принятие двуглавого орла в качестве государственного герба, изменение на греческий манер названия страны – «Россия» вместо «Русь») не обошлось без «царевны царегородской», как величала себя Софья.
В том же 1472 г. обостряются отношения с Ордой, а вскоре Иван III прекращает выплату дани, что неминуемо должно было привести к военному конфликту. Его кульминацией стало так называемое «стояние на Угре» в 1480 г. Желая восстановить свою власть над непокорным данником, хан Ахмат вступает в переговоры с польским королем о совместном походе на Русь. Заручившись его поддержкой, Ахмат весной 1480 г. двинулся к Москве. Навстречу ему двинулись русские войска. Все лето и осень прошли в стычках на переправах через Оку и ее приток Угру. Когда же наступили морозы, Ахмат, так и не дождавшись помощи литовцев, отступил. Эти события положили конец ордынскому игу, почти два с половиной столетия терзавшему Русь.
Не менее значимые события происходят в это время и во внутренней жизни страны. В 1478 г. была окончательно ликвидирована независимость Новгорода и присоединена Великая Пермь (земли от Камы до Урала), а в сентябре 1485 г. пала Тверь. В том же году Иван III принимает титул «государя всея Руси», дав тем самым понять, что отныне он не «первый среди равных» в иерархии русских князей, а суверенный правитель единого государства. На смену системе вассалитета-сюзеренитета приходят отношения всеобщего подданства. Знать не только лишается права «отъезда», но и обязана была теперь присягать государю на верность. Более того, государь был в праве налагать на бояр опалу, отбирать их владения и даже казнить непокорных.
Не только с боярами, но и с собственными родственниками Иван III вел себя как их полновластный повелитель. В декабре 1497 г. он почему-то прогневался на свою жену Софью и ее сына Василия, которого велел заточить в темницу. Но через 2 года он возвращает им свое расположение, а в 1502 г. – налагает опалу на внука Дмитрия и его мать Елену, вдову старшего сына ИванаIII. Дмитрий, торжественно венчанный в 1498 г. на великое княжение, лишается наследных прав, которые были переданы Василию. При этом свое решение Иван III оправдывал исключительно личной волей, а не правом или традицией. Таким образом, власть великого князя приобретает деспотические черты, а само государство рассматривается им как собственная вотчина.
Черты дворцово-вотчинного управления проявляются и в организации государственного аппарата того времени. Боярская дума сохраняет статус основного совещательного органа при великом князе. Но если раньше именно бояре ведали основными отраслями («путями») государственного управления, то теперь эти функции концентрируются в двух центральных исполнительных органах – Дворце и Казне, подчиненных напрямую великому князю. В ведении Дворца находилось управление великокняжескими («дворцовыми») землями, контроль за выполнением общегосударственных повинностей и надзор за поземельными отношениями. Казна контролировала взимание большинства государственных налогов и таможенных сборов, выполнение ряда повинностей и несение государственной службы. Кроме того, в Казне было сосредоточено правительственное делопроизводство и руководство внешней политикой. Большую роль в управлении Дворцом и Казной играли государственные чиновники – дьяки.
В связи с образованием единого Российского государства и укреплением великокняжеской власти произошли серьезные изменения и в социальной структуре русского общества. Именно на этот период приходится становление поместной системы и особого привилегированного военно-служилого сословия дворянства. Еще до татаро-монгольского нашествия в Северо-восточной Руси начинается формирование особой социальной группы, представители которой были обязаны князьям военной службой, исполнением административно-судебных и других поручений. Лица, принадлежавшие к этой категории, именовались «милостниками», а позже их стали называть «дворянами». Низшие дворцовые чины и воины получали за службу землю на правах условного держания, а более привилегированная часть дворян, постепенно смыкавшаяся со старой знатью – в качестве вотчин, которые можно было продать, поменять, заложить, завещать и т.д. Тем не менее, право собственности на вотчину также обусловливалось службой тому князю, во владениях которого она находилась. «Отъехав» из княжества, вотчинник терял и свою землю. Если же он продавал или передавал вотчину по наследству, то ее новый хозяин вместе с землей приобретал и служебные обязанности.
Ко второй половине XV в. вотчинная система как средство обеспечения службы теряет свою эффективность, поскольку вотчины постоянно дробились между наследниками, продавались, закладывались, отдавались «на помин души» и т.д. Вместе с тем активизация внешней политики Российского государства требовала повышения боеспособности вооруженных сил, основой которых была дворянская конница. Поэтому с последней четверти XV в. широкий размах приобретает раздача поместий – земельных пожалований, владельцы которых также были обязаны службой, но не имели права распоряжения ими. Впервые массовые раздачи поместий были произведены в конце XV в. в Новгородской земле, присоединенной к Российскому государству. Здесь Иван III конфисковал более 80% пашни, принадлежавшей местным боярам, и на этой территории было «испомещено» около 2 тыс. московских служилых людей. В свою очередь, новгородские вотчинники, лишенные своих владений, были переселены в пределы Московского княжества и получили землю на правах поместья. Впоследствии поместная система распространилась на всю территорию страны, но численный рост дворянства значительно обгонял и увеличение государственного земельного фонда, и рост продуктивности сельского хозяйства. С одной стороны, это делало неизбежным все новые раздачи государственных земель и стремительное сокращение численности «черносошных» (государственных) крестьян. С другой стороны, сравнительно небольшие размеры поместий, дохода от которых порой едва хватало для удовлетворения потребностей дворян и материального обеспечения их службы, вынуждали помещиков к ужесточению эксплуатации крестьян. Но в ответ крестьяне уходили к боярам-вотчинникам, взимавшим меньше повинностей, т.к. их заботило не столько малоземелье, сколько нехватка рабочих рук. Поэтому дворяне были заинтересованы в ограничении свободы перехода крестьян, и государство не могло не учитывать их запросов.
Все эти новые явления нашли отражение в Судебнике 1497г. – первом своде законов единого российского государства. В нем впервые было законодательно определены права и обязанности помещиков, а также ограничено право перехода крестьян. Отныне им было позволено покидать землевладельца лишь за неделю до осеннего Юрьева (26 ноября) и в течение недели после этого. Этим было положено начало закрепощению крестьянства. Кроме того, большое внимание уделено в Судебнике упорядочению норм процессуального, уголовного и гражданского права. Вместо прежних норм права и обычаев, бытовавших в разных княжествах и землях, вводились единые общегосударственные законы, регулировавшие судопроизводство, регламентировавшие меру ответственности и виды наказания, устанавливавшие контроль центральных органов над наместничьим судом. Таким образом, Судебник 1497 г. юридически закрепил итоги «собирания русских земель».
