Глава 23. Инвазионизм и библейская археология 25 страница

В 1965 г. Уилли сработал первый систематический обзор северо- и центрально-американской археологии, в 1971 г. – южно-американской. В 1968 г. он написал краткий очерк истории американской археологии, в 1974 вместе со своим бывшим студентом Джереми Сэблоффом выпустил пространную историю американской археологии, а в 1988 – "Портреты в американской археологии" – очерки о выдающихся фигурах, которых он за свою жизнь встречал. В их числе Киддер, Крёбер, Джулиан Стюард, Стронг, Форд и др. Тэйлора среди них нет.

Его спор 1960-х годов с лидером Новой археологии Бинфордом рассмотрим в разделе о Новой Археологии. Он вообще не любил полемику и конфликты. Хотя его нередко просили использовать свой авторитет в спорах о разграблении памятников и незаконной торговле древностями, полвека он неизменно отклонял все такие попытки.

Выйдя в отставку в 1987 г. в возрасте 74 лет, он продолжал преподавать в Бостонском университете, через реку от Гарварда. Достигнув 80 лет, он решил в основном прекратить занятия наукой и попробовать себя в художественной литературе – опубликовал детективный роман "Селена", а три последующих рукописи не сумел пристроить. Умер в возрасте 89 лет.

 

12. Поселенческая археология: Чжан Гуанчжи и Брюс Триггер. Внедрение функционалистских идей в археологию означало сдвиг интересов с изучения артефактов на исследование их взаимодействия в прошлой жизни, с истории культур на картину функционирования культурных комплексов в каждый момент истории. Основателями этого сопрягательного или контекстного направления были Уолтер Тэйлор и Гордон Уилли. Тэйлор своей критикой предшественников расчистил место для этого направления и дал его теоретическое обоснование. Уилли трансформировал идеи Тэйлора и свои в систему методов и понятий и показал их практическое применение. Его примеру последовали другие археологи. Особое место среди них занимают натурализованный в США китаец Чжан Гуанчжи и канадец Брюс Триггер, исследователи с ярким талантом теоретиков.

Чжан Гуанчжи (Kwang-chih Chang, 1931 – 2001, рис. 15), которого коллеги и студенты обозначали просто Кей Си, по инициалам (K. C.), а в англоязычной археологии его знают как Чанга (K. C. Chang), был сыном известного тайваньского историка Чжана Воджуна и родился в Пекине при режиме Чан Кайши. Его впечатления от коррумпированной администрации и нищеты народных масс толкнули его к левым идеям, а вторжение японцев и оккупация обратили к национальному самосознанию. В 1946 г., когда Тайвань снова стал китайским после ухода японцев, 15-летний Гуанчжи перебрался с семьей отца на Тайвань. В 18 лет он был арестован за свою социалистическую деятельность и год провел в тюрьме. Через 50 лет он опубликовал на Тайване воспоминания об этом годе и поведал, что именно эти переживания юности обусловили его интерес к антропологии: он захотел понять, "почему люди ведут себя так, как они себя ведут" (Li Liu 2001: 298).

Чжан Гуанчжи всегда и везде был отличником, он легко поступил в Тайваньский университет на отделение антропологии, где стал любимцем "отца китайской археологии" Ли Чжи, известного своими раскопками Аньяна. В 1955 г. успешный 24-летний выпускник был отправлен на старшие курсы (graduate studies) в Гарвадский университет, где его учителями стали палеолитчик-антиэволюционист Хэлем Мовиус, персоналист и функционалист Клайд Клакхон и основатель контекстуализма в археологии Гордон Уилли. При таком блестящем составе учителей немудрено, что Чжан Гуанчжи сумел развить свой собственный талант в теории археологии. Защитив диссертацию в 1960 г., он стал преподавать в Иельском университете, где его старшими коллегами были классик таксономизма и систематизатор Ирвинг Рауз и неоэволюционист-систематизатор Джордж Мёрдок. В 1965 г. 34-летний Чжан занимался в семинаре Ирвинга Рауза по методам археологической интерпретации

Пройдя в Иельском университете все этапы вплоть до руководителя отделения (кафедры), он вернулся через 17 лет в Гарвард профессором археологии (1977 год) и оставался на этом посту еще более двух десятилетий. Он познакомил западный научный мир с китайской археологией, разрабатывая ее на высоком уровне мировых стандартов и изложив результаты в солидных трудах на английском: "Археология Древнего Китая" (1963 г., вышло четыре издания), "Шаньская цивилизация" (1980 г.) и "Искусство, миф и ритуал" (1983 г.). Он также сумел установить сотрудничество с Китаем и даже организовал в Китае в 90-х годах китайско-американскую экспедицию. В Пекине на китайском в 1983 г. опубликован его "Бронзовый век Китая", заменивший примитивную книгу коммунистического культурного лидера Го Можо "Бронзовый век" (на русский переведен Го Можо, а не Чжан).

Но общеархеологический интерес имеют его теоретические труды, особенно его книга 1967 года "Переосмысляя археологию" (Rethinking archaeology"), посвященная памяти Клакхона, а по названию подражающая книге 1961 г. "Rethinking anthropology" Лича, который был функционалистом, движущимся к структурализму. Кажется, первым Чжан употребил термин "археологические функционалисты" (Chang 1967: 12). Подобно Тэйлору, Чжан считает, что "точкой, на которой сфокусировано сложное и мудрёное дело археологической теории" является классификация, с ее понятиями и операциями (Chang 1967: 4). Он согласен и с тем, что интересны не сами артефакты, а их взаимоотношения в комплексе, поскольку они позволяют выявить функции вещей в культуре и жизни. Но что это должен быть за комплекс? Что за ячейка? Уж явно не артефакт, основная ячейка таксономистов.

"Такая ячейка всегда подразумевается в мышлении археолога, когда он говорит, что надо изучать остатки "изнутри". Изнутри чего?" – спрашивает Чжан, и отвечает: "Нет сомнения, что ответ может быть только: народ, местонахождение, Чайлдова культура, или социокультурная система". Еще в 1958 г. он отверг культуры или фазы. "Априорное предположение состоит в том, что нужно рассматривать археологические местонахождения как социальные группы, а не как культуры или фазы. Культуры текучи, а социальные группы четко ограничены" (Chang 1958: 324). В книге "Переосмысляя археологию" он развивает эту идею:

"Элементарная социальная группа, которая больше всего формирует и обусловливает поведение и в то же время является археологически универсальной, это община – стоянка, деревня, или городок – то есть самодовлеющая в плане повседневных взаимодействий обитателей. … Поскольку понятие общины имеет дело с людьми во плоти и крови, которых невозможно археологически восстановить, я предложил заменить его понятием поселение.

Поселение – не логическая абстракция, и оно не может быть характеризовано перечислением типов артефактов, сколь бы оно ни было тщательным. … Поселение это археологическая ячейка поведенческого значения…". И Чжан приводит аналогии: "предложение в трансформационной лингвистике, живой индивид в биологии, атом в физике, молекула в химии" (Chang 1967: 14 – 15).

В книге есть специальные главы "Поселение" и "Микросреда". В следующем году под редакцией Чжана вышел сборник "Settlement archaeology" ("Археология поселения" или "Поселенческая археология"), а еще через три года книга "Конфигурации заселённости в археологии".

Книгу Чжана "Переосмысливая археологию" интересно и полезно читать и сейчас. В ней очень много глубоких мыслей, в частности предложено интересное решение вопроса о способах отличения культурных типов Тэйлора от эмпирических (анализом культурных контекстов).

Мне доводилось дискутировать с Чжаном Гуанчжи в печати (Klejn vs. Chang 1973) по поводу его статьи 1968 г. о соотношениях археологии с этнологией, но виделись мы только один раз в Ленинграде. Он оказался очень маленького роста. В науке это фигура очень крупная.

Одновременно с книгой Чжана Гуанчжи "Переосмысляя археологию" вышла одна из первых статей Брюса Триггера "Археология поселения: ее цели и перспективы", а в сборнике Чжана Гуанчжи вышла статья Триггера "Детерминанты конфигурации заселенности".

Брюс Грэйем Триггер (Bruce G. Trigger, род. 1937, рис. 16) происходит из семьи, в которой смешались традиции английского деизма или атеизма в духе Фрэзера, шотландского просветительства и немецкого либерализма (семья деда со стороны матери эмигрировала из Германии после подавления революции 1848 г.). В своих воспоминаниях он писал, что в 1945 г. испытал шок, узнав о немецких лагерях уничтожения, а вследствие своего полунемецкого происхождения он не мог искать прибежища в мнении, преобладающем среди канадцев британского происхождения, что нацизм случился из-за того, что немцы "не такие, как мы". С тех пор всю жизнь искал более логичного понимания, откуда ненавистные ему жестокость и насилие (Trigger 1998: 77).

С детства увлекшись египетскими древностями и канадскими индейцами, Брюс окончил в 1959 г. университет Торонто на крайнем юго-востоке Канады, а диссертацию делал и защищал в Иельском университете США в 1964 г., когда там преподавали Мёрдок и Рауз. В последний год его учебы в штат вошел Чжан Гуанчжи, с которым Триггер сдружился. В письме Триггер описывает атмосферу в Йейле его дней как господство традиции синтезаторов и обозревателей науки Самнера, Мёрдока, Рауза. Он характеризует ее следующим образом: 1) почти энциклопедический подход, 2) нелюбовь к полевой работе, имевшую следствием для студентов "полное отсутствие какой-либо тренировки в полевой работе или археологических методов или возможности включиться в полевую работу профессоров", и 3) эклектический подход к теории, предпочтение нейтральной позиции и нежелание присоединяться к лагерям. "Студентом и с тех пор позже я чувствовал эту ориентацию в Раузе и в окружении Мёрдока, и я считаю, что моя собственная позиция сильно обусловлена этим (в частности мои почти инстинктивные недоверие и чувство неловкости по отношению к "культам" в антропологии)" (Trigger in Griffin 1978: 8).

Триггер всегда стремится найти в каждом взгляде рациональное зерно и построить концепции, пригодные для применения в разных лагерях. Однолюб в науке Бинфорд даже как-то съязвил: этот человек был создан для работы продавцом обуви (Trigger 1998: 78). В результате сторонним наблюдателям нелегко определить отражают ли его произведения "какой-либо опознаваемый курс". "Поскольку мои работы не становятся чётко в ряд с какой-либо из более четко идентифицируемых позиций", некоторые читатели затрудняются соотнести их с текущими дебатами и говорят о противоречивости позиции (Trigger 1978: VII). Несколько разных и даже противоречивых позиций у одного исследователя, как мы знаем, не исключаются, но всё же биография и работы Триггера позволяют более четко определить его место в истории науки и связать его с определенными течениями.

В своей автобиографии ("Retrospect") Триггер отмечает, что Канада времен его молодости успешно развивалась, была преисполнена оптимизма и канадская общественная жизнь была очень либеральной и толерантной. В Америке же он увидел вокруг себя общество чрезвычайно энергичное, безусловно обогнавшее Канаду технически и по развитию науки, но жесткое и догматичнеое. У него сложилось впечатление, что американцы поголовно убеждены: их образ жизни – лучший в мире, и история никогда не создавала ничего более совершенного. Они очень четко делят всё на черное и белое, на добро и зло, и готовы насаждать насильственно то, что они считают добром. Это было чуждо толерантному канадцу.

Самостоятельно мыслящий новичок, прибывший из среды, находившейся под британским влиянием, смотрел трезвым, отстраненным и скептическим взглядом на американскую археологию, на школу Боаса и таксономизм, теплее относился к неоэволюционистам типа Мёрдока. Отправившись на раскопки в Нубию, куда его влекли старые привязанности к древнему Египту, он не упускал и возможности изучать непосредственно культуру канадских индейцев – гуронов и ирокезов. Сравнение столь далеких регионов (Северная Америка и Африка) дало ему противоядие против однолинейного эволюционизма. Он находился, по его собственному признанию, под сильным воздействием британской школы функционализма, особенно Рэдклиф-Брауна, и вместе с ним (и Чжаном Гуанчжи) считал, что понятие культуры – всего лишь немецкая мистика, реальный же объект изучения – общество, а не культура. Триггер посещал лекции Ф. М. Гейхельгейма по античной экономической истории, и тот обратил его внимание на работы Гордона Чайлда. Они убедили Триггера, что, вопреки концентрации функционалистов на моментальных срезах и микро-исторических рамках, интересна и важна долговременная динамика социальных изменений, и археология в силах изучать ее. Для лучшего понимания социальных систем, решил он, может пригодиться конфигурация заселенности, примеры которой он увидел в работах Уилли и Чжана.

Несмотря на привлекательность работы в американских научных цетрах Северо-Востока (Гарвард и Йейл), Тригер вернулся в Канаду. Он получил работу в университете Мак-Гилла и поселился в Монреале, провинция Квебек, где женился на Барбаре Уэлч, географе.

Читая Чайлда, Триггер проникся интересом к марксизму. Как и у Чайлда, марксизм Триггера не догматический: Триггер не зацикливается ни на техническом или (шире) производственном детерминизме, ни на экономике или политике. У него всегда контекст побеждал закономерности, история – социологию и социальную антропологию. Законам истории он отводит важное место, но и случайности также не игнорирует. По его мнению, на любое событие истории и любой процесс воздействует так много факторов, в том числе и случайных, что предсказать ход событий нельзя, а значит, нельзя и восстановить прошлое по одним лишь закономерностям. Нужно непременно отыскивать фактические следы событий, в этом и заключается роль археологии.

В своей диссертации "История и заселенность в Нижней Нубии", опубликованной в 1964 г., Триггер показал, что густота населения в Нубии на протяжении четырех тысяч лет определялась четырьмя главными параметрами: высотой наводнений, земледельческой техникой, торговлей с заграницей и войнами. В статье в сборнике Чжана в 1968 г. он разбирал факторы (детерминанты), которыми обусловливается облик заселенности, и этих факторов у него множество: природные, технические, экономические, социальные, политические, ситуационные. Самих ячеек обитания у него не одна ("поселение"), а три: "наша наиболее основная ячейка" для него "отдельное строение", дом; две другие – "расположение общины", т. е. поселение, и "зональная конфигурация" – скопление поселений, их размещение на местности.

Впоследствии Триггер всё больше обосновывался на умеренно-марксистских позициях и всё больше занимался проблемами социальной интерпретации и реконструкциями социальной истории. Приверженность конкретной истории уберегала его от социологической схематизации. Подружился он с подполковником Джоном Пендергастом, специалистом по индейцам, и вместе они исследовали культуру индейцев. В работе 1970 г. "Стратегия преистории ирокезов" Триггер на индейских материалах приходит к заключению, что археологическая культура даже для позднего, исторического периода не совпадает принципиально с этнической группой. В 1970-е – 80-е годы вышло много его работ по истории и культуре гуронов. Он рассматривал индейцев не общо – как туземцев в соревновании с европейцами, а как ряд групп со своими экономическими и политическими интересами и судьбой.

Триггер написал также много книг по теории и методологии археологии: "За историей: методы преистории" 1968; "Время и традиции: очерки по археологической интерпретации" 1985, "Артефакты и идеи" 2002. Триггеру принадлежит наиболее солидная биография Чайлда "Гордон Чайлд: революции в археологии" 1980, и "История археологической мысли", 1989, в которой развитие археологии рассматривается как обусловленное социальными силами и движениями (это самая его марксистская книга).

Продолжая свои работы по археологии и культурам бассейна Нила, с 1989 г. (после выпуска своей истории археологической мысли), Триггер занялся сравнительной археологией ранних цивилизаций. Это книги "Социокультурная эволюция" 1998, "Ранние цивилизации" 1993, "Понимание ранних цивилизаций" 2003. Он сравнивает развитие семи цивилизаций мира и находит в них много общего. По его мысли, наш обычный анализ (он имел в виду прежде всего марксистский) ограничен экономическими и социально-политическими факторами, а надо бы еще учесть и психологические и биологические.

Мы иногда расходились во мнениях, но с ним чаще, чем с кем-либо другим, я мог констатировать близость наших взглядов. В 1977 г. Триггер написал в "Антиквити" очень вдохновенную рецензию на мою "Панораму теоретической археологии", озаглавив ее "Теперь уже не с другой планеты", но заглавие оказалось преждевременным. Когда пять лет спустя Триггер и Гловер организовали в 1982 г. в журнале "Уорлд Аркеолоджи" публикацию обзоров по теоретической археологии разных стран (я представлял там Россию, но мой обзор отправляли им уже без меня, поскольку наши войска вошли в Афганистан, разрядка окончилась, и я очутился в тюрьме). Мы встретились в Лондоне уже через 10 лет, в 1992, на конференции, посвященной столетию Чайлда (рис. 17). В обсуждении моего доклада Триггер сказал, что, посылая свое рассерженное письмо советским археологам, Чайлд уже отошел от их идей и, глубоко потрясенный кризисом сталинского марксизма, старался выстроить для себя новый марксизм, независимый от советской реализации, основываясь на философии Маркса и Энгельса. По тону Триггера чувствовалось, что, говоря о Чайлде, он имел в виду и себя.

Таким образом, с марксизмом у контекстного подхода нашелся общий интерес – стремление реконструировать социальные структуры, и это повело к объединению на изучении контекста и в частности поселения. С Гёттингенской школой "поселенческой археологии" (Герберт Янкун), изучавшей поселения и кластеры поселений (Siedlungskammern), общего, казалось бы, больше, но на деле общность идет немногим дальше названия. В исходных целях сильны различия: если контекстуальная "археология поселения" Чжана Гуанчжи и Триггера или "археология конфигурации заселенности" Уилли стремятся, прежде всего, к реконструкции социальных структур, то "археология поселений" или "археология обитания" Янкуна ставит себе целью, прежде всего, реконструкцию хозяйствования в определенной географической среде.

13. Контекстный подход во Франции. Как всегда, параллель американским новациям, находится во Франции, и как уже не раз бывало, новатором оказывается Андре Леруа-Гуран (Васильев 1997; 2002). Во втором периоде его деятельности, с рубежа 50-х и 60-х годов, когда он отошел от неоэволюционистских интересов, появившаяся страсть к выявлению структур толкала его к освоению принципов контекстного подхода, в частности к разработке методов вскрытия поселения. Уже в раскопках Арси-сюр-Кур в начале 50-х были у него проблески новых идей. С 1964 г. он приступил к раскопкам поселения Пенсван недалеко от Парижа, где новая методика была равернута в полном блеске.

Следуя примеру советских археологов, он ввел во Франции послойное вскрытие палеолитических поселений широкими площадями с детальным трехмерным фиксированием всех находок. Гораздо больше, чем советские археологи, он предпочитал вскрытие плана изучению профилей, чтобы как можно полнее выявить жилищные сооружения, структуры, и пространственное соотношение находок, а через это социальные структуры прошлого (Audouze et Leroi-Gourhan 1981; Audouze et Schlanger 2004). Получились "этнографические раскопки", как это стали называть во Франции, характеризуя методику Леруа-Гурана. Классическими с точки зрения методики считаются его раскопки палеолитического поселения Пенсван. Там по раскопу никому не позволялось ходить – ходили по мосткам, настланным над полом раскопа (рис. 18).

Леруа-Гуран стал сопрягать на чертеже фрагменты, подходящие друг к другу (у него совмещаются отщепы от одного нуклеуса, но в принципе это могут быть и черепки одного и того же сосуда). Он поставил это на службу определению пользования жилым пространством. Пригодилось понятие "цепи операций", введенное ранее Леруа-Гураном. Например, восстанавливая последовательность операций по обивке кремневого орудия, можно реконструировать не только процесс его создания, но и идентифицировать все обломки, ставшие отходами производства. А, отметив на плане раскопа все обломки от одного и того же орудия, мы сможем очертить на плане участок, где оно было произведено, и сообразить из какого места эти обломки разлетелись, в какие места попали, то есть какие места были им доступны, составляли единое пространство. Это и стало делаться Леруа-Гураном с конца 60-х в Пенсван и его учениками на раскопках разных памятников. Эта методика теперь называется на английcком "refitting" ("ремонт"), с французского взят термин "ремонтаж", и она дает ряд возможностей в изучении деятельности древних людей в жилье (рис. 19 и 20). Метод известен с конца XIX века, но Леруа-Гуран первый, кто его применил не для реконструкции отдельной "цепи операций", а для характеристики производственной деятельности на всем поселении.

Не зная об этом, я где-то в 60-е годы послал в "Советскую Археологию" статью, в которой попытался восстановить процесс оббивки кремневого орудия из своих раскопок – какие сколы делались сперва, какие потом и в какой последовательности, какие отщепы отлетали. Получил уничтожающий ответ от заместителя редактора А. Я. Брюсова. Смысл был такой, что статья никчемная, молодой автор дурью мается. Статья не была напечатана.

Если неоэволюционные идеи Леруа-Гурана не нашли отклика во Франции, то его структуралистские идеи были более пропулярными, а его ремонтаж и "этнографические раскопки" вошли в плоть и кровь французской палеолитической школы и сделали Леруа-Гурана культовой фигурой во Франции, явно затмившей Борда. Но К. К. Мойер и Н. Ролланд в 2001 г. пишут в "Антиквити", что современные исследования каменного яинвентаря очень узко сконцентрировались на отдельных комплексах, "описания бесчисленных операционных цепочек" сделали сравнения комплексов затруднительными, и "ныне типология комплексов и артефактов Борда является единственным средством сравнения" (Moyer and Rolland 2001).

 

14. Заключение и некоторые уроки. Подводя итог воздействию функционализма на археологию, мы можем заключить, что оно выразилось в сопрягательном или контекстном подходе и в археологии поселения или местообитания. Если функционализм в социальной антропологии проявился после Первой мировой войны наиболее сильно в Англии и отчасти в Германии, то в археологии родившийся от него контекстуализм возник после Второй мировой войны и наиболее сильно проявился в Америке, имея лишь некоторое соответствие во Франции. Принято думать, что Америка захватила лидерство в археологии с появлением Новой Археологии – в 60-е годы ХХ века. Это не совсем так. Неоэволюционизм тоже появился в основном в Америке. Правда, он был поначалу не очень влиятельным. Но уже инициаторы сопрягательного или контекстного направления Уолтер Тэйлор и Гордон Уилли были фигурами мирового класса и обеспечили археологии США, по крайней мере, притязания на лидерство в мире, если даже это еще и не ощущалось тогда в других странах. Если вдруг обнаружится, что в Китае чрезвычайно влиятельно контекстное направление, не стоит удивляться: это будет результат китайских изданий Чжана Гуанчжи. "История археологической мысли" Триггера переведена на ряд языков и является основным современным учебником истории археологии во многих странах.

Какие частные уроки можно было бы извлечь из рассмотренных здесь событий истории?

Первый урок – мой личный: если бы я оказался понастойчивее, не поддался авторитету Брюсова, добился бы напечатания своей статьи о кремневом наконечнике – как знать, возможно, я был бы сегодня одним из инициаторов ремонтажа. Урок и для вас: будьте смелее и увереннее в своих начинаниях. Риск, конечно, но рисковать надо.

Дальше идут уроки более общие.

Прежде всего (это второй урок), очень наглядно выступает заимствование археологией плодотворных идей у культурной и социальной антропологии (или этнологии), под воздействием которых формируется новое направление в археологии. В данном случае это в антропологии функционализм, в археологии – контекстуализм. Тут есть какая-то закономерность. Почему-то сначала новое течение появляется в антропологии, потом в археологии. Так было с эволюционизмом, диффузионизмом, структурализмом, так обстоит дело и с контекстуализмом.

Третий урок стоило бы извлечь из обстоятельств жизни Тэйлора. Его богатство обеспечило ему возможность самостоятельных раскопок крупного масштаба, большую личную библиотеку и, несомненно, независимость развития. Он не должен был ни к кому подлаживаться, мог резко критиковать самых крупных археологов страны, без оглядки на соображения карьеры. Но это же богатство дало ему и возможности развлекаться и отдыхать со смаком, а это отвлекало от основной жизненной задачи, и в результате того, что Тэйлор поддался этому искушению, многое оказалось не вполне реализованным.

Четвертый урок, возможно, заключался бы в оценке воспитательного значения среды для формирования ученого. Принято судить об истоках научного творчества по воздействию учителя (Клакхон для Тэйлора, Стронг для Уилли). Видимо, не меньшее, если не большее значение имеет научная среда. Мог ли Уилли, обладая мало-мальски хорошими способностями, стать менее интересным ученым, если его товарищами были Тэйлор, Форд, Сполдинг, Беннет, если ему помогал товарищ его учителя Джулиан Стюард, если мастерство его оттачивалось в спорах с Бинфордом и другими? Или взять Чжана Гуанчжи – на нем, конечно, сказалось общение с отцом-историком, с "отцом" китайской археологии Ли Чжи, затем в Йейле с Клакхоном, Мёрдоком, Мовиусом, Уилли, Раузом, а позже с Триггером. Какое созвездие имен! Нужно быть очень серым, чтобы ничего не получить от такого общения.

Обратите внимание на свою среду. Здесь тоже кузница элиты. Сообразите, кто из ваших товарищей обладает интеллектом и волей к свершению, и не упустите возможностей общения. При условии, что вы и сами не лыком шиты, это скажется, как сказалось на археологах-контекстуалистах. Их собственную жизнь тоже во многом определяли контекст и среда.

 

Вопросы для продумывания:

1. Появление функционализма в антропологии Джарви в книге 1964 г. "Революция в антропологии" расценил как научную революцию. Можно ли расценивать появление функционализма или, может быть правильнее, контекстуализма как революцию в археологии и каким годом (или годами) это наиболее уместно датировать?
2. Идеи Стронговской статьи 1936 г. "Антропологическая теория и археологический факт" вроде бы подтверждаются самой историей функционализма в археологии – принципы явно заимствованы археологией из антропологии. Можно ли найти теоретическое подтверждение (или опровержение), из самой сути науки?
3. Уилли и Филлипс выдвинули свой девиз "археология есть антропология или ничто" в 1958 году. Но в более широком плане явился ли этот девиз следствием развития контекстуализма или был связан с его причинами?
4. Тэйлор обвинял таксономистов в антикварианизме. Была ли на деле археология таксономистов антикварианизмом (или в какой мере была)?
5. По реакции истэблишмента на книгу Тэйлора 1948 года его можно было бы сопоставить с Равдоникасом, с докладом 1929 г. и появлением книги 1930 г. "За марксистскую историю материальной культуры". В чем конкретно общие черты этих двух выступлений и в чем основные различия?
6. Тэйлору вменяли в вину то, что он не сумел подтвердить свою теорию своими собственными крупными раскопками. Такое поведение новаторов - это исключение из правила или закономерность? Чем это может быть вызвано?
7. Как нужно было бы исправить схему родословной американской археологии с основными течениями в книге Уилли и Сэблофа, чтобы приблизить ее к реальности?
8. В понятиях "горизонта" и "традиции" Уилли есть не только контекстуалистская наполненность, но и соответствие реальному состоянию археологического материала – это понятия, отражающие реальную картину, реальные особенности материала. Именно поэтому эти понятия применяются и другими направлениями. Какие это особенности материала, чем эти понятия полезны? В чем их ограниченность? Чем они полезны именно контекстуализму и какие еще направления их могут использовать?
9. В чем понятие Уилли "стадия" схоже с советским понятием "стадия" и в чем их различия?
10. Принцип контекста обращал исследователей от артефакта к поселению, но с чем связано ограничение этого расширения интересов именно поселением (или местообитанием) или от силы (у Уилли) их произвольно ограниченной сетью? Почему не более широкая общность?

 

Литература:

Васильев С. А. 1997. Современная французская археология палеолита. - Проблемы археологии каменного века. Уссурийск, Уссур. Гос. Пединститут: 2 - 29.

Васильев С. А. 2002. Андре Леруа-Гуран и отечественная наука о первобытности (из истории русско-французских научных связей в археологии). - Археологические вести, 9: 257 -261.