Глава 23. Инвазионизм и библейская археология 24 страница

Он отчитывал их за то, что они не понимали задач настоящей археологии, а то, что понимали и даже проповедовали, не выполняли сами. Они, заявлял Тэйлор, делали плохую археологию и даже вообще не археологию. Как же понимал задачи и суть археологии сам Тэйлор?

5. Археология как дисциплина и ее место среди наук. Усвоив понимание культуры у Линтона и Клакхона, Тэйлор считает, что поведение, доступное нашему наблюдению, - это не культура, археологический материал – тем менее культура: культура – это идеи, в нем отраженные. Ее изучает культурная антропология, а "собственно археология – это не более чем метод и ряд специализированных техник для сбора культурной информации. Археолог как археолог в действительности не что иное, как технарь" Taylor 1948: 43).

Но простое описание археологического материала – не наука. Археолог призван классифицировать материал с точки зрения его культурного значения, вывести некие законы его существования и функционирования в обществе. А этим занимается антропология. Значит, археолог в своем познании материала движется в сторону антропологии.

Если опустить определение проблемы, то на этом пути различимы пять этапов:

1) Сбор, анализ и критика эмпирических данных – археологических материалов, критика их применимости, установление технологии, назначения, использования, т. е. функций;

2) Установление хронологической последовательности – построение локальных хронологий;

3) Поиск и открытие отношений в контексте нахождения;

4) Сравнительное исследование культуры в статике и динамике – исследование сути культуры, ее контактов, законов и их функционирования;

5) Абстрагирование законов всеобщей истории человечества.

По Тэйлору (1948: 152 – 202; табл. 4), только первый и, возможно, второй этапы являются делом археологии, а далее палочка эстафеты передается историографии и этнографии (третий этап), далее этнологии и антропологии (четвертый) и философии (пятый).

Кто ограничивает себя первым шагом, - делает "антикварианизм", кто останавливаются на втором – "хронику", на третьем – "историографию" (у Тэйлора это означает историю как дисциплину) и "этнографию", а на четвертом "антропологию" (включая "этнологию" и "социологию"). Так что для Тэйлора история это всего лишь предварительный шаг к антропологии. Сама по себе археология, полагает Тэйлор, - "ни история, ни антропология. Это не что иное, как собирание культурной информации". Значит ли это, что она остается на первом шагу, где также помещен "антикварианизм"? Ответ зависит от того, что понимать под "культурной информацией". Если также и хронология включается, то археология располагается на шаг выше (или дальше), но, во всяком случае, не рядом с историей, до нее. "Собственно археолог есть не что иное, как технарь" (1948/67: 41).

Хотя археология и помещается у Тэйлора на первых шагах познавания материала, культурных остатков, далеко не доходя до антропологии, он осуждал таксономистов именно за ограничение описаниями и классификациями, то есть за то, что они, признавая на словах первобытную археологию отраслью антропологии, антропологию не делали. Значит, практиковали не археологию, а антикварианизм.

 

6. Теория. Как и его учитель Клакхон, и даже более, чем он, Тэйлор – теоретик. В своем представлении о теории вообще и теории культуры в частности Тэйлор (Taylor 1948: 6) следует своему учителю: теория – сеть понятий, культура – сумма идей, а каждое ее явление уникально. В таком понимании теория культуры не имеет источников и средств для объяснения и предсказания, в археологии – для реконструкции прошлого. Ведь при рассмотрении каждого явления прошлой культуры как индивидуального, наши возможности подыскивать аналогии, сравнивать, объяснять и предсказывать это явление (соответственно восстанавливать) очень ограничены. Вводится неизбежно зерно субъективности, неопределенности. Тэйлор и предпочитает говорить не о реконструкции, а о конструкции, о конструировании прошлого.

Что же тогда остается для теории, какая функция? Покрывая материал сетью понятий, наложить на него порядок этой сети – в надежде, что множественными коррекциями эту наложенную сеть можно будет привести как можно ближе к внутреннему делению, присущему материалу. Отсюда такое место классификаций в центре теоретических интересов Тэйлора и его последователей, собственно сводящего "археологическую теорию" (1948: 143) к "теории археологической классификации" (1948: 121). Опять же, он осуждал таксономистов за ограничение классификациями, а сам в своем теоретическом мышлении предлагал то, что они делали в практике исследований.

Несмотря на такие внутренние противоречия в его исходных позициях книга его имела огромное значение, потому что содержала важные новаторские положения, определившие многое в дальнейшем развитии археологии. Эти положения относятся к типологии, процедуре исследования и к определению задач археолога.

 

7. Типология по Тэйлору. Тэйлор делит типы на два вида: эмпирические и культурные. Эмпирические типы сформированы из свойств, присущих материалу и доступных для наблюдения и регистрации (мы можем разделить материал по наблюдаемым признакам). В этом смысле образуется объективная основа исследования. Поскольку количество этих свойств велико, их выбор, отбор и группирование зависят от произвола исследователя и в этом смысле эмпирические типы как ячейки по необходимости субъективны (по Тэйлору). Выделение эмпирических типов это служебно-исследовательская часть классификации. Она относится к непосредственно наблюдаемому миру исследователя и ничего не говорит об исследуемой культуре (см. Taylor 1948: 116, 123 – 29, 145).

"Можно сгруппировать автомашины в типы, исходя из длины царапин на их полировке, классифицировать черепки с дресвой по числу песчинок в каждом из них или объединить все ретушированные наконечники с боковыми выемками. Всё это может быть проделано, но встает вопрос: ну и что? (Taylor 1948: 129 – 130).

Мы имеем дело с такими типами, но не их мы ищем. Задача состоит в переходе от них к культурным типам. Культурные типы – это такие группировки по сходствам, которые введены в материал самими создателями культуры, когда они упорядочивали материал и использовали свои нормы. Таким образом, культурные типы внутренне присущи материалу и в этом смысле объективны. Но эти группировки непосредственно не распознаваемы в этом качестве. Желательно использовать определенные знания и цепь заключений, чтобы придать статус культурных типов тем или иным группировкам, наблюдаемым в материале. Здесь могут возникнуть расхождение мнений и ошибки. В этом смысле культурные типы включают в себя субъективный элемент. Они могут естественно проявиться как вполне искусственные, но это не неизбежно (Taylor 1948: 116, 130 – 32, 139).

"Определяются ли эти группы археологическими исследованиями или нет, не может отменить факт их существования…Хотя именно классификатор, как упоминает Бру, строит классификацию, это не противоречит тому факту, что есть классификации, внутренне присущие данным. Хочет ли исследователь найти их или нет в своем археологическом материале, они в нем есть" (Taylor 1948: 133).

Разделение типов на культурные и эмпирические и обнаружение в каждой из этих категорий как объективной основы, так и субъективного компонента – очень важный вклад в распутывание классификационных проблем, и я в своей "Археологической типологии" исходил из него. Но вот как перейти от эмпирических типов к культурным – это осталось у Тэйлора нерешенным.

 

8. Проблемно-установочная процедура исследования. До Тэйлора в археологии господствовал эмпирический метод, которому соответствовал определенный план исследования (research design plan) и его изложения, определенная последовательность операций (у нас принято называть это процедурой исследования). Поскольку при эмпирическом методе господствует индукция, обобщение материалов, то всё начиналось со сбора материалов, продолжалось их классификацией и анализом, а заканчивалось суммированием и обобщением. В 1877 г. индуктивной методикой пользовался Флиндерс Питри в изучении метрологии. Такую индуктивную процедуру изложил и предлагал как норму исследований Софус Мюллер в 1898 г.

Отвергая следом за Клакхоном эмпиризм, Тэйлор предложил и другую процедуру исследований. В его процедуре всё начиналось с определения проблемы в рамках теоретической концепции. Проблема определяла выбор материала, а затем уже шла его обработка по определенному теоретической концепцией направлению.

Эта схема исследовательской процедуры укоренилась уже давно как строгая норма в естественных науках. В археологии ее применяли также издавна, но спонтанно, спорадически и нестрого. Ясно она представлена археологам впервые в труде Уолтера Тэйлора. В конкретном исследовании эта схема точно реализована Джеймсом Н. Хиллом (James N. Hill, в работе 1968 г.).

Разработанная У. Тэйлором проблемно-установочная схема находит философское обоснование в учении прагматиста Дж. Дьюи (Dewey 1955: 104 – 105) о проблемной ситуации. Вся прагматическая ориентация контекстуалистской точки зрения Тэйлора делает эту схему и даже ее абсолютизацию естественной для него и для его последователей. Что касается археологов с другими философскими взглядами, то для них эта схема также приемлема, потому что она отражает и формирует реальный и важный аспект исследовательского процесса в археологии: ее организацию, возникновение и присутствие проблем, и в связи с этим нацеливание исследований. По крайне мере многих исследований.

9. Сопрягательный подход Тэйлора или контекстуализм. В своем труде Тэйлор не только дал развернутую и разгромную критику таксономизма и таксономистов, но и четко сформулировал свою позитивную программу.

Его предшественники, таксономисты, сравнивали артефакты внутри каждой функциональной категории (горшки с горшками, миски с мисками, наконечники стрел между собой и т. д.), только с разных памятников (межпамятниковый анализ – intersite analysis). Они делали это в целях выделения типов, а функция вещей, естественно, оставалась за рамками исследования (раз всё сравнение идет внутри одной функциональной категории), тогда как Тэйлор, исходя из функционалистских идей, противопоставляет этому подходу другой. В нем он требует связывать артефакты разных категорий – горшок с миской, ножом, печью и т. д. – внутри одного замкнутого комплекса, одного контекста, чтобы их соотношения открыли их функции в нем и смысл всего контекста. Этот подход он назвал "сопрягательным" (conjunctive), у других археологов он получил название "контекстного".

Его концепция не включает вообще-то сравнение и обобщение контекстов, поскольку каждое культурное явление воспринимается им как индивидуальное и уникальное. Он отрицает значение регулярностей, выражающих законы, а тем самым он принижает роль теории как системы открывающей и использующей законы, принижает ее также и вне археологии, во всем антропологическом комплексе дисциплин. Все культурные черты у него равноценны, структуры и иерархии в их сочетании нет.

 

10. Восприятие книги Тэйлора и его судьба. Рецензии на труд Тэйлора появлялись (для западной прессы) с большим запозданием: первая – через два года, вторая – через три, третья – через шесть лет. В них признавались позитивные стороны книги, но в основном тон был резко критический. Основной упрек был в том, что автор не снабдил свою теорию собственным применением – показом реализации, оставив ее голословным утверждением. И, конечно, всех коробили его нападки на уважаемые личности и его покровительственный и поучительный тон. Каждый из оскорбленных имел много учеников и друзей, обижена была вся американская археология. Это о ней Тэйлор сказал: "Она нездорова. Ее пищеварение нарушено". Он имел в виду, что она выбрасывает в качестве публикаций непереваренный материал. Ничего себе сравненьице для публикаций ассов археологии!

Результатом было то, что Тэйлор десять лет так и не мог получить постоянное место работы в университетах или музеях США, несмотря на влиятельность своего учителя Клакхона. Он имел временные работы, читал отдельные курсы лекций, и то большей частью в Мексике. В конце концов, поселился в Мексике и даже принял мексиканское гражданство (теперь у него было двойное гражданство). Впрочем, будучи весьма состоятельным, он и не лез из кожи вон, чтобы такую работу получить. Получил в 1958 г. – пост заведующего археологическим отделением (кафедрой) в университете Южного Иллинойса, город Карбондейл, южнее Чикаго. 43-летний Тэйлор (рис. 6) развернул там внушительную программу широкого антропологического образования для археологов, с необходимостью двух иностранных языков и методологии науки, с серьезными продолжительными экзаменами для студентов. Тэйлор обожал свою жену, но к археологии женщин допускал неохотно. Он был очень требовательным к студентам, решительно изгонял лодырей и тупиц. Да и для обычных студентов и аспирантов было трудно выдерживать его стиль. Многие покинули университет и вернулись только после ухода Тэйлора. Его уважали, но побаивались и не любили.

И, конечно, ему никогда не прощали его критику тузов 1948 года. Его никогда не избирали на почетные посты в археологических и антропологических обществах США. Правда, в 1970-м старый таксономист Пол Мартин, прибыв с публичной лекцией в университет Южного Иллинойса, начал свою лекцию с анализа монографии Тэйлора. При этом он взглянул на присутствовавшего в зале Тэйлора и сказал: "Уолт, ты был прав. Мы не смогли разглядеть это в 1948, но ты был прав". Все обернулись к Тэйлору, а он кивнул и тихонько ответил с вежливой улыбкой: "Спасибо, Пол" (Reyman 1999: 693).

Но старик Мартин вообще был энтузиастом новаций, и его отношение еще не говорит о признании археологического сообщества. В 1974 г. Тэйлор ушел в раннюю отставку, в возрасте 61 года. А еще через 10 лет на 50-м ежегодном собрании Общества Американской Археологии в 1985 г. 72-летнего Тэйлора (рис. 7) резко критиковали многие участники. Он покинул заседание и ни разу более не показывался ни на одной археологической конференции. Когда его ученики задумали юбилейный сборник в его честь, десятилетние старания не увенчались успехом: было получено всего две статьи. Более 100 ученых отказались участвовать, а многие прямо отвечали, что не могут забыть и простить книгу 1948 года или обиды студенческих лет.

А рецензии продолжали появляться и с течением времени становились всё более симпатизирующими и даже восторженными. В 1983 г., т. е. 35 лет спустя после выхода книги, вышло ее третье издание с предисловием Патти Джо Уотсон, которое можно рассматривать как рецензию. Уотсон писала, что он на 20 лет опередил время и что его труд остается "потрясающе влиятельным". В 1988 г., через 40 лет, после появления книги, появилась рецензия Джеймса Дица под названием "История и археологическая теория: обращение к Уолтеру Тэйлору сызнова". Диц тоже пишет, что идеи Тэйлора остаются "замечательно свежими" и сорок лет спустя, реализуясь в современных теориях.

Между тем, отчет о своих крупных раскопках Коахуиллы, проведенных в молодости, Тэйлор готовил вместе с учениками. Это тот отчет, который должен был показать всем, что он и сам в силах представить реализацию своей теории. Всё же готовил он его с прохладцей, спокойно и медленно. Он ни разу больше не предпринял крупных раскопок, а очень много времени уделял своим хобби: охоте, рыбной ловле (будучи богатым человеком, и владея имениями на р. Пекос и в Колорадо, он имел возможности проводить это с размахом и вкусом), увлекался музыкой (он был отличным гитаристом и чудесно пел испанские и английские народные песни – "фолк"). Кроме того, он великолепно готовил, имел коллекцию изысканных вин, и собрал одну из лучших в Америке антропологических библиотек – у него были полные подшивки даже очень редких и дорогих журналов и серий. Как пишет его биограф Рейман, Тэйлор имел страсть к "хорошей жизни" (по-русски мы говорим, был жизнелюбом) и имел средства вести ее (Reyman 1999: 688). Но это съедало время, а времени оставалось мало.

К концу 80-х годов ученики его стали замечать странности в его поведении. Он стал всё забывать, вести себя неадекватно с ними, лишать их помощи и поддержки. Он поручил одному их них сделать часть отчета и, обещав соавторство, опубликовал в 1988 г. совершенно другой, явно худший, текст без малейшего упоминания проделанной работы и имени того, кому она была поручена. Вскоре выяснилось, что у него – болезнь Альцгеймера (прогрессирующее и неизлечимое разрушение мозговой деятельности, при котором теряется сначала память на слова и события, потом узнавание лиц и ориентация в пространстве, потом понимание остального). Последнее десятилетие своей жизни он провел в слабоумии. Умер в 83 года.

Пэтти Джо Уотсон отмечает с сожалением, что Тэйлор был менее влиятелен, чем мог бы быть. Его биограф Рейман заключает, что Тэйлор не сумел реализовать полностью свой огромный потенциал, потому что сам был своим злейшим врагом (Reyman 1999: 697). Но и тот переворот, который он совершил, увековечил его имя. Он, правда, остался автором одной книги – но какой книги!

 

11. Развитие и систематизация у контекстуалистов. Гордон Уилли. Тэйлор вторгся в американскую археологию как бы со стороны, олицетворяя в ней антропологическую традицию – от Клакхона, и всё время воспринимался как чужой, враждебный пришелец. Своим был другой основатель контекстуалистской археологии, другой проповедник функционалистских идей, ученик Стронга, систематизатор, теоретик и практик Гордон Уилли, родившийся в один год с Тэйлором и Раузом. Он считается зачинателем и лидером "settlement pattern archaeology" ("археологии конфигурации заселенности" или "конфигурации обитания") и получил множество орденов, медалей и научных титулов и отличий (Preucel 1999).

К Тэйлору он относится уважительно, но отстраненно, всячески подчеркивая свою непричастность. На схеме (рис. 8) в его совместной с Сэблофом "Истории американской археологии" прямой ствол родословной, так сказать, мэйнстрим, идет к Новой Археологии не от Тэйлора, а прямиком от таксономиста Рауза, Тэйлор же и Уилли расположены по разные стороны этого ствола, обладая разными корнями: Тэйлор – от Клакхона, а Уилли – от Стюарда. А книга Уилли и Филлипса помещена непосредственно под Бинфордом, на прямой линии от Рауза к Новой Археологии. Намекая на прогрессивность своей позиции, Уилли в то же время подчеркивает свою связь с традиционной археологией. На деле у него много принципиально общего с Тэйлором, начиная с функционалистской основы и кончая отождествлением археологии с антропологией. Он, конечно, читал книгу Тэйлора и не остался без влияния.

Гордон Рэндолф Уилли (Gordon Randolph Willey, 1913 - 2004, рис. 9) происходил из маленького среднезападного городка Чаритон в штате Айова, но вырос в Лонг Бич, в Калифорнии. Со школьных лет выбрал для себя археологию. Казалось бы, почему бы ему не поступить в Калифорнийский университет к Крёберу, но в списках этого университета значилась только кафедра антропологии, а археология не значилась. Поэтому он поступил в соседний университет Аризоны, где, по его собственному признанию, уделял больше внимания атлетике, чем науке, а по окончании прошел в 1936 летнюю школу по археологии в Санта Фе. Там все практиканты были этнологами или физическими антропологами, только двое было археологов – Гордон Уилли и Уолтер Тэйлор. В автобиографии Уилли вспоминает "много хороших споров и дискуссий о том, как надо раскапывать сложные структуры в курганах и должным образом вскрывать погребения" (Willey 1989: 103). Но это было еще до обучения Тэйлора у Клакхона, а Уилли у Стронга. Диссертацию по памятникам Перу Уилли писал в Колумбийском университете в Нью-Йорке у функционалиста Данкена Стронга (товарищем по семинару у Стронга был Элберт Сполдинг), защитил в 1942. На следующий год присоединился к приятелю своего учителя Джулиану Стюарду, неоэволюционисту, в составлении "Руководства по южно-американским индейцам". В 1950 г. 37-летний Уилли получил в Гарвардском университете место профессора по центрально-американской археологии и этнологии, которое занимал 37 лет – до 1987 г.

Еще аспирантом Колумбийского университета, в 1940 г., он вместе со своим товарищем Ричардом Вудбери, впоследствии написавшим весьма критическую рецензию на Тэйлора, обследовал северо-западный берег Флориды. Друзья обнаружили там 87 поселений, предприняли стратиграфические раскопки шести из них, построили хронологию в 8 периодов и описали развитие заселенности, экономики, социальной организации и т. п. В 1941 г. вышел совместный обзор с Фордом "Интерпретация преистория восточных штатов", тоже с периодизацией. Это были ранние прообразы его будущих систематизаторских обзоров преистории США. В 1945 г. он разработал понятийный инструментарий для таких обзоров – понятия "горизонт" и "традиция". " Стилистический горизонт " – это совокупность схожих артефактов и комплексов, занимающая обширную территорию, но не имеющая большой протяженности во времени. Горизонт формируется в ходе контактов (включая миграции, влияния и заимствования) и является основой для синхронизации памятников. " Культурная традиция " – наоборот, связывая артефакты и памятники, схожие по каким-то показателям, простирается глубоко во времени, охватывая ряд эпох, но в каждой эпохе оказывается узко локальным явлением, проявляясь в одном памятнике или четко ограниченной группе родственных памятников. По традициям прослеживается культурная преемственность.

В этих понятиях Уилли отразилась атмосфера 40-х годов – конкуренция двух течений: культурно-исторической археологии (миграционизма, трансмиссионизма, таксономизма) с растущим неоэволюционизмом. Понятие стилистического горизонта, подразумевающего контакты, Уилли заимствовал у лидера культурно-исторической археологии Крёбера, который его выдвинул в 1940 г. Понятие же культурной традиции Уилли добавил сам под влиянием эволюционистских идей: это понятие переносило акцент с границ культуры на прослеживание преемственности и развития во времени. Оба понятия вместе создавали решетку для систематизации культурных материалов во времени и пространстве. Впрочем, сам Уилли в законы эволюции и прогресса не очень верил.

А с 1946 по 1948 гг. он активно участвовал в экспедиции своего учителя Стронга в долину Виру в Перу. Стронг взял на себя составление хронологии, а Уилли, по совету Джулиана Стюарда, друга его учителя, занялся изучением всей картины заселенности долины. Он обращал внимание не только на большие города с храмами, но и на всю совокупность сельских поселений и деревушек, причем Стюард советовал исследовать не каждое поселение в отдельности, а всю сеть поселений. Он имел в виду, что это позволит выявить воздействия экологии на обитание людей, а Уилли уже думал о социальной организации и о том, как она отражается в конфигурации заселенности. Его интересовало взаимодействие поселений и их обитателей в природной и социальной среде; центральными целями изучения для него были, как он сам формулировал, "контекст и функция". Он использовал конфигурацию обитания как "стратегический отправной пункт для функциональной интерпретации археологических культур", поскольку конфигурация заселенности "отражает природную среду, уровень техники, на котором строители оперировали, и различные институции социального взаимодействия и контроля, которые культура поддерживала" (Willey 1953: 1). На основе этих обследований он выполнил, еще при жизни Стронга, свою монографию 1953 года – "Преисторическая конфигурация в долине Виру". Это был первый образец "археологии конфигурации обитания".

Как пишет Триггер, "большое преимущество конфигурации обитания над артефактами состояло в том, что в то время как артефакты часто находились в контекстах, где они были упокоены, конфигурации заселенности давали прямые данные об обстановке, в которой проходила человеческая деятельность" (Trigger 1989: 282. – Разрядка моя. – Л. К.). Подобно Чайлду Гордон Уилли интересовался социальными аспектами прошлого, но в отличие от Чайлда он разработал методику такого исследования. Уилли объединил поселения в территориальные блоки, видимо, отражающие группировку древнего населения (рис. 10), и установил, что тогдашнее хозяйствование позволяло им культивировать более широкую территорию, чем нынешнее (рис. 11). Мы уже видели, что с аналогичным наблюдением выступил Адамс относительно Ирака, но книга Уилли вышла на два года раньше, и это Уилли повлиял на Адамса. Еще позже сложилась гёттингенская школа "археологии поселения" Янкуна, тоже ставившая задачи исследовать сеть поселений. Но у Янкуна были другие традиции и задачи: позади у него была "археология обитания" Косинны, а следовал он больше географически-экологической школе и задавался целями выявлять не социальные структуры, как Уилли, а заселение местности и хозяйствование в условиях местной природной среды.

Затем, продолжая раскопки в Перу (рис. 12), Уилли вошел в сотрудничество с Филиппом Филлипсом, и вместе они в 1953 – 55 гг. опубликовали несколько систематизаторских обзоров преистории всего Нового Света с упором на теоретическое осмысление, на методологию. Обзоры эти были затем переработаны и в 1958 г. сведены в книгу "Метод и теория в американской археологии". Эта книга стала вехой в истории американской археологии – подвела итог внедрению функционалистских идей и определила их дальнейшую разработку. Она олицетворяла стандарт теоретического осмысления материалов в американской археологии перед распространением Новой Археологии.

Прежде всего, Уилли и Филлипс, не акцентируя имени Тэйлора, поддержали его в утверждении ведущей роли антропологической теории: "археология выросла и вросла в дом антропологии", - заявили они и отчеканили лапидарную формулировку: "Археология – это антропология или ничто" (Willey and Phillips 1958: 2).

Далее, чтобы привязаться к традиционной археологии, они постарались увязать в теории понятийную решетку горизонтов и культурных традиций, созданную Уилли, со Среднезападным Таксономическим Методом МакКерна – с понятиями фазы и компонентов. На пересечении традиции и горизонта они поместили фазу – МакКерновский эквивалент археологической культуры (рис. 13).

Они сомневаются в реальности этого понятия.

"Мы не должны забывать, что продолжительность жизни наших фаз регулярно определяется устойчивостью материальных черт, которые могут быть вполне стабильными. Мыслимо, что внутри этого диапазона социальные изменения могут быть достаточными, чтобы … говорить о разных обществах. Наоборот, при особых условиях даже первобытное население может показывать революционные изменения в материальной культуре, не теряя своей идентичности как общества. У нас есть сколько угодно примеров этого в современной колониальной истории. В итоге, похоже, что имеющиеся шансы против того, что археологические фазы тесно связаны с социальной реальностью, если вообще связаны, но это не препятствует нам утверждать, что они могут быть связаны и что пока что мы можем поступать так, как если бы они были связаны" (Willey and Phillips 1058: 50).

Но на деле фаза у них не получила сколько-нибудь самостоятельного значения в системе, потому что ее место было занято "традицией". У Уилли и Филлипса "традиция" стянула к себе многие признаки археологической культуры, ее функции в анализе (список артефактов и типов, установление преемственности, связь нескольких традиций в пучок – "ко-традицию"). В сущности, у них традиция подменила собой археологическую культуру, став ею (или "фазой"), только без четких границ на карте (рис. 14).

В центре рассмотрения, на пересечении горизонта и традиции, оказывается вовсе не фаза, не археологическая культура, а как раз "компонент", то есть культурно-хронологически выделяемая часть памятника. Чаще авторы, беря этот объект в аспекте заселенности, обитания, обозначают его термином "locality" – как можно было бы перевести, "резиденция", "местообитание" (не "местонахождение", потому что "местонахождение", по-английски site, это "памятник", схваченный в другом аспекте – в аспекте обнаружения и занесения на карту). На таком местообитании представлены остатки жизни конкретной первобытной общины, полный их набор в их функциональных связях, в сопряжении. Они рассматриваются только в очень конкретном контексте и на безграничной основе всей мировой культуры, часто с игнорированием этнографических аналогий. Объект этот рассматривается в связи с другими такими объектами, в сети местообитаний, но на пересечении горизонта и традиции теоретически всё-таки оказывается одно местообитание, а границы сети местообитаний условны, определяются произвольно – выделением района для обследования.

К понятиям "традиция" и "горизонт" Уилли и Филлипс добавили еще одно: " культурная стадия ". Стадия у них отличается от "периода" тем, что представляет собой, прежде всего, не отрезок времени, а этап развития, и отдельные ее компоненты могут быть не синхронны. Всю преисторию Америки авторы разбили на пять таких этапов: литический (то есть каменный, в основном палеолит), архаический (охотничье-собирательские общества после плейстоцена, т. е. мезолит и частью неолит), формативный (формирование культур с производящим хозяйством), классический (городские цивилизации ацтеков, майя и т. п.) и постклассический (империи – как инки). На первый взгляд, это всего лишь переименование европейской системы трех и больше веков, но, приглядевшись, мы заметим, что изменена суть периодизации. Там периодизация строилась на идее технологического прогресса, а тут эта идея устранена. Ничто не намекает на то, скажем, что архаическая стадия выше литической. Скорее тут можно отметить циклический элемент: апогей, климакс падает на предпоследнюю стадию (классическую). Таким образом, авторы сделали свою периодизацию приемлемой для тех, кто был чужд эволюционизма.