Контакты между тибетским правительством и центральным правительством Китая

После создания в 1928 г. нового Национального прави­тельства Китая в Нанкине во главе с Чан Кай-ши начинаются кон­такты между центральным правительством в Нанкине и Далай-ламой.

В 1928 г. на базе Палаты по делам Монголии и Тибета, сущест­вовавшей с 1914 г., был образован Комитет по делам Монголии {247}и Тибета во главе с генералом Янь Си-шанем. В состав Комитета вошли и тибетцы: Кэлсан Цэрин (уроженец Батана, советник сы-чуаньских пограничных войск в Каме), Чилай Цзянцо («Живой будда красношапочной секты», в 1918-1923 гг. находился в тибет­ской тюрьме за выступления против Далай-ламы XIII, после 1923 г. бежал во внутренние провинции Китая) и др. [Богословский, 2002, с. 44-45]. Нанкин предполагал вести переговоры с Далай-ламой, передавать советы и распоряжения через созданный Комитет.

В 1928 г. в Нанкин приезжает представитель Далай-ламы в буд­дийском центре Утайшань около Пекина Кенпо Лосан Пасан. Чан Кай-ши вручает ему письмо к Далай-ламе. В феврале 1930г. пе­реводчица Комитета по делам Монголии и Тибета Лю Мань-цин привезла в Лхасу письмо от Чан Кай-ши к Далай-ламе, а затем в том же году в Лхасу прибыл настоятель монастыря Юнхэгун в Пекине Кончхок Джуннэ. Однако эти поездки не привели к нача­лу официальных переговоров между Нанкином и Лхасой. Далай-лама, в частности, отверг возможность возвращения в Тибет Панчен-ламы IX, тем более в сопровождении китайских солдат, как хотел сам Панчен-лама.

После возвращения Кончхока Джуннэ в Пекин через него под­держивались контакты между Далай-ламой XIII и Нанкинским правительством [Уа Наnhzang, 1993, р. 341-347].

В 1930 г. вновь началась открытая конфронтация тибетских и китайских войск в Каме. В конце года монахи монастыря Дачжэ совместно с тибетскими войсками из Дэргэ предприняли наступле­ние на восток и заняли области Бери, Канцзэ (Ганьцзы) и Ньярон. На границе с Цинхаем тибетцы продвинулись до Джэкундо. Сычуаньский милитарист Лю Вэнь-хуэй летом 1932 г. начал контр­наступление, и его войска заняли Канцзэ, Ньярон, Дачжэ и, нако­нец, Дэргэ. На севере тибетцы потерпели поражение от цинхайского милитариста Ма Бу-фана, войска которого стали угрожать Чамдо. Тибетцы запросили перемирия, и оно было заключено 10 октября 1932 г. Разграничительной линией обе стороны вновь признали р. Янцзы.

В условиях военных поражений в Каме Национальная ассамб­лея Тибета 6 декабря 1932 г. приняла обращение к британскому ге­нерал-губернатору Индии с просьбой содействовать немедленному принятию Симлской конвенции 1914 г., т.е. оказать давление на Китай, с тем чтобы последний принял эту конвенцию. В январе 1933 г. Чан Кай-ши в телеграмме на имя Далай-ламы изложил позицию Нанкинского правительства. В телеграмме, в частности, {248}говорилось: «На протяжении веков Китай и Тибет объединены, как принадлежащие одной семье. Ныне Китай стал республикой, и по­этому имеются все возможности свободно обсудить любой вопрос между нами... совершенно неуместно привлекать какое-либо лицо другой национальности в качестве посредника, как это практико­валось до сих пор» [Богословский, 2002, с. 60]. Чан Кай-ши предла­гал прямые переговоры без британского посредничества.

15 июня 1933 г. тибетские представители подписали соглаше­ние о мире с цинхайским милитаристом Ма Бу-фаном. Летом ти­бетцы заняли г. Чжундянь на севере Юньнани. В ноябре того же года тибетские войска перешли Янцзы и заняли Батан[20]. На за­падном берегу Янцзы были сосредоточены 10 тыс. тибетских сол­дат [там же, с. 63]. Назревал очередной вооруженный конфликт. 16 декабря Комитет по делам Монголии и Тибета Нанкинского правительства потребовал от Далай-ламы немедленно прекратить все военные действия. Смерть Далай-ламы приостановила столк­новение в Каме. Но в феврале 1934г. тибетские войска начали наступление и в марте взяли Дэргэ. А 17 мая 1934г. генерал Лю Вэнь-хуэй подписал с тибетским командующим новое соглашение о перемирии.

Сторонники нового регента Тубтэн Джампэл Еше выступали за установление позитивных отношений с центральным правитель­ством Китая при условии невмешательства Нанкина во внутренние дела Тибета. 25 августа 1934 г. в Лхасу прибыл «специальный по­сол и уполномоченный по примирению», кандидат в члены ЦИК Гоминьдана, заместитель начальника генштаба генерал Хуан Му-сун. Он воздал почести умершему Далай-ламе в одном из храмов Лхасы. Тибетские власти встретили миссию доброжелательно и со­гласились на пребывание в Лхасе после возвращения Хуан Му-суна в Нанкин двух китайских офицеров связи. Они имели радиопере­датчик и поддерживали постоянную связь с Нанкином.

Хотя переговоры Хуан Му-суна с тибетскими властями не за­вершились подписанием какого-либо соглашения, тем не менее для понимания китайско-тибетских отношений того времени важ­но упомянуть позиции сторон на этих переговорах. Хуан Му-сун требовал, чтобы Лхаса признала Тибет частью территории Китая. Внешняя политика, оборона, коммуникации, утверждение высших должностных лиц переходили в ведение центрального правитель­ства. Тибету обещалась автономия, но Нанкин имел право назначить {249}специального уполномоченного, чтобы руководить этой ре­гиональной автономией [Уа Наnhzang, 1993, р. 388; Богословский, 2002, с. 72].

Представители Лхасы соглашались лишь на следующие усло­вия: «В будущем любой важный договор между Тибетом и какой-либо страной должен заключаться совместным решением с китай­ским правительством». В случае вторжения извне тибетское пра­вительство обещало консультироваться с центральным правитель­ством в Нанкине о мерах обороны [Богословский, 2002, с. 73]. Тибетцы соглашались «уведомлять» Нанкин об избрании регента и назначении высших чиновников, а также на присутствие в Лхасе представителя Нанкина со свитой не более 25 человек. Этот пред­ставитель не имел права контролировать китайцев в Тибете, все они подчинялись местным властям и местным законам. Тибетцы требовали гарантий, что Тибет не будет превращен в китайскую провинцию [там же]. Они также требовали вернуть под юрисдик­цию Лхасы Дэргэ, Ньярон, Хоркок и некоторые другие области в Каме и Амдо. Лхаса требовала от Нанкина «не предоставлять убе­жища или признавать в качестве представителя любого тибетца, монаха или мирянина, который восстал против тибетского прави­тельства и бежал в собственно Китай» (речь тут шла о Панчен-ламе и других тибетцах, в частности работавших в Комитете по делам Монголии и Тибета) [там же].

Таким образом, представители Лхасы шли на переговоры и со­глашались по ограниченному кругу вопросов рассматривать Тибет де-факто в составе Китайской Республики. Требуя гарантий, что Тибет не будет превращен в обычную провинцию Китая, предста­вители Лхасы молчаливо соглашались на особый статус Тибета в рамках Китая. Как отмечал В.А. Богословский, «Лхаса пошла на переговоры с Нанкином прежде всего в целях урегулирования во­проса о границах» [там же, с. 72], но Нанкин, естественно, именно по этому вопросу не собирался вести какие-либо переговоры.

В целом предложения сторон расходились весьма серьезным образом, впрочем, Хуан Му-сун и не имел полномочий заключать официальные соглашения по кардинальным вопросам.

По возвращении в Нанкин Хуан Му-сун возглавил Комитет по делам Монголии и Тибета центрального правительства Китая.

Летом 1934 г. в Тибет вновь прибыл Ч. Белл, но новое тибетское правительство не допустило его в Лхасу. В августе 1936 — февра­ле 1937 г. в Лхасе находилась британская миссия во главе с комис­саром в Сиккиме Б. Гоулдом. Член миссии бригадир Ним проинспектировал {250}некоторые отряды тибетской армии и высказал край­не негативное мнение об их боеспособности. Попытки англичан добиться примирения между Лхасой и Панчен-ламой IX не имели успеха. После отъезда Б. Гоулда в Лхасе остался X. Ричардсон с ра­диопередатчиком. Протест Нанкина по этому поводу тибетское правительство отклонило [там же, с. 84-85].

В декабре 1938 г. регент отстранил Ютока от командования элит­ным гвардейским полком. Вслед за этим регент вынудил лончена Ландуна уйти в отставку и сосредоточил всю власть в своих руках. Регент в целом продолжал политику Далай-ламы XIII. Однако с уходом из жизни сильной личности и выдающегося политиче­ского лидера, обладавшего к тому же сакральным авторитетом и абсолютной властью (Далай-ламы XIII), как-то незаметно исчезли и многие позитивные импульсы в политической жизни Тибета. В этом отношении для характеристики внутреннего положения в Тибете в конце 30-х — начале 40-х годов нам представляется со­вершенно точным следующее высказывание В.А. Богословского: «Через несколько лет после смерти Далай-ламы XIII роль и зна­чение центральной власти резко ослабевают. Ни о каких „рефор­мах" не могло быть и речи. Более того, ослабление центральной власти повлекло за собой регресс, прежде всего в системе управле­ния, регулирования хозяйства (торговли), организации обороны» [там же, с. 84].

В 1939 г. правительство Чан Кай-ши направило в Лхасу для уча­стия в церемонии интронизации Далай-ламы XIV председателя Комитета по делам Монголии и Тибета У Чжун-синя. Со своей стороны, регент Джампэл Еше направил прошение центральному правительству в Чунцин с просьбой отменить церемонию избра­ния Далай-ламы с помощью жребия из золотой урны. Китайское правительство выразило свое согласие, утвердило кандидатуру но­вого Далай-ламы и послало для проведения церемонии 400 тыс. китайских долларов [Богословский, Москалев, 1984, с. 183; Уа Наnhzang, 1993, р. 408].

Тибетские власти предъявили У Чжун-синю требование о воз­вращении под власть Лхасы Дэргэ и Ньярона. Вскоре У Чжун-синь покинул Тибет, заявив, что в Лхасе остается начальник тибетского отделения Комитета по делам Монголии и Тибета Кун Цин-цзун, через которого следует осуществлять все дальнейшие контакты. {251}