В XIX — начале XX в. Тибет, как и ранее, являлся частью Цинской империи. Все путешественники, посетившие Тибет в XIX в., и исследователи, писавшие о Тибете, так или иначе отмечали зависимость Тибета от Цинов. Эта зависимость могла усиливаться, могла ослабевать, но она существовала постоянно. Постоянно существовали и атрибуты, выражавшие зависимое положение Тибета. Выбор Далай-лам и Панчен-лам по жребию из золотой урны, присутствие в Лхасе пинских амбаней, контроль со стороны амбаней над военными, финансовыми и некоторыми другими сферами жизни, постоянное присутствие китайских войск, указы цинских императоров, большинство из которых были обязательны к исполнению, — все это были ясные показатели зависимости Тибета. В XIX в. Далай-лама регулярно направлял пинскому императору в Пекин посольство с «дарами»; до 1840 г. это делалось ежегодно, а позже — один раз в три года [Гюк и Габэ, 1866, с. 217; Анненская, 1899, с. 208].
Однако Тибет являлся особой частью Цинской империи. Его зависимость выражалась прежде всего в зависимости Далай-ламы от цинского императора. Тибет находился вне фискальной и административной общеимперской системы. На тибетской земле не взималось никаких общеимперских налогов. Существовала своя, тибетская административная система. В Тибете отсутствовали цинские земельные владения (императорские земли, например пастбища, как в Монголии; земли амбаней; земли каких-либо китайских чиновников; земли лхасских, китайских солдат и т.п.). Цинский двор не мог, в силу ряда объективных причин (географические условия, дальность расстояния, ослабление самой империи), установить прямое военно-административное господство в Тибете и был вынужден создать систему «косвенного управления», которая создавала определенный баланс сил между местной элитой и представителями центра империи (амбанями) и включала помимо прочего политику изоляции, символику императорской верховной власти и др.
Тибетская элита монопольно владела тибетской землей, но признавала зависимость от империи и регулярно посьшала посольства с «данью». «Это единственная подать, какую тибетцы платят Китаю», — свидетельствовал Свен Гедин (цит. по [Анненская, 1899, с. 208]). «Дань» эта, опять же, иногда бывала весьма дорогой [Пржевальский, 1883, с. 239], иногда — незначительной по ее стоимости [Анненская, 1899, с. 208]. Но так или иначе, она всегда отправлялась. {200}
Тибет являлся данником Цинской империи. В этом плане, на наш взгляд, нельзя согласиться с мнением Н.С. Кулешова, который писал, что «в указанный период (с конца XVIII в. до Синьхайской революции) не существовало никакого „формального сюзеренитета Китая над Тибетом": нет ни одного документа, который свидетельствовал бы об оформлении такого сюзеренитета» [Кулешов, 1992, с. 17]. С точки зрения европейской международной практики — по форме — да, такого документа в XIX в. не существовало. Но зависимость Тибета от Цинской империи была установлена много ранее XIX в., и не было никакой необходимости ее подтверждать вновь каким-либо официальным документом. Она подтверждалась фактически каждый раз при церемонии выбора по жребию из золотой урны, при выполнении указов императора и распоряжений амбаней и т.д. Другое положение Н.С. Кулешова, на наш взгляд, более адекватно реалиям XIX — начала XX в. В Заключении книги «Россия и Тибет в начале XX в.» Н.С. Кулешов писал: «За амбанем, представителем Цинов в Тибете, стояла не просто империя, но древняя богатейшая китайская цивилизация, частью которой были тибетцы (курсив мой. — Б.М.). Порвать Тибету с этой цивилизацией было нелегко. Поэтому даже в период самых суровых и ожесточенных тибетско-китайских военных распрей 1906-1912 гг. китайский амбань в Лхасе при всей незначительности состоявшего при нем военного эскорта оставался неприкосновенным. Сложившаяся на протяжении истории китайско-тибетская общность ограничила вооруженное сопротивление тибетцев цинским войскам, оно не стало общенациональным движением (курсив мой. — Б.М.). Китайско-тибетская война не воспринималась в Лхасе как война с Китайской империей, и цинскому представителю в Лхасе сохранялся его статус до тех пор, пока само китайское правительство в 1913 г. не упразднило института амбаней» [там же, с. 249].
Тибет в XIX в. оставался страной средневековья. По уровню развития материального производства (низкие урожаи и примитивная техника сельскохозяйственного производства, «непроезжие» дороги, практическое неиспользование колеса и гончарного крута и др.) и социальных отношений (большая роль внеэкономического принуждения) Тибет отставал в своем развитии от большинства окружавших его территорий. Социально-политическая организация Тибета представляла собой явление, характеризуемое в востоковедении как «государство-класс». Разумеется, имелись и важные тибетские особенности, первой из которых являлось то, что это было теократическое государство-класс. Тибет отставал в своем развитии {201}и от большинства регионов Цинской империи, в особенности от ее восточных, собственно китайских провинций. Контакты, связи и отношения с китайским обществом являлись фактором развития тибетского общества. Это были политические, религиозные, торговые и иные отношения.
Основная масса нетибетцев, ежегодно достигавших Лхасы и вступавших на территорию Центрального Тибета, состояла из подданных Цинской империи. Это были паломники, торговцы, солдаты, чиновники, курьеры — монголы и китайцы, в редких случаях — маньчжуры. Единственной смешанной этнической группой, которая появилась в Тибете в XIX в., прежде всего в Лхасе, были сино-тибетцы — дети от китайских солдат и тибеток. Единственные торговые пути для тибетских торговцев вели в глубь Китая, в Синин, Дацзяньлу и далее вплоть до Пекина с караванами, везущими тибетскую дань Цинам (в Ладаке торговый представитель Лхасы не выезжал далее ладакской столицы Лех).
Китайские товары, знания и навыки китайцев, постоянно или временно находившихся на тибетской территории, знания и впечатления тибетцев, посещавших внутренние районы Китая и его столицу, — все это оказывало влияние на тибетцев.
Китай являлся важнейшим торговым партнером Тибета на протяжении всей тибетской истории XIX в. Редкие исключения в этом отношении только подтверждают это общее правило. {202}
Часть III
