Семнадцатый-восемнадцатый века.

Начало 17-го века ознаменовалось фактом применения шведами полковой артиллерии. Фальконеты мощностью от одного до шести фунтов использовались в полевых сражениях и раньше, но организация их не отличалась от организации прочей артиллерии. Еще за темно рабочие оборудовали позицию, а возчики вытаскивали на нее пушки, затем, вся эта компания от греха удалялась в лагерь. На рассвете, солдаты под руководством канонира наводили пушки. Когда появлялся противник, пушки открывали огонь. Если он уходил с линии огня батареи, пушки можно было развернуть, но это требовало времени, так как наводчик был один, обычно, на дюжину орудий. Если противник наступал на пушки, подвести к ним передки было не возможно, - возчики под пули идти не нанимались. Если противник отступал, то для преследования надо было вызвать из лагеря возчиков и обеспечить пехотой безопасность движения к новой позиции. Все это было крайне хлопотно, так что маневр колесами практически не применялся. Еще в практике Карла VIII случалось, что пушки вступали в бой прямо с марша, отражая неожиданное нападение вражеской кавалерии. Но и здесь принцип был тот же, - пушка стреляла с того места, где ее бросили сбежавшие возчики.
Но около 1630-го года Европа увидела вещь совершенно невероятную, - шведские пушки рысью наступали впереди своей пехоты, подскакивали к противнику на 200-250 метров, лихо разворачивались и засыпали противника картечью, подготавливая атаку своей пехоты. Причем, передок стоял всего метрах в 50-ти позади, и, если враг устремлялся к пушке, немедленно возвращался и увозил ее. Сама по себе пушка представляла собой совершенно заурядный чугунный 4-х фунтовый фальконет, таких любая армия могла найти сколько угодно, но расчет пушки, включая и возчиков, состоял из солдат, причем, солдат отборных. Скорострельность ее по тем временам в 4-5 раз превосходила скорострельность мушкета, но предполагалось что заряжать ее будут профессионалы. Солдаты подбирались гренадерского роста, так как крепить, откреплять, разворачивать и двигать перекатами полковую пушку надо было очень быстро. В половине случаев, одной рукой отмахиваясь от наседающего противника. Очевидно, что и наводчик (самый дорогой и технологичный элемент в батарее, - сколько-то образованных людей тогда вообще еще мало было) требовался каждой такой пушке, - они часто действовали по одиночке.
Сверх этого для принятия на вооружение полковых пушек потребовалось вывести новую разновидность лошадей, пригодных для скоростной буксировки, и содержать их постоянно, - даже в мирное время, - на полном государственном довольствии. В принципе, подходящими по физическим возможностям были каретные лошади, развивающие максимальную скорость при движении рысью, но они стоили дорого.
Позже, эти нововведения были распространены и на полевую артиллерию, ибо стало ясно, что кадры (как человеческие, так и лошадиные) решают все. Однако артиллерийские лошади расплодились не за один день, и вся полевая артиллерия получила постоянный конский состав только на рубеже 17-18 веков, раньше всего в России, - на почве энтузиазма Петра Великого. А так же потому, что русские рабочие лошади менее европейских были пригодны для перевозки артиллерии. В России же появилась и конная артиллерия.
Однако артиллерийские лошади имели очень серьезный недостаток, - в мирное время, сколько бы оно не продолжалось, они проживали в государственных конюшнях, причем непрерывно ели казенный овес. В общем, - обременяли казну своим содержанием. Уже в советское время в России попытались было отправить их на сельхозработы в совхозы, но эта идея вышла боком, - лошади портили социалистическую собственность (плуги и телеги), в которую их пытались запрягать, и разоряли тружеников села расходами на фураж.
К началу 18-го века исчезли и толпы рабочих сопровождавших артиллерию. Солдат 16-го века был существом привередливым, держал персональную прислугу, и работать не желал. Только в некоторых армиях имелись специальные солдаты-рабочие (у испанцев - вастадоры, у французов - пионеры), но их было мало, они использовались только если надо было осуществлять инженерные работы под воздействием противника. В русской армии той эпохи иностранцев особенно удивляло именно отсутствие нонкомбатантов. Воеводы с помощью частых упоминаний какой-то, неизвестной еще в Европе, матери заставляли работать даже поместную кавалерию. Хотя, в составе "нарядов" для осуществления квалифицированных работ имелись и плотники, и инженеры. В армиях 18-го века для работ использовались сами солдаты. Подвижность полковых пушек (перетаскивание через препятствия, форсирование рек, доставка боеприпасов на позиции) было целиком на совести полка. Для обслуживания полевой артиллерии использовались солдаты из прикрытия. Только осадные пушки сопровождались саперами.
Таким образом, выявился следующий момент, - сами пушки в 18-м веке уже ни чего не стоили. При Петре их отливали иногда по 1000 штук в год, они штабелями лежали на арсеналах, в Англии их использовали в качестве балласта на кораблях. Но полевая артиллерия стоила дорого, Россия к 1725-му году имела 16000 пушек, в том числе 300 полевых, - то есть укомплектованных квалифицированными людьми и лошадьми.
В проигрышном положении оказались азиатские страны, так как богатые турки и арабы перемещались либо верхом, либо на носилках, но не в каретах. Телеги в восточных странах буксировались так же по преимуществу волами. Сделать себе артиллерийских лошадей туркам было буквально не из чего. Так что еще в начале 19-го века турецкие пушки чаще перевозились волами, что делало скорость их возки неприемлемо низкой.
Крепостная артиллерия, к которой и принадлежала львиная доля сухопутных пушек, была организована намного хуже. В большинстве случаев она обслуживалась горожанами. Канонир из городского гарнизона наводил пушки, а заряжали и стреляли ополченцы или солдаты из гарнизона. Принцип действия крепостной артиллерии по большей части и в 18-м веке оставался прежним, - пушка стреляла когда противник появлялся на линии огня.
К концу 18-го века численность крепостной артиллерии резко снижается, - пугающее количество стволов остается характерным только для турецких крепостей. Опыт обороны укреплений к этому времени уже показал бесполезность массы фальконетов на стенах, - задействована могла быть только небольшая часть из них (противник не бросался на штурм со всех сторон разом), кроме того, крепостная артиллерия всегда проигрывала не только осадной, но и полевой, - сказывалось превосходство последней в мощности и подготовке кадров. В конце 18-го века крепости, напротив, стали вооружаться небольшим количеством мощных (осадного типа) орудий, не эффективных при отражении пехоты (это возлагалось на гарнизон), но способных разрушать укрытия вражеских осадных пушек.
Таким образом, в начале 18-го века полевая артиллерия по своей мобильности и качеству кадрового состава стала приближаться к полковой, в связи с чем, роль полковой артиллерии в течение 18-го века постепенно снижалась. В период Наполеоновских войн, однако, полевые пушки все еще считались преимущественно оборонительным оружием, в то время как полковые и конные - наступательным. Но Наполеон предпринял попытку реформировать артиллерию путем замены 4-х фунтовых полковых и 12-ти фунтовых полевых орудий единым образцом универсальной 8-ми фунтовой пушки. До поражения Франции ему не удалось осуществить этот замысел в полной мере, но французы успешно применяли в наступательных действиях и несколько облегченные 12-ти фунтовые пушки.
Удешевление бомб, массовое производство артиллерийских офицеров и улучшение качества железа применяемого для изготовления осей к пушечным лафетам способствовали распространению в 18-м веке полевых гаубиц, что особенно чувствовалось в русской артиллерии. Пушечное ядро, скачущее рикошетами, поражало довольно протяженный участок местности, на котором, во время сражения, противник находился с достаточно высокой вероятностью. Перенацеливать пушки приходилось сравнительно редко, причем, вертикальная наводка применялась вяло, обычно ствол пушки ориентировали горизонтально, - "в полчеловека". Гаубица нуждалась в наведении по вертикали и горизонтали для каждого выстрела, - во всяком случае в полевом сражении. По этому, в условиях дефицита кадров, в 16-м и 17-м веках гаубицы применялись только при осаде крепостей. Они, как и мортиры, в слепую метали бомбы и брандскугели за стену, а канонир лишь периодически вмешивался, если видел, что какое-то из орудий сдвинулось и стреляет совсем уж не туда.
Рикошет до середины 19-го века все еще оставался более эффективным способом поражения живой силы противника, чем бомба. Но успех при стрельбе из пушек сильно зависел от характера местности. Если на пути ядер оказывался овраг, то они (смотря по размерам оврага) либо пролетали над ним, либо, напротив, падали в него. Так или иначе, но возникало непоражаемое пространство. Очень серьезным препятствием для ядер оказывался и вал, во время Бородинского сражения батарея Раевского была подавлена только после попадания 20000 ядер французских полевых пушек. Сильно зависела эффективность рикошетов и от свойств грунта, - по песку или по болоту ядро как мячик прыгать не могло. Исключали рикошетное движение и крупные камни. Так что, пушки имело смысл дополнять гаубицами.
Не смотря на эти соображения, смешанные батареи (пушки + единороги) были приняты только в России. В европейских странах использовались гаубицы меньшей мощности выполнявшие функции современных батальонных минометов. Кроме того, гаубичная мелочь эффективно била картечью метров на 150, перекрывая то пространство, на котором эффективность картечного огня пушек быстро снижалась.

Мобильность артиллерии.

Стратегическая мобильность артиллерии, исключая осадные орудия, во все эпохи не уступала таковой у пехоты и кавалерии, - как уже упоминалось, вся армия двигалась со скоростью обоза. Единственно, если обоз был не тележным, а вьючным, его проходимость резко повышалась, и пушки задерживали бы движение. Вьючные пушки (2-х фунтовые фальконеты, небольшие мортиры) появились во Франции в начале 16-го века.
Тактическая мобильность артиллерии долгое время была неудовлетворительной из-за характерного для бомбард большого времени перехода из походного положения в боевое. Пушки 16-го и 17-го веков не имели этого недостатка, но невозможность возки в виду противника лишала их возможности маневрировать на поле боя. Пушки 18-го века возможность двигаться по полю боя получили, так что вопрос встал уже о скорости этого движения.
Для увеличения подвижности в 18-м веке у полевых орудий численность запрягаемых лошадей была увеличена, нагрузка (с учетом веса передка) была снижена с 300 до 220-150 кг на лошадь. Нагрузка при возке полковых пушек была такой же, а для конных не превышала 128 кг. Очень существенно возросла и сила лошадей, на которых эта нагрузка приходилась. Теперь по ровному месту даже полевая пушка двигалась с такой скоростью, что расчет бегом не поспевал за ней. Конные пушки не отставали от быстрой кавалерии. Скорость движения артиллерии стала более чем достаточной. "Более чем" в данном контексте означает, что пушки (кроме конных) и не должны были двигаться так быстро. Избыточная мощность упряжки требовалась, чтобы затаскивать их на возвышенности и выдергивать из грязи.
Другой вопрос, что мобильность орудий упиралась чаще не в скорость, а в проходимость. Для легкой кавалерии барьер в 1.5 метра, ров в 4 метра, средней ширины река и средней густоты лес препятствием не являлись. Но пушка там пройти не могла. Точно так же передвижение полевых орудий не всегда было возможным там, где проходила пехота. Проблема была еще и в несущих свойствах грунта, - пушки той эпохи двигались на деревянных колесах без шин, и давление на грунт было весьма велико. Для полковых орудий это еще не составляло большой проблемы, но осадные орудия постоянно норовили провалиться в землю по самую ось. Иногда, для прохождения осадных парков саперы должны были выстроить дорогу.
По этой же причине, подвижность полковых и полевых орудий существенно разнилась не смотря на примерно равную нагрузку на лошадь. Все-таки, полевая пушка проваливалась в грязь на втрое большую глубину. Кроме того, вес полковой пушки был таков, что расчет, призвав на помощь пехоту, мог перетаскивать ее через преграды. Полковые пушки вместе с их зарядными ящиками иногда даже забрасывались во вражескую крепость через проломы в стенах. Ни чего подобного проделать с полевой пушкой было нельзя.