Общая характеристика неклассической философии. 3 страница

Общение индивидов, осуществляемое в таком мире, не является подлинным, оно лишь подчеркивает одиночество каждого. Согласно Камю, перед лицом ничто, которое делает человеческую жизнь бессмысленной, прорыв одного индивида к другому, подлинное общение между ними невозможно. И Сартр, и Камю видят фальшь и ханжество во всех формах общения индивидов, освященных традиционной религией и нравственностью; в любви, дружбе и т. п. Характерное для Сартра стремление разобличить искаженные, превращенные формы со знания («дурной веры» или «самообмана») оборачивается требованием принять реальность сознания, разобщенного с другими и самим собой. Единственный способ подлинного общения, который признает Камю, — это единение индивидов в бунте против «абсурдного» мира, против конечности, смертности, несовершенства, бессмысленности человеческого бытия. Экстаз может объединить человека с другим, но это, в сущности, экстаз разрушения, мятежа, рожденного отчаянием «абсурдного» человека.

Иное решение проблемы общения дает Марсель. Согласно ему, разобщенность индивидов порождается тем, что предметное бытие принимается за единственно возможное. Но подлинное бытие — трансценденция — является не предметным, а личностным, потому истинное отношение к бытию — это диалог. Бытие, по Марселю, не Оно, а Ты. Поэтому прообразом отношения человека к бытию является глубоко личное отношение к другому человеку, осуществляемое перед лицом Бога. Любовь, согласно Марселю, есть трансцендирование, прорыв к другому, будь то личность человеческая или божественная. Поскольку такой прорыв с помощью рассудка понять нельзя, Марсель относит его к сфере «таинства».

Прорывом мира «man» является, согласно экзистенциализму, не только подлинное человеческое общение, но и сфера художественного, философского, религиозного творчества. Однако истинная коммуникация (общение), как и творчество, несет в себе трагический надлом: мир объективности непрестанно грозит разрушить экзистенциальную коммуникацию. Сознание этого приводит Ясперса к утверждению, что все в мире в конце концов терпит крушение в силу самой конечности экзистенции, и потому человек должен научиться жить и любить с постоянным сознанием хрупкости всего, что он любит, незащищенности самой любви. Глубоко скрытая боль, причиняемая этим сознанием, придает его привязанности особую чистоту и одухотворенность.

Социально-политические позиции у разных представителей экзистенциализма неодинаковы. Так, Сартр и Камю участвовали в движении Сопротивления; с конца 1960-х годов позиция Сартра отличалась крайним левым радикализмом и экстремизмом. Концепции Сартра и Камю оказали известное влияние на социально-политическую программу движения «новых левых» (культ свободы, перерастающей в произвол). Политическая ориентация Ясперса и Марселя носила либеральный характер, а социально-политическим воззрениям Хайдеггера была присуща консервативная тенденция.

В целом экзистенциализм представляет собой умонастроение человека XX века, утратившего веру в разум исторический и научный, недаром он находился в оппозиции как к рационализму и классическому идеализму, верившим в разумную необходимость историческою процесса, так и к позитивизму. Не возлагая надежд ни на божественное провидение, ни на логику истории, ни на всесилие науки и техники и не доверяя природной мощи, экзистенциализм обращается не к силе, а к слабости — к самому человеку в его конечности. Сегодняшний человек, согласно экзистенциализму, может черпать силы только в своей слабости, он может обрести смысл своей жизни не перед лицом вечного и бесконечного, а перед лицом смерти. Освободить человека от всех надежд на то, что он может обрести свободу с помощью чего-то вне себя, и от всех иллюзий, связанных с этими надеждами, поставить его перед собой и заставить заглянуть в себя — вот та задача, которую поставил перед собой экзистенциализм.

Экзистенциалы человеческого бытия

	Ясперс	Сартр	Камю
1 Бытие в мире	Бессмысленное, враждебное к человеку бытие	Неподлинное бытие человека, потеря изначальной свобо­ды	Безразличное, жестокое, абсурд­ное бытие
2 Экзистенция	Временные душев­ные озарения, связанные с по­граничными си­туациями и ком­муникацией	Душевное напряже­ние, связанное с обретением свободы и ответственности	Бунт абсурда в завоевании инди­видуальной свобо­ды
3 Трансценденция	Удержание посто­янного душевного состояния посред­ством обращения к Богу	Утверждение личной ответственности за весь мир, как реали­зацию абсолютной свободы	Обретение коллективно-индивидуальной свободы

 

9.4. Герменевтика

Под герменевтикой (от греческого слова hermeneutike — искусство разъяснения, толкования) в широком смысле понимают теорию и практику толкования текстов. Своими корнями она уходит в древнегреческую философию, где практиковалось искусство толкования различного рода иносказаний, высказываний, содержащих многозначные символы (связано с именем древнегреческого бога Гермеса — посланника богов и толкователя их воли). Прибегали к герменевтике и христианские теологи для толкования Библии. Особое значение приобретает герменевтика в теологии протестантизма, где она рассматривается как средство выявления «истинного» смысла Священного Писания.

Как научный метод герменевтика формируется с развитием филологии и других гуманитарных наук. В ходе долгой истории этих наук в них складываются особые методы постижения их предмета, к которым можно отнести исторический, психологический, феноменологический, логико-семантический, герменевтический, структуралистский и некоторые другие. Герменевтика как изначально ориентированная на постижение смысла текста, причем постижение его как бы «изнутри», исходя из него самого, отвлекаясь от социально-исторических, психологических и иных факторов, занимает особое положение в гуманитарном познании. Ведь специфическим предметом исследования в гуманитарных науках, что отличает их от других наук, является именно текст, как особая система знаков, связанных между собой определенными отношениями. Иначе говоря, отражение действительности в гуманитарном исследовании опосредовано текстом.

Герменевтика нужна там, где существует непонимание. Если смысл как бы «скрыт» от субъекта познания, то его надо дешифровать, понять, усвоить, истолковать. Понимание и правильное истолкование понятого — таков в общем, плане герменевтический метод получения гуманитарного знания. Отсюда постижение, усвоение смысла текста являются процедурами, качественно отличными от метода объяснения природных и общественных закономерностей. Так как предметной основой гуманитарных наук является текст, то мощным средством его анализа выступает язык, слово как существенный, системообразуюший элемент культуры. Отсюда герменевтическая методология гуманитарных наук тесно связана с анализом культуры, ее феноменов.

Современная герменевтика, как она сложилась в XX веке, включает не только конкретно-научный метод исследования, применяемый в гуманитарном познании. Это и особое направление в философии. Идеи философской герменевтики были развиты на Западе прежде всего в трудах немецкого философа, представителя философии жизни Вильгельма Дильтея, итальянского представителя классической герменевтики Эмилио Бетти (1890 — 1970), одного из крупнейших философов XX века Мартина Хайдеггера, немецкою философа Ханса Георга Гадамера (1900 — 2002). В русской философии герменевтика разрабатывалась Густавом Густавовичем Шпетом (1879 — 1937).

В. Дильтей заложил основы философской герменевтики, стремясь обосновать специфику наук о духе (то есть гуманитарных наук) в их отличии от естественных наук. Такое отличие он усматривал в методе понимания как непосредственного, интуитивного постижения некоторой духовной целостности (или целостного переживания). Если науки о природе прибегают к методу объяснения, который имеет дело с внешним опытом и связан с деятельностью рассудка, то для постижения письменно фиксированных проявлений жизни, для изучения культуры прошлого, согласно Дильтею, необходимы понимание и истолкование ее явлений как моментов целостной духовной жизни той или иной эпохи, что и определяет специфику наук о духе.

Этот подход к герменевтике как общей методологии наук о духе позднее продолжил Э. Бетти (одна из его работ так и называется — «Герменевтика как общая методология наук о духе», 1962). Понимание для Бетти — это сугубо познавательная, методологическая проблема. Суть понимания он усматривает в узнавании и реконструкции смысла текста, опирающихся на его интерпретацию (истолкование). Методика интерпретации требует соблюдения канонов или правил. Сюда относятся требование соответствия реконструкции точке зрения автора текста и в связи с этим требование автономности текста как обладающего собственной логикой. Отсюда следует необходимость ввести в метод исследования принцип так называемого герменевтического круга, когда единство целого проясняется через отдельные части, а смысл отдельных частей проясняется через единство целого. Еще один канон — канон актуальности понимания — говорит о бессмысленности полного устранения субъективного фактора. Чтобы реконструировать чужие мысли, произведения прошлого, чтобы вернуть в настоящую действительность чужие переживания, нужно соотнести их с собственным «духовным горизонтом». Канон смысловой адекватности понимания, или канон герменевтического смыслового cooтветствия, направлен на интерпретатора и требует от него «собственную жизненную актуальность согласовывать с толчком, который исходит от объекта». В этих канонах Бетти усматривал критерий «правильности» и «объективности» герменевтической интерпретации.

Существенное влияние на развитие философской герменевтики оказала разработка Э. Гуссерлем идей феноменологии.

Г. Г. Шпет, будучи учеником Гуссерля, попытался соединить феноменологию с герменевтическим подходом. Введение герменевтического метода в феноменологию было обусловлено, с точки зрения Шпета, наличием в содержании направленного на предмет сознания специфической функции осмысления. Осмысление в качестве своеобразного самостоятельного акта требовало для своего осуществления определенных средств. Смысл как сущность сознания, как сложнейшее многоуровневое образование должен не только непосредственно усматриваться рациональной интуицией как нечто очевидное, но и пониматься. Понимание же обеспечивается истолкованием (интерпретацией). Именно так, через понимание и интерпретацию герменевтическая проблематика вливается в феноменологию. Герменевтика (с ее функцией осмысления и интерпретации) и феноменология (как обнаружение смысла в различных его положениях) должны быть, как считает Шпет, сплетены в деятельности в единый метод. При этом даже в ранних, собственно феноменологических работах проблема смыслообразования рассматривалась им в значительной степени со стороны его социально-исторического осуществления в явлениях культуры. А культурный опыт человечества мог быть, по его мнению, осмыслен лишь с привлечением особых герменевтических средств. В дальнейшем (в работах «Язык и смысл», «Внутренняя форма слова» и др.) Шпет в связи с пониманием и истолкованием текстов, с анализом слова все больше обращается к проблемам герменевтики.

От феноменологии Гуссерля отталкивался также М. Хайдеггер. Однако он пошел но пути онтологизации герменевтики, способствуя превращению ее в учение о бытии и тем самым закрепляя ее философский статус. Вместо гуссерлевской трансцендентальной (ориентированной на сознание) феноменологии Хайдеггер предлагает «герменевтическую феноменологию», в которой вопрос о смысле познанного равносилен вопросу о смысле существования. Понимание здесь выступает первоначальной формой человеческой жизни, а не только методологической операцией. По мнению Хайдеггера, герменевтика — это не столько правила интерпретации текстов, или методология, применяемая в науках о духе, сколько выражение специфики самого человеческого существования, ибо понимание и истолкование по сути — фундаментальные способы человеческого бытия, каковым является и сам язык.

Большое влияние на развитие идей совре­менной герменевтики оказал ученик Хайдеггера X. Г. Гадамер. В главном своем труде «Истина и метод» (1960) он изложил основы философской герменевтики, понимая ее, подобно Хайдеггеру, прежде всего как учение о бытии. «...Если мы делаем понимание предметом наших размышлений, — пишет он, — то целью, которую мы ставим себе, выступает вовсе не учение об искусстве понимания текстов, к чему стремилась традиционная филологическая и теологическая герменевтика... Понимание и истолкование текстов является не только научной задачей, но очевидным образом относится ко всей совокупности человеческого опыта в целом».

Особую роль герменевтики в современной философии Гадамер связывает с тем, что последняя не является прямым и непосредственным продолжением классической философской традиции, осознает «свое отстояние от классических образцов». Развитие герменевтики Гадамер мыслит в рамках «онтологического поворота герменевтики к путеводной нити языка». На связь герменевтики с языком указывал еще Хайдеггер. Галамер во многом следует своему учителю, в том числе и в анализе категорий, которые он использует в своем учении. Среди них прежде всего следует выделить предпонимание, традицию, предрассудок, горизонт понимания. Предпонимание — это определяющаяся традицией предпосылка понимания, поэтому оно должно выступать одним из условий понимания. Совокупность предрассудков и предсуждений, обусловленных традицией, составляет то, что Гадамер называет «горизонтом понимания». Центральным, обусловливающим все остальные, здесь является понятие предрассудка. Оно характеризуется как предсуждение, то есть «суждение, вынесенное до окончательной проверки всех фактически определяющих моментов». «Предрассудок», таким образом, вовсе не означает неверного суждения: в его понятии заложена возможность как позитивной, так и негативной оценки. Традицию, связывающую историю и современность, Гадамер считает одной из форм авторитета.

В современности живы элементы традиции, которые и были названы Гадамером предрассудками. С одной стороны, к ним относят некоторые негативные явления прошлого, которые тормозят ход исторического развития, и с другой — они суть необходимые, заложенные в языке и в способах мыслительной деятельности людей компоненты, которые влияют на их речемыслительную и понимающую деятельность и которые в связи с этим обязательно должны учитываться в герменевтических методах. Поскольку любая традиция нерасторжимо связана с языком, в нем выражается и им в определенной степени обусловлена, первейшим предметом и источником герменевтического опыта является именно язык как структурный элемент культурного целого.

Основной проблемой, как считает Гадамер, является трудность определения характера проявления в языке предпосылок понимания. Поскольку «все есть в языке», то каким образом язык сохраняет объективные и субъективные предпосылки понимания? Язык есть мир, который окружает человека, без языка невозможны ни жизнь, ни сознание, ни история, ни общество. Нас определяет язык, «в котором мы живем». Язык есть не только «дом бытия» (Хайдеггер), но и способ бытия человека, сущностное его свойство. Отсюда язык становится и условием познавательной деятельности человека. Понимание считается неотъемлемой функцией языка наряду с говорением. Вследствие этого понимание из свойства познания превращается свойство бытия, а основной задачей герменевтики становится выяснение онтологического статуса понимания как момента жизни человека. Стремясь постигнуть сущность человеческого бытия, герменевтика выступает как своеобразная философская антропология.

Герменевтический круг — метафора, описывающая продуктивное движение мысли герменевта в рамках техник герменевтической реконструк­ции. Его тематизация была осуществлена Шлейермахером, опиравшимся на достижения предшествующей филологической герменевтики. Целью работы герменевта, согласно Шлейермахеру, является вжива­ние во внутренний мир автора: через процедуры фикса­ции содержательного и грамматического плана текста необходимо создать условия для эмпатии — вчувствования в субъективность автора и воспроизведения его творческой мысли. Разрешение проблемы герменевтического круга можно опи­сать следующим образом: понимать что-либо можно только тогда, когда то. что пытаешься понять, уже зара­нее понимаешь. Но Шлейермахер еще не формулирует такого решения проблемы. Понимание для него является принципиально незавершаемой деятельностью, всегда подчиняющейся правилу циркулярности, т. е. движению по расширяющимся кругам. Повторное возвращение от целого к части и от частей к целому меняет и углубляет понимание смысла части, подчиняя целое постоянному развитию. Самопрояснение понимания проступает в ис­толковании.

 

9.5. Современные направления Западной философии:

структурализм, постструктурализм, постмодернизм

Структурализм как новый научный метод в гуманитар­ных науках, как претендующая на универсальность тео­рия в литературоведении и искусствоведении, возник в 30-е гг. XX в. Формирование философского направления связано с концепциями Соссюра, американской школы се­миотики, русского формализма, структурной антропологи­ей К. Леви-Стросса (1908 г. р.), структурного психоанали­за Ж. Лакана (1901-1981), структуры познания М. Фуко (1926-1984) и др. Обобщенно, структурализм — попытка выявить глубинные универсальные структуры, которые про­являются в социуме на всех уровнях: начиная с бессозна­тельных психологических моделей, артефактов — до ис­кусства, философии, математики, литературы, архитекту­ры, языка и т. д. Эти универсальные структуры общества выявляют, изучая мифы, интерпретируя бессознательное с точки зрения его текстуального характера, укорененного в языке. Задача философии — заниматься поисками скры­тых связей между социальными институтами, идеями, обы­чаями и отношениями власти, пытаться раскрыть коды знания общества, которые находятся в постоянном процес­се трансформации.

Структуралистов объединяет общая методологическая установка на принятие структурного анализа в качестве ведущего метода исследования. Приоритетным считается изучение не содержания, а формы, не элементов, а связей между элементами. Структуралисты полага­ют, что научное социально-гуманитарное познание должно опи­раться на методы естественных и точных наук, поскольку куль­турное образование рассматривается как аналогичный природ­ному объект. Особенность культурного объекта в том, что он обладает глубинной структурой, созданной коллективным бес­сознательным, и является основой той или иной знаково-символической системы.

Философы обосновывают структуралистский подход, рас­пространяя его на понимание культуры в целом. [Суть фило­софского структурализма заключается в идее о том, что основу культурных объектов образует структура, понимаемая как сово­купность объединяющих элементы связей и отношений, кото­рые безличны, непосредственно не наблюдаются и не осозна­ются, инвариантны, т. е. остаются неизменными, хотя их про­явления разнообразны и изменчивы. Культура устроена по принципам организации и функционирования естественного языка. Она сама является языком в широком смысле — слож­ной, знаково-символической системой. Ее структуры, остава­ясь по большей части скрытыми от человека, тем не менее на­правляют его деятельность, подобно тому как формы языка организуют повседневное речевое общение. Господин Журден из пьесы Мольера говорит прозой, не подозревая об этом. Структуралисты называют ложным классический образ челове­ка — сознательного творца культуры, субъекта, рационально определяющего строй жизни. Заостряя свою позицию, структу­ралисты утверждают: говорит не человек, а язык, действует не личность, а безличная структура. В этом смысле истолковыва­ются получившие скандальную известность высказывания М. Фуко о «смерти субъекта», «смерти человека». Такого рода воззрения структуралистов характеризуются как «теоретический антигуманизм». Философский структурализм является в значи­тельной степени реакцией на субъективизм и индивидуализм экзистенциалистов, идеи которых, особенно Ж. П. Сартра, приобрели во Франции 50—60-х годов XX в. формы политиче­ского радикализма и были весьма популярны. По мнению структуралистов, экзистенциализм есть крайнее проявление укоренившейся в классической философии иллюзии того, что человеческий мир строится на самосознании субъекта. Начало заблуждению положил Декарт, выдвинув тезис: «Мыслю, сле­довательно, существую» («Cogito ergo sum»).

Французский этнограф и культуролог К. Леви-Строс стал основателем философского структурализма, создателем кон­цепции структурной антропологии. Его основной труд так и называется «Структурная антропология» (1958). Он дает фи­лософское истолкование метода структурного анализа, разрабо­танного филологами, и применяет его к исследованию перво­бытных обществ. Ученый рассматривает системы родства, брачные правила, обычаи, ритуалы, мифы и т. д. как языки, способы общения, информационные коды. В их осно­ве — структура, наиболее общим принципом которой является бинарное отношение: холодное - горячее, священное - профанное, живое - мертвое, свое - чужое, сырое - вареное и т. д. По Леви-Стросу, бинарность есть принцип организации культуры как таковой, поскольку само человеческое бытие из­начально противоречиво. Философ полагает, что первобытные общества, в отличие от современных, сохранили способ гармо­ничного сочетания противоречий, который он называет сверх­рационализмом. Это свойственное мифу соединение рациона­льного и чувственного начал, при котором происходит опосре­дование противоположностей. Так, связующее звено между живым и мертвым предстает в образе ворона — живого сущест­ва, питающегося падалью. Бессознательные структуры разума, данные от природы, бинарны. Современному человеку надо понять поверхностность и ограниченность его рационализма, поймать свою природу и восстановить утраченную гармонию противоположностей.

Французский психоаналитик и философ Ж. Лакан утверждает, что бессознательное подлежит научному изучению, а его болез­ненные проявления — психотерапии, потому что «бессознательное структурировано как язык» и непосредственно связано с языко­вым выражением. Собственно, в пределах языка, образующего сферу символического, в основном протекает жизнь человека. Вне ее — «реальное», к которому у человека нет непосредствен­ного выхода, и «воображаемое» — область неустойчивых субъек­тивных образований.

Претензии структуралистов на построение строго научной методологии социально-гуманитарного знания во многом не оправдались, так как ее применение давало слишком абстракт­ные результаты, к тому же плохо поддающиеся проверке. Ре­дукционистская, по сути, попытка понять культуру, сведя ее к ограниченному набору связей и отношений, не удалась. В 70-е годы на смену структурализму приходят постструктура­лизм и постмодернизм.

Критика струк­турализма (по вопросам субъекта, историзма, смысла фи­лософии) является радикализацией акта деятельности. Так, критика субъекта — это выражение того, что он не облада­ет целостным сознанием, а обусловлен бессознательными структурами языка. Соответственно последующие «крити­ки» касались знаковости, коммуникативности и целостно­сти структуры. Основные критики - Лакан, Деррида, Фуко, Барт, Делез, Лиотар — при всем разнообразнии позиций, работали на обоснование нового принципа мышления, в котором основные параметры связаны с символом, знаком, пониманием Другого, воображением, дебиологизацией фрей­дизма, представлением субъективности как лингвистичес­кого продукта, личности как литературной условности, тео­рией социального текста и контекста культуры, манерой письма и др. Развивая идеи структуралистской бинарной оппозиции в различных областях человеческой жизни («гос­подство- подчинение», «означающее—означаемое», «язык-речь», «природа-культура»), постструктурализм заменяет их понятиями плюральности, множественности, не осно­ванной на каком-то единстве. Образно это выражено в тер­мине Ж. Делеза и Ф. Гваттари «ризома» как принципи­ально ином способе распространения множественности и «движения желания» без определенного направления и предсказуемости. Это — метафора современной культуры, с ее отрицанием упорядоченности и синхронности. Мир как ризома уничтожает универсализм, как и смысл бинар­ных оппозиций. Постструктурализм предложил процессы и процедуры децентрации, детерриториализации, декон­струкции, которые были ассимилированы постмодерниз­мом. Так, децентрация — это когда центр, управляя струк­турой, не структурирован, он находится внутри структуры и вне ее. В экономике — децентрация производства, в куль­туре — отказ от этноцентризма в пользу равноправия куль­тур, внимания к «другому».

Постмодерн представляет собой сложный, неоднородный со­циокультурный и философский феномен, утвердившийся в за­падном обществе к 70—80 годы XX в. Являясь интердисципли­нарным термином (введенным в употребление Р. Паннвицем в 1917 г.), постмодерн понимается: как специфическая филосо­фия искусства, возникшая из «духа модернизма» — направления в искусстве и литературе кон. XIX в.; как форма самоидентифи­кации западноевропейской культуры; как образ жизни, система ценностного мироощущения и модель отношения к миру, сло­жившиеся в постиндустриальном обществе; как комплекс фило­софских и социальных идей, характеризующих «новейшее» время. Возникший в послевоенной Европе, постмодерн обозна­чил новую социокультурную ситуацию — радикальный разрыв с прошлым, ревизию всех культурных проектов, включая фило­софские. Противопоставление прошлому вошло с приставкой «пост» — постсовременность, постколлективизм, постэкономиче­ская, постцивилизационная эпоха.

Теоретики постмодерна: Ж.-Ф. Лиотар, М. Фуко (поздний), Ж. Деррида, Р. Барт (поздний), Ф. Гваттари, Ж. Делез, Р. Рор-ти, Ж. Бодрийяр. Многие постмодернисты — филологи по об­разованию и литераторы (У. Эко), что в немалой степени определило внимание к тексту, его художественному и эссеистскому характеру, равноправию его элементов, существующих в виде языковых игр.

Исторически постмодерн обозначил переход от Нового (modern) времени к современности (modernity) и выступил оп­понентом философских и культурных ценностей, сложившихся в рамках рационального менталитета XVIII в. Эпоха Модерна имеет европоцентристский характер и восходит к античным истокам (Лиотар считает первым модернистом Аристотеля). Основными параметрами модерного общества следует считать индустриализацию, урбанизацию, индивидуализм, секуляриза­цию, массовость, стандартизацию и специализацию. В теорети­ческой сфере важнейшими элементами проекта модерн явля­ются просветительский разум (рационализм), фундаментализм поиск незыблемых оснований и стремление к определенно­сти), универсализм объяснительных схем и обобщающих тео­рий. Для века Разума характерны вера в прогресс и непрерыв­ное обновление, гуманизм, освобождение, революция, т. е. то, что постмодерн отвергает и считает опасным утопизмом.

Социально-исторически постмодерн — это «культурная ло­гика позднего капитализма». В этом отношении постмодерн выступает как «неуправляемое возрастание сложности» (Ж.-Ф. Лиотар), «эра усиливающегося беспорядка, имеющая глобальную природу» (Дж. Фридман). Информационная куль­тура явилась важнейшим фактором становления постмодерна, обусловившим переход от производства вещей (модерн) к про­изводству знаков, символов, информации.

Ценностные ориентации постмодерна совершенно иные, нежели модернистские. Если модерн считал основными ценно­сти свободы (liberty), равенства, братства, а также идеал «со­вершенного общества» и «совершенного человека», то в пост­модерне ими выступают свобода (freedom), разнообразие, толе­рантность и взгляд на общество, где «все авторы и актеры» (Луман). Ключевыми понятиями постмодерна являются плюра­лизм и деконструктивизм, предполагающие решительный отказ от идей целого, универсального и абсолютного, от «гранд-нарративов» («больших повествований» и научных описаний), рав­но как и от аналитических процедур поиска смысла. Тем са­мым создается «провокативный» образ науки, исчерпавшей себя в необходимости доказывать доказательство, освобождать от предрассудков, легитимировать знание в научных эксперти­зах, пользоваться спекулятивной диалектикой. Однако постмо­дерн не отказывается от возможности новых «нарративов», та­ких как перфоманс (performanse) — текущая событийность, ситуативность; симулакр (творческий монтаж имитированной реальности); эффективность (а не истина); язык и коммуника­ция как источник легитимации знаний; актуальность задач, от­носящихся к «здесь и теперь».

Интеллектуализм постмодерна влечет за собой релятивное, иррациональное, нигилистское отношение к достижениям куль­туры. «Смысл не принадлежит ни высоте, ни глубине. Все про­исходит на поверхности» (Лиотар). «Ничто не слишком», «За­быть!», «Ничто не гарантировано», «Говорю — значит, сущест­вую», «На том стою, но могу как угодно».

Постмодерн много сделал для того, чтобы освободить мыш­ление от упрощающих схем, застывших стереотипов, отживших мифологем, ограниченности позитивистской картины мира, про­тивопоставив им творческое воображение, историко-философскую эрудицию, литературный талант, метафоричность. Вместе тем сокрушительная критика традиционных ценностей, норм регулятивов ведется для того, чтобы освободить место новому образу потребителя культуры, для которого информация — куль­товая ценность. Тем самым постмодерн проявил себя как мощ­ная форма отчуждения человека от целерационального проекти­рования и социального действия.