Июня 1767 года Открытие заседаний Уложенной комиссии. Очередное несостоявшееся представительное учреждение России.

В годы правления Екатерины Великой было окончательно покончено с петровским идеалом «регулярного государства» с равными обязанностями и равным бесправием всех сословий перед верховной властью. При ней дворяне получили все, что хотели, включая право на созыв дворянских уездных и губернских собраний (по «Жалованной грамоте дворянству» 1785 года).

В первые годы своего правления Екатерина II была готова даже пойти на некоторое ограничение самодержавной власти. В августе 1762 года по инициативе ее ближайшего советника Никиты Панина был подготовлен документ о создании Верховного Императорского Совета с законодательными правами. Но когда в работе созванной правительством Уложенной комиссии выяснилось, что дворянству в основной его массе абсолютно чужды идеи представительной власти, она приостановила действие этого уже подписанного указа. Столь же быстро Екатерина II рассталась с другими своими либеральными проектами о создании в стране «третьего сословия» и отмене крепостного права, когда на заседании той же Уложенной комиссии 1767года выяснилось, что дворяне будут горой стоять за свои крепостнические права и сословные привилегии. Поэтому в годы ее правления наряду с безусловно прогрессивными законами, способствующими развитию русской промышленности и торговли, принимались по сути «азиатские» указы, запрещавшие крестьянам жаловаться на своих господ (1767 года) или предоставлявшие помещикам право ссылать своих крепостных на каторжные работы (1765 года).

(М. Зайцев. Екатериниская комиссия. 1767 год.)

17 сентября 1773 года – 10 января 1775 года. Крестьянская война под предводительством Е.И. Пугачёва. «Пугачёвский бунт».

Хорошо понимая шаткость своих прав на российский престол и всецело завися от поддержки господствующего дворянского сословия, Екатерина II в своей деятельности проводила четкую грань между своими либеральными воззрениями и собственной политической практикой, трезво оценивая неподготовленность страны к более радикальным переменам. К тому же реформаторский настрой императрицы Екатерины II был сильно поколеблен крестьянской войной под предводительством Емельяна Пугачева. Это выступление широких народных масс наглядно показало, какие разрушительные процессы дремлют в обществе, и как опасно резко ломать уже сложившиеся социально-политические структуры. Восставшие крестьяне жили идеалами «народной правды» и «народного царя», будущее страны представляли себе в виде «мужицкого царства» при непременном истреблении дворян, уничтожении государственных институтов и, соответственно, «господской культуры».

В случае победы Емельяна Пугачева Россия оказалась бы отброшенной в допетровские времена, даже не к эпохе Московского царства, а дальше, к временам общинной демократии. Это только некоторые историки могли утверждать о фатальной обреченности крестьянских выступлений. Однако Екатерина II была сильно напугана «Пугачевским бунтом». Действительно, трудно представить, что бы случилось со страной, если бы войска Пугачева прорвалась в центральные крепостнические районы страны в то время, когда армия была занята войной с Турцией. Представленная картина Василия Перова пытается передать одну из сцен «Пугачёвского бунта»

(В. Перов. Суд Пугачёва. 1879)

На крыльце помещичьего дома сидит Пугачев, окруженный толпой своих приближенных, разбойничьи лица которых чрезвычайно характерны. Идет церемония присяги, которую производит жалкий, несчастный, трясущийся от страха священник. На дворе, перед Пугачевым, скучена толпа народа, в первых рядах которой стоит помещичье семейство, члены которого кто с отчаянием, кто с твердостью и мужеством ожидают решения своей участи. На заднем плане на зловещем фоне пожара вырисовываются силуэты виселиц. Предводителю восстания противопоставлена гордая, властная помещица, с гневом взирающая на «Емельку». В лже-Петре III чувствуется человек большой воли, ума и темперамента.

Давая оценку кровавой расправе над восставшими крестьянами Следует признать, что Екатерина II проявила в своей государственной деятельности больший политический прагматизм, чем Петр I. Она быстрее его убедилась в тщетности попыток полнейшей европеизации российского общества. В беседе с гостившим у нее французским философом Дидро она как-то заметила: «Я вполне понимаю ваши великие начала, только с ними хорошо писать книги, но плохо действовать. Вы имеете дело с бумагой, которая все терпит, а я, бедная императрица, имею дело с людьми, которые почувствительнее и пощекотливее бумаги».