Июня 1740 года. Казнь русского патриота Артемия Волынского за его попытку смещения Эрнста Бирона и поддержку цесаревны Елизаветты Петровны.

Засилью иностранцев при российском дворе и борьбе с этим злом русских патриотов посвятил свою поэму Кондратий Рылеев, дав в ней идеализированный образ первого министра Артемия Волынского, дерзнувшего указать императрице Анне Иоанновне на злоупотребления её любимца Бирона.

«Не тот отчизны верный сын,

Не тот в стране самодержавья

Царю полезный гражданин,

Кто раб презренного тщеславья!

Пусть будет муж совета он

И мученик позорной казни,

Стоять за правду и закон,

Как Долгорукий, без боязни.

 

Пусть будет он, дыша войной,

Врагам, в часы кровавой брани,

Неотразимою грозой,

Как покорители Казани.

Пусть удивляет… Но когда

Он всё творит то из тщеславья:

Беда несчастному, беда!

Он сын не славы, а бесславья.

 

Глас общий цену даст делам;

Изобличатся вероломства –

И на проклятие векам

Предастся раб сей от потомства.

Не тот отчизны верный сын,

Не тот в стране самодержавья

Царю полезный гражданин,

Кто раб презренного тщеславья!

 

Но тот, кто с сильными в борьбе

За край родной иль за свободу,

Забывши вовсе о себе,

Готов всем жертвовать народу.

Против тиранов лютых твёрд,

Он будет и в цепях свободен,

В час казни правотою горд

И вечно в чувствах благороден.

 

Повсюду честный человек,

Повсюду верный сын отчизны,

Он проживёт и кончит век,

Как друг добра, без укоризны.

Ковать ли станет на граждан

Пришлец иноплеменный цепи:

Он на него – как хищный вран,

Как вихрь губительный из степи!

 

И хоть падёт – но будет жив

В сердцах и памяти народной

И он и пламенный порыв

Души прекрасной и свободной.

Славна кончина за народ!

Певцы, герою в воздаянье,

Из века в век, из рода в род

Передадут его деянье.

 

Вражда к тиранству закипит

Неукротимая в потомках, −

И Русь священная узрит

Власть чужеземную в обломках». −

Так, сидя в крепости, в цепях,

Волынский думал справедливо;

Душою чист и прав в делах,

Свой жребий нёс он горделиво.

 

Стран северных отважный сын,

Презрев и казнью и Бироном,

Дерзнул на пришельца один

Всю правду высказать пред троном.

Открыл царице корень зла,

Любимца гордого пороки,

Его ужасные дела,

Коварный ум и нрав жестокий.

 

Свершил, исполнил долг святой,

Открыл вину народных бедствий,

И ждал с бестрепетной душой

Деянью правому последствий…»

(Поэты-декабристы. Сборник. – М.: Художественная литература, 1986. – С. 209 – 211.)

 

Здесь самое время указать на то, что художественный образ не всегда соответствует истинной сути указанного исторического лица. Так, и Артемий Волынский в реальной жизни не был вовсе человеком кристальной души. Он запятнал себя лихоимством, казнокрадством и прочими, как бы сейчас сказали, злоупотреблениями, служебным положением. Хотя, конечно, его смелый патриотический поступок заслуживает всяческого уважения.

(В. Якоби. А.П. Волынский на заседании кабинета министров)

 

С другой стороны, на наш взгляд, не следует преувеличивать влияние немцев-иностранцев на российские дела. Ведь империя сама по себе является иннациональным образованием, где присутствие лиц, как бы мы сейчас сказали, некоренной национальности вовсе не является чем-то исключительным. Можно проследить и на примере других стран в близкую историческую эпоху, что такое явление, как занятие лицами иностранного происхождения руководящих государственных постов, встречается в истории других европейских государств. Кому не известно, что долгие годы политику Франции вершили королевские фавориты родом из Италии − маршал Кончини и кардинал Мазарини.

Подобное становилось возможным, когда мощь феодальной аристократии была основательно подорвана, но не сломлена окончательно, и абсолютизм нуждался во всецело преданных слугах, не связанных родственными узами с местной знатью. Это и создавало почву для проникновения в высшие правительственные сферы лиц иностранного происхождения. Только в России по причине ее особых условий (большого наплыва иностранных специалистов на русскую службу) данное явление приобрело слишком гипертрофированный характер. Но это не дает никаких оснований говорить о полном подчинении российской политики чуждым ей австрийским или прусским интересам, как написал в своём романе «Слово и дело» известный писатель Валентин Пикуль.

Более беспристрастный взгляд на «бироновщину» позволяет заявить, что выходцы из захудалых германских княжеств, заполонившие двор Анны Иоанновны, не питали особых ностальгических чувств по утраченному фатерланду. Всему хорошему в своей жизни они были обязаны России, где обрели знатность и богатство. Действительно, Бирон, Остерман, Шемберг и другие были взяточниками и казнокрадами, как, впрочем, и их русские коллеги − князья Черкасские, Салтыковы, Бестужевы и прочие, но врагам России они не служили. Более того, они участвовали в проведении политики, направленной на закрепление позиций России в Польше и Прибалтике, сделали попытку продвижения к теплому Черному морю.

Точно так же, сама Анна Иоанновна в области внутренней политики продолжила линию своих предшественников на некоторое облегчение положения дворян, освободив их от пожизненной службы государству, ограничив её определённым сроком. Для дворянских недорослей был открыт Шляхетский корпус, окончив который они сразу становились офицерами, а не тянули, как в прежние времена, по несколько лет солдатскую лямку. Был изменен петровский закон о наследовании помещичьих имений. Если раньше все доставалось старшему сыну, а остальные должны были искать себе пропитание на военной или гражданской службе, то теперь хозяин имения получил право распределять свое имущество между всеми членами семьи.