— Что насчет других животных? — спрашивает Лиз.
— Как консультант ОДЖ, ты, конечно, в большинстве случаев будешь иметь дело с собаками, но наш отдел занимается всеми домашними животными: кошками, свиньями, изредка змеями, морскими свинками и т.д. Хуже всего с рыбками — они так быстро умирают, что большую часть времени просто плавают туда-сюда.
В этот момент Сэди протискивает свою голову в кабинет Джози.
— Ты ведь не забыла?
— Нет, но сейчас я занята, Сэди, — отвечает Лиз. Сэди опускает голову и выскальзывает за дверь.
Джози смеется, затем шепчет:
— Знаешь, ты не сможешь взять домой всех собак.
— Я все слышу! — отзывается Сэди из другой комнаты.
— И ты обнаружишь, что у всех у них прекрасный слух, — говорит Джози. – Давай найдем тебе кабинет, Лиз.
Следующим подопечным Лиз после Сэди становится маленький неуверенный чихуахуа по имени Пако.
— А где Пит? — спрашивает Пако, его маленькие глубоко посаженные глазки бегают по новому кабинету Лиз без окон.
— Мне жаль, но ты, вероятно, не увидишь Пита в ближайшее время. Он все еще на Земле, — говорит Лиз Пако.
— Ты думаешь, Пит злится на меня? – спрашивает Пако. – Я иногда писаю ему в ботинки, когда он оставляет меня дома одного слишком надолго, но не думаю, что он замечает это. А может, замечает? Думаешь, он замечает? Я плохой, плохой пес.
— Я уверена, что Пит не злится на тебя. Ты не можешь увидеть его, потому что ты умер.
— Оу, — тихо произносит Пако.
«Наконец-то», — думает Лиз про себя.
— Теперь ты понял? – спрашивает Лиз.
— Думаю, да, — говорит Пако, — А где Пит?
Лиз вздыхает. Через мгновение она начинает свое объяснение еще раз.
— Ты знаешь, Пако, долгое время я не была уверена, где я нахожусь…
* * *
Когда Лиз уходит с работы этим вечером, Сэди провожает ее до машины Бетти.
— Кто это? — спрашивает Бетти.
— Это Сэди, — говорит Лиз. Затем она понижает голос: — Все в порядке?
Сэди ожидающе смотрит на Бетти.
Бетти улыбается:
— Похоже, Сэди уже все решила.
Сэди облизывает лицо Бетти.
— Ой! Добро пожаловать в семью, Сэди. Я Бетти.
— Привет, Бетти! — Сэди прыгает на заднее сиденье. – Я говорила, что меня назвали в честь песни группы Beades? На самом деле, мое полное имя Сексуальная Сэди, но можешь не называть меня Сексуальной, если не хочешь. Мне кажется, это немного самоуверенно, ты не думаешь?
— Что она сказала? — спрашивает Бетти у Лиз.
— Сэди сказала, что ее назвали в честь какой-то песни Beades, — переводит Лиз.
— Конечно, я знаю эту песню. — Бетти поет. — Сексуальная Сэди, что ты наделала? Что-то вроде этого, верно?
— Это та самая песня! – говорит Сэди. — Это точно она! – Она кладет лапу на плечо Бетти. — Бетти, ты гений!
Сэди лает в такт песни.
Лиз смеется снова, милым сверкающим смехом.
— Какой у тебя чудесный смех, Лиз, — произносит Бетти. — Не уверена, что слышала его прежде.
Колодец
Несмотря на скромную зарплату в ОДЖ, Лиз быстро возвращает Бетти все Вечные назад. Вскоре она обнаруживает, что накопила достаточную сумму, но тратить их в действительности не на что. Она живет с Бетти и платит небольшое количество денег за комнату, и ей не нужна медицинская страховка, страхование машины, дома или любые другие виды страхования; ей не надо собирать на первоначальный взнос за дом, пенсию или колледж для нее или ее детей, пышную свадьбу, «черный день» или что-нибудь еще. Она может купить машину, но какой в этом смысл, если она никуда не может поехать?
«Когда тебе не нужно готовиться к долгой жизни, старости, болезням или детям, тратишь не так уж много», — думает Лиз, вздыхая.
— Олдос, — спрашивает Лиз во время их ежемесячной встречи, — что я должна делать со всеми этими Вечными?
— Купи что-нибудь приятное, — предлагает Олдос.
— Например?
Олдос пожимает плечами:
— Дом?
— Мне не нужен дом. Я живу с Бетти, — отвечает Лиз. – Какой смысл ходить на работу, если мне не нужны Вечные?
— Ты ходишь на работу, — делает паузу Олдос, — потому что тебе это нравится. Это называется призвание.
— О-о, понимаю.
— Тебе ведь нравится твоя работа, не так ли, Элизабет?
— Нет, — отвечает Лиз после секундного размышления, — я люблю ее.
Прошло чуть больше месяца с тех пор, как Лиз нашла свое призвание. К тому моменту она стала известна как один из лучших консультантов Отдела домашних животных. Она была в редком и вызывающем зависть положении – она добилась успеха в своей работе и ей нравилось заниматься ею. Работа помогла пройти остатку лета достаточно быстро. Работа не давала ей думать о том, что она мертва. Она проводила за работой долгие часы, и оставалось совсем немного времени, которое она тратила на Бетти, Сэди и Тэнди. Лиз извинилась перед Тэнди вскоре после того, как начала работать в ОДЖ, и быстро была прощена. Лиз пыталась не думать о своих родителях и прежней жизни на Земле. Большую часть времени ей это удавалось.
Лиз даже убедила Тэнди взять чиахуахуа Пако. Тэнди была настроена скептически.
— Ты уверена, что это собака? Больше похоже на маленькую крысу, чтоб меня.
Пако тоже был настроен скептически.
— Я не хочу показаться грубым, — сказал он, — но почему ты не Пит?
— Потому что я – Тэнди. Ты можешь думать обо мне, как о новом Пите.
— О, — произнес Пако, подумав, — кажется, я наконец понимаю. Ты говоришь, что ты умерший Пит. Это так?
Пако утонул в детском бассейне, о чем он, по-видимому, в очередной раз забыл.
— Конечно, ты можешь думать обо мне таким образом, если тебя это устраивает. — Тэнди осторожно похлопывает Пако по голове.
Вечерами после работы две девочки выгуливают Пако и Сэди в парке рядом с домом Лиз. В один из этих вечеров Лиз спрашивает Тэнди:
— Ты счастлива?
— Нет смысла грустить, Лиз, — пожимает плечами Тэнди, — погода здесь хорошая, и мне нравится быть на ТВ.
— Помнишь, как я думала, что все это сон? – спрашивает Лиз. – Поверить не могу, что когда-то думала так, потому что теперь все, что было на Земле, все, что было прежде… Иногда кажется, что это и был сон.
Тэнди кивает.
— Иногда, — говорит Лиз, — я задаюсь вопросом: неужели есть только это? Наша работа, прогулки с собаками, и все.
— Что в этом плохого? — спрашивает Тэнди.
— Неужели тебе никогда не хотелось чуточку приключений, Тэнди? Немного романтики?
— Разве смерть для тебя не достаточно большое приключение, Лиз? — качает головой Тэнди. — Лично с меня хватит приключений.
— Да, — в конце концов отвечает Лиз, — наверное, ты права.
— Я думаю, что ты уже находишься в приключении и даже не подозреваешь об этом, — говорит Тэнди.
И еще одна вещь не выходит у Лиз из головы. На следующей неделе отцу Лиз исполняется сорок пять. За несколько месяцев до его дня рождения Лиз была в мужском отделе «Лорд и Тейлор» с Зоуи. В то время как Зоуи выбирала шелковые боксеры для своего бойфренда Джона на День святого Валентина (С крошечными светящимися амурами или с парочками белых медведей, слившихся в бесконечном поцелуе?), Лиз обнаружила кашемировый свитер цвета морской волны, точно под цвет глаз ее отца. Свитер стоил сто пятьдесят долларов, но был абсолютно совершенен. У Лиз были деньги, сэкономленные за несколько месяцев работы няней. Логическая часть ее мозга начала протестовать. «Сейчас и близко не день рождения твоего отца», — говорила она. «Это немного экстравагантно», — настаивала она. «Может быть, ты уговоришь маму за него заплатить», — дразнила она. Лиз проигнорировала ее. Она знала, что если не купит этот свитер прямо сейчас, то, вероятнее всего, его не будет, когда она вернется. Лиз даже в голову не приходило, что ее тоже может не быть здесь. Кроме того, она не хотела, чтобы его покупала мама — она хотела купить его сама. В этом было что-то гораздо более честное. Она сделала глубокий вздох, выложила деньги на прилавок и купила свитер. Как только она вернулась домой из торгового центра, она завернула свитер и подписала открытку. Она спрятала пакет в узком пространстве под неплотно сидящей доской в своей гардеробной, где, она была совершенно уверена, его никто никогда не найдет.
Из всех вещей, что могли бы беспокоить Лиз, мысль о том, что ее отец, возможно, никогда не получит свитер, иррационально мучает ее. Ее папа никогда не узнает, что она потратила сто пятьдесят собственных долларов на него. Ее отец мог переехать из их дома, так и не отыскав ее подарок, не узнав, что Лиз любила его так сильно, чтобы купить идеальный свитер цвета морской волны. Он будет оставаться спрятанным, в конечном счете привлекать моль и превращаясь в обрывки кашемира цвета морской волны. «Такой прекрасный свитер, — подумала Лиз, — не заслуживает такого трагического конца». Она знает, что контакт является незаконным, но отказывается верить, что получение одного незначительного свитера ее отцом может принести много проблем. Во всяком случае она уверена, что это облегчит скорбь ее отца.
Итак, уже во второй раз Лиз решается на погружение в Колодец. У нее уже есть оборудование, и на этот раз есть действительно веская причина. Кроме того, жизнь лучше, когда в ней есть маленькое приключение.
Лиз добирается на пляж к закату. Погружение в Колодец — это самая амбициозная вещь, которую Лиз когда-либо предпринимала. Она точно не знает, насколько там будет глубоко или что она может там найти, когда доберется до самого глубокого места. Лиз отбрасывает эти сомнения в сторону. Она проверяет давление на своем бесконечном баллоне в последний раз и начинает плыть.
Чем глубже Лиз погружается, тем темнее вода вокруг. Повсюду она чувствует присутствие других людей. Предположительно, они также направляются к Колодцу. Иногда она различает размытые пятна и странные шорохи, придающие ее спуску жуткое, настойчиво звучащее в ушах чувство. Наконец-то Лиз достигает Колодца. Это самое печальное и тихое место, в котором она когда-либо бывала. Он выглядит как открытый сток на дне раковины. Интенсивный свет льется наружу из отверстия. Лиз смотрит на освещенный край. Она может увидеть свой дом на Кэрролл-драйв. Дом кажется побледневшим, как акварельная картина в лучах заходящего солнца. На кухне семья Лиз садится ужинать.
Лиз говорит в Колодец. Ее голос звучит искаженным от пребывания под водой. Она знает, что должна выбирать слова осторожно, если хочет, чтобы ее поняли. «ЭТО ЛИЗ. ПОСМОТРИТЕ ПОД ПОЛОМ В ГАРДЕРОБНОЙ. ЭТО ЛИЗ. ПОСМОТРИТЕ ПОД ПОЛОМ В ГАРДЕРОБНОЙ».
В старом доме Лиз все краны одновременно включаются: каждый душ и каждая раковина, посудомоечная машина, даже в туалете булькает. Семья Лиз смотрит друг на друга в недоумении. Люси настойчиво лает.
— Странно, — говорит мама Лиз, вставая, чтобы выключить кухонную раковину.
— Должно быть, что-то случилось с водопроводом, — добавляет отец Лиз, прежде чем уйти выключать душ и раковину в ванной. Только Элви остается сидеть за столом. Он слышит слабый пронзительный звук, идущий из смесителей, хотя не в состоянии определить, что это такое. В это время в Колодце Лиз наблюдает, как он заправляет волосы за уши. «Его волосы такие длинные, — думает Лиз. — Почему никто не стрижет его волосы?»
Закрыв все краны, родители Лиз возвращаются к столу. Где-то через пять секунд вода снова начинает течь.
— Будь я проклят, — говорит отец Лиз, поднимаясь во второй раз, чтобы выключить воду. Мама Лиз встает, когда Элви неожиданно отодвигает свой стул от стола.
— СТОЙТЕ! — кричит он.
— В чем дело? — спрашивает мама Лиз.
— Тихо! — говорит Элви с удивительным для человека восьми лет авторитетом. – И пожалуйста, не трогайте раковины.
— Почему? — в унисон спрашивают родители Лиз.
— Это Лиззи, — тихо произносит Элви, — я думаю, что могу слышать Лиззи.
В этот момент мать Лиз начинает рыдать. Отец Лиз смотрит на Элви.
— Это какая-то шутка? — спрашивает он.
Элви прикладывает ухо к водопроводному крану. Он пытается различить голос Лиз.
«ЭЛВИ, ЭТО ЛИЗ. ЕСТЬ КОЕ-ТО ДЛЯ ПАПЫ ПОД ДОСКОЙ В МОЕЙ ГАРДЕРОБНОЙ».
Элви кивает:
— Я скажу ему. Ты в порядке?
У Лиз нет шанса ответить. В этот момент сверху на нее падает сеть, и ее тащит к поверхности. Молотя руками и ногами, Лиз пытается освободиться. Ее усилия бесполезны. Чем больше она сопротивляется, тем сильнее затягивается сеть. Лиз быстро понимает безнадежность побега. Она вздыхает, принимая свое поражение с изяществом. По крайней мере, возвращение к берегу будет быстрее, чем если бы она плыла сама.
Сеть тянет Лиз к берегу с поразительной скоростью, почти как водная горка в обратном направлении. Лиз беспокоится, что может получить кессонную болезнь. Вскоре она понимает, что в сети, кажется, работает система поддержания давления. «Как странно, — думает Лиз, — что на Другой стороне столь совершенные технологии сетей. Что заставляет цивилизацию разрабатывать сложные сети?» Лиз заставляет себя выбросить все мысли из головы и сосредоточиться на происходящем. Несмотря на то, что ее захватили, Лиз находится в приподнятом настроении. У нее есть вполне обоснованная уверенность, что ее миссия увенчалась успехом. Конечно, никто не готовил ее к столь странному способу общения из Колодца: громкие смесители, лишенный эмоций голос Лиз, звучащий как разгневанный чайник. Так вот что значит — быть призраком?
Лиз цепляется пальцами за сетку. Она задается вопросом, куда ее тащат. Очевидно, ее маленькое путешествие втянуло ее в неприятности. Но учитывая все обстоятельства, она рада, что пошла. Достигнув поверхности, Лиз готовится к встрече с холодным ночным воздухом. Даже в своем дорогом гидрокостюме она начинает дрожать. Лиз стягивает с себя маску для дайвинга и видит на воде белый буксирный катер. Она едва может разглядеть темноволосого мужчину, стоящего на палубе. Когда ее подтягивает ближе, Лиз видит, что он носит солнцезащитные очки, хоть сейчас и ночь. Она определяет, что он, вероятно, старше ее, но моложе, чем Кертис Джест. Конечно, определение реального возраста непростое дело, особенно на Другой стороне. Мужчина выглядит знакомым, но Лиз не может вспомнить точно. Сеть открывается, и Лиз бесцеремонно вываливается в катер. Как только она ударяется о палубу, мужчина обращается к ней суровым голосом:
— Элизабет Мэри Холл, я детектив Оуэн Уэллс из Бюро сверхъестественных преступлений и Контактов Другой стороны. Вы знаете, что, попытавшись вступить в Контакт с живыми, вы нарушили закон?
— Да, — твердо говорит Лиз.
Оуэн Уэллс, кажется, опешил от ответа Лиз. Эта женщина, девушка точнее, действительно признает, что она нарушила закон. Большинство людей по крайней мере пытаются притвориться.
— Вы не могли бы снять солнечные очки? — просит Лиз
— Зачем?
— Я хочу видеть ваши глаза. Хочу узнать, насколько серьезные у меня неприятности, — улыбается Лиз.
Детектив Оуэн Уэллс в какой-то степени обороняется солнечными очками. Он никогда никуда не ходит без них, потому что верит, что с ними выглядит более авторитетным. И почему она улыбается?
— На самом деле в них нет никакой необходимости, — говорит Лиз. — Сейчас ночь, в конце концов.
Лиз начинает раздражать Оуэна. Он ненавидит, когда люди отмечают, что он носит солнечные очки ночью. Теперь он точно их не снимет.
— Оуэн Уэллс, — повторяет его имя вслух Лиз, — о, Уэллс звучит как слово «хорошо».
Лиз начинает смеяться, даже несмотря на то, что ее шутка не особенно хороша.
— Я никогда не слышал этого прежде. — Оуэн не смеется.
— Ну хорошо, — говорит Лиз и снова начинает смеяться. — Разве не странно, что ваша фамилия Уэллс и вам посчастливилось работать в Колодце?
— Ну и что же здесь странного? — требует объяснений Оуэн.
— Не столько странно, сколько случайно, я полагаю, — говорит Лиз. — Может, я уже получу свое наказание, штраф или что бы там ни было и пойду отсюда?
— Сперва я должен вам кое-что показать. Следуйте за мной, — говорит он.
Оуэн ведет Лиз через главную палубу к телескопу, установленному на корме.
— Смотрите, — приказывает он Лиз.
Лиз повинуется. Телескоп работает так же, как бинокли на Смотровой площадке. Через окуляры Лиз снова видит свой дом. Ее брат стоит на коленях в гардеробной их родителей, его руки лихорадочно шарят по доскам.
— Она сказала, это в вашей гардеробной, — бормочет Элви себе под нос.
— О, нет! — восклицает Лиз. – Он не в той гардеробной. Элви, в моей гардеробной!
— Он вас не слышит, — говорит Оуэн.
Лиз видит, как ее отец кричит на бедного Элви.
— Вон отсюда! — кричит отец и дергает Элви за воротник рубашки так сильно, что рвет его. — Почему ты придумываешь истории о Лиззи? Она умерла, и я не позволю тебе сочинять истории!
Элви начинает плакать.
— Он не придумал! Он просто неправильно понял. — Лиз чувствует, как колотится ее сердце.
— Я не придумываю, — возражает Элви. — Лиз сказала мне. Она сказала…
Элви замолкает, потому что отец Лиз поднимает руку, чтобы ударить его по лицу.
— НЕТ! — кричит Лиз.
— Они не могут услышать вас, мисс Холл, — говорит Оуэн.
В последний момент отец Лиз останавливает себя. Он делает глубокий вздох и медленно опускает руку.
Лиз смотрит, как ее отец оседает на пол и начинает рыдать.
— Ох, Лиззи, — плачет он. — Лиззи! Моя бедная Лиззи! Лиззи!
Изображение в телескопе размывается и окрашивается в черный цвет. Лиз делает шаг назад.
— Мой отец не верит в драки, — едва слышно шепчет она, — и он почти ударил Элви.
— Теперь ты видишь? — осторожно спрашивает Оуэн.
— Что я вижу?
— Что нет ничего хорошего в том, чтобы говорить с живыми, Лиз. Ты думаешь, что помогаешь, но делаешь только хуже.
Неожиданно Лиз поворачивается к Оуэну.
— Это все ваша вина! — говорит она.
— Моя?
— Я бы смогла объяснить Элви, если бы вы не вытащили меня прежде, чем я закончила! — Лиз делает шаг к Оуэну. — На самом деле, я хочу, чтобы вы отправили меня обратно прямо сейчас!
— Как будто я действительно собираюсь это сделать. Честно. Какая бесцеремонность.
— Если вы не хотите помочь мне, я сделаю это сама!
Лиз подбегает к борту катера. Оуэн гонится за ней, не давая ей прыгнуть за борт.
— ОТПУСТИТЕ МЕНЯ! — говорит она. Но Оуэн сильнее Лиз, и у нее был тяжелый день. Внезапно Лиз чувствует себя очень уставшей.
— Мне жаль, — говорит Оуэн, — мне действительно жаль, но так и должно быть.
— Почему? — спрашивает Лиз. — Почему должно быть именно так?
— Потому живые должны жить своей жизнью, а мертвые — своей.
Лиз качает головой.
Оуэн снимает свои солнечные очки, открывая симпатичные темные глаза, обрамленные длинными черными ресницами.
— Если это важно, — говорит Оуэн, — я знаю, что ты чувствуешь. Я тоже умер молодым.
Лиз смотрит на лицо Оуэна. Она отмечает, что без очков он выглядит лишь самую малость старше самой Лиз, лет на семнадцать-восемнадцать.
— Сколько вам было, когда вы попали сюда?
Оуэн делает паузу.
— Двадцать шесть.
«Двадцать шесть, — с горечью думает Лиз. — Есть целый мир отличий между пятнадцатью и двадцатью шестью».
В двадцать шесть делают вещи, о которых в пятнадцать только мечтают. Когда Лиз наконец начинает говорить, меланхолия в голосе делает ее старше своих лет.
— Мне пятнадцать лет, мистер Уэллс. Мне никогда не исполнится шестнадцать, и вскоре мне снова будет четырнадцать. Я не поеду в колледж, на выпускной, или в Европу, или куда-либо еще. Я даже не получу массачусетские водительские права или диплом средней школы. Я никогда не буду жить с кем-то, кто не является моей бабушкой. Не думаю, что вы знаете, что я чувствую.
— Ты права, — тихо говорит Оуэн, — я только хотел сказать, что всем нам тяжело смириться с нашими жизнями.
— Я смирилась со своей жизнью, — говорит Лиз, — просто есть одна вещь, которую мне нужно сделать. Я сомневаюсь, что это будет иметь большое значение для кого бы то ни было, кроме меня, но я должна это сделать.
— Что это за вещь? — спрашивает Оуэн.
— Почему я должна рассказывать об этом?
— Это для доклада, который я должен написать, — говорит Оуэн. Конечно, это правда лишь отчасти.
Лиз вздыхает.
— Если вам надо знать, это был свитер из кашемира цвета морской волны, спрятанный под половицей в моей гардеробной. Это был подарок на день рождения моего папы. Этот цвет подходит к его глазам.
— Свитер? — недоверчиво переспрашивает Оуэн.
— Что неправильного в свитере? — допытывается Лиз.
— Без обид, но у большинства людей, которые озаботились поездкой к Колодцу, есть более важные причины сделать это, — качает головой Оуэн.
— Это было важно для меня, — настаивает Лиз.
— Я имею в виду дело жизни и смерти. Места захоронения тел, имя убийцы, завещания, деньги. Ты уже улавливаешь ход моих мыслей.
— Извините, но со мной не случилось ничего важного, — говорит Лиз. — Я просто девочка, которая забыла посмотреть по сторонам, когда переходила улицу.
Звучит сирена, означающая, что они прибыли к берегу.
— Так что, у меня неприятности? — Лиз старается говорить легко.
— Так как это было твое первое преступление, по большому счету, ты получишь только предупреждение. Само собой разумеется, что я все расскажу твоему консультанту по адаптации. У тебя ведь Олдос Гент, верно?
Лиз кивает.
— Гент — хороший человек. На следующие шесть недель тебе запрещен вход на любую из Смотровых площадок, и мне придется конфисковать твое снаряжение на это время.
— Отлично, — высокомерно говорит Лиз, — могу я идти?
— Если ты спустишься в Колодец снова, это будет иметь более серьезные последствия. Я не хочу видеть вас, попавшей в неприятности, мисс Холл.
Лиз кивает.
По дороге к автобусной остановке она думает об Элви, своем отце и всех тех неприятностях, в которые она втянула свою семью. Удрученная и слегка мокрая, она понимает, что Оэун Уэллс был, вероятно, прав. «Он думает, что я глупая», — говорит Лиз себе.
Конечно, Оуэн Уэллс ничего подобного не думает. Люди, которые работали в бюро, часто имели больше всего проблем с принятием своих смертей. Хоть они и сопереживают нарушителям, они лучше всех понимают, как важно быть твердыми с теми, кто вступил в Контакт в первый раз. Это слишком опасно — так легкомысленно вступать в Контакт с живыми. Поэтому Оуэну Уэллсу непривычно, когда он понимает, что думает о кашемировом свитере цвета морской воды. Он не уверен почему. Он предполагает, это потому, что просьба Лиз была такой особенной. Большинство людей, которые посещают Колодец, должны быть остановлены для их же собственного блага, иначе они станут одержимы людьми на Земле. Почему-то ему кажется, что к Лиз это не относится. «В самом деле, что плохого может случиться, если отец Лиз получит свитер?» — спрашивает себя Оуэн Уэллс. Это может сделать вещи чуточку легче для родителей, которые лишились своего ребенка, и для милой девочки, которая умерла слишком юной.
Кусок нити
Во время стресса Лиз инстинктивно гладит швы над ухом, а вечер путешествия к Колодцу был, конечно, напряженным. Этой ночью в постели Лиз обнаруживает, что швы пропали. Впервые за последние месяцы Лиз всхлипывает и рыдает.
Она считает, что они, вероятно, пропали во время погружения — наверное, из-за сочетания сильного давления и воды. Лиз в отчаянии, потому что ее последний кусочек Земли ушел навсегда. Она даже подумывает предпринять новое погружение за нитью, но быстро отбрасывает эту идею. Во-первых, дайвинг ей запрещен, во-вторых, даже если бы он не был ей запрещен, нить (точнее полиэфирная нить) меньше трех дюймов в длину и одну шестнадцатую дюйма в толщину. Было бы безумием пытаться найти ее. Лиз проводит мизинцем по шраму, там, где раньше была нить. Она едва его ощущает. Она знает, что шрам тоже скоро исчезнет. И когда это случится, все будет выглядеть так, будто она никогда не была на Земле.
Лиз смеется. Столько слез из-за куска нити, и такая трагедия из-за свитера. Ее жизнь свелась к катушке ниток. Теперь она думает, что не уверена, когда именно потеряла швы. С начала работы, ей нечасто случалось их трогать. На самом деле она даже не может вспомнить, когда дотрагивалась до них до этой ночи. Возможно, они пропали раньше (что если они полностью растворились?), а она этого даже не заметила? Лиз снова смеется.
От звука смеха Лиз Бетти просовывает голову в дверь комнаты Лиз.
— Что-то смешное? Мне не помешает хорошая шутка.
— Меня арестовали, — произносит Лиз со смехом.
Бетти начинает смеяться, а затем останавливается. Она включает свет в спальне Лиз.
— Ты это несерьезно.
— Нет, серьезно. Незаконное погружение в Колодец. Я пыталась вступить в Контакт с папой, — Лиз пожимает плечами.
— Лиз!
— Не волнуйся, Бетти, я усвоила урок. Это была совершенно не стоящая поездка, — говорит Лиз. — Я расскажу тебе всю историю целиком.
Бетти садится на постель Лиз. После того как Лиз заканчивает, Бетти произносит:
— Люди тонут там, знаешь ли. Никто никогда не находит их. Они просто лежат на дне океана, наполовину мертвые.
— Тебе не придется беспокоиться о том, что я утону, потому что я туда больше никогда не вернусь, — говорит Лиз твердо. — Самое худшее заключается в том, что последнее воспоминание для Элви будет о том, как я лгу ему и из-за меня он попадает в неприятности. Если бы он не решил любым способом отыскать свитер, я бы хотела сказать ему: «Эй, Элви, ты потрясающий брат, и я люблю тебя».
— Он знает это, Лиз, — отвечает Бетти.
Лиз тянется к своим швам, но их, конечно, там нет.
— Бетти, — спрашивает Лиз, — как прекратить скучать по Земле?
— Ты не перестанешь, — отвечает Бетти.
— Так это безнадежно? — вздыхает Лиз.
— Я этого не говорила, не так ли? — укоряет Бетти Лиз. — Сделай вот что. Составь список всех вещей на Земле, по которым ты скучаешь. Подумай усердно. Это не должна быть просто куча имен. Потому что ты скучаешь по людям, а здесь у нас тоже много людей.
— Итак, я сделаю список. И что дальше?
— Потом ты или отбрасываешь этот список и принимаешь, что никогда не сможешь иметь эти вещи снова, или принимаешься за дело, чтобы вернуть все обратно.
— Как мне вернуть все обратно? — спрашивает Лиз.
— Хотела бы я знать, — произносит Бетти.
— Ну и насколько длинным должен быть список?
— О, я бы посоветовала ограничиться тремя или четырьмя пунктами. Пять — самое большее.
— Ты просто придумываешь на ходу, не так ли?
— Ты спросила моего совета, вспомни! — говорит Бетти. — А сейчас нам обеим пора спать.
Бетти идет к двери и останавливается, чтобы выключить свет в спальне Лиз.
— Эй, Бетти, — окликает ее Лиз, — спасибо.
— За что, куколка?
— За… — голос Лиз срывается. — Ты действительно неплоха во всех этих бабушкиных вещах, — шепчет Лиз.
На следующий день на работе Лиз составляет список.
