Добро пожаловать на Другую сторону 6 страница

В правах таксиста указано, что его имя Амаду Бонами. Он водит такси под номером пятьсот двенадцать в компании «Три туза». Лиз сразу узнает машину. У нее освежитель воздуха в форме четырехлистного клевера, и она старше, чем Элви, может, даже старше, чем Лиз. Глядя на машину, Лиз удивилась, что она вообще выдержала удар об ее тело.

На следующий день Лиз находит машину и следит за водителем. Амаду Бонами высокий, с черными курчавыми волосами. У него кожа цвета скорлупы кокосового ореха. Его жена беременна. По вечерам он учится в Бостонском университете. Он всегда помогает людям с багажом, когда отвозит их в аэропорт. Он никогда специально не выбирает длинный маршрут, даже когда люди, которых он везет, не местные. Лиз отмечает, что он не слишком превышает скорость. Похоже, он неукоснительно соблюдает все правила дорожного движения, — дальше отмечает она. Несмотря на аварийное состояние своей машины, он хорошо заботится о ней, каждый день пылесосит сиденья. Он рассказывает своим пассажирам тупые шутки. Он слушает Национальное Общественное Радио. Он покупает хлеб в том же магазине, что и мать Лиз. Его сын учится в одной школе с братом Лиз. Он…

Лиз отталкивает бинокли от себя. Она понимает, что не хочет знать так много об Амаду Бонами. Амаду Бонами – убийца. «Он мой убийца», – думает Лиз. Он должен заплатить. Как сказала ее мать, это неправильно — сбивать людей грязным желтым такси, а затем оставлять их умирать на улице. У Лиз зашкаливает пульс. Ей нужно найти способ рассказать своим родителям об Амаду Бонами. Она встает и уходит со Смотровой площадки, ощущая внезапный прилив целеустремленности и чувствуя себя более живой, чем в последнее время.

По пути на выход из здания Лиз проходит мимо Эстер.

— Рада видеть, что ты уходишь, когда на дворе еще светло, — говорит Эстер.

— Да. — Лиз останавливается. — Эстер, ты ведь не знаешь, как установить контакт с живыми, да?

— Контакт? – произносит Эстер. – Зачем вообще тебе это знать? Контакты для чертовых дураков. Из разговора с живыми не выйдет ничего хорошего. Ничего, только боль и разочарование. Видит Бог, мы и так уже достаточно настрадались.

Лиз вздыхает. Судя по ответу Эстер, нельзя расспрашивать о контакте кого попало. Не Бетти, которая и так уже достаточно беспокоится за Лиз. Не Тэнди, которая, вероятно, злится на нее за то, что она ей не перезванивает. Не Олдоса Гента, который и за миллион лет никогда не поможет Лиз с контактом.

Только один человек мог бы ей помочь, и это Кертис Джест. К сожалению, Лиз не видела его со дня их похорон на борту «Нила». Поначалу по Другой стороне гуляли новости о смерти Кертиса. Так как Кертис был рок-звездой и знаменитостью, люди интересовались его прибытием. Самое забавное, что большинство людей на Другой стороне никогда даже не слышали его музыку. Кертис был популярен среди поколения Лиз, а на Другой стороне было сравнительно немного таких людей. Поэтому интерес быстро упал. Ко дню рождения Лиз Кертис Джест стал бледной тенью в неизвестности.

Лиз решает набраться смелости и позвонить Тэнди, которая сейчас работает диктором на телевизионной станции. Она зачитывает имена прибывающих на Другую сторону, чтобы люди знали, что пора идти на пирс Другой стороны поприветствовать их. Лиз считает, что у Тэнди могут быть новости о местонахождении Кертиса Джеста.

— Почему ты хочешь поговорить с ним? – спрашивает Тэнди. Ее голос звучит недружелюбно.

— Он, оказывается, очень интересный человек, — говорит Лиз.

— Говорят, он стал рыбаком, — произносит Тэнди. – Ты, вероятно, сможешь найти его в доках.

«Рыбак?» — думает Лиз. Рыбалка кажется такой заурядной. В этом нет никакого смысла.

— Почему Кертис Джест стал рыбаком? – спрашивает Лиз.

— Понятия не имею! Может, ему нравится рыбачить? — предполагает Тэнди.

— Но ведь на Другой стороне есть музыканты. Почему Кертис не хочет быть музыкантом?

Тэнди вздыхает:

— Он уже занимался этим, Лиз. И очевидно, что это не сделало его счастливым.

Лиз вспоминает длинные линии и синяки на его руках. Она не уверена, что когда-нибудь сможет их забыть. И все-таки любое занятие, кроме музыки, кажется абсолютно неподходящим для Кертиса Джеста. Может быть, она спросит его об этом, когда увидит.

— Спасибо за информацию, — говорит Лиз.

— Не за что, — отвечает Тэнди. — Но знаешь, Лиз, это неправильно, что ты не перезваниваешь человеку в течение долгих месяцев, а когда наконец-то звонишь, то только ради того, чтобы спросить о ком-то еще. Никаких извинений. Даже единственного «Как дела, Тэнди?».

— Извини, Тэнди. Как ты? – спрашивает Лиз. Несмотря на приличия, Лиз не чувствует себя виноватой в том, что игнорировала Тэнди.

— Прекрасно, — отвечает Тэнди.

— У меня было непростое время, — извиняется Лиз.

— Думаешь, мне легко? Думаешь, хоть для кого-нибудь это легко?

Тэнди вешает трубку.

Лиз садится на автобус, идущий к докам Другой стороны. Конечно, она сразу же обнаруживает Кертиса, с удочкой в одной руке и чашкой кофе в другой. Он одет в вылинявшую красную клетчатую рубашку, и его ранее бледная кожа имеет золотистый оттенок. Его голубые волосы почти отросли, но синие глаза остаются таким же яркими. Лиз не знает, вспомнит ли ее Кертис. К счастью, он улыбается, как только замечает ее.

— Привет, Лиззи, — говорит Кертис. — Как тебе загробная жизнь?

Он наливает Лиз чашку кофе из красного термоса и показывает, чтобы она села рядом с ним на пирсе.

— Я хотела задать тебе вопрос, — говорит Лиз.

— Звучит серьезно, — выпрямляется Кертис. — Я постараюсь ответить на твой вопрос, Лиззи.

— Ты были честен со мною прежде, на корабле, — произносит Лиз.

— Говорят, что мужчина всегда должен быть честным, насколько возможно.

Лиз понижает голос:

— Мне нужно вступить связаться кое с кем. Ты можешь мне помочь?

— Ты уверена, что понимаешь, что делаешь?

Лиз готова к этому вопросу и вооружена несколькими лживыми ответами.

— Я не одержима или что-то в этом духе. Мне здесь нравится, Кертис. У меня есть только одно дело на Земле, которое нуждается в завершении.

— И что это? — спрашивает Кертис.

— Это касается моей смерти.

Лиз медлит, прежде чем поведать всю историю о сбежавшем водителе такси.

После того как она заканчивает, Кертис мгновение молчит, а затем произносит:

— Не знаю, почему ты подумала, что мне что-то известно об этом.

— Ты кажешься человеком, который много знает, — говорит Лиз. — Кроме того, мне больше некого спросить.

Кертис улыбается:

— Я слышал, есть два способа общения с живыми. Во-первых, ты можешь попытаться найти корабль обратно на Землю, хотя я сомневаюсь, что это будет практичными решением для тебя. Потребуется много времени, чтобы добраться туда, и как я слышал, искажается процесс обратного взросления. Плюс, теперь ты точно не захочешь быть призраком, не так ли?

Лиз качает головой, вспоминая, как раздумывала именно об этом в тот день, когда прибыла на Другую сторону.

— Какой второй способ?

— Я слышал о месте, примерно в миле от берега и несколько миль в глубину. Видимо, это самое глубокое место в океане. Люди называют его Колодец.

Лиз вспоминает, что Олдос Гент упоминал Колодец в ее первый день на Другой стороне. Она также помнит, как он сказал, что вход туда запрещен.

— Кажется, я слышала об этом, — говорит она.

— Предположительно, если ты сможешь достигнуть дна в этом месте, а это действительно трудная задача, ты найдешь окно, через которое проникнешь на Землю.

— Чем это отличается от СП? – спрашивает Лиз.

— Бинокли действуют только в одну сторону. В то время как через Колодец, как говорят, живые могут чувствовать тебя, видеть и слышать.

— Тогда я смогу поговорить с ними?

— Да, так я слышал, — произносит Кертис, — но им будет сложно понять тебя. Твой голос скрыт под водой. Тебе нужно хорошее оборудование, чтобы совершить погружение, и даже тогда тебе нужно быть хорошим пловцом.

Лиз глотает свой кофе, обдумывая то, что ей сказал Кертис. Она сильный пловец. Прошлым летом они с мамой даже получили сертификаты на погружение с аквалангом на Кейп-Коде. «Неужели это было всего лишь год назад?» – поражается Лиз.

— Я не уверен, что поступил правильно, рассказав тебе эту информацию, но ты, вероятно, узнала бы ее от кого-нибудь другого, так или иначе. Боюсь, я никогда не был особо хорош в правильных поступках.

— Спасибо, — говорит Лиз.

— Будь осторожна, — говорит Кертис. Он удивляет Лиз, обняв ее. – Я должен спросить, уверена ли ты, что должна сделать это? Может, будет лучше оставить все в покое.

— Я должна это сделать Кертис. У меня нет выбора.

— Лиззи, любовь моя, выбор есть всегда.

Лиз не хочет спорить с Кертисом, особенно после того, как он был с ней так мил, но не может удержаться.

— Я не выбирала умирать, — говорит она, — так что в данном случае выбора не было.

— Нет, конечно, ты не выбирала, — говорит Кертис. — Полагаю, я имел в виду, что выбор есть всегда в ситуациях, в которых выбор возможен, если ты понимаешь, о чем я.

— Не совсем, — говорит Лиз.

— Что ж, мне следует поработать над своей философией и вернуться к тебе, Лиззи. Я обнаружил, что появляется много времени для философствования, когда зарабатываешь на жизнь рыбалкой.

Лиз кивает. Как только она отходит от причала, то вспоминает, что забыла спросить Кертиса, почему он вообще стал рыбаком.

 

 

Большое погружение

Лиз поглощена приготовлениями к большому погружению. Хотя в то время она этого не замечала, но ее дневной распорядок на смотровой площадке приносил все меньше и меньше удовлетворения: каждый день сливается с предыдущим, неясные образы становятся все туманнее и туманнее, глаза напряжены, спина устала. Теперь же она чувствует прилив обновленной энергии человека, имеющего цель. Лиз ходит быстрее. Ее сердце сильнее перекачивает кровь. Аппетит увеличивается. Она рано встает и поздно ложится. Впервые с момента прибытия на Другую сторону Лиз чувствует себя почти живой. Кертис сказал, что Колодец в миле от берега, но не сказал точно, где именно. После двух дней подслушивания на СП и косвенного опроса Эстер, Лиз узнает, что Колодец как-то связан с маяками и смотровыми площадками и, чтобы попасть туда, ей нужно плыть в направлении луча одного из маяков.

Чтобы купить снаряжение для дайвинга, Лиз занимает у Бетти еще семьсот пятьдесят Вечных.

— Для чего они тебе? — спрашивает Бетти.

— На одежду, — лжет Лиз, думая, что ее слова отчасти правдивы. Гидрокостюм — это одежда, не так ли? — Если я собираюсь искать призвание, мне нужно что-то носить.

— Что произошло с последними пятью сотнями, которые я дала тебе?

— Они все еще у меня, — снова лжет Лиз. — Я их еще не потратила, но думаю, что потребуется больше. У меня нет ни одной вещи, за исключением пижамы и футболки.

— Хочешь, чтобы я поехала с тобой? — предлагает Бетти.

— Я предпочитаю пойти сама, — говорит Лиз.

— Я могла бы сшить тебе одежду, ты же знаешь. Я — швея, — говорит Бетти.

— М-м-м, это действительно приятное предложение, но думаю, я предпочитаю вещи из магазина.

Так что Бетти смягчается, хотя она вполне уверена, что Лиз лжет от том, что случилось с теми пятью сотнями Вечных. Бетти делает все возможное, чтобы быть терпеливой, обеспечить Лиз пространством для скорби и дождаться, пока Лиз сама придет к ней. Об этом написано в “Как говорить с недавно умершим подростком”, книге, которую Бетти сейчас читает. Бетти заставляет себя улыбнуться.

— Я отвезу тебя в Восточный торговый центр Другой стороны, — говорит она.

Лиз соглашается — в любом случае, дайвинг-магазин находится там, — но, по понятным причинам, говорит, что обратно доберется на автобусе.

Баллон для погружения, который покупает Лиз, меньше и легче, чем любой другой баллон, который она и ее мама использовали на Земле. Он называется бесконечный баллон, и продавец обещает, что у Лиз никогда не закончится кислород. Чтобы отдать должное Бетти, Лиз также покупает пару джинсов и футболку с длинным рукавом. Лиз прячет оборудование под кроватью. Она чувствует себя виноватой, когда лжет Бетти, но считает ложь необходимым злом. Она подумывала о том, чтобы рассказать Бетти о погружении, но знала, что Бетти будет только беспокоиться. Ей не нужно, чтобы Бетти беспокоилась больше, чем сейчас.

С последнего погружения Лиз на Земле прошел целый год. Она задается вопросом, не забыла ли она все приемы работы за прошедшее время. Она думает о пробном погружении, но в конечном итоге отказывается от этого. Она знает: если она собирается это сделать, то нужно действовать сейчас. Так как идти к Колодцу запрещено, Лиз решает дождаться заката. Она упаковывает свое снаряжение в большой мусорный мешок и надевает свой гидрокостюм под новые джинсы и футболку.

— Это то, что ты купила сегодня? — спрашивает Бетти.

Лиз кивает.

— Так приятно видеть тебя без твоей пижамы. — Бетти отходит, чтобы получше рассмотреть Лиз. – Я не уверена, что сидит хорошо, хотя… — Бетти пытается поправить футболку Лиз, но она отстраняется.

— Все прекрасно! — настаивает Лиз.

— Хорошо, хорошо. Покажешь мне другие вещи, которые купила утром?

Лиз кивает, но смотрит в сторону.

— Куда ты уходишь? — спрашивает Бетти.

— Эта девочка, Тэнди, пригласила меня на вечеринку, — лжет Лиз.

— Хорошо провести время, — улыбается Бетти Лиз. — Кстати, что в мешке для мусора.

— Просто кое-какие вещи для вечеринки. — Лиз находит, что врать легко, когда начинаешь. Единственная проблема заключается в том, что приходится врать все больше и больше.

После ухода Лиз, Бетти решает пойти в комнату Лиз, чтобы изучить ее новые вещи. Она находит гардероб пустым, но под кроватью лежит картонная коробка с надписью “Бесконечный баллон”. Вспоминая Лиз в ее мешковатом наряде и с большим мусорным мешком, Бетти решает найти свою внучку. В книге “Как говорить с вашим недавно умершим подростком” также написано, что нужно знать, когда прекратить давать пространство вашему подростку.

Перед погружением Лиз возвращается на СП, чтобы бросить последний взгляд на Амаду Бонами. Она хочет увидеть его в последний раз, прежде чем выдать.

Эстер хмурится внутри своей стеклянной будки.

— Тебя не было несколько дней. Я надеялась, что ты ушла из этого места, — говорит она.

Лиз проходит мимо, не отвечая.

Кто-то сидит перед биноклем под номером пятнадцать, на привычном месте Лиз, так что она вынуждена использовать номер четырнадцать. Она вставляет один Вечный в отверстие и начинает смотреть на Амаду Бонами. Такси Амаду пустое, и он куда-то спешит. Он паркуется перед младшей школой, той самой, которую посещает брат Лиз, и выбегает из машины. Идет по зданию. Бежит по зданию. В конце коридора стоит учитель с маленьким мальчиком в очках.

— Его вырвало в мусорную корзину, — говорит учитель. — Он не хотел, чтобы мы вам звонили.

Амаду опускается на одно колено.

— Это животик, мой маленький? — Он говорит с мягким французско-гаитянским акцентом.

Мальчик кивает.

— Я отвезу тебя домой, да, малыш?

— Тебе не нужно вести такси сегодня? — спрашивает мальчик.

— Нет, нет. Я отработаю завтра. — Амаду поднимает ребенка на руки и подмигивает учителю. — Спасибо, что позвонили.

Бинокли захлопываются.

Сердце Лиз пускается вскачь. Она хочет ударить кого-нибудь или сломать что-нибудь. Так или иначе, она немедленно должна уйти со Смотровой площадки.

Снаружи опустевший пляж. Она снимает с себя джинсы и футболку, но не делает ни одного движения, чтобы войти в воду и начать погружение. Она просто сидит, прижав колени к груди, и думает об Амаду и его маленьком мальчике. И чем больше она о них думает, тем более запутавшейся себя чувствует. И чем больше она о них думает, тем больше хочет перестать думать о них.

Кто-то окликает ее по имени:

— Лиз!

Это Бетти.

— Откуда ты знала, что я буду здесь? — спрашивает Лиз. Она избегает глаз Бетти.

— Я не знала. Я знала только, что единственное место, где тебя не будет, — это вечеринка Тэнди.

Лиз кивает.

— Это была шутка, кстати. — Бетти смотрит на Лиз в гидрокостюме. – На самом деле я нашла в твоей комнате пустую коробку от баллона и поняла, что ты решила вступить в Контакт.

— Ты злишься? — спрашивает Лиз.

— По крайней мере я знаю, на что ты потратила деньги, — говорит Бетти. — Это, кстати, тоже была шутка. В одной книге я прочитала, что юмор — это хороший способ справиться с трудной ситуацией.

— Что за книга? — спрашивает Лиз.

— Она называется “Как разговаривать с вашим недавно умершим подростком”.

— Помогает?

— Не особенно. — Бетти отрицательно качает головой. — Со всей серьезностью, Лиз, мне бы хотелось, чтобы ты никогда не лгала мне, но я не злюсь. Мне бы хотелось, чтобы ты пришла ко мне, но я знаю, что сейчас это нелегко для тебя. У тебя, наверное, есть на это свои причины.

Взволнованная словами Бетти, Лиз думает, что у Амаду, вероятно, были свои причины.

— Я видела человека, который вел такси. Такси, которое меня сбило, — говорит Лиз.

— И какой он?

— Он кажется хорошим. — Лиз замолкает. — Вы знаете, что он скрылся с места аварии?

— Да, — отвечает Бетти.

— Почему он не остановился? Я имею в виду, если он хороший человек. Он выглядит таким.

— Я уверена, он такой, Лиз. Ты обнаружишь, что люди обычно не во всем хорошие или плохие. Иногда они хорошие на самую малость и большей частью плохие. А иногда они главным образом хорошие с примесью плохого. И большинство из нас где-то посередине.

Лиз начинает плакать, и Бетти ее обнимает. Совершенно внезапно Лиз понимает: она никому не скажет, что Амаду был водителем счастливого такси — ни сегодня, ни в любой другой день. Она знает, что это ничем не поможет. Она подозревает, что Амаду — хороший человек. Должна быть веская причина, почему он не остановился. И даже если ее не было, Лиз неожиданно вспоминает кое-что другое, то что она не хотела вспоминать все это время.

— Бетти, — говорит Лиз сквозь слезы, — в тот день перед торговым центром я не посмотрела по сторонам, когда переходила улицу. Уже зажегся зеленый для машин, но я не видела, я думала о другом.

— И о чем же? — спрашивает Бетти.

— Это так глупо. Я думала о своих часах. О том, что мне следовало принести их в торговый центр отремонтировать. Я постоянно забывала это сделать. Я думала успею ли вернуться за ними, но не могла решить, потому что не знала, сколько времени, из-за того, что мои часы были сломаны. Это был большой бессмысленный замкнутый круг. Ох, Бетти, это была моя вина. Это все моя вина, и теперь я застряла здесь навечно!

— Это только кажется, что навсегда, — мягко произносит Бетти. — На самом деле, это всего лишь пятнадцать лет.

— Если он попадет в тюрьму, меня это не оживит, — шепчет Лиз. – Ничто не сможет сделать этого.

— Так ты прощаешь его?

— Я не знаю. Я хочу, но… — Лиз замолкает. Она чувствует опустошение. Гнев и месть давали ей подъем. Без своих старых друзей, поддерживающих ее, оставался только один вопрос: и что теперь?

— Пойдем домой, — говорит Бетти. Она подхватывает мусорный мешок одной рукой, а другой стряхивает песок с костюма Лиз. Они начинают долгий путь домой. Летний воздух теплый, и гидрокостюм Лиз прилипает к коже.

На лужайке мальчик и девочка бегают под струями оросителей, хотя уже темно. На качелях очень старый человек, сгорбленный и сморщенный, держит за руку красивую молодую рыжеволосую женщину. Лиз думает, что старик, наверное, дедушка женщины, до тех пор, пока не видит, как пара целуется.

— Te amo, — шепчет женщина старику на ухо. Она смотрит на старика так, будто он самый прекрасный человек в мире.

На другой лужайке двое мальчиков примерно одного возраста играют с изношенным бейсбольным мячом.

— Нам пора уходить? — Один мальчик останавливается, чтобы спросить другого.

— Нет, папа, — отвечает другой мальчик, — давай продолжим играть.

— Да, давай играть всю ночь! — отвечает первый мальчик.

И тогда Лиз впервые по-настоящему смотрит на улицу Бетти.

Они останавливаются у особняка Бетти, покрашенного в сочный фиолетовый оттенок. Как ни странно, Лиз не замечала этого прежде. В летнем воздухе стоит густой аромат цветов Бетти. Лиз думает, что запах сладкий и меланхоличный. Немного похоже на умирание, немного — на влюбленность.

— Я не собираюсь больше ходить на СП, Бетти. Я собираюсь найти свое призвание, и когда я это сделаю, я верну тебе все, обещаю, — говорит Лиз.

Бетти смотрит Лиз в глаза.

— Я верю тебе. — Бетти берет Лиз за руку. — И я ценю это.

— Я сожалею о деньгах, — качает головой Лиз. — Все это время, не знаю, заметила ли ты… Дело в том, что я была немного подавлена.

— Я знаю, куколка, — отвечает Бетти, — я знаю.

— Бетти, — спрашивает Лиз, — почему ты терпела меня так долго?

— Сначала ради Оливии, я полагаю, — отвечает Бетти после недолгого размышления. — Ты так на нее похожа.

— Ты знаешь, никто не хочет нравиться из-за своей матери, — говорит Лиз.

— Я сказала — сначала.

— Так это было не только из-за мамы?

— Конечно, нет. Это было ради тебя куколка. И меня. В основном для меня. Я была одинока очень долгое время.

— С тех пор как ты попала на Другую сторону?

— Боюсь, что гораздо дольше, — вздыхает Бетти. – Твоя мама никогда не рассказывала тебе, почему мы поругались?

— У тебя был роман, — констатирует Лиз, — и долгое время мама не могла тебя простить.

— Да, это правда. Я была одинока тогда, и я одинока с тех самых пор.

— Ты не думала о том, чтобы встретить другого парня? — тактично спрашивает Лиз.

Бетти качает головой и смеется:

— Я покончила с любовью, по крайней мере с ее романтическим видом. Я жила слишком долго и видела слишком много.

— Знаешь, мама простила тебя. Я имею в виду, меня ведь назвали в честь тебя, разве не так?

— Может быть. Я думаю, ей стало грустно, когда я умерла. И теперь, я полагаю, мы обе пойдем в постель.

 

* * *

 

Впервые Лиз спит без сновидений. Раньше она всегда видела сны о Земле.

Проснувшись утром, Лиз звонит Олдосу Генту насчет вакансии в Отделе домашних животных.

 

Сэди

 

— Твоя первая настоящая работа! — ликует Бетти. — Как чудесно, куколка! Напомни мне сфотографировать тебя, когда мы туда доберемся.

Не услышав ответа, Бетти бросает взгляд на Лиз на заднем сиденье.

— Ты необычайно тиха этим утром, — говорит она.

— Я просто думаю, — отвечает Лиз. Она надеется, что ее не уволят в первый день. Помимо присмотра за детьми время от времени, у Лиз никогда прежде не было «настоящей работы». Не то чтобы она имела что-то против работы. Ей даже предложили одну в торговом центре, как и Зоуи, но родители ей не позволили. «Школа — вот твоя работа», — любил говорить ее отец. И ее мать была согласна: «У тебя будет целая жизнь для работы».

«Мама, конечно, была в этом неправа», — думает Лиз с усмешкой.

Что тревожит ее, так это необходимость разговаривать на собачьем. Что, если она не сможет понимать его, и ее очень быстро уволят?

— Я помню свою первую работу, — говорит Бетти. — Я была гардеробщицей в ночном клубе Нью-Йорка. Мне было семнадцать лет, но я солгала и сказала, что мне восемнадцать. Я зарабатывала пятьдесят два доллара в неделю, что казалось мне приличной суммой в то время. — Бетти улыбается воспоминаниям.

Когда Лиз выходит из машины, Бетти делает ее снимок на старую полароидную камеру.

— Улыбайся, куколка! – командует Бетти. Лиз заставляет мышцы рта принять позицию, которая, как она надеется, напоминает улыбку.

— Приятного дня, Лиз. Я заеду за тобой в пять, — машет рукой Бетти.

Лиз напряженно кивает. Она смотрит на красный автомобиль Бетти, борясь с желанием побежать за ним.

Отдел домашних животных расположен в большом треугольном здании, через дорогу от Канцелярии. Здание известно как Амбар. Лиз знает, что должна зайти внутрь, но понимает, что не может пошевелиться. Она потеет и чувствует волнение в желудке. Каким-то образом это напоминает ей первый день в школе. Она глубоко вздыхает и идет ко входу. В конце концов, единственный способ сделать так, чтобы дела пошли хуже некуда, — это опоздать.

Лиз открывает дверь. Она видит растрепанную женщину с добрыми зелеными глазами и копной вьющихся рыжих волос. Женщина одета в джинсовый комбинезон, покрытый смесью из кошачьих и собачьих волос и, кажется, зеленоватых перьев. Она протягивает руку Лиз для рукопожатия.

— Я Джози Ву, руководитель ОДЖ. Ты – друг Олдоса, Элизабет?

— Лиз.

— Надеюсь, ты не возражаешь против собачьей шерсти, Лиз.

— Ну, это просто маленький подарок, который любят оставлять после себя собаки.

Джози улыбается:

— Ну что ж, сегодня у нас много дел, Лиз, и ты можешь начать с того, чтобы переодеться в это.

Джози бросает Лиз джинсовый комбинезон.

В ванной комнате, где Лиз переодевается в комбинезон среднего размера, довольно поджарая светлого окраса собака сомнительной родословной — другими словами дворняжка — пьет воду из туалета.

— Привет, девочка, — говорит Лиз собаке, — ты не должна пить воду оттуда.

Собака смотрит на нее. Мгновение спустя собака наклоняет голову набок с любопытством и говорит.

— Разве он не для этого? – спрашивает она. – Иначе зачем еще они заполняют низкий резервуар водой? Ты даже можешь получить свежую воду нажатием на маленькую ручку, верно?

Собака демонстрирует это, спуская воду в унитаз левой лапой.

— Нет, — мягко произносит Лиз, — на самом деле это унитаз.

— Унитаз? — спрашивает собака. — Что это?

— Место, куда ходят люди.

— Ходят? Куда ходят?

— Не куда, а зачем, — деликатно говорит Лиз.

Собака смотрит на резервуар.

— О, Господи, — говорит она, — ты имеешь в виду, что все это время я пила из того места, куда люди ходят мочиться и… — Она выглядит так, будто ее сейчас стошнит. — Почему никто не сказал мне? Я пила из туалета в течение многих лет. Я не знала. Они всегда закрывали дверь.

— Вот, — говорит Лиз, — позволь мне налить свежей воды из раковины.

Лиз находит маленькую миску и наполняет ее водой.

— Сюда, девочка.

Собака возбужденно лакает воду. Закончив, она лижет ногу Лиз.

— Спасибо. Теперь, когда я думаю об этом, я вспоминаю, что мои двуногие пытались мне рассказать о туалете раньше. Мой человек, его звали Билли, вполне добросовестно захлопывал крышку. Если бы я знала, я бы уже давным-давно перестала пить из туалета, — говорит она. – Я Сэди, кстати. А тебя как зовут?

— Лиз.

— Приятно познакомиться, Лиз. — Сэди протягивает Лиз лапу для рукопожатия. — Я умерла на прошлой неделе. Здесь странно.

— Как ты умерла? – спрашивает Лиз.

— Погналась за мячом и попала под машину, — говорит Сэди.

— Меня тоже сбила машина, — говорит Лиз, — только я была на велосипеде.

— У тебя была собака? — интересуется Сэди.

— О, да, Люси была моим самым лучшим другом во всем мире.

— Хочешь новую собаку? — наклоняет голову Сэди.

— Ты имеешь в виду себя, не так ли, девочка? – спрашивает Лиз.

Сэди застенчиво опускает голову.

— Я не знаю, позволит ли мне моя бабушка, но я спрошу ее сегодня вечером, хорошо?

В ванную заходит Джози.

— Отлично, Лиз, я рада видеть, что ты познакомилась с Сэди, — говорит она, почесывая собаку между ушей. — Сэди — твой первый подопечный.

Сэди кивает мягкой желтой головой.

— Между прочим, Олдос не упоминал, что ты говоришь на собачьем, — говорит Джози.

— Кстати об этом, — заикается Лиз, — я не говорю.

— Как это? — спрашивает Джози. – Я только что слышала, что у тебя был целый разговор с Сэди.

В голове у Лиз проясняется. Она разговаривала с Сэди.

Лиз усмехается.

— Я никогда прежде не говорила на нем. Или по крайней мере не знала, что говорила.

— Похоже, ты талантлива от рождения. Изумительно! За всю свою жизнь я встречала только нескольких людей, говорящих на собачьем от рождения. Ты точно нигде не училась?

Лиз отрицательно качает головой:

— Просто мне всегда казалось, что я понимаю собак, а они понимают меня.

Она думает о Люси. Думает о той собаке в парке.

— Хотя я никогда не знала, что есть такой язык. Я никогда не считала, что это особенное умение.

— Ну что ж, похоже, тебе было предназначено работать здесь, Лиз, — произносит Джози и хлопает Лиз по спине. — Давай вернемся в мой кабинет. Извини нас, Сэди.

Сэди смотрит на Лиз:

— Ты ведь не забудешь спросить свою бабушку, верно?

— Я обещаю.

Лиз чешет Сэди между ушей и уходит из ванной.

* * *

— Итак, твоя работа в качестве консультанта в Отделе домашних животных по сути заключается в разъяснении новой прибывающей собаке все о жизни на Другой стороне и затем в размещении в новых домах. Для некоторых собак общаться с тобой будет первым разговором с человеком в их жизни. Это чрезвычайно лохматая ситуация в обоих смыслах этого слова. — Очевидно, это не в первый раз, когда Джози шутит на эту тему.

— Это очень сложно? — спрашивает Лиз.

— Не особенно. Собаки более гибкие к новым ситуациям, чем люди, и хотя мы не всегда понимаем собак, собаки понимают нас довольно хорошо, — отвечает Джози. — Ты разговариваешь на собачьем, а это уже полдела, Лиз. Остальное ты можешь изучить в процессе.