К тому времени как Лиз вставила второй Вечный в отверстие, мать Лиз кладет трубку. В столовую входит Элви с керамическим цветочным горшком на голове.
— Я дурак! — заявляет он с гордостью.
— Убери это! — кричит мама на Элви. — Артур, заставь своего сына вести себя должным образом!
— Элви, сними горшок с головы, — говорит отец Лиз сдержанным голосом.
— Но я дурак, — упорно продолжает Элви, хотя его шутку никто не поддерживает.
— Элви, я предупреждаю тебя. — Сейчас отец Лиз очень серьезен.
— Ой, ну ладно.
Элви снимает горшок и уходит из комнаты.
Через тридцать секунд Элви возвращается. На этот раз он несет старую пасхальную корзину во рту.
— Умф, я с киной рт, — говорит Элви.
— И что теперь? — спрашивает мать Лиз.
— Умф, я с козиной во рту, — повторяет Элви с более четким произношением.
— Элви, вытащи корзину изо рта, — говорит отец Лиз. — Никто не может понять тебя.
Элви слушается.
— Я ненормальный, понимаете?
Элви столкнулся с недоумением.
— Я с корзиной во рту, так что я — ненормальный.
Отец Лиз берет корзину одной рукой, а другой треплет Элви по волосам.
— Мы все скучаем по Лиз, но это неудачный способ почтить память сестры.
— Почему? — спрашивает Элви.
— Ну, комедия бутафории традиционно рассматривается как низшая форма юмора, сынок, — говорит отец Лиз покровительственным голосом.
— Но я схожу с ума, — жалобно говорит Элви. — Как мама, — добавляет он.
Линзы захлопнулись прежде, чем Лиз успевает увидеть реакцию мамы. Со следующей монетой Лиз решает посмотреть на кого-нибудь еще. Она принимает решение насчет Зоуи, которая сидит на своей кровати и разговаривает по телефону. Ее глаза покраснели от слез.
— Не могу поверить, что ее больше нет, — говорит Зоуи.
«Теперь это больше похоже на правду», — думает Лиз. Хоть кто-то знает, как надо оплакивать. Лиз не может услышать разговора с другой стороны, но чувствует себя достаточно удовлетворенной горем Зоуи, чтобы продолжить слушать.
— Я порвала с Джоном. Я имею в виду, если бы он не пригласил меня на бал, я бы не позвала Лиз в торговый центр, и она бы не …. — Ее голос срывается.
— Нет! — говорит Зоуи решительно. — Я не хочу идти! — Мгновением позже она добавляет более мягко: — Кроме того, у меня даже нет платья. — Зоуи крутит телефонный шнур вокруг лодыжки. — Ну хорошо, было одно черное платье без бретелек…
Линзы с щелчком закрываются. Потратив два последних Вечных, Лиз так и не выяснила, пойдет Зоуи на выпускной или нет. За это время Зоуи расплакалась еще дважды. Ее слезы делают Лиз счастливой. Лиз немного стыдно, что слезы ее лучшей подруги делают ее счастливой. Сначала Лиз чувствует себя немного виноватой, подслушивая своих близких, но это чувство длится недолго. Она находит логическое объяснение, что в действительности делает это для них. Лиз представляет себя прекрасным, великодушным и щедрым ангелом смотрящим вниз на всех с… в общем оттуда, где она находится. Покидая маяк той ночью, Лиз понимает, что ей потребуется гораздо больше Вечных, чтобы следить за всеми близкими и друзьями. Она потратила три Вечных, чтобы услышать лишь малую часть телефонного разговора Зоуи. Если она не хочет отстать от жизни, ей понадобится, вероятно, двадцать четыре Вечных в день, на два часа, по пять минут на каждый час реальной жизни.
— Мне будут нужны Вечные, — объявляет Лиз Бетти во время короткой поездки обратно в дом Бетти, — и я надеялась, что вы могли бы одолжить их мне.
— Конечно. Что ты будешь с ними делать? — отвечает Бетти.
—Что ж, — говорит Лиз, — я хочу проводить некоторое время на смотровых площадках.
— Лиз, ты действительно думаешь, что это хорошая идея? — Бетти смотрит на Лиз с беспокойством, которое Лиз находит раздражающим. — Может быть, тебе лучше использовать свое время, чтобы подумать о призвании?
Лиз предвидела ответ Бетти, и у нее готов убедительный контраргумент.
— Дело в том, Бетти, что я умерла так неожиданно; я думаю, это могло бы помочь обрести мир с людьми на Земле. Я обещаю, это не будет продолжаться вечно. — Лиз чувствует банальность в звучании «обрести мир», но она знает, что взрослые реагируют на такого рода вещи.
Бетти кивает. Затем кивает еще раз. Как будто это помогает ей взвесить все, что сказала Лиз.
— Независимо от того, сколько тебе нужно времени, ты должна это сделать, —наконец произносит Бетти. Кроме того, Бетти соглашается, как Лиз и думала, обеспечить ее деньгами.
Обеспечив себе двадцать четыре Вечных в день, Лиз устанавливает распорядок. СП достаточно близко от дома Бетти, чтобы Лиз могла дойти туда пешком. Она приходит каждое утро к открытию и остается каждую ночь до закрытия. Лиз продолжает носить пижаму, которую носила на «Ниле». Она по-прежнему ненавидит ее, но не хочет ничего нового. Спит она тоже в пижаме, снимая ее дважды в неделю для стирки Бетти. Лиз, как правило, распределяет свои два часа на весь день, но иногда она использует два Вечных подряд. Если происходит что-то особенно любопытное, Лиз тратит все свои Вечные сразу.
Ее обычный день проходит следующим образом: пятнадцать минут наблюдения за родителями и братом утром (три Вечных), сорок пять минут в школе с друзьями и занятиями (девять Вечных), полчаса с Зоуи после школы (шесть Вечных), и оставшиеся полчаса (шесть Вечных) она использует по своему усмотрению.
Лиз особенно нравится, когда кто-то упоминает о ней в школе. Сначала ее одноклассники, кажется, говорят об этом довольно часто, но со временем (не очень большим) упоминания о ней звучат все реже и реже. Только Эдвард, ее бывший бойфренд, и Зоуи все еще говорят о ней регулярно. Зоуи и Эдвард не были друзьями, когда Лиз была жива, — Зоуи даже советовала Лиз прекратить эти отношения. Лиз чувствует себя удовлетворенной внезапной близостью этой пары.
Лиз знает, что семья все еще думает о ней, но они редко обсуждают ее. Она хотела бы, чтобы они говорили о ней чаще. Ее мать постоянно спит в кровати Лиз. Иногда она носит одежду Лиз, несмотря на то, что она ей мала. Отец Лиз, профессор антропологии в университете Тафтса, берет отпуск в колледже. Он начинает смотреть ТВ-шоу целыми днями и ночами. Он оправдывает свой безудержный просмотр ток-шоу, рассказывая матери Лиз о исследовании для книги о том, почему людям нравятся ток-шоу. Несмотря на многочисленные свидетельства того, что никто не смеется, Элви продолжает пытаться развлечь семью своим уникальным бутафорным юмором в стиле ребусов. Лиз наблюдает его «выход из шкафа», «как два пальца об асфальт» и «наблюдение времени, стоя на месте». Лиз особенно нравится его «арбузная голова», вариация на тему «дурака», что включает потрошение дыни и Элви без штанов.
Однажды Лиз смотрит, как ее родители занимаются сексом, который Лиз находит отвратительным и увлекательным. В конце ее мать плачет. Ее отец включает телевизор, чтобы поймать последние полчаса Монтеля.
Все действие стоило Лиз менее одного Вечного.
Наблюдая за своими родителями, Лиз думает, что она, вероятно, никогда не займется сексом. Она, наверное, проведет ближайшие пятнадцать лет в одиночестве.
Между наблюдениями за пятиминутными отрывками старого мира, Лиз теребит стежки за ухом. Она не может заставить себя спросить Бетти, куда нужно пойти, чтобы снять швы. Ей нравится знать, что они там.
Лиз находится на СП так часто, что становится завсегдатаем и знакомится с теми, кто там постоянно.
Есть старые леди, которые вяжут, непринужденно заглядывая в бинокль каждый час или около того.
Есть бешенные молодые мамы с, кажется, неиссякаемым запасом монет. Матери напоминают Лиз игроков в автоматы, которых она видела однажды на каникулах в Атлантик-Сити.
Есть бизнесмены, которые кричат указания в бинокли, как будто кто-то на Земле может их услышать. Это напоминает Лиз о том, как ее отец смотрит футбол и кричит на телевизор.
Есть молодой человек — старше Лиз, — который приходит по четвергам раз в неделю ночью. Несмотря на то, что он приходит ночью, на нем всегда темные солнцезащитные очки. Он всегда сидит перед одним и тем же биноклем под номером семнадцать. Он всегда носит кожаный мешочек, в котором ровно двенадцать Вечных. При каждом посещении мужчина остается на один час, не дольше, а затем уходит.
Однажды ночью Лиз решает поговорить с ним.
— На кого вы здесь смотрите? — спрашивает она.
— Простите? — Молодой человек вздрагивает и оборачивается.
—Я вижу вас здесь каждую неделю и просто интересуюсь, на кого вы здесь смотрите, — говорит Лиз.
Мужчина кивает.
— На жену, — отвечает он мгновение спустя.
— Разве вы не слишком молоды, чтобы иметь жену? — спрашивает она.
— Я не всегда был так молод, — грустно улыбается он.
— Вам повезло, — говорит Лиз, наблюдая как мужчина уходит прочь. — Увидимся в следующий четверг, — шепчет она слишком тихо, чтобы он мог услышать.
Так как Лиз проводит целый день, каждый день, на смотровой площадке, она начинает осознавать какие неудобные здесь стулья. Однажды вечером по пути к выходу она спрашивает об этом смотрителя Эстер.
— Понимаешь, Лиз, — говорит ей Эстер, — когда стулья становятся неудобными — это признак того, что вы сидите в них слишком долго.
Время течет и быстро, и медленно. Отдельные часы, минуты и секунды тянутся бесконечно, хотя прошел едва ли месяц. Лиз становится экспертом в заправке отверстий с минимальным перерывом в пятиминутных отрывках. У нее глубокие круги под глазами от того, что в ее лицо вжимаются бинокли. Время от времени Бетти спрашивает Лиз, есть ли у нее какие-то мысли о призвании.
— Мне все еще нужно время, — неизменно отвечает Лиз.
Бетти вздыхает. Она не хочет давить.
— Тэнди Вашингтон звонила тебе снова. И Олдос Гент.
— Спасибо. Я постараюсь перезвонить позже на этой неделе, — лжет Лиз.
Этой ночью Лиз видит Бетти на коленях рядом с кроватью. Бетти молится матери Лиз.
— Оливия, — шепчет она, — я не хочу обременять тебя, так как полагаю, что сейчас твоя жизнь итак сложная. Я не знаю, как помочь Элизабет. Пожалуйста, пошли мне знак, подскажи, что мне делать.
— Элизабет, мы уходим сегодня, — объявляет Бетти на следующее утро.
— У меня планы, — протестует Лиз.
— Какие планы?
— СП, — мямлит Лиз.
— Ты сможешь сделать это завтра. Сегодня мы идем на экскурсию.
— Но Бетти…
— Никаких но. Ты здесь уже целых четыре недели и до сих пор ничего не видела.
— Я видела, — говорит Лиз.
— Правда? И что? Все, что ты видела на Земле, не считается.
— Почему нет? — требует ответа Лиз.
— Потому что не считаются, — упорствует Бетти.
— Я не хочу на экскурсию, — говорит Лиз.
— Не повезло тебе, — отвечает Бетти. — Я не дам тебе денег на СП сегодня, так что у тебя нет выбора.
Лиз вздыхает.
— И, если это не чересчур, не могла бы ты носить что-то другое, нежели старые грязные пижамы? — спрашивает Бетти.
— Нет, — отвечает Лиз.
— Я дам тебе что-нибудь поносить, или, если ты не хочешь, мы можем купить что-нибудь…
— Нет, — прерывает ее Лиз.
Снаружи Бетти складывает крышу кабриолета.
— Хочешь за руль? — спрашивает она.
— Нет.
Лиз открывает пассажирскую дверь и садится.
— Отлично, — говорит Бетти, застегивая ремень безопасности. Мгновение спустя она требовательно спрашивает: — Но, почему бы и нет? Ты должна хотеть вести.
Лиз пожимает плечами:
— Я просто не хочу.
— Я не сержусь из-за той первой ночи, если ты так думаешь, — говорит Бетти.
— Послушайте, Бетти, я не хочу вести, потому что я не хочу вести. Тут нет никакого тайного смысла. Больше того, если весь смысл этой поездки в осмотре достопримечательностей, я была бы не состоянии смотреть и одновременно следить за дорогой, разве не так?
— Полагаю, нет, — уступает Бетти. — Разве ты не собираешься пристегнуться?
— Какой в этом смысл? — спрашивает Лиз.
— Такой же, как на Земле: чтобы спасти тебя от удара о приборную панель.
Лиз закатывает глаза, но пристегивается ремнем безопасности.
— Я подумала, что мы могли бы пойти на пляж, — говорит Бетти. — Как тебе?
— Мне все равно, — отвечает Лиз.
— На Другой стороне чудесные пляжи, как ты знаешь.
— Фантастика. Разбудите меня, когда мы туда доберемся.
Чтобы избежать дальнейшего разговора, Лиз прикрывает левый глаз и притворяется, что спит. Правым глазом она наблюдает достопримечательности Другой стороны из окна. Лиз думает, как это все похоже на Землю, и сходство заставляет ее задержать дыхание. Но есть различия, и эти различия, как обычно и бывает, в деталях. Из окна она замечает дорожные кинотеатры — она никогда не видела их прежде, разве что на винтажных фотографиях. На шоссе девочка шести или семи лет, одетая в дорожный костюм, ведет внедорожник. В отдалении она видит деревья, подстриженные в форме Эйфелевой башни и статуи Свободы. Вдоль дороги Лиз видит маленькие деревянные таблички, расположенные на расстоянии десяти метров друг от друга. На каждой из них напечатана одна фраза:
МОЖЕТ, ТЫ И УМЕР,
НО ТВОЯ БОРОДА РАСТЕТ,
ЛЕДИ НЕ ЛЮБЯТ ЩЕТИНУ
ДАЖЕ В ЗАГРОБНОЙ ЖИЗНИ.
МЬЯНМА БРИТЬЯ.
— Что такое Мьянма бритья? — спрашивает Лиз у Бетти.
— Крем для бритья. Когда я была жива, эти таблички можно было увидеть на всех дорогах Америки, — отвечает Бетти. — Большинство из них были заменены биллбордами к тому времени, как родилась ты, но некоторое время они были весьма популярны, в той степени, в которой может быть популярен знак, — смеется Бетти. — Ты увидишь, что Другая сторона — это место, куда отправляются умирать многие старые фантазии.
— Оу.
— Я думала, ты спишь, — говорит Бетти, глядя на Лиз.
— Так и есть, — отвечает Лиз и снова закрывает левый глаз.
Лиз замечает, что здесь тише, чем на Земле. И она видит, что Другая сторона по-своему прекрасна. Даже несмотря на отсутствие дизайна, эффект создается прекрасный. И хотя она прекрасна, Лиз по-прежнему ее ненавидит.
Спустя примерно час Бетти будит Лиз, которая заснула по-настоящему.
— Мы на месте, — говорит Бетти.
Лиз открывает глаза и смотрит в окно.
— Ага, это похоже на пляж, — говорит она. — Совсем как тот, что рядом с домом.
— Все дело в путешествии, — говорит Бетти. — Разве ты не хочешь выйти из машины?
— Не особенно, нет, — отвечает Лиз.
— Давай хотя бы сходим в сувенирную лавочку и немного разомнем ноги, — умоляет Бетти. — Может, ты захочешь какой-нибудь сувенир?
Лиз нерешительно смотрит на хижину с соломенной крышей, возле самой кромки воды. Учитывая расположение и конструкцию, магазинчик выглядит так, будто его может сдуть в любой момент. Крепкий металлический знак неуместно висит над крыльцом:
ХОЧУ, ЧТОБЫ ВЫ БЫЛИ ЗДЕСЬ
Финтифлюшки, старый хлам, книжки-малютки,
побрякушки, никчемные украшения, сувениры, причуды, всякая всячина
и другая рухлядь для разборчивых покупателей.
— Ну, так что ты на это скажешь? — Бетти улыбается Лиз.
— И для кого именно я буду покупать сувениры? — спрашивает Лиз.
— Для себя.
— Сувениры покупают для других людей, — фыркает Лиз. — Я никого тут не знаю и не собираюсь назад.
— Это не навсегда, но еще не сейчас, — отвечает Бетти. — Пойдем, я куплю тебе все, что захочешь.
— Я ничего не хочу, — говорит Лиз, следуя за Бетти в невзрачный магазин подарков. Внутри никого нет.
Рядом с кассовым аппаратом стоит консервная банка из-под супа и лежит записка: «Ушел на обед. Положите плату в банку. Сделайте себе хорошую скидку, только между нами».
Чтобы удовлетворить Бетти, Лиз выбирает книгу с шестью открытками Другой стороны и пластиковый снежный шар. В снежном шаре находится миниатюрная модель «Нила», погруженного в приторно-голубую воду, на основании шара написано красными буквами: «Хочу, чтобы вы были здесь».
— Хочешь пляжное полотенце Другой стороны? — спрашивает Бетти, когда Лиз ставит на прилавок два предмета.
— Нет, спасибо, — отвечает Лиз.
— Уверена?
— Да, — с нажимом отвечает Лиз.
— Может, тогда футболку?
— Нет! — кричит Лиз. — Я не хочу проклятую футболку! Или пляжное полотенце! Или что-либо еще! Все, что я хочу, — это попасть домой!
— Ладно, куколка, — произносит Бетти со вздохом. — Подожди снаружи. Нужно все посчитать.
Возмущенная Лиз выскакивает на улицу, держа свой новый шар.
Она ждет Бетти в машине. Лиз стряхивает снежный шар. Крошечный «Нил» бешено бьется о купол. Лиз трясет снежный шар еще сильнее. Вязкая несвежая вода течет по руке Лиз. Там, где две половинки купола соединялись вместе, небольшой зазор. Лиз открывает дверь машины и бросает снежный шар на тротуар. Вместо того чтобы разбиться или треснуть, он скачет через стоянку для машин как резиновый мячик, останавливаясь у ног маленькой девочки в розовом купальнике в горошек.
— Ты уронила это, — зовет девочка Лиз.
— Да, — соглашается Лиз.
— Он тебе не нужен?
Девочка поднимает снежный шар с земли.
Лиз отрицательно качает головой.
— Можно мне его взять? — спрашивает девочка.
— Валяй, — отвечает Лиз.
— Небо тут не слишком падает, — говорит девочка. Она переворачивает снежный шарик так, что весь снег собирается в купол. Она ставит свой мизинец на протечку.
— Что ты имеешь в виду? — спрашивает Лиз.
— Вот так. — Девочка переворачивает снежный шар.
— Ты имеешь в виду снег, — говорит Лиз. — Ты имеешь в виду, что здесь не идет снег.
— Не много, не много, не много, — поет она. Девочка идет к Лиз. — Ты большая.
Лиз пожимает плечами.
— Сколько тебе? — спрашивает девочка.
— Пятнадцать.
— Мне четыре, — отвечает девочка.
Лиз смотрит на ребенка:
— Ты действительно маленькая девочка или фальшивая маленькая девочка?
Девочка открывает глаза так широко, как только может.
— Что ты имеешь в виду?
— Тебе действительно четыре или ты просто притворяешься четырехлеткой? —спрашивает Лиз.
— Что ты имеешь в виду? — повышает голос девочка.
— Тебе всегда было четыре или ты раньше была взрослой?
— Я не знаю. Мне четыре. Четыре! — плачет девочка. — Ты злая.
Девочка бросает снежный шар к ногам Лиз и убегает прочь.
Из магазина выходит Бетти, держа в руках маленький бумажный пакет.
—Я купила это для тебя, — говорит Бетти Лиз. Она бросает Лиз бумажный пакет. Внутри футболка с лозунгом: «Моя бабушка была на Другой стороне и все, что она мне подарила, — это вонючая футболка».
Первый раз за весь день Лиз улыбается.
— Она вонючая, — соглашается Лиз. Она надевает футболку поверх пижамы.
— Я подумала, что тебе понравится, — говорит Бетти. — Я сказала себе, что будет не слишком много возможностей, когда футболка будет на самом деле иметь смысл в качестве подарка, — смеется Бетти.
Впервые Лиз по-настоящему смотрит на Бетти. У нее темно-каштановые волосы и легкие морщинки от смеха вокруг глаз. «Бетти красивая», — думает Лиз. Бетти выглядит как мама. Бетти выглядит как я. У Бетти есть чувство юмора... Внезапно Лиз понимает, что, возможно, у ее бабушки есть более важные дела, чем беспокоиться о хмуром подростке. Она хочет извиниться за сегодняшний день и за все остальное. Она хочет сказать, что Бетти ни в чем в этой ситуации не виновата.
— Бетти, — говорит она тихо.
— Да, куколка, что такое?
— Я... Я… — начинает Лиз. — Мой снежный шар протекает.
Вечером Лиз подписывает все шесть открыток Другой стороны. Она подписывает одну для родителей, одну для Зоуи, одну для Эдварда, одну для Люси и одну для Элви. И последнюю она подписывает для своего учителя биологии, который пропустил ее похороны.
«Дорогой доктор Фудзияма.
Теперь, вы, наверное, уже услышали о том, что я умерла. Это означает, что я не буду присутствовать в этом году на научной региональной ярмарке, что является большим разочарованием как для меня, так и, я уверена, для вас. В то время, когда я умерла, я чувствовала, что начинаю добиваться реального прогресса с земляными червями.
Я действительно наслаждалась вашим предметом и продолжаю следить из того места, где сейчас живу, где обнаружила себя. Препарирование свиньи выглядело довольно интересно, и думаю, что я могла бы попробовать это.
К сожалению, здесь нет мертвых свиней, которых я могла бы вскрыть.
Здесь неплохо. Погода большую часть времени прекрасная. Я живу с бабушкой Бетти, которая старая, но выглядит молодо. (Долгая история).
Я была разочарована, не увидев вас на своих похоронах, так как вы были моим любимым учителем, включая даже среднюю и младшую школу. Это не упрек, доктор Ф.:)
Ваша, Элизабет Мэри Холл, пятый семестр биологии».
Лиз наклеивает почтовые марки на все шесть открыток и кладет их к почте, прекрасно зная, что они никогда не будут доставлены в пункт назначения. Обратный адрес отсутствует, что, по крайней мере, не даст открыткам вернуться к ней обратно. Лиз думает, что было бы неплохо написать открытку кому-нибудь, кто на самом деле ее получит.
Оказавшись снова на СП, Лиз начинает раздражаться из-за того, что ей приходится наблюдать свою жизнь только пятиминутными обрывками. Как только она втягивается в одну историю, бинокли захлопываются. Ей кажется, что она всегда что-то пропускает.
Например, скоро выпускной. Зоуи недавно решила, что она в итоге пойдет с Джоном. И, поскольку Зоуи идет, Лиз очень хочется все увидеть, не прерываясь. Может быть, если бы у нее было сорок восемь Вечных вместо двадцати четырех, ей было бы лучше? Она решает попросить у Бетти больше Вечных.
— Бетти, мне не помешает на несколько Вечных в день больше.
— Сколько ты имеешь в виду? — спрашивает Бетти.
— Я думаю, может быть, сорок восемь в день.
— Это начинает становиться чересчур, куколка.
— Я непременно тебе все верну, — обещает Лиз.
— Дело не в Вечных. Я просто беспокоюсь, что ты проводишь слишком много времени на Смотровой площадке.
— Ты знаешь, что ты не моя мать.
— Я знаю, Лиз, но тем не менее я беспокоюсь.
— Боже, как я ненавижу это!
Лиз вылетает из комнаты и бросается на кровать. Лежа там, она решает три дня не ходить на Смотровую площадку, чтобы сохранить Вечные для выпускного. Это великая жертва. В отсутствие друзей или любых других развлечений, она проводит время в своей комнате в доме Бетти, беспокоясь, что отстанет от жизни всех, кто остался дома. Три дня кажутся вечностью, но она сохраняет достаточно денег, чтобы увидеть выпускной целиком. Лиз также убеждает Эстер позволить ей остаться после закрытия. Эстер не совсем согласна, но она показывает Лиз, где включаются светильники. В ночь выпускного Лиз смотрит, как Зоуи ест клубнику в шоколаде, делает фото для брелка и танцует медленный танец под чрезмерно сентиментальную балладу. Немногим позже она видит, как Зоуи теряет девственность в роскошном номере того же самого отеля, где проходили танцы. Из уважения к Зоуи Лиз смотрит только тридцать секунд и прикрывает свой правый глаз рукой. Лиз уделяет особое внимание выпускному платью Зоуи. Платье, которое Лиз должна была помочь ей выбрать, скомкано в углу комнаты.
Лиз уходит до того, как ее время вышло, за целых два часа до закрытия смотровой площадки. Она не хочет видеть Бетти, но ей некуда больше пойти. Лиз решает посидеть в парке рядом с домом Бетти. Через некоторое время белый пушистый бишон-фризе садится рядом с Лиз на скамейку.
— Привет, — кажется, сказала собака.
Выражая приветствие, Лиз треплет собаку по голове. Каким-то образом, это именно так, как было с Люси, и Лиз тоскует по дому еще больше, чем раньше.
Собака наклоняет голову.
— Ты кажешься немного синей.
— Может быть, немного.
— Что тебя беспокоит? — спрашивает собака.
Лиз думает о вопросе собаки, прежде чем ответить.
— Я одинока. Кроме того, я ненавижу все здесь.
Собака кивает.
— Ты не против почесать мне шею под ошейником. Я не могу дотянуться туда лапой.
Лиз повинуется.
— Благодарю. Чувствую себя гораздо лучше. — Собака фыркает от удовольствия. — Итак, ты сказала, что одинока и ненавидишь быть здесь?
Лиз снова кивает.
— Мой тебе совет: прекрати быть одинокой и прекрати все здесь ненавидеть. Мне это всегда помогает, — говорит пес. — Ох, и будь счастлива! Легче быть счастливой, чем быть печальной. Быть грустной — это много работы. Это утомительно.
Женщина из другого конца пара зовет собаку:
— Арнольд!
— Пора идти! Мой двуногий хозяин зовет меня! — Собака спрыгивает со скамейки. — Увидимся!
— Увидимся, — говорит Лиз, но собака уже ушла.
Счастливое такси
После выпускного Лиз перестает наблюдать за Зоуи или за кем-либо еще из школы. Теперь она смотрит только на близких родственников. Однажды ночью, прямо перед закрытием СП Лиз спрашивает Эстер:
— Как работают бинокли?
Эстер скривилась:
— Ты уже должна это знать. Кладешь монету, а затем…
Лиз прерывает ее:
— Я имею в виду, как они в действительности работают? Я провожу здесь почти все время и ничего о них не знаю.
— Как и любые другие бинокли, я полагаю. Ряд двояковыпуклых линз заключены в две цилиндрических трубки, формируя одно изображение…
Лиз снова прерывает ее:
— Да, я знаю эту часть. Я изучала все это в пятом классе.
— Похоже, ты все знаешь, Лиз, так что я не понимаю, почему ты меня беспокоишь.
Лиз игнорирует замечание Эстер.
— Но Земля так далеко, а эти бинокли не кажутся особенно мощными. Как получается видеть аж до самой Земли?
— Может быть, в этом-то и дело. Может быть, Земля не так уж далека.
— Это приятная мысль, — фыркает Лиз.
— Разве не так? – улыбается Эстер. – Я представляю это в виде дерева, потому что каждое дерево – это на самом деле два дерева. Есть дерево с ветвями, которое видят все, а под землей есть дерево с корнями, которое растет в противоположном направлении. Так что Земля – это ветви, растущие к небу, а Другая сторона – это корни, растущие вниз, противоположно, но абсолютно симметрично. Ветви особо не думают о корнях, и корни не особо думают о ветвях, но все время они соединены стволом, понимаешь? И даже если кажется, что ветви находятся далеко от корней, – это не так. Ты всегда соединена, ты просто не думаешь об этом…
— Эстер! – прерывает ее Лиз в третий раз. – Но как бинокли работают? Откуда они знают, что я хочу увидеть?
— Это секрет, — отвечает Эстер. — Я могла бы рассказать, но тогда мне придется убить тебя.
— Это совсем не смешно, — собирается уходить Лиз.
— Ну ладно, Лиззи, я скажу тебе. Подойди как можно ближе, я и скажу тебе на ухо.
Лиз повинуется.
— Спроси меня снова, — произносит Эстер, — и скажи «пожалуйста».
— Эстер, пожалуйста, скажи, как работают бинокли.
Эстер склоняется к уху Лиз.
— Это… — шепчет она и делает она паузу, — …магия, — смеется Эстер.
— Я даже не знаю, почему вообще разговариваю с тобой.
— У тебя нет друзей, и ты до глубины души одинока.
— Спасибо, — буркнула Лиз, покидая СП.
— Увидимся завтра, Лиз, — выкрикивает Эстер весело.
Наступает двенадцатое августа, день, в который Лиз исполнилось бы шестнадцать на Земле.
Как и любой другой день, Лиз проводит его на СП.
— Сегодня Лиззи исполнилось бы шестнадцать, — говорит ее мать отцу Лиз.
— Я знаю, — произносит он.
— Как думаешь, они когда-нибудь найдут человека, который это сделал?
— Не знаю, — отвечает он и добавляет: — Я на это надеюсь.
— Это было такси! – кричит Лиз в бинокли. — СТАРОЕ ЖЕЛТОЕ ТАКСИ С ОСВЕЖИТЕЛЕМ ВОЗДУХА В ФОРМЕ ЧЕТЫРЕХЛИСТНОГО КЛЕВЕРА, ПОДВЕШЕННЫМ НА ЗЕРКАЛО ЗАДНЕГО ВИДА!
— Они тебя не слышат, — говорит Лиз какая-то бабушка.
— Я знаю это, — отмахивается Лиз. — Тихо!
— Почему он не остановился? — спрашивает мать Лиз.
— Я не знаю. По крайней мере он позвонил 911 из телефонной будки, хотя это уже и не имело значения.
— И все-таки он должен был остановиться. — Мать Лиз начинает плакать. — Я имею в виду, что, когда ты сбиваешь пятнадцатилетнюю девочку, ты останавливаешься, верно? Ведь так поступает порядочный человек, правда?
— Я не знаю, Оливия. Раньше я думал так, — произносит отец Лиз.
— И я не верю, что никто ничего не видел! Я имею в виду, кто-то должен был видеть, кто-то должен знать, кто-то должен…
Время Лиз заканчивается, и линзы закрываются. Она не двигается. Она просто смотрит на линзы и позволяет разуму погрузиться в темноту.
Лиз приходит в ярость, узнав, что стала жертвой водителя, который скрылся с места ДТП. «Тот, кто сбил меня, должен заплатить, — думает она. – Тот, кто сбил меня, должен сесть в тюрьму на очень долгое время». И в этот момент Лиз решает найти таксиста и затем найти способ сообщить своим родителям. Она сует Вечный в щель и начинает рыскать по огромному Бостону в поисках старого желтого такси с освежителем воздуха в форме четырехлистного клевера, подвешенного на зеркале заднего вида. Лиз методично ищет счастливое такси — так она его окрестила, – наблюдая за парковками и диспетчерами всех компаний такси, обслуживающих территорию рядом с галереей…
Хотя район обслуживают только четыре таксомоторных компании, Лиз тратит целую неделю — и больше пяти сотен Вечных — на поиски счастливого такси. Лиз добавляет Вечные, попросив их у Бетти на одежду. Бетти с радостью одалживает ей деньги и не задает слишком много вопросов. Она просто скрещивает пальцы и надеется, что Лиз вышла из депрессии.
