О ПЕРЕВОДЕ
Оригинальное название: Elsewhere by Gabrielle Zevin
Габриэль Зевин «Другая Сторона»
Перевод: Альбина Абзалова
Редактура и вычитка: Ана Овсянникова, Мария Максимова
Переведено в рамках проекта http://vk.com/bookish_addicted
Для бесплатного домашнего ознакомления.
Релиз не для продажи
АННОТАЦИЯ
Добро пожаловать на Другую сторону. Тут всегда тепло и дует легкий ветерок, солнце и звезды ярко светят, а пляжи просто чудесные. Здесь тихо и спокойно. Здесь нельзя заболеть или состариться. Хочешь увидеть новые картины Пикассо? Загляни в один из музеев Другой стороны. Нужно поговорить с кем-то о своих проблемах? Посети психологическую практику Мэрилин Монро.
Другая сторона.
Именно здесь оказывается Лиз Холл после своей смерти. Это место очень похоже на Землю и при этом совершенно другое. Тут Лиз будет жить в обратном направлении со дня своей смерти до тех пор, пока снова не станет ребенком и не вернется на Землю. Но Лиз хочет, чтобы ей исполнилось шестнадцать, а не четырнадцать. Она хочет получить водительские права. Хочет закончить старшую школу и пойти в колледж. Хочет влюбиться. Вместо этого Лиз вынуждена жить жизнью, которую она не хочет, с бабушкой, с которой только что познакомилась. Это не слишком здорово.
Как может Лиз отпустить жизнь, которую она знала, и принять новую? Возможно ли, что жизнь, прожитая назад, ничем не отличается от жизни, прожитой вперед?
ГАБРИЭЛЬ ЗЕВИН
ДРУГАЯ СТОРОНА
Пролог
Конец
«Это случилось быстро, она не почувствовала боли». Иногда отец шепотом говорит эти слова матери, иногда она ему. Люси слушает их, стоя на лестнице, и молчит.
Ради Лиззи Люси хочется верить, что конец был быстрым и безболезненным: быстрый конец — хороший конец. Но она не перестает удивляться: откуда им знать? «Момент столкновения наверняка был болезненным», — полагает она. А что, если конец совсем не был быстрым?
Она заходит в комнату Лиззи и осматривает ее. Вся жизнь девочки-подростка — это коллекция мелочей: зацепившийся за монитор компьютера бирюзовый лифчик, так и не заправленная кровать, аквариум с земляными червями, сдувшийся воздушный шарик с последнего Дня святого Валентина, знак «Не входить» на дверной ручке, под кроватью пара неиспользованных билетов на концерт группы Machine. В конце концов, какое теперь все это имеет значение? И что вообще имеет значение? Неужели человек — это просто куча мусора?
Единственное, что может сделать Люси, когда чувствует себя так, — это рыть. Рыть, пока не забудет всех и вся. Рыть прямо через розовый ковер. Рыть, пока не достигнет потолка этажом ниже. Рыть, пока не провалится. Снова и снова.
Люси упорно работает до тех пор, пока семилетний брат Лиззи, Элви, не поднимает ее с ковра и не сажает к себе на колени.
— Не бойся, — говорит Элви. — Хоть ты и принадлежала Лиззи, это не значит, что никто не будет тебя кормить, и купать, и гулять с тобой в парке. Теперь ты даже можешь спать в моей комнате. Сидя на неудобных коленях Элви, Люси представляет, что Лиззи просто уехала в колледж. Лиззи было почти шестнадцать, и это бы в любом случае произошло в течение ближайших двух лет. Глянцевые брошюры уже начали стопкой собираться на полу ее спальни. Иногда Люси мочилась на одну из них или рвала в клочья другую, но даже тогда она знала, что это не остановить. Однажды Лиззи уедет, а держать собак в общежитии нельзя.
— Как ты думаешь, где она? — спрашивает Элви.
Люси поднимает голову.
— Она... — Он на мгновение замолкает. —...там, наверху?
Насколько Люси знает, наверху находится только чердак.
— Ладно, — Элви вызывающе поднимает подбородок, — я верю, что она там. И я верю, там есть ангелы и арфы, большие пушистые облака и белоснежные шелковые пижамы, и все, что только можно представить.
«Милая история», — думает Люси. Она не верит в счастливую загробную жизнь или радужный мост. Она верит, что мопс живет один раз, и на этом все. Хотелось бы ей когда-нибудь увидеть Лиззи снова, но она не слишком на это надеется. И даже если после смерти что-то есть, то кто знает, есть ли там сухой корм и свежая вода, можно ли поспать или понежиться на коленях у хозяина, есть ли там вообще собаки? И хуже всего — это не здесь!
Люси воет, главным образом выражая скорбь, но надо признать, что и от голода тоже. Когда семья теряет свою единственную дочь, кормление мопса может стать нерегулярным. Люси проклинает свой предательский желудок: что она за животное, раз может быть голодной, когда ее единственная подруга мертва?
— Как бы мне хотелось, чтобы ты могла говорить, — вздыхает Элви. — Бьюсь об заклад, ты думаешь о чем-то интересном.
«И мне бы хотелось, чтобы ты меня услышал», — лает Люси, но Элви ее не понимает.
На следующий день мама выводит Люси в собачий парк. Это первый раз с того самого дня, когда кто-то вспомнил о прогулках Люси.
Пока они гуляют, Люси повсюду чувствует запах печали матери. Она пытается понять, что он ей напоминает. Дождь? Петрушка? Бурбон? Или, может, шерстяные носки? «Бананы», — решает в итоге Люси.
В парке Люси просто лежит на скамейке, чувствуя себя одинокой, подавленной и (когда же это закончится?) немного голодной. Пудель по кличке Коко спрашивает у нее, в чем дело, и Люси, тяжело вздыхая, отвечает ей. Пудель — общеизвестная сплетница, и новости молниеносно разлетаются по парку.
Бандит, одноглазый пес, которого в менее изысканном обществе назвали бы дворнягой, приходит выказать ей свое сочувствие.
— Тебя выкинули на улицу?
— Нет, — отвечает Люси, — я живу с той же семьей.
— Тогда я не вижу, что в этом плохого.
— Ей было всего пятнадцать.
— И что? Мы живем всего десять, максимум пятнадцать лет, но не сдаемся.
— Но она не была собакой! — лает Люси. — Она была человеком, моим человеком, и она попала под машину.
— И что с того? Мы постоянно попадаем под машины. Выше нос, маленький мопс. Ты слишком много волнуешься. Вот поэтому у тебя много морщин.
Люси слышала эту шутку много раз, но сейчас подумала — довольно несправедливо по отношению к Бандиту, потому что он неплохой пес, — что дворняжки никогда не отличались хорошим чувством юмора.
— Мой тебе совет, найди себе другого хозяина. Если бы ты прожила мою жизнь, то знала бы, что все они одинаковые. Когда заканчивается сухой корм, я ухожу.
С этими словами Бандит покидает Люси и уходит играть во фрисби.
Люси вздыхает, жалея себя. Она наблюдает за играющими собаками. «Как они могут нюхать под хвостом друг у друга, бегать за мячиком и наматывать круги! Какими невинными они кажутся».
— Это противоестественно, когда собака живет дольше своего хозяина! — воет Люси. — Никто не понимает, пока такое не случится с ним. Более того, никому нет до этого дела. — Люси качает своей маленькой круглой головой. — Это так удручает. Мне не хочется даже изгибать колечком хвост.
— В итоге конец жизни имеет значение только для друзей, семьи и знающих тебя людей, — горестно скулит мопс. — Для всех остальных — это просто еще один конец.
Часть I. «Нил»
На море
Элизабет Холл просыпается в незнакомой постели в незнакомой комнате со странным чувством, что ее душат собственные простыни.
Лиз (учителя называли ее Элизабет; дома она была Лиззи, за исключением тех моментов, когда попадала в неприятности; для всех остальных — просто Лиз) садится в постели и бьется головой о верхнюю койку. Сверху раздается незнакомый голос, полный праведного негодования:
— Какого черта?!
Лиз осторожно заглядывает наверх. Там лежит девочка, которую она никогда прежде не встречала. Она спит или, по крайней мере, пытается. Спящая в белой рубашке девушка примерно такого же возраста, как Лиз. Ее длинные темные волосы заплетены в причудливо уложенные косы. Для Лиз она выглядит как королева.
— Извините, — спрашивает Лиз, — вы случайно не знаете, где мы находимся?
Девушка зевает, потирая сонные глаза. Она обводит взглядом комнату, смотря сначала на потолок, потом на пол, на окно, а затем снова поворачивается к Лиз. Она трогает свои косички и вздыхает.
— На корабле, — отвечает она, пытаясь подавить зевок.
— Что значит «на корабле»?
— Вокруг много воды. Просто посмотри в окно. — Девочка уютно сворачивается под одеялом. — Конечно, можно было додуматься до этого самостоятельно и не будить меня.
— Извините, — шепотом говорит Лиз.
Лиз выглядывает в иллюминатор над кроватью. На сотни миль вокруг простирается океан, теряющийся в утренней мгле и призрачном тумане. Если прищуриться, Лиз может разглядеть дощатый настил. На нем она видит силуэты родителей и своего младшего братишки, Элви. С каждым мгновением призрачные фигуры становятся все меньше. Папа плачет, а мама держит его за руку. Несмотря на расстояние, Лиз кажется, что Элви смотрит прямо на нее и машет рукой. Спустя десять секунд туман поглощает ее семью.
Лиз ложится обратно. Несмотря на то, что она чувствует себя полностью проснувшейся, ее не покидает уверенность в том, что она еще спит: во-первых, она не может находиться на корабле, потому что должна заканчивать десятый класс; во-вторых, если это отпуск, то Элви и родители, к сожалению, должны быть с ней; и наконец, в-третьих, только во сне можно увидеть такие абсолютно нереальные вещи, как, например, твоя семья на деревянном помосте, находящемся в милях от тебя. Добравшись до четвертой причины, Лиз решает встать с постели.
«Какое бесполезное занятие, — думает Лиз, — тратить свое время на сны».
Не желая снова беспокоить свою спящую соседку, Лиз на цыпочках идет к комоду.
Верный признак того, что она действительно в море, — привинченная к полу мебель. Несмотря на то, что она находит комнату вполне приятной, помещение кажется одиноким и потерянным, словно через него прошло много людей, но никто не захотел остаться.
Лиз проверяет ящики — везде пусто. Даже Библии нет. Несмотря на все старания вести себя тихо, Лиз не удается удержать последний ящик, и он захлопывается с громким звуком. К сожалению, это будит спящую девочку.
— Тут вообще-то люди спят! — раздраженно кричит она.
— Мне очень жаль. Я просто проверяла ящики. Если тебе интересно — они пусты, — извиняется Лиз. — И кстати, мне нравятся твои волосы
Девочка непроизвольно начинает теребить свои косички.
— Спасибо.
— Как тебя зовут? — спрашивает Лиз.
— Тэндив Вашингтон, но все называют меня Тэнди.
— А я Лиз.
Тэнди зевает:
— Тебе шестнадцать?
— Исполнится в августе.
— Мне исполнилось шестнадцать в январе. — Тэнди заглядывает на ее койку. — Лиз, — произносит она, на южный манер превратив один слог имени Лиз в два «Ли-из», — не возражаешь, если я задам тебе личный вопрос?
— Совсем нет.
— Слушай, — тянет Тэнди, — ты скинхед?
— Скинхед? Нет, конечно. — Лиз вопросительно приподнимает бровь. — С чего ты взяла?
— Может потому, что у тебя нет волос. — Тэнди показывает на лысую голову Лиз, покрытую едва намечающимся ежиком светлых волос.
Лиз проводит рукой по голове, наслаждаясь ее странной гладкостью. Как будто перья у новорожденного цыпленка. Она выбирается из постели и смотрит на свое отражение в зеркале. Лиз видит девушку лет шестнадцати с очень бледной кожей и глазами цвета морской волны. У нее действительно нет волос.
— Это очень странно. — В реальной жизни у Лиз длинные, густые волосы, которые легко путаются.
— Ты действительно не знаешь? — спрашивает Тэнди.
Лиз обдумывает вопрос. В глубине ее сознания мелькает воспоминание о том, как она лежит в ослепительно яркой комнате, а отец бреет ее голову. Нет, вспоминает Лиз, это не был ее отец, просто мужчина примерно такого же возраста, как он. Она помнит, как плакала, а мама говорила: «Не волнуйся, Лиззи, они снова отрастут».
Нет, все было совсем не так. Это мама плакала, а не она. В какой-то момент Лиз пытается вспомнить, случилось ли все это на самом деле. Лиз решает, что не хочет сейчас думать об этом, поэтому спрашивает Тэнди:
— Хочешь посмотреть, что еще есть на этом корабле?
— Почему бы нет? Я сейчас встану.
С этими словами она спускается с койки.
— Интересно, найду ли я здесь шляпу, — говорит Лиз. Даже во сне она уверена, что не хочет выглядеть, как лысый уродец.
Она проверяет шкаф и заглядывает под кровать — везде пусто, как и в комоде.
— Не волнуйся из-за волос, Лиз, — мягко произносит Тэнди.
— Я и не волнуюсь. Просто это кажется мне странным.
— Эй, у меня тоже есть кое-что странное. — Тэнди приподнимает волосы, как театральный занавес. — Взгляни-ка на это, — говорит она, указывая на маленькую, но глубокую покрасневшую рану, прямо у основания черепа.
Несмотря на то, что рана меньше половины дюйма в диаметре, Лиз с уверенностью может сказать, что она — результат серьезной травмы.
— О Боже, Тэнди, надеюсь тебе не больно!
— Сперва было чертовски больно, но уже нет. — Она опускает волосы. — Вообще-то, я думаю, что рана становится лучше.
— Как это случилось?
— Не помню, — отвечает Тэнди, потирая макушку, как будто это поможет ей вспомнить. — Это могло случиться очень давно, а могло и вчера. Ты ведь понимаешь, что я имею в виду?
Лиз кивает. Хотя она и не видит в словах Тэнди смысла, она не считает нужным спорить с сумасшедшими людьми, которых встречаешь во сне.
— Пойдем, — говорит Лиз.
На выходе Тэнди бросает беглый взгляд в зеркало:
— Как думаешь, это важно, что мы обе в пижамах?
Лиз смотрит на белую ночную рубашку Тэнди. Сама она одета в белую пижаму в мужском стиле.
— Почему это должно иметь значение? — спрашивает она, думая, что быть лысой гораздо хуже, чем не совсем одетой. — К тому же, Тэнди, во что еще ты можешь быть одета, когда спишь?
Лиз опускает ладонь на дверную ручку. Однажды кто-то сказал ей, что ни при каких обстоятельствах нельзя открывать дверь во сне. Лиз так и не смогла вспомнить, кто этот человек и почему все двери должны оставаться закрытыми, поэтому она поворачивает ручку, решив проигнорировать совет.
Кертис Джест
Лиз и Тэнди оказываются в коридоре с сотней одинаковых дверей, таких же как и та, через которую они вышли.
— Как думаешь, мы найдем ее снова? — спрашивает Тэнди.
— Сомневаюсь, что мне это потребуется, — отвечает Лиз. — Я ведь проснусь гораздо раньше, разве нет?
— Ну, на всякий случай, номер нашей комнаты 130002.
Лиз замечает в конце коридора табличку, написанную от руки: «Внимание, пассажиры парохода «Нил»! Столовая находится тремя пролетами выше, на палубе с открытым бассейном».
— Хочешь есть? – спрашивает Тэнди.
— Просто умираю от голода.
Лиз удивлена своим ответом. Прежде она никогда не чувствовала голода во сне.
Самое примечательное в столовой — люди. Все они пожилые. Несколько человек возраста ее родителей, но большинство гораздо старше. Седые волосы или даже полное их отсутствие, морщинистая кожа в пигментных пятнах — здесь это норма. Лиз прежде никогда не видела столько стариков в одном месте, даже во время посещений своей бабушки в Бока.
— Может, мы не по адресу? — сомневается Лиз.
— Понятия не имею, но кто-то идет сюда, — пожимает плечами Тэнди.
Три женщины целеустремленно идут к ним. Они напоминают Лиз ведьм из «Макбета», пьесы, которую Лиз только закончила читать для уроков английского в десятом классе.
— Здравствуйте, милые, — обращается к ним миниатюрная женщина с нью-йоркским акцентом. — Меня зовут Дорис, а это Мирна и Флоренс. — Приподнявшись на цыпочках, она гладит Лиз по голове. — Господи, вы только посмотрите, какая она маленькая!
Лиз вежливо улыбается, но делает шаг назад, препятствуя дальнейшим прикосновениям.
— Сколько тебе лет? — Дорис-гном доверительно улыбается, глядя на Лиз снизу вверх. — Двенадцать?
— Мне пятнадцать, — поправляет ее Лиз. — Почти шестнадцать. С волосами я выгляжу старше.
— Что с вами случилось, девочки? — скрипит женщина по имени Флоренс таким хриплым голосом, как будто всю жизнь курила.
— Что вы имеете в виду? — требовательно спрашивает Лиз.
— Я получила выстрел в голову, мэм, — весьма дружелюбно отвечает Тэнди.
— Говори громче, — просит Мирна. У нее тонкая полоска усов над верхней губой. — Мой слух уже не так хорош.
— Мне выстрелили в голову!
Лиз поворачивается к Тэнди:
— Я думала, ты не помнишь, как получила дырку в черепе.
— Только что вспомнила, — извиняется Тэнди.
— Выстрел в голову! — хрипло восклицает Флоренс. — Как это грубо!
— Ничего особенного. Там, откуда я родом, это в порядке вещей.
— Что?! — кричит усатая Мирна. — Повтори в мое левое ухо.
— Я сказала — ничего особенного!
— Может, тебе стоит обратиться в медицинский центр? — предлагает Флоренс. — На причале в Портофино[1] есть один. Мирна уже дважды там была.
Тэнди качает головой:
— Да оно и само нормально заживает.
Лиз ничего не понимает в этом разговоре. В этот момент ее желудок громко дает о себе знать.
— Извините.
Крошечная Дорис показывает рукой на стол:
— Девочки, вы обязательно должны что-нибудь поесть. И запомните, если вы хотите получить самую вкусную еду, должны приходить заранее.
На завтрак Лиз выбирает пудинг с тапиокой и блины. Тэнди берет суши, трюфели и темные бобы. Лиз с любопытством смотрит на ее еду:
— Интересный выбор.
— Дома у нас нет и половины того, что есть здесь, — отвечает Тэнди. — И я планирую попробовать все это, прежде чем мы приплывем туда.
— Куда? — осторожно спрашивает Лиз. — Как ты думаешь, где находится это «туда»?
Тэнди какое-то время обдумывает ее вопрос.
— Мы на корабле, — наконец, отвечает она, — а все корабли должны куда-то плыть.
Девочки занимают стол рядом с окном, в отдалении от других. Лиз уничтожает блины в рекордные сроки. Она чувствует себя так, будто не ела уже несколько недель.
Лиз держит тарелку с пудингом и смотрит на Тэнди.
— Я раньше не встречала людей, получивших пулю в голову.
— Мы не могли поговорить об этом после еды?
— Извини, я просто хотела поддержать разговор.
Лиз смотрит в окно. Над кристально прозрачной водой поднимается туман. Она никогда прежде не видела такой чистой воды. «Как странно, — думает Лиз, — что небо настолько похоже на море». Она думает, что море выглядит как мокрое небо, а небо — как отжатое море. Лиз интересно, куда следует корабль и проснется ли она раньше, чем его плавание закончится, и что скажет мама о значении этого сна. Ее мама — детский психолог и знает все о таких вещах. Размышления Лиз прерывает мужской голос.
— Не возражаете? — спрашивает он с британским акцентом. — Вы, леди, похоже единственные здесь люди младше восьмидесяти.
— Конечно нет. Мы все равно уже закон… — Лиз теряет дар речи, когда видит лицо мужчины. Ему около тридцати, и у него ослепительно сияющие синие глаза и волосы им в тон. Лиз, как и большинство ее ровесников, узнает эти глаза где угодно.
— Вы — Кертис Джест?!
— Думаю, да, — улыбается мужчина с синими волосами, протягивая руку. — А вас как зовут?
— Я Лиз, а это Тэнди. Не могу поверить, что вижу Вас. Machine — моя самая любимая группа во всем мире.
Кертис солит свою картошку фри и улыбается.
— Бог мой, такой комплимент, — говорит он. — Мир — это очень большое место, Лиз. Честно говоря, я всегда предпочитал Clash[2] своей группе.
— Это самый крутой сон! — Лиз испытывает огромное удовольствие от присутствия Кертиса в своем сне.
Кертис наклоняет голову:
— Во сне?
— Она еще не знает, — шепчет ему Тэнди. — Я сама только что поняла.
— Интересно, — Кертис поворачивается к Лиз. — Как ты думаешь, где мы находимся, Лиззи?
Лиз откашливается. Обычно родители называют ее Лиззи. Внезапно, без всякой видимой причины, она отчаянно скучает по ним.
Кертис смотрит на нее с беспокойством:
— Ты в порядке?
— Нет, я … — Лиз пытается вернуть разговор на проверенную почву. — Когда выходит новый альбом?
Кертис съедает жаренную отбивную. Потом еще одну.
— Никогда, — отвечает он.
— Группа распалась? — Лиз читала о возможном распаде Machine, но слухи никогда не оказывались правдой.
— Есть только один способ сказать.
— Что случилось? — нервничает Лиз.
— Я ушел.
— Но почему? Вы, ребята, были так великолепны. — На день рождения ей подарили билеты на их концерт в Бостоне. — Я не понимаю.
Кертис поднимает левый рукав своей белой пижамы, обнажая предплечье. Глубокие шрамы, пурпурные синяки и затвердевшие раны покрывают его руку от локтя до запястья. На сгибе локтя зиет дыра размером с четверть дюйма. Она абсолютно черная. Рука выглядит мертвой.
— Потому что я был глупцом, Лиззи, — отвечает Кертис.
— Лиз, — осторожно обращается к ней Тэнди.
Лиз тупо пялится на руку Кертиса.
— Лиз, ты в порядке? — спрашивает Тэнди.
— Я... — начинает Лиз. Она ненавидит себя за то, что смотрит на гниющую руку, но не может отвести взгляд.
— Боже, спрячь руку, — просит Тэнди Кертиса. — Ей плохо. Честно говоря, Лиз, я не думаю, что это хуже, чем дыра в голове.
— У тебя дыра в голове? Можно посмотреть? – спрашивает Кертис.
— Конечно. — Польщенная Тэнди тут же забывает о Лиз и приподнимает волосы.
Видеть дыры в голове и руке одновременно — несколько чересчур для Лиз.
Лиз выбегает на главную палубу судна. Люди вокруг гораздо старше нее. Они одеты в различные вариации белых пижам и играют в шаффлборд[3]. Лиз перегибается через перила и смотрит на воду. Поверхность воды находится слишком далеко, чтобы она могла увидеть свое отражение, но если наклониться достаточно далеко, то можно увидеть свою тень – расплывчатое, маленькое темное пятно посреди голубой глади воды.
«Я сплю, — думает она. — В любое мгновение прозвенит будильник, и я проснусь».
«Проснись, проснись, проснись!» — приказывает она себе. Лиз щипает себя так сильно, как только может.
— Ой! — вскрикивает она.
Она бьет себя по лицу. Ничего. А потом снова. Безрезультатно. Она изо всех сил зажмуривает глаза, потом быстро моргает, мечтая оказаться в своей постели на Кэрролл-драйв в Мэдфорде, штат Массачусетс.
Лиз начинает паниковать. Слезы собираются в уголках глаз, но она яростно смахивает их рукой.
«Мне пятнадцать лет, я взрослый человек с ученическими правами, только три месяца отделяют меня от настоящего водительского удостоверения. Я слишком взрослая, чтобы видеть кошмары».
Она закрывает глаза и кричит:
— Мама! Мама! Мне снится кошмар!
Лиз ждет, когда придет мама.
В любой момент.
В любой момент ее мама подойдет к кровати со стаканом воды для утешения.
В любой момент.
Лиз открывает один глаз. Она все еще на главной палубе корабля, и окружающие люди смотрят на нее.
— Юная леди, — обращается к ней старик в очках с роговой оправой, похожий на учителя, — вы очень разрушительно себя ведете.
Лиз садится рядом с перилами, пряча лицо в ладонях. Она глубоко вздыхает, приказывая себе успокоиться. Лиз решает, что лучшей стратегией будет попытаться запомнить как можно больше деталей этого странного сна, чтобы утром рассказать о нем маме.
Но как же начался этот сон? Лиз напрягает память. Это так странно — вспоминать сон, который еще не закончился. Да! Она вспомнила.
Ее сон начался дома, на Кэрролл-драйв.
Она ехала на велосипеде в Кэмбриджскую галерею, чтобы встретиться со своей лучшей подругой Зоуи, которой нужно было платье для выпускного бала. Сама Лиз еще не была приглашена. Она вспоминает, как проезжала перекресток перед торговым центром, направляясь к велосипедной стоянке. И вдруг из ниоткуда выскочило такси — прямо перед ней.
Она помнит ощущение полета, который, казалось, длился вечность. Она помнит, что чувствовала себя такой беззаботной, счастливой и в то же время обреченной. Она подумала тогда: «Надо мной не властна гравитация».
Лиз вздыхает. Если посмотреть на объективно — она умерла во сне. Лиз задается вопросом, что может означать смерть во сне. Утром она обязательно спросит маму об этом.
Может быть, если она сейчас ляжет спать, то, когда проснется, все придет в норму? Она чувствует прилив благодарности к Тэнди за то, что та заставила ее запомнить номер каюты.
Пересекая быстрым шагом палубу, она замечает спасательный круг c названием корабля — «Нил». Лиз улыбается. За неделю до этого она изучала Древний Египет на уроке мировой истории в классе миссис Эрли. Несмотря на то, что урок был достаточно интересным (война, мор, чума, убийство), Лиз считала, что строительство пирамиды — это бесполезная трата времени и ресурсов. Для Лиз она имела такое же значение, как и сосновый гроб или коробка из-под овсяной каши. К тому времени, как фараон должен был начать наслаждаться пирамидой, он уже был мертв.
Лиз думала, что египтяне должны были жить в пирамидах и быть похороненными в своих хижинах (или где они там жили в Древнем Египте).
В конце урока миссис Эрли прочитала стихотворение о Древнем Египте, которое начиналось словами: «Я встретил путника; он шел из стран далеких...»[4] По какой-то причине эта строчка вызвала у Лиз приятный озноб, и она продолжала повторять ее про себя весь день: «Я встретил путника; он шел из стран далеких. Я встретил путника; он шел из стран далеких».
Лиз предположила, что именно урок миссис Эрли послужил причиной, по которой она видит во сне пароход с названием «Нил».
В память об Элизабет Мэри Холл
Ночь за ночью Лиз ложится спать, но никогда не просыпается в Мэдфорде. Время идет, но она потеряла ему счет. Несмотря на тщательные поиски по всему кораблю, ни она, ни Тэнди не смогли найти ни одного календаря, телевизора, телефона, компьютера или даже радио. Единственное, что Лиз знает наверняка, так это то, что она больше не лысая — на голове у нее красуется ежик в четверть дюйма. «Сколько нужно времени, чтобы они отрасли?» — удивляется она. Как долго должен продолжаться сон, прежде чем он превратится в жизнь?
Лиз лежит на кровати, уставившись в днище верхней койки, когда слышит всхлипывания Тэнди.
— Тэнди? — Лиз вытягивает шею в попытке заглянуть наверх. — Ты в порядке?
Тэнди начинает рыдать еще громче. Наконец, она выдавливает:
— Я скучаю по своему па-арню.
Лиз передает ей носовой платок. Хотя на «Ниле» не хватает современных электронных устройств, носовых платков здесь предостаточно.
— Как его зовут?
— Реджинальд Кристофер Дорэл Монмаунт Харрис третий, — отвечает Тэнди, — но я называю его Слим, хотя он совсем не худой[5]. У тебя есть парень, Лиз?
Лиз требуется немного времени, чтобы ответить на этот вопрос. Ее личная жизнь, к сожалению, не дошла до этого пункта. Когда она училась во втором классе, Рафаэль Эннансио принес ей коробку сердечек на День святого Валентина. Казалось бы, перспективный жест, однако на следующий день Рафаэль попросил ее вернуть коробку. Но было слишком поздно: к тому времени она уже съела все сердечки, за исключением одного с надписью «Ты слишком сладкая».
В восьмом классе она придумала себе вымышленного бойфренда, чтобы быть ближе к популярным девочкам в школе. Лиз утверждала, что встретила Стива Детройта (именно так она его назвала!), когда гостила у своей кузины в Андовере. Возможно, Стив и был вымышленным парнем, но Лиз превратила его в настоящего ублюдка. Он изменял Лиз, называл ее жирной, заставлял ее делать за него домашнюю работу и даже занял у нее десять долларов и не вернул.
Летом, перед девятым классом, Лиз встретила парня в лагере. Он был вожатым, и его звали Джош. Однажды он вроде как взял ее за локоть, когда они сидели у костра, что Лиз посчитала необъяснимо восхитительным и удивительным поступком.
Вернувшись домой, Лиз написала ему страстное письмо, но, к ее сожалению, оно осталось без ответа. Позже Лиз подумала, заметил ли вообще Джош, что держал ее за локоть. Может, он просто решил, что ее локоть – это часть подлокотника?
На сегодняшний день ее самые серьезные отношения были с Эдвардом, бегуном по пересеченной местности. У них был общий урок математики. Лиз закончила отношения в январе, еще до начала весеннего сезона.
Она была не в состоянии выдержать еще хоть одну встречу. Бег по пересеченной местности был, по мнению Лиз, самым скучным видом спорта на Земле. Лиз задумалась, озаботила бы Эдварда ее смерть.
— Ну так что, Лиз, — повторяет свой вопрос Тэнди, — у тебя есть парень?
— Не совсем, — признается Лиз.
— Тебе повезло. Я не думаю, что Слим вообще скучает по мне.
Лиз молчит. Она не уверена, что ей повезло.
Она встает с постели и подходит к зеркалу над комодом. За исключением нынешней стрижки, она не выглядит ужасно, но все же мальчики из класса никогда ею не интересовались.
Со вздохом Лиз рассматривает новые волосы, которые медленно, но верно, отрастают на ее голове. Она вытягивает шею, пытаясь разглядеть, как выглядит затылок. И вот тогда она видит это — длинный ряд швов в виде дуги над левым ухом. Рана начала заживать, и волосы уже растут над швами. Но они все еще там. Лиз осторожно касается швов. Они выглядят так, будто должны чертовски болеть, но она ничего не чувствует.
