Добро пожаловать на Другую сторону 2 страница

— Тэнди, ты видела это раньше?

— Да, они там с момента твоего появления здесь.

Лиз удивляется, как она могла их не заметить.

— Это странно, не так ли? — спрашивает она. — У тебя дыра в затылке, а у меня стежки над ухом, но все же мы в порядке. Я имею в виду, что мне совсем не больно.

— Ты не помнишь, как их получила?

Лиз на секунду задумывается.

— Во сне… — начинает она и замолкает. — Я думаю, что это был… несчастный случай с велосипедом.

Неожиданно Лиз чувствует, что ей необходимо сесть. Она чувствует, что ей холодно и трудно дышать.

— Тэнди, — произносит она, — я хочу знать, как ты получила дыру в голове.

— Я тебе уже говорила. В меня стреляли.

— Да, но что случилось? Как это произошло?

— Все, что я могу вспомнить, это как я шла по улице вместе со Слимом. Мы живем в Вашингтоне, кстати. Эта безумная пуля вылетела из ниоткуда. Слим вскрикнул, чтобы я пригнулась, а потом закричал: «Она истекает кровью! О, Господи, она истекает кровью!» Следующее, что я помню, — это то, как ты меня разбудила на этом самом месте, спрашивая, где ты находишься. — Тэнди накручивает одну из своих кос на палец. — Ты знаешь, Лиз, сначала я не помнила ничего, но потом я стала вспоминать, все больше и больше.

Лиз кивает.

— Ты уверена, что все это не сон?

— Я знаю, что ты так думаешь, но я знаю, что не сплю. Сновидения ощущаются как сновидения, и это определенно не сон.

— Но как это может быть возможно? Ты получила выстрел в голову, а я попала в серьезную велосипедную аварию, но мы обе чувствуем себя прекрасно, как будто ничего не произошло.

Тэнди качает головой, но предпочитает промолчать.

— К тому же, как Кертис Джест может быть здесь? Встреча со знаменитой рок-звездой — разве это не то, что обычно происходит во сне?

— Лиз, ты видела эти отметины на его руке?

— Да.

— У меня был кузен в Балтиморе. Его звали Шелли. У него были отметины вроде этих. Такое получаешь, когда принимаешь…

— Я ничего не хочу знать об этом, — перебивает ее Лиз. — Кертис Джест — не твой кузен Шелли из Балтимора. Ничего общего!

— Хорошо, только не сердись на меня. Ты сама завела эту тему.

— Мне очень жаль, Тэнди, — извиняется Лиз, — я просто пытаюсь все понять.

Тэнди испускает длинный, жалобный вздох.

— Девочка, ты все отрицаешь, — произносит она.

Прежде чем Лиз успевает спросить, что она имеет в виду, кто-то проталкивает под дверь каюты бежевый конверт. Благодарная за отсрочку, Лиз извлекает конверт. Адрес написан синими чернилами.

Лиз открывает дверь. Она смотрит по сторонам, но везде пусто.

Вернувшись к своей кровати, Лиз открывает конверт. Внутри она находит простую карточку с калькой и странную шестиугольную монету с круглым отверстием по середине. Монета напоминает Лиз жетон от метро. На монете выгравированы слова «Один Вечный» с одной стороны и «Официальная валюта «Другой стороны» на обороте. Карточка выглядит как приглашение, но повод не указан.

— Кто отправляет приглашение и указывает время начала «сейчас»? Ты ведь все равно опоздаешь. — Лиз показывает приглашение Тэнди.

— На самом деле, ты не можешь не прийти вовремя. Сейчас — понятие крайне относительное, Лиз.

— Хочешь пойти?

— Наверное, тебе лучше пойти одной.

— Как хочешь. — Тэнди все еще раздражает Лиз, и на самом деле она рада, что идет одна.

— Кроме того, я уже ходила, — признается Тэнди.

— И когда же ты ходила без меня? — спрашивает Лиз.

— Когда-то, — неопределенно ответила Тэнди. — Это не имеет значения.

Лиз неодобрительно качает головой. Она опаздывает и у нее нет времени задавать вопросы Тэнди. На пути к двери, она поворачивает голову к Тэнди:

— Героин. Вот от чего на руке Кертиса появились эти отметины, не так ли?

Тэнди кивает:

— Я думала, ты не знаешь.

— В журналах всегда были слухи, что Кертис Джест — наркоман, — отвечает Лиз. — Но ты же не веришь всему, что читаешь.

Смотровая площадка находится на верхней палубе судна. Несмотря на то, что Лиз и Тэнди широко изучили «Нил», до самого верха они не поднимались. «По крайней мере вместе», — думает Лиз. Она задумывается, почему они никогда этого не делали. Так или иначе, ей надо наверх. У нее такое чувство, что, когда она попадет на смотровую площадку, что-то определенно случится.

Лиз преодолевает много лестничных пролетов, отделяющих ее каюту от смотровой площадки. В какой-то момент она ловит себя на том, что вновь и вновь повторяет строчку из стихотворения, которое миссис Эрли читала в классе: «Я встретил путника; он шел из стран далеких. Я встретил путника; он шел из стран далеких. Я встретил путника; он шел из стран далеких». Наконец, она достигает верхней палубы. Она вспотела и запыхалась.
Смотровая площадка представляет собой длинный ряд биноклей, таких, которые походят на безрукого человека или паркоматы. Пару каждому биноклю составляет неудобный на вид металлический стул. Люди с увлечением смотрят в бинокли, хотя их реакция сильно различается. Некоторые смеются, некоторые плачут, кто-то смеется и плачет одновременно, а кто-то смотрит прямо перед собой пустым, ничего не выражающим взглядом.

Все бинокли последовательно пронумерованы. Чувствуя одновременно страх и любопытство, Лиз находит бинокль под номером двести девятнадцать и садится на металлический стул. Она достает странную монету и помещает ее в щель автомата. Она наклоняется к биноклю, и линза открывается. Это почти как трехмерный фильм.

Действие фильма происходит в церкви. Лиз узнает ее, так как она посещала ее каждый раз, когда мама чувствовала потребность «усилить духовную жизнь Лиз». На задних рядах Лиз видит несколько детей из своей школы, они одеты в черное. Камера движется вперед через церковь, и Лиз видит более взрослых людей, людей, которых она встречала на давно позабытых праздниках и вечеринках, которые она наблюдала с лестницы после того, как ее отправляли спать. Да, это друзья ее родителей и родственники.

Наконец камера останавливается в передней части церкви. Родители Лиз и ее брат сидят в первом ряду. Мать Лиз без макияжа, она вцепилась в руку отца. Брат одет в темно-синий костюм, слишком короткий для него.

Мистер Фредерик, директор школы, в которой училась Лиз, человек, с которым она никогда не общалась лично, стоит за кафедрой.

— Отличная ученица, — говорит он, и Лиз узнает голос, который он использует только для аудиторий. — Элизабет Мэри Холл пользовалась уважением своих родителей и школы.

Лиз смеется. Несмотря на то, что ее оценки варьировались от приличных до очень хороших, она никогда не получала «отлично». По большей части, она получала «хорошо», за исключением математики и естественных наук.

— Но чему нас может научить смерть юной девушки с таким потенциалом? — Мистер Фредерик ударяет по кафедре, чтобы подчеркнуть свои слова. — Тому, что мы должны внимательней относиться к безопасности дорожного движения.

В этот момент отец Лиз всхлипывает и начинает истерически рыдать. За всю свою жизнь Лиз никогда не видела, чтобы он так плакал.

— В память об Элизабет Мэри Холл, — продолжает мистер Фредерик, — я призываю вас всех смотреть по сторонам, прежде чем переходить улицу, надевать шлем во время езды на велосипеде, пристегивать ремни, приобретать только те автомобили, в которых есть подушки безопасности для пассажиров...

По-видимому, мистер Фредерик не собирается останавливаться.

«Вот же болтун», — думает Лиз.

Лиз поворачивает бинокль влево. Позади кафедры она замечает прямоугольный белый ящик с выточенными розами по бокам. К этому времени Лиз хорошо представляет, что, или вернее кто, находится внутри. Тем не менее она знает, что сама должна это увидеть. Лиз пристально всматривается – безжизненная девушка в белом парике и коричневом бархатном платье лежит на белом атласе.

«Я всегда ненавидела это платье», — думает Лиз. Она откидывается на неудобном металлическом стуле и вздыхает. Теперь она точно знает то, о чем до сих пор только подозревала, — она умерла. Так или иначе, она мертва, и все, что она чувствует на данный момент, — это пустота.

Лиз бросает последний взгляд в бинокль, чтобы убедиться, что все люди, которые должны присутствовать на ее похоронах, на месте. Эдвард, бегун по пересеченной местности, мужественно вытирает нос рукавом. Ее учитель английского языка здесь, так же, как и учитель физкультуры. Она приятно удивлена, увидев учителя мировой истории. Но что случилось с учителями алгебры и биологии? Лиз удивлена. Это были ее любимые предметы. И она не видит свою лучшую подругу. Разве это не вина Зоуи, что она вообще была на пути в торговый центр, когда все случилось? Где, черт побери, Зоуи? Чувствуя отвращение, она отстраняется от бинокля, прежде чем ее время истекает. Она видела достаточно.

«Я мертва», — думает Лиз. А потом повторяет вслух, чтобы услышать, как это звучит.

— Я мертва. Мертва.

Это странно — быть мертвой, потому что ее тело совершенно не чувствует себя мертвым. Оно чувствует себя так же, как всегда.

Пока Лиз идет мимо длинного ряда биноклей, она замечает Кертиса Джеста. Он смотрит в бинокль одним глазом, не выказывая особого интереса. Вторым глазом он немедленно замечает Лиз.

— Привет, Лиззи! Как твоя загробная жизнь? — спрашивает он.

Лиз пытается небрежно пожать плечами. Несмотря на то, что она не знает, что ей принесет загробная жизнь, в одной вещи она абсолютно уверена — она больше никогда не увидит своих родителей, брата и друзей. В каком-то смысле, она чувствует себя так, будто все еще жива и является единственным гостем на коллективных похоронах всех, кого знала. Она решает ответить.

— Это скучно.

Хотя этот ответ даже близко не выражает того, что она сейчас чувствует.

— Как прошли похороны? — спрашивает Кертис.

— Это стало главным поводом для моего директора обсудить безопасность дорожного движения.

— Безопасность дорожного движения, а? Звучит божественно. — Кертис выглядит слегка озадаченно.

— И они сказали, что я была отличницей, — добавила Лиз, — которой никогда не была.

— Разве ты не смотришь новости? Все молодые люди превращаются в идеальных студентов, когда они отдают концы. Это такое правило.

Лиз задумывается, покажут ли ее смерть в местных новостях. Разве кого-нибудь заботит, что пятнадцатилетняя девочка попала под машину?

— Великий Джимми Хендрикс сказал: «Все любят тебя, когда ты умер: как только ты умрешь, ты создан для жизни». Ну или как-то так. Но, наверное, он был еще до тебя.

— Я знаю, кто он такой, — сказала Лиз, — гитарист.

— Мои извинения, мадам. — Кертис изображает поднятие шляпы. — Хочешь взглянуть на мои похороны?

Лиз не была уверена, что хочет смотреть еще на чьи-то похороны, но ей не хочется показаться грубой.

Она смотрит в бинокль Кертиса. Похороны Кертиса продуманы гораздо лучше, чем ее: тут собрались другие члены группы, знаменитый певец поет свои знаменитые песни со специально переделанными по этому случаю текстами, знаменитая модель нижнего белья рыдает в первом ряду, и, как ни странно, на гробе Кертиса стоит жонглирующий медведь.

— Что здесь делает медведь?

— Медведя должны были снять в нашем следующем видео. Его зовут Бартоломео, и мне сказали, что он лучший медведь в бизнесе. Один из парней в группе, вероятно, думал, что мне бы это понравилось.

Лиз отходит от бинокля.

— Как ты умер, Кертис?

— Вероятно, передозировка наркотиков, я полагаю.

— Вероятно? — переспрашивает Лиз.

— Без сомнения, это то, что они сказали в новостях: Кертис Джест, солист группы Machine, умер от вероятной передозировки наркотиков рано утром в воскресенье в своей резиденции в Лос-Анджелесе. Ему было тридцать лет. Это великая трагедия, как видишь, — смеется Кертис. — А ты, Лиззи? Ты теперь знаешь?

— Велосипедная авария.

— О, это объясняет тему похорон — безопасность дорожного движения.

— Я полагаю так. Моя мама всегда пыталась заставить меня носить шлем, — говорит Лиз.

— Мамы всегда знают, как лучше.

Лиз улыбается. Мгновение спустя, она с удивлением обнаруживает слезы на лице. Она быстро смахивает их рукой, но они не останавливаются.

— Держи. — Кертис протягивает ей рукав пижамы, чтобы вытереть глаза. Лиз принимает его. Она замечает, что шрамы на руке Кертиса заживают.

— Спасибо, — говорит она. — Кстати, твоя рука выглядит лучше.
Кертис тянет вниз рукав пижамы.

— Моя младшая сестра твоего возраста. Ты на нее немного похожа.

— Мы мертвы, ты знаешь? Мы все тут мертвы. И мы никогда не увидим их снова,

— плачет Лиз.

— Кто знает, Лиззи? Возможно, это еще случится.

— Тебе легко говорить. Ты сам это выбрал. — Как только с ее языка срываются эти слова, Лиз сразу жалеет о них.

Кертис молчит, прежде чем ответить.

— Я был наркоманом, Лиззи. Я не хотел умирать.

— Мне очень жаль.

Кертис кивает, не глядя на Лиз.

— Мне действительно очень жаль. Это было очень глупо — так сказать. Я так подумала, потому что некоторые из твоих песен являются, в некотором смысле, мрачными. Но я все равно не должна была этого допускать.

— Извинения приняты. Это хорошо — знать, как правильно извиняться. Мало кто из людей знает, как это надо делать. — Кертис улыбается, и Лиз отвечает ему тем же. — И правда в том, что иногда я действительно хотел умереть, ну, может быть, чуть-чуть. Но это было не каждый день.

Лиз думает о том, чтобы спросить, хочется ли ему наркотиков теперь, когда он мертв, но в итоге решает, что это неподходящий вопрос.

— Люди действительно будут грустить из-за того, что тебя больше нет.

— Будут ли?

— Ну, — говорит она, — мне грустно, что ты умер.

— Но я там же, где и ты. Так что для тебя я не умер, верно?

— Да, думаю да, — смеется Лиз. Это так странно — смеяться. Как сейчас может быть весело?

— Как думаешь, мы навсегда на этом корабле? Я имею в виду, это все, что есть? — спрашивает Лиз.

— Я подозреваю, что нет, Лиззи.

— Но откуда ты можешь знать?

— Может быть, это всего лишь игры моего разума, — отвечает Кертис, — но я думаю, что вижу берег, милая.

Лиз встает к биноклю. В отдалении она видит то, что может быть землей. Она мгновенно успокаивается при ее виде. Если вы мертвы, лучше быть где-то, где угодно, чем вообще нигде.

 

Часть II. Книга смерти

Добро пожаловать на Другую сторону

 

— Мы прибыли! — Тэнди выглядывает из иллюминатора, когда Лиз входит в каюту. Она спрыгивает с верхней койки и крепко обнимает Лиз, кружа ее по каюте до тех пор, пока обеим девушкам становится нечем дышать. Лиз садится и хватает ртом воздух.

— Как ты можешь быть так счастлива, когда мы… — Она замолкает.

— Мертвы? — Тэнди улыбается. — Ты наконец поняла это?

— Я только что вернулась со своих похорон, но думаю, я понимала это и раньше.

Тэнди печально кивает:

— Требуется время, чтобы принять это. Мои похороны были ужасными, спасибо что спросила. Они сделали из меня клоуна. Я даже говорить не могу о том, что они сотворили с моими волосами.

Тэнди поднимает свои косы. Глядя в зеркало, она исследует дыру в затылке.

— Она безусловно становится все меньше.

— Разве тебе совсем не грустно? — спрашивает Лиз.

— Нет смысла грустить из-за того, что я могу увидеть. Я ничего не могу изменить. И без обид, Лиз, я устала от этой маленькой комнаты.

По громкой связи звучит объявление: «Говорит ваш капитан. Я надеюсь, вы получили удовольствие от нашего путешествия. От имени экипажа парохода «Нил» приветствую вас на Другой стороне. Температура за бортом составляет 67 градусов, небо солнечное, ветер западный. Местное время 15 часов 48 минут. Все пассажиры должны сойти на берег. Это последняя и единственная остановка».

— Тебе не интересно, что нас ждет снаружи? — спрашивает Лиз.

— Капитан только что сказал, что там тепло и дует ветерок.

— Нет, я не о погоде. Я имею в виду все остальное.

— Да нет. Что есть, то есть, и от гаданий ничего не изменится. — Тэнди протягивает Лиз руку, чтобы помочь встать с постели. — Ты идешь?

Лиз качает головой:

— Корабль, наверное, переполнен. Я думаю, что подожду здесь немного, пока помещения не освободятся.

Тэнди садится на кровать рядом с Лиз:

— А вообще-то я никуда не спешу.

— Нет, ты иди. Я хочу побыть в одиночестве.

Тэнди пристально смотрит в глаза Лиз:

— Не оставайся здесь навечно.

— Не буду. Я обещаю.

Тэнди кивает. Она уже почти у двери, когда Лиз окликает ее.

— Как думаешь, почему они разместили нас вместе?

— Понятия не имею, — пожимает плечами Тэнди. — Вероятно, мы были единственными шестнадцатилетними девочками, умершими в тот день от черепно-мозговых травм.

— Мне пятнадцать, — напоминает ей Лиз.

— Полагаю, это лучшее, что они могли сделать. — Тэнди притягивает Лиз в свои объятья. — Было приятно познакомиться с тобой, Лиз. Может быть, я увижу тебя снова. Когда-нибудь.

Лиз хочет что-нибудь сказать, как-то выразить свои чувства относительно пережитого вместе с Тэнди, но не может найти правильных слов.

— Увидимся, — наконец отвечает она.

Как только дверь закрывается, Лиз хочет позвать Тэнди обратно и попросить остаться. Теперь Тэнди — ее единственный друг, помимо Кертиса Джеста. (И она до сих пор не знает, может ли называть Кертиса Джеста своим другом). С уходом Тэнди Лиз чувствует себя как никогда одинокой и несчастной.

Лиз ложится на нижнюю койку. Она слышит звуки покидающих свои каюты людей, которые идут по коридорам корабля. Лиз решает дождаться того момента, когда больше не будет слышать людей, и только тогда покинуть свою каюту. Помимо звуков открывающихся и закрывающихся дверей она слышит обрывки разговоров.

Какой-то мужчина говорит: «Немного неловко ходить только в ночных пижамах…»

Потом она слышит женщину: «Надеюсь, здесь есть приличный отель…»

Другая женщина говорит: «Как ты думаешь, я увижу там Хьюби? Ох, как же я соскучилась по нему!»

Лиз задается вопросом, кто такой Хьюби. Она думает, что он, вероятно, мертв, как и все на «Ниле». Мертв, как и она. «Возможно, быть мертвым не так уж и плохо, если ты по-настоящему стар», — думает она, потому что, насколько понимает Лиз, большинство умерших стары. Так что есть хороший шанс встретить новых людей своего возраста. И все люди, которых ты знал до того, как умер, могут быть уже на Другой стороне, или как там называется это место. И может быть, если ты достаточно стар, ты знаешь уже больше мертвых людей, чем живых, и смерть является хорошей вещью, ну или, по крайней мере, не такой уж и плохой. По мнению Лиз, для пожилых людей смерть не сильно отличается от поездки в отпуск во Флориду.

Но Лиз всего пятнадцать, почти шестнадцать, и она не знает никого, кто бы умер, за исключением себя и людей в этом путешествии, конечно. Для Лиз перспектива быть мертвой кажется ужасно одинокой.

***

На пути к пирсу Другой стороны Бетти Блум, женщина, которая разговаривает сама с собой, замечает:

— Жаль, что мы с Элизабет не встречались раньше. Тогда я могла бы сказать: «Помнишь, как мы познакомились?» А мне придется сказать: «Я твоя бабушка. Мы никогда не встречались из-за моей безвременной кончины от рака молочной железы». И, честно говоря, рак — это не лучший повод начать разговор. На самом деле, я думаю, что лучше вообще не упоминать рак. Достаточно сказать, что я умерла. По крайней мере у нас есть что-то общее.

Бетти вздыхает. Машина, следующая за ней, сигналит. Вместо того чтобы прибавить скорость, Бетти улыбается, отъезжает в сторону и позволяет машине проехать.

— Да, я полностью удовлетворена своей скоростью, и если вы хотите ехать быстрее — ради Бога, можете ехать, — добавляет она.

— Жаль, что у меня было мало времени для подготовки к прибытию Элизабет. Странно думать о себе, как о чей-то бабушке, и я совершенно не чувствую себя бабушкой. Мне не нравится печь, вообще не люблю готовить, не люблю салфетки и скатерти. И хотя мне очень нравятся дети, боюсь, я не очень хорошо с ними лажу.

Ради Оливии я обещаю не быть строгой или субъективной. И я обещаю не относиться к Элизабет, как к ребенку. Обещаю, что буду относиться к ней, как к равной. И я обещаю оказывать ей всяческую поддержку. И не задавать слишком много вопросов. В свою очередь, надеюсь, что понравлюсь ей хоть чуть-чуть, несмотря на то, что Оливия могла сказать ей обо мне.

На мгновение Бетти замолкает и думает о том, как там Оливия, ее единственный ребенок.

Прибыв на пирс, Бетти бросает взгляд на свое отражение в зеркале заднего вида и удивляется тому, что видит.

— Не совсем старая, но и не совсем молодая. В самом деле, это странно.

***

Проходит час. Затем другой. Шум в коридорах стихает, а потом и вовсе прекращается. У Лиз появляется план. Может быть, у нее получится проехать зайцем? В конце концов пароход должен отплыть обратно? И если она просто останется, то сможет вернуться к своей прежней жизни. «Может быть, это действительно так просто», — думает Лиз. Может быть, когда она слышала истории о людях, которые побывали на пороге смерти, умерли и вернулись к жизни, которых называют счастливчиками, на самом деле не были ими. Они были теми, кто просто додумался остаться на пароходе.

Лиз представляет свое возвращение домой. Все будут говорить: «Это чудо!» Все газеты будут писать об этом: местная девушка вернулась из мертвых, утверждая, что смерть — это круиз, а не белый свет в конце туннеля. Лиз заключит контракт на книгу («Мертвая девочка», автор Элизабет Холл) и фильм («Желая выжить: история Элизабет М. Холл») и появится на шоу Опры[6] для продвижения книги и фильма.

Лиз видит, как дверная ручка поворачивается и дверь начинает открываться. Не думая ни о чем, она быстро прячется под кроватью. Со своего места она видит мальчика примерно одного возраста с ее братом, одетого в белый костюм капитана с золотыми эполетами. Он садится на нижнюю койку и, кажется, совсем не замечает Лиз.
Единственное движение мальчика — покачивание ног. Лиз замечает, что ноги едва достигают пола. Ей открывается прекрасный вид на его подошвы. Кто-то черным маркером написал «Л» на левой и «П» на правой подошве.

Наконец, он произносит:

— Я ждал, когда ты представишься, — говорит он с необычайно зрелой для ребенка интонацией, — но я не могу ждать весь день.

Лиз молчит.

— Я – капитан, — говорит он, — и тебя не должно здесь быть.

Лиз все еще молчит. Она задерживает дыхание и пытается не издать ни единого звука.

— Да, девочка под кроватью. Капитан обращается к тебе.

— Капитан чего?

— Капитан парохода «Нил», естественно.

— Ты выглядишь слишком молодо для капитана.

— Уверяю тебя, мой опыт и квалификация являются образцовыми. Я был капитаном примерно сто лет.

«Что за комедиант», — думает Лиз.

— Сколько тебе лет?

— Семь, — отвечает капитан с достоинством.

— Разве семь — не слишком молодой возраст для капитана?

Капитан кивает.

— Безусловно, — признает он. – Я должен спать после обеда. Скорее всего, в следующем году я уйду в отставку.

— Я хочу вернуться обратно, — произносит Лиз.

— Это судно идет только в одном направлении.

Лиз выглядывает из-под кровати.

— В этом нет смысла. Он должен вернуться, так или иначе.

— Я не устанавливаю правила, — отвечает капитан.

— Какие правила? Я умерла.

— Если ты думаешь, что смерть дает тебе полную свободу действий, то ты ошибаешься. Смертельно ошибаешься, — добавляет он мгновением позже. Он смеется над плохим каламбуром, а затем резко останавливается. — Давай ты отбросишь свое недоверие на минуту и представишь, что смогла все-таки вернуться на Землю. Как думаешь, что произойдет?

Лиз выползает из-под кровати.

— Я думаю, что вернулась бы к своей прежней жизни, не так ли?

Капитан качает головой:

— Нет, у тебя бы не было тела, чтобы вернуться. Ты превратилась бы в призрака.

— Ну, может быть, это не так уж и плохо.

— Поверь мне. Я знаю многих, кто пытался, и это не то, к чему стоит стремиться. В конце концов ты бы сошла с ума, и все, кого ты любишь, тоже бы сдвинулись. Мой тебе совет — сойди с корабля.

Глаза Лиз снова наполняются слезами. «Смерть делает человека сентиментальным», — думает она, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Капитан достает из кармана платок и протягивает ей. Платок сшит из тончайшего, мягчайшего хлопка, больше похожего на бумагу, чем на ткань, и на нем вышито слово «Капитан». Лиз сморкается. У ее отца были носовые платки. От воспоминания на глаза снова наворачиваются слезы

— Не плачь. Здесь не так уж плохо.

Лиз качает головой:

— Это всего лишь пыль из-под кровати. Попала в глаза.

Она возвращает платок капитану.

— Оставь себе. Он тебе, вероятно, снова понадобится. — Он встает с идеальной выправкой военного, но его голова доходит Лиз лишь до груди. — Я надеюсь, ты уйдешь в ближайшие пять минут. Ты же не хочешь остаться.

С этими словами он закрывает за собой дверь каюты.

Лиз обдумывает слова этого маленького, странного мальчика. Как бы сильно она ни жаждала встречи с семьей и друзьями, у нее нет никакого желания становиться призраком. Она не хочет причинять еще большую боль людям, которых любит. Лиз знает, что есть только одна вещь, которую можно сделать.

Она смотрит в иллюминатор в последний раз. Солнце почти село, и на мгновение Лиз задумывается, светит ли здесь то же солнце, что и дома.

***

Единственный человек на пристани — Бетти Блум. И хотя Лиз никогда раньше не видела Бетти, но что-то в этой женщине неуловимо напоминает ей маму. Бетти замечает Лиз и стремительно идет к ней решительным шагом.

— Добро пожаловать, Элизабет. Я так долго ждала встречи с тобой. — Женщина крепко обнимает Лиз, а та стремится как можно быстрее высвободиться. — Как ты похожа на Оливию.

— Откуда вы знаете мою мать? — требует ответа Лиз.

— Потому что я ее мама, твоя бабушка Бетти, но мы с тобой никогда не встречались. Я умерла еще до твоего рождения.

Бабушка Бетти снова обнимает Лиз.

— Тебя назвали в мою честь. Мое полное имя — Элизабет, но меня всегда называли Бетти.

— Но как это возможно? Как вы можете быть моей бабушкой, если выглядите, как мамина ровесница?

— Добро пожаловать на Другую сторону, — смеется бабушка Бетти, указывая на большой баннер над пирсом.

— Я не понимаю.

— Здесь никто не стареет, все становятся моложе. Не волнуйся, они объяснят тебе все, когда ты освоишься.

— Я буду становиться моложе? Но мне потребовалось так много времени, чтобы стать пятнадцатилетней!

— Не волнуйся, дорогая, в конце концов ты разберешься. Тебе понравится здесь.

Ясное дело, что Лиз не так уж в этом уверена.

 

 

Долгая дорога домой

 

Сидя в красном кабриолете Бетти, Лиз просто смотрит в окно, позволяя бабушке говорить все, что ей вздумается.

— Тебе нравится архитектура? — спрашивает бабушка Бетти.

Лиз пожимает плечами. Честно говоря, она об этом даже не задумывалась.

— Из моего окна ты сможешь увидеть библиотеку, построенную Фрэнком Ллойдом Райтом[7]. Люди, которые разбираются в таких вещах, говорят, что она лучше, чем любое здание, построенное им на Земле. И, Элизабет, это не только здания. Ты найдешь здесь работы многих своих любимых исполнителей. Книги, музыка, картины, да все, что захочешь! Я недавно посетила выставку новых работ Пикассо, можешь в это поверить!

Лиз думает, что энтузиазм Бетти выглядит наигранным, как будто она пытается убедить ребенка есть брокколи.

— Я встретила Кертиса Джеста на судне.

— Кто это?

— Он солист группы Machine.

— Не думаю, что когда-либо слышала о них. Но я умерла уже очень давно, так что это не удивительно. Может, он напишет здесь что-нибудь новое?

Лиз снова пожимает плечами.

— Хотя, конечно, некоторые заканчивают здесь с этим, — продолжает бабушка Бетти. — Думаю, что одной жизни, посвященной искусству, может быть вполне достаточно. Правда ведь, художники не самые счастливые люди? Ты знаешь кинозвезду Мэрилин Монро? Здесь она психиатр. Вернее, была, пока не стала слишком молодой для практики. Мой сосед Филлис ходил к ней. О, Элизабет, видишь, что находится прямо впереди? Забавное высокое здание? Это Канцелярия. Там ты будешь проходить адаптацию завтра.

Лиз смотрит из окна машины. «Так вот как выглядит Другая сторона», — думает она. Лиз видит место, которое выглядит почти так же, как любое другое место на Земле. Она думает насколько это жестоко — выглядеть так обычно, так напоминать о прежней жизни. Здесь есть здания, дома, магазины, дороги, машины, люди, дороги, цветы, озера, реки, пляжи, воздух, звезды и небо. «Совершенно обыкновенно», — думает она. Другая сторона могла быть другим городом, находящимся на расстоянии небольшой пешей прогулки, часа езды на автомобиле или ночного полета на самолете. Они продолжают ехать, и Лиз замечает, что все дороги изогнуты, и, даже если кажется, что они едут прямо, на самом деле они едут по кругу.

Через некоторое время бабушка Бетти замечает, что Лиз не поддерживает беседу.

— Я болтаю слишком много? Я знаю, у меня есть такая привычка…

— Что вы имели в виду, сказав, что я буду становиться моложе?