Восьмая глава развивает разные темы, связанные с природой Бога и взаимоотношениями между Ним и человеком. Среди прочего речь заходит и о том, сколь важно в момент смерти обратить свои помыслы к Богу:
В час смерти кто, меня вспоминая, оставляет тело и уходит [из жизни], тот в мое существо входит —нет сомнения (VIII. 5).
И далее: Ко мне придя, новое рождение — обитель печали непостоянную — не обретают великие души, совершенства высшего достигшие (VIII. 15). И все же после всего (столь многого!) сказанного, в начале следующей, девятой, главы Кришна словно повторяет (≪на новом витке спирали≫?) то, что говорил в начале седьмой главы:
Это самое тайное тебе поведаю, не таящему недоброе (или: не ропщущему), знание - мудрость, зная которое ты освободишься от зла (IX. 1).
Однако то, что следует за этим обещанием, сначала кажется лишь вариациями на уже знакомые темы:
Мною проникнут этот весь (maya tatam idam sarvam) мир —[мною], чей облик не явлен; во мне пребывают все существа,
[но] я не пребываю в них (IX. 4). Не признают меня глупцы (или: заблуждающиеся), [меня], в человеческое тело облекшегося,
высшую сущность не знающие мою —владыки всех существ (IX. 11).
Великие души, о Арджуна, принимая [мою] божественную природу, почитают (bhajanti) меня и только меня,
зная, [что я — непреходящее начало всех существ (IX. 13).
Но вскоре возникают и новые мотивы:
Я —отец этого мира,
[а также] мать, устроитель и прародитель;102
[я — то, что должно знать; [я —]то, что освящает [мир];
[я —] священный слог ≪ом≫;
[я —также гимны] Ригведы, Самаведы и Яджурведы (IX. 17).
Даже те, кто, будучи привержен другим богам, поклоняются им, проникнутые верой, Даже они мне, о Арджуна, поклоняются, хотя и не по установленным правилам (IX. 23). Одинаково я отношусь ко всем существам, нет ни ненавидимых, ни любимых; но те, кто преданно поклоняются мне103, те —во мне, и в них —я (IX. 29). Ближе к концу главы Кришна приберегает такое поистине поразительное
откровение:
О Арджуна, ко мне прибегнув, даже рожденные в скверне,
[даже] женщины, вайшьи и шудры — даже они достигают высшего удела (IX. 32).
Но спешит тут же добавить: Тем более благочестивые брахманы и царственные мудрецы-бхакты.
В этом непостоянном, полном страданий мире родившись, почитай-люби меня (bhajasva mam) (IX. 33).
И вот самая последняя строфа главы (первой своей половиной в точности совпадающая с одной из заключительных строф поэмы —XVIII. 65):
На меня сознание направляй, моим бхактом будь, мне приноси жертвоприношения, мне поклоняйся;
ко мне ты придешь, так обустроив себя, устремленный ко мне (IX. 34).
102 Букв. ≪дед≫.
103 В оригинале:...ye bhajanti tu тат bhaktya.
В следующей, десятой, главе тема Кришны как высшего Божества, ≪великого владыки миров≫ (X. 3), развивается крещендо. Вот две характерные строфы из этой главы:
Я —всего источник, из меня все проистекает; так зная, поклоняются мне мудрые, наделенные чувствами (X. 8).
Я —то ≪я≫, о Арджуна, что находится в сердцах всех существ; я —и начало, и середина [всех] существ —и [их] конец (X. 20).
Одиннадцатая глава поэмы —ее своего рода сюжетный и эмоциональный апогей. Арджуне уже недостаточно слов, он говорит: ≪Хочу видеть твою божественную природу≫ (XI. 3). Кришна согласен и наделяет Арджуну божественным взором (XI. 8), поскольку обычное человеческое зрение не способно было бы воспринять подлинный облик Бога, явление им своей подлинной сути (его теофанию). Кришна говорит:
Если бы тысяча солнц, в небе вместе явившись, воссияла —подобно было бы то [сияние] сиянию этой Великой Души105 (XI. 12).
Видение Арджуны отличается от прочих строф поэмы и своей поэтикой, которую можно назвать поэтикой космического ужаса106. Большая часть строф одиннадцатой главы написана не обычным эпическим ануштубхом (восьмисложником), а триштубхом —строками в одиннадцать слогов, более емкими и, видимо, более соответствующими масштабу и духу ≪видения≫.
Вот некоторые строфы этого эпизода в переводе B.C. Семенцова:
104 В оригинале:...Ш matva bhajante mam —опять характерное сочетание ≪знания/понимания≫ и ≪бхакгтш/любви/поклонения≫; при этом причинно-следственная связь именно такова: от ≪знания≫ к ≪поклонению≫.
105 Именно эти строки из ≪Гиты≫ вспомнил Р. Оппенгеймер во время первого испытания атомной бомбы (см.: Юнг 1960: 172).
106 Именно из-за этого отличия М. Винтерниц считал видение Арджуны более поздним добавлением в тексте поэмы (см.: Winternitz 1977: 436).
Многозначное откровение ≪Бхагавадгиты≫ 329
[Арджуна сказал:]
Вижу богов я в Твоем, Боже, теле, вижу существ разновидные толпы, вижу на лотосе Брахму-владыку, вижу провидцев, божественных змиев (XI. 15). Все, что ни есть меж землею и небом, страны все света —собою Ты обнял; видя невиданный облик Твой страшный,
в ужасе, Боже, трепещут три мира (XI. 20).
Образ ужасен Твой тысячеликий, тысячерукий, бесчисленноглазый; страшно сверкают клыки в Твоей пасти.
Видя Тебя, все трепещет; я тоже (XI. 23). Вот они все —сыновья Дхритараштры, Бхишма и Дрона, и тот сын возницы,
прочих царей вереницы, героев, и предводители воинов наших (XI. 26) — внутрь Твоей пасти, оскаленной страшно,
словно спеша, друг за другом вступают; многие там меж клыками застряли — головы их размозженные вижу (XI. 27).
Кто Ты? —поведай, о ликом ужасный! Слава Тебе, высший Боже! Помилуй! О изначальный! Изведать хочу я,
что совершить Ты намерен —скажи мне! (XI. 31). [Кришна отвечает:]
Время Я —$шра извечный губитель. Весь этот люд Я решил уничтожить.
В битву ты вступишь иль битву покинешь, воинам этим пощады не будет (XI. 32).
Так поднимайся! Добудь себе славу! Царством, врагов перебив, наслаждайся!
Их ведь заранее всех поразил Я: будь лишь оружьем Моим, славный лучник! (XI. 33).
Дрону, и Бхишму, и Карну, сын Притхи, и Джаядратху —бойцов превосходных — ты не колеблясь убей, Мной убитых!
С ними сразись! Ты их всех одолеешь (XI. 34). Таким образом, после общих рассуждений о Боге и человеке здесь мы
вновь возвращаемся к исходной конкретной проблеме: почему Арджуне следует идти в бой —и Арджуна получает еще один ответ. Оказывается, все противники Арджуны уже заранее убиты Богом —и Арджуне предстоит совершить лишь своего рода символическое действие по их убиению, выступив в роли некоего ≪орудия≫ божественного промысла.
Арджуна удовлетворен и обрадован таким объяснением. Он произносит длинный гимн во славу Кришны (XI. 36—6), но под конец все же просит Бога предстать перед ним в своем более привычном виде. Кришна выполняет просьбу Арджуны и при этом подчеркивает, что оказал ему своей теофанией высочайшую милость, которой не удостаиваются даже боги: Арджуна заслужил эту милость исключительно своей любовью-преданностью Кришне (XI. 52—4). Заключительная (55-я) строфа главы содержит нечто вроде определения бхактиЮ/. По мнению Шанкары, эта строфа выражает ≪суть всего учения 1 иты ≫:
Действующий ради меня, считающий меня наивысшим, преданный мне (или: мой бхакт) без иных привязанностей, невраждебный ко всем существам — приходит ко мне, о Арджуна (XI. 55). Сле/пющая, двенадцатая глава —это (если продолжить сравнение с музыкой) иличные вариации на темы бхакти. Из двадцати строф этой главы рассмотрим только две:
Кто, все свои деяния мне посвятив (вручив)109, устремленные ко мне, с единонаправленным усилием
сосредоточившись на мне сознанием, мне поклоняются (XII. 6),
107 С. Радхакришнан в своем примечании к данной строфе пишет: ≪Это суть бхакти≫ (Bhagavadglta 1948: 289).
108 В оригинале:...sawasya gita-fratrasya sarabhutarthahi (Sathkaracarya 1983: 381).
109 В оригинале samyasya, что можно перевести как ≪[мне] отбросив≫. Это выражение допускает, по-видимому, разные толкования.
Для тех я спасителем110 из океана смерти-сансары буду сразу, о Арджуна, — для тех, чье сознание проникнуто мною (XII. 7).
Р. Зэнер не преминул заметить, что в этих строках выражено ≪новое для индуизма≫ представление о Боге-спасителе, ≪Боге благодати≫ (a God of grace), близкое к представлениям о Боге в христианстве111. Но есть здесь и сходство (о котором Р. Зэнер не упоминает) с образом Будды или бодхисаттвы в буддизме махаяны. Западные исследователи уже давно размышляли о возможном влиянии христианских идей на ≪теологию≫ ≪Гиты≫, как и о возможном влиянии христианства на становление буддизма махаяны. Однако никаких достоверных результатов в этой области получить не удалось —и вряд ли удастся в силу самой ≪природы материала≫. Как и в случае других подобных проблем из истории культуры, по крайней мере столь же (если не более) вероятным остается предположение о параллельном и независимом возникновении сходных явлений. Тринадцатая глава поэмы, по выражению Р. Зэнера, ≪самая запутанная во всей "Гите"≫112, полна весьма специальных рассуждений и экзотических терминов, для обсуждения которых здесь нет места. Однако одну строфу из этой главы все же стоит привести. Кришна говорит Арджуне:
То, что следует знать, я тебе поведаю, — узнав это, достигают бессмертия: [это] безначальный, высший Брахман,
который ни существует, ни не существует (XIII. 12). Брахман здесь —это слово из упанишад, обозначающее высшую и подлин-
ную реальность, непознаваемую, невыразимую и т. д. В следующей главе это слово появляется вновь —в двух очень важных строфах (XIV. 3 и XIV. 27). В начале четырнадцатой главы Кришна опять произносит своего рода ≪формулу откровения≫:
Высшее теперь я провозглашу из всех знаний знание высочайшее: зная которое все мудрые высшую цель достигли (XIV. 1).
110 Букв, ≪поднимателем≫, ≪вынимателем≫ (samuddharta).
111 См.: Bhagavad Glta 1969: 327.
112 Там же: 332.
Само же откровение заключается, очевидно, в следующем:
Великий Брахман —моя утроба, в него [свое] семя я влагаю; (за)рождение всех существ от этого происходит, о Арджуна (XIV. 3).
В заключительной строфе главы Кришна говорит о своих отношениях с Брахманом несколько иначе: Я —опора (основа) [и] Брахмана,
бессмертного и неизменного, и вечной дхармы, и вечного блаженства (XIV. 27).
При всей взаимной противоречивости этих двух утверждений (впрочем, при желании, наверно, можно было бы найти для них какой-нибудь ≪общий знаменатель≫) достаточно ясно одно: Кришна провозглашает, что он ≪главнее≫ даже Брахмана, Абсолюта упанишад. Кришна —≪основа основ≫ и (если можно так сказать) ≪Абсолют Абсолюта≫.
Однако этот Абсолют —личностей; это —Личность. Так, в следующей, пятнадцатой главе читаем:
Поскольку я превосхожу преходящее и даже непреходящего я выше, то и в миру, и в Ведах я известен как Высшая Личность (purusottama) (XV. 18). Тот, кто, не заблуждающийся, знает меня так —[как] Высшую Личность, тот, всезнающий, любит-почитает меня (bhajati mam)
всем [своим] существом, о Арджуна (XV. 19).
Главы шестнадцатую и семнадцатую в данном обзоре ≪Гиты≫ можно пропустить. Сравнительно краткая шестнадцатая глава описывает свойства людей благочестивых (≪божественных≫), с одной стороны, и людей злых, нечестивых (≪асурических≫) —с "другой. Глава семнадцатая перечисляет различные проявления трех ≪качеств≫ (гун) —саттва, раджас и тамас, — а также комментирует сакральную формулу из упанишад: ОМ-ТАТ-САТ (≪ОМ-ТО-ИСТИННО≫).
Восемнадцатая, заключительная, глава отчасти подводит итоги поэмы, как бы вновь ≪проигрывая≫ некоторые из ключевых тем. Но возникает и новая Многозначное откровение ≪Бхагавадгиты≫ 333 т е м а —сравнительные характеристики и взаимодополняющие обязанности четырех варн, четырех идеальных ≪классов≫ общества: брахманов, кшатриев, вайшьев и шудр. Вот три строфы в переводе B.C. Семенцова:
Чистота, успокоенность, тапас, обузданье, терпенье, нелживость, вера, знанье, житейская мудрость — вот достоинства брахманов, Партха (XVIII. 42).
Сила, твердость, смекалка, доблесть, неспособность в бою к отступленью, прирожденная щедрость, властность — это признаки кшатриев, Партха (XVIII. 43).
Земледелие и торговля, разведенье скота —вайшьи дело. Все, что связано с услуженьем, то природе шудр подобает (XVIII. 44).
И далее:
Источнику деятельности [всех] существ, [тому,] кем все это проникнуто (yena sarvam idam tatam), своими деяниями ему служа,
человек обретает успех (совершенство) (XVIII. 46). В контексте данного отрывка это означает, что человек, выполняя деятельность, предписанную его касте, тем самым поклоняется Богу и достигает совершенства. Затем идет строфа, первая половина которой в точности повторяет строфу III. 35:
Лучше своя дхарма, хоть и недостойная, чем чужая дхарма, [даже] хорошо выполненная; собственной природой определенное дело
делая, [человек] не навлекает на себя зла (XVIII. 47).
Однако в конце той же главы вновь —и с новой силой —высшей ценностью и высшей нормой провозглашается бхакти —любовь-привер-
женность к Богу. Кришна говорит Арджуне: И вот самое сокровенное слушай мое последнее слово: люб ты мне очень,
поэтому поведаю тебе, [в чем твое] благо (XVIII. 64).
На меня сознание направляй, моим бхактом будь, мне приноси жертвы, мне поклоняйся; ко мне ты придешь, поистине тебе обещаю, [ибо] любим ты мною113 (XVIII. 65). Все [прочие?] дхармы отвергнув, меня одного избери прибежищем; я тебя от всех зол (скверн)
освобожу (moksayisyami) —не печалься! (XVIII. 66). В комментарии Шанкары это четверостишие названо ≪словами, содержащими суть всех упанишад≫114 (sarva-veddnta-sara-vihitam vaktdvyam)n:i. Последователи же Рамануджи, как пишет С. Радхакришнан, ≪рассматри-
вали эту строфу как carama sloka, т. е. как завершающие стихи всей книги≫116. Текст поэмы на этом, однако, не завершается. Кришна делает еще несколько заключительных замечаний. Они типичны для традиционных индийских текстов и содержат, с одной стороны, восхваления самого текста, а с другой —своего рода ≪инструкции по его применению≫. Кришна говорит Арджуне:
Тому, кто не прошел через [соответствующую] аскезу,
кто не исполнен благоговения (бхакти) и смирения, кто меня хулит, — тому никогда не говори [то, что я тебе сказал] (XVIII. 67).
[Но] кто эту высшую тайну среди моих бхактов провозгласит, тот, [сам] проявив ко мне высшую преданность (бхакти),
ко мне придет несомненно (XVIII. 68).
113 Ср. выше строфу IX. 34.
114 Пожалуй, это одна из ≪натяжек≫ Шанкары. В ≪главных≫ упанишадах все-таки не звучит так сильно идея бхакти (хотя само слово редко, но встречается). В современной науке принято считать, что именно в ≪Гите≫ ≪представление о всеобъемлющей
любви к богу {бхакти) впервые выдвигается в качестве религиозного идеала≫ (см.:Бонгард-Левин, Герасимов 1975: 130; Бонгард-Левин 1993: 123). Стоит в этой связи заметить, что бхакти в ≪Гите≫ еще не имеет тех экстатических и/или эротических обертонов, которые появились позже.
115 Samkaracarya 1983: 616.
116 Bhagavadgita 1948: 379.
Тот же, кто прочитает (adhyesyate)117 эту нашу с тобой дхармичную беседу (dharmyam samvadam), тот меня жертвоприношением знания (jnana-yajnena)118 почтит —так я верю (XVIII. 70). Исполненный верой и не ропщущий, человек, который выслушает [эту нашу беседу],
попадет в благие миры тех, кто совершал чистые деяния (XVIII. 71). Наконец, сам Арджуна восклицает:
Уничтожено заблуждение, понимание обретено мною по твоей благодати, о Кришна!
Я стою, лишенный сомнений, — выполню слово твое (XVIII. 72).
И пять самых последних строф (XVIII. 74—8) —это уже восторженные слова Санджаи, ликующего оттого, что ему довелось быть слушате-
лем и свидетелем ≪этой дивной беседы≫ (XVIII. 76). Вот уже более полутора тысячелетий (если не дольше) эту дивную беседу
слушают (по-разному ее толкуя) в Индии и более двухсот лет —в остальном мире (прибавляя все новые и новые толкования). Нам в России еще только предстоит в нее вслушаться —и, может быть, извлечь из нее (или с ее помощью —из самих себя) какие-то важные и новые для нашей жизни смыслы.
117 Интерпретация ≪Гиты≫ в книге B.C. Семенцова основана на (интересном, но спорном) толковании одного этого слова (см.: Семенцов 1985: 43). Объяснению этого сложного слова B.C. Семенцов посвятил в своей книге специальную главу (см.: Семенцов 1985: 67—4).
КОММЕНТАРИИ
В более чем полувековой истории перевода на русский язык ≪Махабхараты≫, замышлявшегося как полный, достаточно отчетливо выделяются два периода, рубеж между которыми кладет издание ≪Араньякапарвы≫ 1987 г. Особенную ценность в этом издании доныне сохраняет обстоятельный, основанный на серьезном и глубоком исследовании содержания текста культурно-исторический комментарий к переводу третьей книги эпоса, представляющей собой один из наиболее значительных древних памятников индуистской идеологии (в частности, также важный источник для изучения культа святых мест паломничества в индуизме). Переводы В.И. Кальянова, ориентирующиеся преимущественно на традиционный комментарий Нилакантхи, несомненно, сыграли в свое время определенную роль в ознакомлении русского читателя с содержанием древнеиндийского эпоса, но в основном оставались на уровне выполненных индийскими учеными многочисленных английских переводов (literal translations) памятников санскритской литературы, публикация которых в Индии в научных сериях на протяжении десятилетий охватила все сколько-нибудь значительные тексты этой литературы на предварительной стадии ее изучения. Ныне отечественное востоковедение открыло в этой области новую страницу, став наравне с современными достижениями международной индианистики и международного эпосоведения, перейдя от перевода ≪учебного≫ характера к переводу-исследова-
нию. Опубликованные за последние десятилетия параллельно с комментированными переводами и в органическом единстве с ними исследовательские работы Я.В. Василькова и С.Л. Невелевой, —наряду с работами видного московского индолога П.А. Гринцера, —по существу, положили начало новому направлению в изучении культуры Древней Индии в нашей стране и за рубежом.
Являясь ядром шестой книги, ≪Бхагавадгита≫, была первым произведением санскритской литературы, переведенным на европейский язык непосредственно с оригинала. Английский перевод Чарльза Уилкинса, опубликованный в 1785 г. (см.: Bhagvat-Geeta 1785), сразу привлек внимание европейского читателя, послужив толчком к пробуждению живого интереса к сокровищам почти неведомой до той поры на Западе древней культуры; вскоре же появились переводы на другие языки (сначала с перевода Уилкинса, потом самостоятельные переводы с оригинала). За более чем два с лишним столетия, истекшие со времени первого знакомства с этим замечательным памятником, уче-
ными многих стран создана огромная исследовательская литература по ≪Бхагавадгите≫, по разнообразным проблемам интерпретации ее текста в различных аспектах ее философского, этического, исторического содержания. Первый русский перевод ≪Бхагавадгиты≫ появился уже через три года после эпохального перевода Уилкинса (см.: Багуат-Гета 1788). Но с оригинала поэма переведена была на русский язык впервые только в 1956 г., причем не санскритологом, а любителем, доктором медицины Б.Л. Смирновым, опубликовавшим в Ашхабаде начиная с 1955 г. несколько томов комментированных переводов избранных мест из ≪Махабхараты≫ (основных религиозно-философских текстов, а также некоторых нарративных эпизодов). Последние тома (всего их восемь, публикация завершилась в 1972 г.) вышли уже после смерти автора и неоднократно переиздавались (≪Бхагавадгита≫ в том числе). Оценку этого во многих отношениях замечательного труда энтузиаста-любителя см. в монографии: Невелева 1991: 33; о его переводе ≪Бхагавадгиты≫ см. также: Семенцов 1985:3. В 1985 г. вышел второй перевод ≪Бхагавадгиты≫ с оригинала, выполненный выдающимся отечественным санскритологом B.C. Семенцовым и опублико-
ванный как приложение к его монографии см.: Семенцов 1985, содержащей глубокое и тщательное исследование, во многом по-новому освещающее религиозно-философские идеи, заключенные в тексте этого памятника, его ритуальный характер, его место в древней
традиции индуизма. Этот перевод, несомненно, представляет собой значительный шаг вперед по сравнению с предшествующей ему работой Б.Л. Смирнова. Исправляя ее промахи, перевод B.C. Семенцова дает русскому читателю более верное представление о содержании оригинала. Текст ≪Бхагавадгиты≫ содержит немало темных мест, которые на протяжении столетий остаются не до конца разъясненными в посвященной его интерпретации литературе —от средневековых традиционных комментариев до современных исследований —и нередко вызывают разноречивые толкования. Предлагая свой перевод, автор следует наиболее устоявшимся толкованиям, не претендуя на новый подход к идейному содержанию поэмы. Перевод ее составляет одно целое с переводом всей ≪Бхишмапарвы≫ и основывается на тех же принципах. Из необъятного моря литературы, посвященной ≪Бхагавадгите≫, толкованию ее философского содержания, переводчик использовал лишь некоторые наиболее значительные и авторитетные труды и новейшие исследования; особенно широко использовалась
монография B.C. Семенцова (хотя это не значит, что мы во всех случаях соглашались безусловно с его толкованием текста). Такие расхождения есть как в интерпретации темных мест оригинала, так и в понимании отдельных излагаемых в нем концепций и основных терминов. Наш перевод ≪Книги о Бхишме≫ осуществлен по критическому (Пунскому) изданию:
The Bhlsmaparvan being the sixth book of the Mahabharata... / Critically ed. by Sh.K. Belvalkar. Poona, 1947.
