Еще более пристального внимания в советском политическом языке заслуживает и тот ряд положительно окрашенных слов, которые превратились в шаблоны:
Информация будет служить духовному обогащению народов, углублению и расширению сотрудничества между ними, созданию климата доверия и добрососедства.
Spiritual enrichment был бы здесь буквализмом, который по-английски звучит очень плохо. Infonnation will serve/help to raise the moral level of/uplift/enlighten peoples гораздо более идиоматично. Intensification передает значение слова «углубление» гораздо лучше, чем deepening. A climate of trust and goodneighborliness правильно переводит «доверие и добрососедство». Меры доверия — это confidence-building measures, а не trust. Наконец, «путь к доверию» и «разрядка напряженности» — relaxation of tensions и, соответственно, detente.
Чуть меньшие, но все равно довольно коварные, лингвистические рифы существуют и при описании проблем безопасности, которая является самым важным предметом дискуссии во многих международных организациях. Тут очень трудно поддается переводу прежде всего прилагательное «всеобъемлющая» в отношении к безопасности. Это, конечно, comprehensive security, a принцип нанесения ущерба безопасности сторон — undiminished security of both sides/without detriment to the security of the sides. Обеспечение такой безопасности требует сдержанности (restraint), которая во время холодной войны часто подменялась политикой «устрашения» (deterrence}.
Несколько особенных «языковых ловушек» выявляется и при характеристике самих переговоров, где обсуждаются вопросы безопасности:
Начаты и ведутся переговоры. Руководство нашей страны положительно оценивает этот процесс.
При анализе нескольких прилагательных, которые описывают процесс переговоров, переводчику приходится быть постоянно на страже. «Односторонний» часто означает unilateral, но в определенных контекстах имеет совсем другое значение, а именно: lopsided или slanted, которые адекватно передают «односторонний и узкий подход к проблеме». Двусторонний означает — bilateral, а «многосторонний» означает multilateral, когда речь идет о переговорах, а в других контекстах может быть multifaceted или varied, как при переводе фразы о «многостороннем анализе этой проблемы».
Слово «оценивать» слишком часто и неудачно переводится как assess.
We were one in assessments of art and literature and of everything we were told to assess18.
А вот другой пример, где вместо перевода Омг leaders positively assess this problem можно сказать approve of, like, appreciate или take a favorable view of it. «Целенаправленная политика» — скорее, deliberate, planned, focused или purposeful policy, чем goal-directed. To же самое относится и к «целесообразности», которую не надо переводить буквально:
Мы поддерживаем предложение о целесообразности подготовки содержательного исследования о пагубных последствиях милитаризации космического пространства.
We support the proposal for a study/we support the proposal concerning the usefulness/point/purpose/adviseability of an informative/thorough study an the negative/pernicious consequences of the militarization of outer space.
Здесь content неадекватно передает понятие «содержательный». В других контекстах нередко встречаются «обновленные данные», что, применительно к исследованию, лучше переводится как updated, чем renewed или new. Часто говорят и об «убедительных причинах» какого-то решения или действия, которые можно переводить не только словом convincing, используемым слишком часто, а синонимами cogent, persuasive, telling, или просто как good reasons. Конечно, со словом «солидарны» надо быть осторожным:
