ВВЕДЕНИЕ. В эпоху перехода от феодализма к капитализму

ЦЕНТРАЛЬНАЯ

И ЮГО-ВОСТОЧНАЯ ЕВРОПА

В эпоху перехода от феодализма к капитализму

ФОРМИРОВАНИЕ

НАЦИОНАЛЬНЫХ

НЕЗАВИСИМЫХ

ГОСУДАРСТВ НА БАЛКАНАХ

Конец XVIII-70-е годы XIX в.

Ответственный редактор И. С. ДОСТЯН

 

ВВЕДЕНИЕ

Общие условия развития борьбы за национальную государственность народов Юго-Восточной Европы в эпоху перехода от феодализма к капитализму (конец XVIII - 70-е годы XIX в.)

В. И.Ленин указывал, что экономическая основа национальных движений в период поднимающегося капитализма состояла в том, что «для полной победы товарного производства необходимо завое­вание внутреннего рынка буржуазией, необходимо государственное сплочение территорий с населением, говорящим на одном языке. Образование национальных государств,наиболее удовлетворяю­щих этим требованиям современного капитализма, является поэтому тенденцией (стремлением) всякого национального движения».

Национальная государственность оказывает существенное воздействие на развитие капиталистического общества, буржуазной экономики, складывание наций. Создание национальных государств в Юго-Восточной Европе отвечало и объективным интересам народных масс, огромное большинство которых тогда составляло крестьянство. Там, где феодальный господствующий класс и его государство были чуженациональными, крестьяне видели путь к избавлению от феодального порабощения в устранении чужеземного господства; С другой стороны, именно борьба против всесилия феодалов, за коренной аграрный переворот могла привести к национальному освобождению. Там, где землевладелец принадлежал к той же национальности, что и крестьянин, ликвидация иноземного гнета также была в объективных интересах народных масс, по­скольку облегчала борьбу за социальное освобождение, подъем культуры и общественной жизни. Однако жесткой однолинейной связи между антифеодальными движениями масс и борьбой против национального гнета за самостоятельную государственность в истории не прослеживается,— все зависело от сочетания ряда конкретных условий и обстоятельств. А они, как будет показано, были различными в разных государствах и для разных народов.

Народы Юго-Восточной Европы, т. е. современных Югославии, Румынии, Болгарии, Албании и Греции, в конце XVIII в. находились в разных общественно-политических условиях. Часть их входила в пределы Австрийской империи — словенцы, большинство хорватов, часть сербов и румын (влахов); но большая часть находилась под властью Османской империи: болгары, сербы боснийцы, греки (исключая ионийцев), албанцы, молдаване и в своем большинстве, небольшая часть хорватов. Дом щи К'оиовских войн южнославянскими территориями вдоль Адриатического побережья и Ионическими островами владела Венецианская республика; до 1808 г. существовала полусамостоятельная республика Дубровник. В 1815 г. эти территории были включены 1Ь И) кпм конгрессом в состав Австрийской империи, а Ионические I I 1|щи.! оказались под английским протекторатом.

I вбебургская монархия являлась одной из великих держав Ц< игральной Европы. Поэтому часть южнославянских и румынско продов, населяющих современные нам страны Юго-Восточной

I и|"|111,1, по существу находилась в социально-экономических, по­ни нческих и культурных условиях, присущих восточной части Центральной Европы, значительно отличавшихся от условий, в ко-горых оказались народы под властью Османской империи. Наконец, обшми были в каждом отдельном случае историко-экономические условия в государствах, фактически независимых уже к началу чаемого периода (Черногория), либо после длительной борьбы
сбившихся полной независимости (Греческое королевство) илиа втономии, которая постепенно расширялась (Сербское и Дунайкие княжества).

Таким образом, мы имеем дело с историей народов, значительно рв:. шчавшихся по характеру господствовавших у них производст­венных отношений, по политическому положению, по государствен­ном традиции и т. д. Это делает необходимым рассмотреть самостоятельно условия, в которых развивалась борьба за националь­ную государственность народов, входивших в Османскую империю п и состав австрийской монархии.

Османская империя как одно из мусульманских государств име-.1а ряд специфических особенностей. Ислам был в ней не только; ' лигиозной и философской, но и законодательной системой, что Создавало нерасчленанность политических и религиозных институ-юп. Мусульманское право — шариат — распространялось только на Правоверных-мусульман. Религиозная принадлежность определяла политическое и социальное положение подданных султанов; уста-НОВление равенства между ними исключалось. Турки-османы кместе с «потурченцами» — местным балканским населением, кото-рог приняло ислам, но в большинстве случаев сохранило свой язык, выступали как господствующая группа народностей, независимо от (Тпического происхождения. Функции государства в отношении не-Мусульман сводились к защите их от внешней и отчасти внутренней агрессии; управление внутренними делами (при учете требований ислама) находилось в ведении миллетов — религиозных немусульманских общин ².

Инедснное после турецкого завоевания военно-административ деление на беглербейства, или эялеты (в XIX в.— вилайеты), санджаки нвложилось та установившееся в период средневековья размежевание между балканскими территориями по географическим, государственным и этническим признакам. Эти «исторические провинции», отражавшие хотя и в самой грубой форме границы расселения отдельных этнических и национальных групп, стойко сохранялись, несмотря на все перемены в военно-административном управлении. Различия между балканскими народами по языку, этническому происхождению, общественно-экономическим особенностям и психическому складу осознавались достаточно четко, хотя в определенной мере нивелировались единством вероисповедания— большинство балканских народов исповедовало православие. Население отдельных районов и областей-часто гораздо яснее осознавало свою принадлежность к мелким этническим группам, чем к народности в целом.

После турецкого завоевания у большинства балканских народов не угасали традиции национальной государственности, уходившие корнями в далекое прошлое, во времена, когда достигало расцвета и территориального расширения то или иное государство в Юго-Восточной Европе. Болгары сохранили воспоминания о Болгарских царствах. Молдаване хранили память о государстве Стефана Великого, албанцы — о деятельности Скандербега и т. д. У греков и сербов исторические традиции государственности поддерживались очень стойко. Одной из причин этого была политическая деятельность церковно-религиозных организаций.

Сосредоточение в руках Константинопольского патриаршества религиозной власти над значительной частью православного населе­ния Балканского полуострова способствовало, поддержанию на протяжении нескольких веков турецкого господства религиозно-мессианской идеи о возрождении античной Греции или Византийской империи. Важную роль в сохранении средневековых государственных традиций сыграло объединение югославяпских земель под единой церковной властью в результате восстановления сербского патриаршего престола в Пече, который в некоторой мере выполнял государственные функции. Духовенство способствовало сохранению воспоминаний о некогда сильном и обширном Сербском государстве и надежды на грядущее воссоздание державы Неманичей, Душано-ва царства. На протяжении XVI—XVIII вв. балканское духовенство играло организующую роль в освободительном движении, активно участвовало в нем. Позднее его роль упала и во главе борь­бы оказались новые слои общества.

На формирование программ национально-освободительных движений балканских народов оказывали влияние идеи Великой французской революции, хотя степень этого влияния была различной, а иногда оно вовсе отсутствовало. В Греции — наиболее развитой в общественно-экономическом отношении стране — это воздействие оказалось непосредственным и значительным.

Последние десятилетия XVIII —начало XIX в. были переломными как во внутреннем, так и во внешнеполитическом положении Османской империи и народов, находившихся под ее властью. Усилилось разложение военно-ленной системы —общественно-экономической базы государства. Страна постоянно ощущала недостаток денежных средств, ее военная мощь падала. Вести завоевательные войны, которые ранее служили важным источником обогащения казны и класса феодалов, было уже невозможно. В империи ослаб­ла центральная власть и усилились сепаратистские тенденции со стороны местных феодалов и назначаемых Портой пашей из числа феодально-помещичьей знати. Иногда власть на местах захватывали удачливые авантюристы, обогатившиеся за счет грабежей и сколотившие сильные военные отряды из деклассированных эле­ментов. Периодически вспыхивали мятежи янычар, ставших главным орудием дворцовых смут и переворотов, оплотом реакционных сил. Феодальные распри разгорались и затухали то в одной, то в другой части государства.

Более просвещенная и дальновидная часть господствующего класса Турции осознавала нависшую угрозу распада и гибели некогда могущественной империи османов. В конце XVIII в. султан Селим III декретировал и частично провел в жизнь реформы, целью которых было укрепление военно-ленного землевладения, упорядочение финансов и администрации, и главное — создание регулярного, обученного по-европейски войска вместо полностью разложившегося янычарского корпуса. Эта попытка осуществить реформы, создать сильное абсолютистское государство, не затрагивая основ старого общественного строя, закончилась провалом. Столь же безуспешной была деятельность в этом направлении великого визиря Мустафы-паши Байрактара в 1807 г.³

Государственный строй Турецкой империи, традиционные мусульманские институты сдерживали разложение феодализма и становление капиталистического уклада в стране. Эти процессы начались на Балканах позднее, чем в большинстве европейских стран. Формировавшаяся местная буржуазия, как правило, опережавшая в своем развитии буржуазию турецкую, должна была изыскивать возможности для накопления капиталов в государстве, где отсутствовали элементарные условия для предпринимательства и торговли. Она должна была прибегать к изощренным способам, чтобы защитить свою собственность и товары от турецких властей, пашей, вышедших из подчинения Порты, мятежных янычар и разбойничьих банд.

Беспрепятственное проникновение на рынки Османской империи промышленных изделий из западноевропейских государств (связанное с так называемой системой капитуляций) также замедляло становление местной промышленности. В этом отношении ситуация становилась все более тяжелой по мере развития промышленного переворота в Европе (с конца XVIII в. и особенно с середины XIX в.). Разложение феодальной системы в балканских владениях османов не сопровождалось соответствующим по темпу формирова­нием капиталистического уклада. В сущности в Юго-Восточной Европе переход к капиталистической формации был возможен.шип, после ликвидации османского господства.

Конец XVIII — первые десятилетия XIX в. характеризовались подъемом национально-освободительных движений балканских народов. Они имели различные формы, и не было прямой зависимости между степенью общественно-экономического прогресса отдельных народов и интенсивностью их борьбы за освобождение от власти Османской империи. Все зависело от ряда условий и обстоятельств, в том числе от местоположения той или иной национальной области, ее стратегического значения в тот или иной период, от демографических условий, системы управления и аграрных отношений, от религиозной принадлежности населения и проч. В силу такого рода разнообразных причин Черногория, очень отсталая в общественно-экономическом отношении маленькая область, в результате героической борьбы ее свободолюбивого населения еще в конце XVIII в. стала фактически независимой. И наоборот, в значительно более развитой экономически Болгарии вооруженная борьба за освобождение и создание своего государства началась позднее и заверши­лась в основном лишь в результате русско-турецкой войны 1877— 1878 гг. В целом распад Османской империи шел с окраин. Кусок за куском от нее отделялись, формируясь в самостоятельные государства, периферийные владения.

В XVI—XVIII вв. восстания на Балканах возникали обычно во время войн, которые вели европейские государства с Османской империей. Ни одна из этих войн не окончилась сокрушительным разгромом Турции, а сопровождавшие их восстания неизменно терпели поражения. С начала XIX в. восстания против турецкой власти возникают не обязательно в связи с благоприятной внешнеполи­тической ситуацией. Так национально-освободительные революции в Сербии и Греции начались как раз при неблагоприятной международной обстановке и затем сами оказывали на нее влияние. Это свидетельствовало о накоплении важных внутренних социальных причин освободительных движений. Но в целом на освободительную борьбу балканских народов чрезвычайно сильно влияли внешние факторы, в частности, политика великих европейских держав в Восточном вопросе и на Балканах. Менялись конкретные вопросы, вокруг которых разгорались споры, менялась расстановка сил. Но почти неизменным оставалось противоборство в отношении балканских дел между Россией и теми или иными западными державами, прежде всего Австрией и Великобританией.

Восточный вопрос стал составной частью международных от­ношений в Европе в последней трети XVIII в. Это было следствием, с одной стороны, кризиса самой Османской империи, развития осво­бодительного движения подчиненных ее власти народов, а с дру­гой — результатом усиления борьбы великих европейских держав за экономическое и политическое преобладание в Юго-Восточной Европе и па Ближнем Востоке.

Наиболее активную политику в Восточном вопросе и, в частнос­ти, на Балканах вела Россия. Она стремилась создать благоприят­ные условия для торговли и судоходства в дунайском бассейне, в Черном море и проливах, ведущих из Черного в Средиземное море (Босфор и Дарданеллы), которые имели громадное стратегическое и торговое значение. Другие же европейские державы — Велико-британия, Франция, Австрия — старались всеми средствами проти-во нгйствовать интересам России в восточных делах. Они, как пра-141 к), отстаивали принцип сохранения статус-кво на Балканах и в < редиземноморье, большей частью противодействовали попыткам России добиться создания в этом регионе автономных или пол-пне и,к) независимых от Порты государств, считая, что они окажут-I я в сфере русского влияния.

В период подготовки и после начала Крымской войны К. Маркс и Ф, Энгельс, разоблачая экспансионистскую направленность поли-Гики российского самодержавия в отношении Турции, в то же вре­мя решительно-осуждали и систему поддержания статус-кво на Балканах и Ближнем Востоке⁴. Основоположники марксизма при-(Навали вместе с тем решающую роль России в процессе нацио­нального освобождения балканских народов⁵. Они считали, что * пребывание турок в Европе представляет собой серьезное препят-отвие для развития всех ресурсов, которыми обладает фракийско-пллирийский полуостров», что «от турок следует освободиться» ⁶. Однако, писали они, решить эту задачу необходимо революционным путем ⁷.

Действительно, национальные революции порабощенных Осман­ской империей народов открывали путь для наиболее прогрессивно­го решения проблемы создания на Балканах независимых нацио­нальных государств. Однако сила таких революционных выступле­ний, слаженность их действий были недостаточны для сокрушения иоепно-феодальной Османской империи. Совместные акции были 1.П руднены подчас ввиду противоречий и взаимного недоверия гос­подствующих классов складывавшихся балканских государств.

Распаду Османской империи, возникновению самостоятельных национальных государств на Балканах способствовали русско-ту­рецкие войны, которые имели следствием ослабление державы ос-мапов и большей частью политическую перестройку ее владений. I 1собходимо, однако, учитывать, что царизм не был принципиаль­ным и последовательным поборником сокрушения Османской импе­рии и создания в балканском регионе новых государств. Петербург-ский двор порой вел политику сдерживания национально-освободи-тельного движения подданных султана, старался предотвратить развал империи, рассчитывая установить над «слабым соседом» сноп контроль. Такого курса придерживался Александр I в первые ГОДЫ XIX в., а затем после Венского конгресса и заключения Свя­щенного союза; Николай I — в 1830—1840-е годы. Но в целом эко­номические и политические интересы России и Османской империи I бассейне Черного моря, на Кавказе и на Балканах непримиримо сталкивались.

Истоки политики статус-кво западных держав в отношении Ос­манской империи следует искать еще в последней четверти XVII и XVIII п., когда Россия стала вести борьбу за расширение своих Южных границ и за выход к Черному морю ⁸. Уже в это время Франция и Великобритания проявляли большую заинтересован­ность в сохранении Турции, поскольку торговали с ней на чрезвы­чайно выгодных условиях. Но в роли врага Османской империи тогда выступала не только Россия, но и Австрия. Габсбурги претен­довали па западную часть Балканского полуострова, на господство-в Сербии, Боснии, Далмации. Важные торговые интересы в Дунай­ском бассейне побуждали их стремиться к захвату Дунайских кня­жеств и обеспечению выхода в Черное море. Походы австрийских войск в глубь Балканского полуострова, временное присоединение к Австрии сербских земель на правобережье Дуная (1718—1739 гг.) расшатывали османское господство, способствовали росту антиту­рецких движений на Балканах и их ориентации на помощь со сто­роны Габсбургов. Однако во второй половине XVIII в. активность Австрии на Балканах снизилась. Это вело к падению престижа мо­нархии среди югославянского населения. Успешные русско-турец­кие войны в эпоху правления Екатерины II, наоборот, укрепляли политические позиции России среди народов Юго-Восточной Евро­пы, как входивших в состав Османской империи, так и Австрии. Они стали возлагать надежды на помощь в освобождении от чуже­земной власти прежде всего на Россию. Большое значение при этом имел идеологический фактор — религиозная или религиозная и этническая общность.

Важную роль в политике России на Юго-Востоке Европы сыграл Кючук-Кайнарджийский русско-турецкий договор 1774 г., ради­кально изменивший соотношение сил в бассейне Черного моря. Об­щие формулировки статей о защите Россией православной религии в Турции давали простор для распространительных толкований и открывали возможность предъявлять новые требования Порте. До­говор положил начало покровительству со стороны России молда­ванам и валахам, создав прецедент для установления такого рода отношений с другими православными народами, входившими в со­став Османской империи ⁹. Можно считать, что в последней трети XVIII в., в связи с возникновением Восточного вопроса, Балканы стали частью общеевропейской международной системы.

Великая Французская революция и начало наполеоновских войн привели к резкой перестановке сил в борьбе европейских держав на Балканах и Ближнем Востоке: Франция приступила к экспансии б Египте, в Восточном Средиземноморье и западной части Балкан­ского полуострова. Ей противостояли прежде всего Великобритания и Россия. Но после Тильзитского мира (1807 г.) последняя утрати­ла свои позиции и опорные базы в Восточном Средиземноморье и в Адриатике и вынуждена была ограничить сферу своей активности Дунайскими княжествами и Сербией. Австрия, втянутая с 1792 г. в длительные войны с наполеоновской Францией, не могла вести активной политики на Балканах. Но тревожась за покорность сво­их поддаппых-югославян, опасаясь успехов России в войне с Тур­цией, она стала защищать принцип неприкосновенности османских владений, поддерживать Порту в се борьбе с сербскими повстанца­ми. Ведущую роль в противодействии французской экспансии в. Юго восточном регионе Европы временно заняла Великобритания. Но Бухарестскому миру с Турцией 1812 г. Россия получила Бес-I врабию п тем самым выход к устью Дуная. В результате пораже-НИЯ п.-шолсоновской Франции английские позиции в бассейне Вос-ГОЧНОГО Средиземноморья и на греческом побережье существенно укрепились благодаря приобретению Мальты и протектората над Ионическими островами. Австрия установила свою власть в быв­ших владениях Венецианской республики, на восточном побережье \ фиатики и в Иллирийских провинциях, созданных Наполеоном (1809 1813 гг.).

После образования Священного союза и провозглашения прин-ципов консерватизма и легитимизма как основы международных и шипений в Европе русское правительство стремилось избежать Нового военного конфликта с Османской империей и добивалось выполнения условий русско-турецких договоров ¹⁰.

11овая ситуация в международных отношениях Юго-Восточной Европы возникла в связи с революционными событиями в Дунай­ских княжествах и в Греции весной 1821 г. Начался так называе­мый Восточный кризис 1820-х годов, во время которого в балкан-(кие дела активно вмешались Россия, Австрия, Англия, а с 1827г.— и Франция. Конец этому международному конфликту положила победа России в войне с Османской империей в 1828—1829 гг., которая закрепила результаты национально-освободительной вой­ны балканских народов. Было создано независимое Греческое ко­ролевство, расширены и закреплены автономные права Сербского, Молдавского и Валашского княжеств.

Между тем несмотря на изоляционистскую политику Османской империи последняя постепенно втягивалась в экономическую и по­литическую жизнь Европы, превращалась в одно из важных звень­ев системы «равновесия сил». Правительства великих держав все более активно вмешивались во внутренние дела Турции. В то же иремя необходимость существенных преобразований государствен­ного и общественно-экономического строя империи осознавалась Частью турецкого господствующего класса. Воздействие в этом от­ношении оказывала международная обстановка и развитие нацио­нально-освободительного движения подданных султана. Порта должна была принимать меры, чтобы задержать распад империи. Реформы были начаты в 1826 г. уничтожением янычарского корпу-еа н созданием регулярной армии по европейскому образцу. Затем последовали аграрные преобразования — была ликвидирована спа-хийская система (1831—1834 гг.), проведены реформы в системе управления. Так во второй четверти XIX в. начался процесс евро-пеизации Турции, ее интеграции в уже сложившуюся капиталисти­ческую систему Европы ". Появившаяся в это время доктрина ос-манизма обосновывала существование единого государства мусуль­ман и христиан, единство всех подданных султана независимо от религиозной и этнической принадлежности. Эти идеи религиозного и гражданского равенства, отраженные уже в указах и политике Махмуда II, получили дальнейшее развитие в период танзимата.

В Гюльханейском хатте 1839 г. всем подданным султана была обе­щана безопасность жизни, чести и имущества, справедливое рас­пределение и взимание налогов, установление новых правил воен­ной службы и проч. Указ декларировал равноправие всех жителей империи независимо от веры. Все это подразумевало ломку жизнен­ного уклада османского общества, его традиций и даже идеологии. Гюльханейский хатт послужил началом ряда реформ. В 1840 г. было объявлено о намерении отменить откупную систему и взимать налоги посредством государственных чиновников. При сохранении действия шариата был составлен уголовный кодекс и начата раз­работка гражданского кодекса. В 1843 г. введена всеобщая воин­ская повинность, но только для мусульман, срок службы в армии сокращен до пяти лет. В 1847 г. был создан уголовный суд, а затем и сеть коммерческих судов, в которых могли давать свидетельские показания и христиане (что ранее исключалось), а в 1850 г. принят коммерческий кодекс. Высший юридический совет должен был рас­сматривать проекты законов, а в вилайетах и санджаках были соз­даны советы-меджлисы, в которые могли входить представители христианского населения. Они должны были ограничивать само­управство местной администрации. Реформы, осуществлявшиеся под руководством одного из самых выдающихся турецких государ­ственных деятелей Мустафы Решида-паши, не ставили целью раз­рушение существующего государственного и общественного устрой­ства империи османов, а лишь пытались его европеизировать, усо­вершенствовать путем сосуществования новых и старых институтов. При всей ограниченности результатов реформы имели буржуазный характер, способствовали внедрению буржуазных норм в жизнь общества и могли бы обеспечить стране известный прогресс, улуч­шить положение нетурецких национальностей. Но паши, откупщи­ки, мусульманское духовенство препятствовали введению реформ в жизнь. Они фактически сорвали отмену откупов; коррупция в сре­де бюрократии, особенно столичной, продолжала процветать. Не допускалось мысли об уравнении в правах' мусульман и христиан. В целом этот этап танзимата содействовал развитию промышлен­ности, росту буржуазии, в том числе и нетурецкой, но не в мень­шей мере усилил позиции иностранного капитала в Османской им­перии. Реформаторам не удалось ограничить феодально-султанский абсолютизм, постоянное вмешательство камарильи в государствен­ные дела. Реформы не привели к существенному улучшению поло­жения балканского населения, не сняли остроты социальных и на­циональных противоречий в странах и областях, где Порта и турец­кая администрация имели полную власть: в Болгарии, Македонии,. части сербских и греческих земель, в Боснии и Герцеговине, Алба­нии ¹².

Более благоприятная ситуация в это время была в независимом Греческом королевстве, в автономных Сербском, Молдавском и Ва­лашском княжествах. Но и здесь развитие капитализма, становле­ние государственной структуры проходили, как будет показано-ниже, медленно, в острой социальной борьбе. III ни русской политики на Балканах в конце 20-х годов и в

....... заключение Ункяр-Искелесийского договора в 1833 г.

И|1НН1 1п к резкому обострению англо-русского соперничества в Вос-

щ< м пин росе. Доктрина поддержания целостности и неприкос-

:м:|п щ Турции стала теперь проводиться сент-джеймским.

, пили |ом последовательно и твердо. Такой курс имел ярко выра-1 > им\ щ интирусскую и антибалканскую направленность, что встре-

I и! |,сржку Франции, отношения которой с Россией после

К) I ре 1ко ухудшились. Австрийская политика на Балканах в это И|>| им по-прежнему не отличалась активностью. Главным для Габс­бургов ныло сохранить позиции в Центральной и Южной Европе — и I ерманском союзе и в Италии. Но австрийская дипломатия зорко ■ и им,!, чтобы в европейских провинциях Турции не произошло I м и\ либо перемен, могущих подать дурной пример австрийским 1нI I 1.1ппым. Что касается России, то после 1829 г. ее внешняя по-

ка, в частности в балканских делах, стала крайне консерватив-

 

Развитие освободительного революционного движения поддан­ных султана пугало петербургский двор. Преувеличивая степень ра 1ЛОжения государственного, экономического и политического Строя Османской империи, скептически относясь к попыткам его реформировать, Николай I хотел, чтобы распад Турции проходил пи I его опекой, привел бы к усилению русских позиций на Балка­нах без прямых захватов ¹³.

1'\чч'ко-английское противоборство на Балканах и Ближнем Востоке в 30—50-е годы XIX в. развивалось не в пользу России. Ее но 1ИЦИИ в Греции и Сербии слабели. Ункяр-Искелесийский договор остался мертвой буквой. Конвенция, подписанная великими держа-В8МН с Турцией в 1841 г., поставила защиту Проливов под общую I арантию европейских правительств, закрыв их для военных кораб­ли всех держав. Такое изменение режима проливов отвечало преж-|г всего интересам Великобритании, так как ставило их под обще­европейский контроль. Конвенция грубо попирала права Турции,..нидетельствовала об усилении вмешательства в ее дела, но она Наносила удар и России как черноморской державе. Фактически Россия лишилась своего привилегированного положения в Турции, при -лом безопасность ее южных границ не обеспечивалась. После­довавшее вскоре сближение Англии с Францией еще более ослаби-.ю позиции России ¹⁴.

Положение могла изменить новая русско-турецкая война, но Вести ее один на один России на этот раз не удалось. На защиту султана встали Англия и Франция, а позднее и Сардиния, при враж-цебном для России нейтралитете Австрии. Крымская война (1853— 1856 гг.) была проиграна Россией. Парижский мир 1856 г. внес новые изменения в соотношение сил великих держав на юго-восто­ке Гвропы. Коллективная гарантия пяти держав заменила едино-Тичное покровительство России Дунайским княжествам и Сербии. () г горжение Южной Бессарабии лишило Россию выхода к Дунаю. Ее военный флот не мог находиться в Черном море.

Еще во время войны, под давлением Англии и Франции султан издал несколько хаттов, которые должны были продемонстрировать желание Порты улучшить положение христианского населения страны. Был отменен взимавшийся с немусульман налог харадж и принято решение о призыве немусульман в армию. Но все это не устранило бесчинств и злоупотреблений турецких властей в отно­шении христианских народов, резко усилившихся во время войны. Чтобы не допустить постановки Россией на Парижском мирном конгрессе вопроса о положении христианских подданных султана, Англия и Франция в январе 1856 г. направили Порте меморандум, содержавший основные положения султанского указа, который ей предлагалось провозгласить. В феврале был издан хатти-хумайюн, •открывший новый этап в истории танзиматских реформ. В нем под­тверждались провозглашенные Гюльханейским хаттом равенство в правах мусульман и христиан, обеспечение всем подданным без различия веры безопасности личности, чести и имущества; деклари­ровался допуск немусульман к государственной службе и в военные школы; давалось обещание ввести равное налогообложение для всех подданных, постепенно отменить откупную систему взимания налогов; предусматривалось введение государственного бюджета, создание банков, строительство дорог, предоставление иностранцам права владения недвижимостью и проч. Издание хатти-хумайюна в 1856 г. позволило противникам России избежать обсуждения во­проса о положении христианского населения в Турции на мирном конгрессе. Реформы должны были служить доказательством, что Турция европеизируется. В какой-то мере это действительно про­исходило: в 1856 г. был принят аграрный закон, в 1860-е годы проведены административные преобразования по французскому об­разцу, в городах созданы муниципалитеты, отменена цеховая рег­ламентация. Но османское общество не было достаточно подготов­лено к буржуазным преобразованиям, реформы не улучшили внутреннего положения Турции. Зависимость страны от иностран­ного капитала неуклонно росла, ее финансовое положение ухудша­лось. Содержание армии, оплата внешних долгов поглощали дохо­ды государства. Между мусульманами и христианами обострялись противоречия. На Балканах и в других частях государства одно за другим вспыхивали национально-освободительные восстания. Им­перия вступала в полосу нового политического кризиса ¹⁵.

В 60 — первой половине 70-х годов внутреннее положение Тур­ции неуклонно ухудшалось. Поверхностные реформы не создали благоприятных условий для развития производительных сил, для ослабления социальных и национальных противоречий. Новая бюрократия, порожденная реформами, мало отличалась от фео­дальной знати. В выколачивании возросших налогов с населения турецкие власти ие знали пределов, неизменно прибегая к произво­лу. Иностранный капитал все более закабалял страну. Громадной суммы достигал государственный долг по иностранным займам, что повлекло в 1875 г. частичное государственное банкротство¹⁶. Резкое недовольство режимом султана Абдул Азиза проявляло не только христианское население, но и турецкая общественность. Во главе радикально-либерального движения стали «новые осма­ны»— сторонники введения в стране парламентарной конститу­ционной монархии, но ярые враги освободительного движения угнетенных Турцией народов. Они начали свою деятельность в се­редине 1860-х годов, когда организовали тайное общество и соста­вили заговор против султана Абдул Азиза. Новоосманы вновь активизировались в 1871 г. и особенно в 1875—1876 гг., их наиболее крупным представителем в. это время стал Мидхат-паша — вали Дунайского вилайета. В мае 1876 г. новоосманы организовали де­монстрацию против султана Абдул Азиза, он был низложен с санк­ции шейх-уль-ислама и вскоре убит. В августе 1876 г. на престол вступил Абдул Хамид II, который под давлением Мидхата-паши 23 декабря 1876 г. провозгласил конституцию. В ней декларирова­лись буржуазные свободы и права граждан, гласность и независи­мость суда. Предусматривалось создание выборной палаты депу­татов и назначаемого сената. Избирательная система не была демократичной. Права султана определялись крайне широко. В ряде статей отразилось стремление увековечить господство над угнетенными народами, лишить их возможности легальной борь­бы за независимость. Но эта, очень умеренная, конституция прак­тически осталась мертвой буквой. Вскоре султан расправился с рядом прогрессивных деятелей, в том числе с Мидхатом-пашой. Первый турецкий парламент открылся в марте 1877 г. Хотя боль­шинство депутатов было совершенно послушно Порте, в парламен­те все же раздавались и критические голоса. После начала войны с Россией, когда обнаружилась слабость турецкой армии, депутаты стали резко осуждать деятельность военного ведомства, командую­щего армией, сановников. Парламент, оказавшийся столь непокор­ным, был распущен в феврале 1878 г. и уже больше не созывался. Превращение Османской империи в парламентарную конституци­онную монархию не состоялось. Конституционное движение потер­пело поражение ".

Таким образом, прогрессивных внутренних сил в Турции не хва­тало для создания в стране режима, обеспечивавшего возможность нормального социального и национального развития народов, ее населяющих. Империя османов все очевиднее превращалась в полуколонию европейских держав. Все это определилось еще до начала Восточного кризиса 1875—1878 гг. и обусловило резкий¹ подъем национально-освободительного движения балканских наро­дов, наиболее ярким проявлением которого явились восстания в Боснии и Герцеговине, Старозагорское и Апрельское восстания в Болгарии.

Габсбургская монархия развивалась и укреплялась как много­национальное государство в XVI—XVII вв. Для южных славян Австрийское государство являлось тогда оплотом прежде всего против османской угрозы. Это придавало смысл его существова- нию, несмотря на тяжкий гнет габсбургского абсолютизма. Южные •славяне Австрийской империи входили в состав как непосредствен­но австрийской части государства (почти полностью словенцы, часть хорватов и сербов), так и Венгерского королевства, террито­рия которого с конца XVII в. полностью вошла в состав империи. В Венгерском королевстве находилось большинство хорватов и сербов, а также влахи (румыны) Трансильвании и Баната и неболь­шая часть словенцев.

Главное различие между Австрийской и Османской империями состояло в том, что в габсбургской монархии в недрах феодаль­ного строя, начиная с конца XVII в. развивался капиталистический уклад, несмотря на упорное стремление феодально-абсолютист­ской реакции сохранить свои привилегии в XVIII в. осуществлялись реформы «просвещенного абсолютизма». Они открыли определен­ные возможности дальнейшей буржуазной эволюции социальной структуры. Буржуазия не только господствующей, но и угнетенных наций получила некоторые перспективы развития.

Во второй половине XVIII в. габсбургский абсолютизм в интере­сах помещиков и буржуазии западной части государства тормозил развитие экономики Венгрии. В условиях острого кризиса феодаль­ного строя 20—40-х годов венгерское либеральное дворянство стремилось перевести, хозяйство своей страны на капиталистиче­ские рельсы, в частности обеспечить промышленное развитие Вен­грии, однако при гарантии классовых интересов помещиков. Эти устремления побудили венгерских либералов сформулировать за­дачу борьбы за государственный суверенитет Венгрии. После аграрной реформы в Венгрии, отменившей феодальные отношения (март 1848 г.), крестьянство, несмотря на либеральную умерен­ность реформы, поддержало венгерскую национальную буржуаз­ную революцию и национально-освободительную войну против Габсбургов.

Революция 1848 г. в Австрийской империи ликвидировала фео­дальный строй, большая часть повинностей крестьян была отмене­на за выкуп, но часть крестьянских обязательств в отношении по­мещиков сохранилась на десятилетия^ Это было крупнейшим остат­ком ушедшей эпохи, в значительной степени предопределившим всю общественно-политическую структуру государства, прежде всего его восточной половины, в частности хорватских, сербских и румынских областей ¹⁸.

Режим неоабсолютизма (1851—1859 гг.) распространил на Венгрию, Хорватию-Славонию, Воеводину и Трансильванию, т. е. на все территории венгерской короны, австрийское законодательст­во, буржуазное по своим принципам. В 1867 г. в Австрийской импе­рии завершился период основных конституционных реформ, начав­шийся революцией 1848—1849 гг. Австро-венгерский компромисс 1867 гг., в результате которого централизованная монархия была превращена в дуалистическую Австро-Венгрию, способствовал дальнейшему развитию капитализма в этом буржуазно-поме­щичьем государстве. Как и у венгров, в Хорватии раньше слабой и политически не-! опытной буржуазии с государственно-политическими требования­ми и программами в национальной сфере стало выступать дво­рянство. Южнославянская и влашская (румынская) буржуазия в Австрийской империи, в XVIII — первой половине XIX в. почти сплошь торговая и частично землевладельческая (национальная промышленность лишь зарождалась), была связана с развиваю­щимся имперским рынком, на который она поставляла продукты сельского хозяйства и сырье. Кроме того, она занималась посредни­ческими операциями между Центральной Европой и османскими владениями на Балканах. Национальная буржуазия, несмотря на немалые трудности, переживавшиеся ее отдельными группами, по­степенно втягивалась в капиталистическое развитие империи.

Это обусловило слабость и неустойчивость национально-ради­кальных буржуазных течений антигабсбургской направленности и на долгое время сохранение в буржуазной среде австрийского пат­риотизма. Относительно слабая — почти сплошь торгово-ростовщи-ческая и землевладельческая — словенская, хорватская, сербская и румынская буржуазия в габсбургской монархии как класс в целом не была революционной ни в социальной, ни — за определен­ными (и лишь в некоторые периоды) исключениями — в националь­ной области. Она страшилась обострения классовой борьбы крестьянства и нарождавшегося пролетариата. В первой половине XIX в. национальная буржуазия стала выдвигать требования ряда прогрессивных реформ. В частности, она добивалась изменения политики в сфере культуры.

Революция 1848—1849 гг. в Австрийской империи потерпела поражение как ввиду слабости и разрозненности демократических сил и измены либеральной буржуазии, так и вследствие острых межнациональных противоречий. Что касается южных славян и румын, то во время революции их либеральные круги в основном отстаивали программу австрофедерализма, находившуюся в про­тиворечии с борьбой немцев за объединение Германии и борьбой венгров и итальянцев за создание независимых государств. С дру­гой стороны, немецкие и венгерские революционеры игнорировали национальные интересы славянских и румынского народов. После 1848 г. южнославянская и румынская буржуазия уже более откры­то негодовала по поводу налоговой финансово-кредитной, транс­портной и таможенной политики австрийского государства и хотела получить решающий голос в формулировании этой политики. Само габсбургское государство и династия все более ясно осознавались как чуженациональные («немецкие»). Однако национальная бур­жуазия долгое время стремилась не столько к разрушению Авст­рийской империи, сколько к ее реформированию (максимальный вариант — федерализация на этнической основе), надеясь таким путем избавиться от чуженационального господства. Периодически выдвигавшиеся отдельными политическими группами идеи нацио­нально-государственной независимости до 60-х годов не получали заметной общестненной поддержки. В этом сказались и опасения национально-буржуазных кругов перед экспансией соседних дер­жав в случае распада Австрийского государства. В. И. Ленин от­метил это «чрезвычайно своеобразное положение» в Австрии, где венгры (после 1848 г.) и чехи именно в интересах своих националь­ных.прав тяготели к сохранению целостности государства¹⁹. Ана­логичные опасения испытывали словенцы и хорваты как до, так и после 1848 г.

Словенская и хорватская буржуазия, как и хорватское дво­рянство, обычно были готовы даже поддержать расширение границ. Австрийской империи на юге, мечтая присоединить к своим землям южнославянские территории на Балканах и во всяком случае участвовать в их эксплуатации. Увеличение численности славянско­го населения империи при этом рассматривалось как благоприятное условие для федерализации государства. Политические взгляды, исходившие из желательности для славян сохранения австрийско­го многонационального государства и целесообразности решения национальных проблем славянских народов в его рамках, получили наименование австрославпзма. Австрославистские концепции полу­чили широкое распространение в Чехии, весьма значительным было их влияние в югославянских землях, однако среди сербов они не пользовались широкой популярностью.

Глубокой основой австрославизма были социально-экономиче­ские интересы значительной части славянской либеральной бур­жуазии— ее связи с имперским рынком. Другая причина ориента­ции славянских либералов на австрийское государство — внешне­политическая — отмечалась выше.

Венские власти старались избегать грубого подавления нацио­нальной культуры в провинциях империи, не препятствовали иссле­дованиям в области филологии, истории и т. п. (Некоторое исключе­ние составлял период неоабсолютизма 50-х годов XIX в.) Уступая ходатайствам, имперское правительство уже во времена Меттерни-ха, то здесь, то там разрешало организацию просветительских об­ществ, музеев, школ, литературных изданий. Но издания политиче­ского характера допускались лишь там, где этому невозможно было воспрепятствовать (например, в Венгрии в 40-х годах XIX в.) или где это было выгодно властям. При всяком удобном случае двор стремился демонстрировать свою роль арбитра в межнациональ­ных и межклассовых конфликтах, которые нередко искусно подо­гревались самими правящими кругами.

В период буржуазных политических реформ после революции (1859—1867 гг.), т. е. в годы установления буржуазного правопо­рядка и дуалистической конституционной монархии, более умерен­ные буржуазно-либеральные и дворямско-консервативные круги разных наций обычно под «федерализацией» империи понимали автономию ее «исторических» частей. При этом предусматривалось сохранение сильного, централизованного в важнейших сферах жиз­ни государства (армия, дипломатия, экономика, финансы, относя­щееся к этому общегосударственное законодательство). Именно такое устройство намечалось в так называемом Октябрьском ди- пломе Франца Иосифа 1860 г. Это содержание понятия «федера­лизм» свойственно и части буржуазной историографии Австрийской империи. Такая «федерализация» была совместима с социальной структурой империи и поэтому, казалось бы, могла осуществиться путем реформ, не затрагивавших основы ее социального строя. Но шкая реформа уже не удовлетворяла ни венгерских, ни австроне-мецких либералов, экономическая сила и влияние которых быстро росли, и поэтому потерпела провал.

Иной характер, иное содержание (подчас скрытое) имели идеи федерализации монархии путем реформ, хотя и основанные на при­знании «исторических земель», но фактически направленные на достижение широкой автономии народов, на завоевание нрав не только в области местной администрации, культуры, языка и т. п., но и в сфере экономики и финансов и в определении всей политики государства. Некоторые из них в сущности были направлены на ослабление единства империи и фактически на подготовку почвы для дальнейшей борьбы за национальный суверенитет. Осуществле­ние подобных планов, содержавших уже радикальные принципы, было абсолютно неприемлемо для правящих кругов монархии. Тем более неприемлемыми для них были идеи федерализации империи на этнической основе, так как в этом случае власть в некоторых ча­стях государства перешла бы к мелкой буржуазии (некоторые на­роды вообще не имели крупной и даже средней буржуазии). Вме­сте с этим возросла бы угроза распада империи.

Идеи федерализации Австрийской империи путем реформ и ком­промиссов с династией являлись лишь одним из типов федералист­ских проектов. К другому типу относились планы национально-ра­дикальных или революционных сил. Так, идеи сохранения (пол­ностью или частично) территориального комплекса, которым владели Габсбурги, при перестройке его путем революционной лик­видации старой императорской власти в 1848 г., проповедовали чешские радикальные демократы, объективно именно этот путь от­стаивали революционные массы в Праге во время июньского вос­стания 1848 г., аналогичные идеи в разной мере были присущи и немногим радикальным деятелям из южных славян. При этом до­пускался выход австрийских немцев и итальянцев из этого нового государственного объединения и создание немецкого и итальянско­го государств.

Но если во время революции 1848—1849 гг. федералистские идеи — как реформистские, так и революционные — потерпели пол­ную неудачу, то тем более в мирных условиях такое преобразование габсбургской полуфеодальной буржуазно-помещичьей монархии было иллюзорным.

После поражения революции 1848—1849 гг. с идеями револю­ционного союза народов в борьбе против Габсбургов и создания в дальнейшем конфедерации ряда стран выступала венгерская эми­грация, прежде всего Лайош Кошут. Эмигранты предусматривали создание конфедерации в составе Венгрии, Сербии, Молдо-Валахии (Румынии) и, возможно, Хорватии, с союзным правительством, че-тырьмя столицами, обширными правами каждой из государствен­ных единиц. Лидеры венгерской революции в определенной мере сделали вывод из событий 1848—1849 гг. и поняли необходимость сотрудничества народов против общего врага. Однако пределы собственного Венгерского королевства они считали неприкосновен­ными, обещая сербам и румынам Трансильвании и Баната лишь некоторые права в сфере местного управления и культуры²⁰. Тем не менее Кошут и другие эмигранты предлагали создать на месте империи Габсбургов совсем новое государство. Эти проекты были встречены с негодованием венгерским дворянско-помещичьим об­ществом, искавшим соглашения с австрийской монархией.

Отношение к габсбургскому государству со стороны народных, масс, т. е. прежде всего крестьянства, определялось рядом факто­ров, среди которых надо указать на обусловленные развитием капитализма прогрессивные реформы Иосифа II в 80-х годах XVIII в. Но тяжкий груз налогов, эксплуатация провинций в усло­виях, когда мелкие производители находились в крайне трудном положении (нараставшая в течение всей эпохи пролетаризация и пауперизация крестьян, ремесленников и мелких торговцев), поли­тика германизации в 50-х годах — все это вызывало широкое недо­вольство. Источники сохранили свидетельства о популярности сре­ди народных масс резко враждебных габсбургскому государству взглядов; они нашли некоторое отражение в деятельности полити­ческих группировок южных славян и румын. Однако увязать глу­бокие социальные и национальные интересы народов и сформули­ровать соответствующую программу смогли лишь революционные демократы. Крестьянская масса обычно находилась во власти мо­нархических иллюзий.

Идеи государственной независимости все же постепенно созрева­ли. У хорватов и сербов габсбургской монархии это проявилось в 1848 г., когда, как казалось современникам, империя находилась у порога гибели; более широко и систематично они были сформули­рованы в 60-х годах. У хорватов они получили воплощение как в проектах создания суверенного хорватского государства, так и — по большей части — государства южнославянского; у сербов как в Воеводине, так и в Сербии,— наряду с этим — в форме балканской конфедерации. Более широкая общественная поддержка этих про­грамм в габсбургской империи была обусловлена трудной социаль­но-экономической ситуацией большинства средних слоев в условиях имперского капиталистического рынка в период промышленного переворота, а также подъемом национально-освободительной борь­бы сербов, болгар и греков против османской державы на Балка-пах. Большую роль сыграло и разочарование в результатах собы­тий 1848 — 1849 гг., когда борьба австрийских славян и румын за превращение империи в федеративное государство завершилась крахом и торжеством неоабсолютистского режима. Наконец, выд­вижению более смелых планов способствовали: новая активизация политики России в 60-е годы, успешное завершение борьбы за соз­дание национальных государств в Италии (1860, 1866 гг.) и Герма- нии (1.4(1(1, 1870 гг.) и общая, связанная с этой борьбой, неустойчи­вость международного положения в Европе — войны 1859, 1866, 1-/Ц 1871 гг. (в гкервых двух участвовала Австрия и оба раза по­кипела поражения]).

Подводя итоги общей характеристики буржуазной национально­му, им пческой мысли южных славян и румын в Австрийской (с 1867 г. Австро-Венгерской) монархии до 80-х годов, можно кон­статировать, что здесь преобладало стремление к национальному равноправию в пределах существующего государства путем прове­дения более или менее обширных политических реформ. Но при этом в конце рассматриваемого периода уже определилось стремле­ние к независимости, подчас скрытое за программами федерализа­ции монархии на основе широких национальных прав.

Дуалистическая Австро-Венгрия представляла собой многона­циональное буржуазно-помещичье государство с иерархической системой классового и национального неравноправия. В отличие от периода до 1867 г. теперь две нации в государственно-правовом отношении являлись господствующими: положение каждой из остальных определялось рядом факторов, среди которых на первое место следует поставить их социальную структуру. Так, значитель­ным влиянием в австрийской части государства пользовалась поль­ская аристократия, ей же принадлежала местная (автономная) власть в Галиции-—провинции с украинским и польским населе­нием. Хорватия и Славония, где имелось относительно слабое хор­ватское дворянство., располагали весьма ограниченной автономией в пределах Венгерского королевства. Таким образом, наличие на­циональных прав было еще в огромной степени связано с силой полуфеодального класса землевладельцев, являющегося основной опорой Габсбургов в восточных областях государства. Другие на­роды (в том числе словенцы, сербы и часть хорватов) территориаль­но-политической автономией не располагали. Их реальное положе­ние, их национальные права зависели от политической силы на­циональной буржуазии, от силы и уровня демократического движе­ния. Так, в западной части государства (Цислейтании) итальянцам и чехам удалось добиться больших прав в сфере управления и на­циональной культуры, чем словенцам, а положение народов более отсталой в социально-экономическом и политическом отношении восточной части (большинство сербов, словаки, румыны, западные украинцы с их относительно слабой буржуазией и огромным преоб­ладанием крестьянства) в правовом смысле было особенно труд­ным.

Таким образом, структура социальных и национальных отноше­ний в Австрийской империи обусловила различные политические интересы имущих классов разных наций и в условиях внедрявше­гося ими национализма ставила серьезнейшие, так и не преодолен­ные, препятствия совместной борьбе народов за освобождение.

Определившаяся в Крымской войне расстановка си^л в борьбе вокруг Восточного вопроса, при которой Россия находилась в изо­ляции, а остальные державы во главе с Великобританией, несмотря на усилившиеся разногласия между ними по ряду международных проблем, действовали в Восточном вопросе единым фронтом, по существу сохранялась на протяжении 60-х — первой половины 70-х годов. Новым фактором в это время стало, однако, возрожде­ние австрийской экспансии на Балканы.

Габсбургские правящие круги после революции 184^8 г. стали вынашивать такого рода замыслы, отвечавшие интересами не толь­ко господствующей австрийской аристократии, но и бы стро наби­равшей силу крупной торгово-промышленной буржуазии. В Вене носились с идеей превращения важнейшей транспортной артерии — Дуная в «немецкую реку» на всем ее протяжении. В 18541 г., во вре­мя Крымской войны, австрийские войска оккупировали Дунайские княжества, по закрепиться им здесь■ не удалось. Други:м ближай­шим объектом агрессии стали Босния и Герцеговина, детальные планы оккупации которых имелись уже в начале 60-х год-ов XIX в.²¹ Эти области являлись континентальным тылом стратегически важ­ного для Вены побережья Адриатики, привлекали австр ийский ка­питал своими природными ресурсами. Австрийская торговля с Бос­нией и Герцеговиной быстро увеличивалась, кроме того, по этим областям проходил транзит товаров на Балканы и обрахтно. Нако­нец, Босния и Герцеговина рассматривались правящими кругами монархии как база для продвижения к Салоникам и установлению господства над всей западной частью Балканского поолуострова.

Среди факторов, обусловивших подъем освободительнтых движе­ний в самой Австрийской империи в 60-х годах, особое мместо зани­мала борьба балканских народов против османского шга. Успех этой борьбы и создание на Балканах суверенных госу/дарств или какой-либо сильной конфедерации рассматривались австрийскими правящими кругами как угроза империи не только потоку, что тем самым бы положен предел ее экспансии на юг, но и вви/ЯУ наличия в ней многочисленного югославянского населения, которзое не мог­ло не выдвинуть идею воссоединения со своими свободншми едино­племенниками. Не допустить такого развития событий бы.тло первей­шей задачей австрийской дипломатии в XIX в. Поэтому Габсбурги либо предпочитали сохранить статус-кво на Балканах, „либо заме­нить турецкую власть своей собственной. В целом внешшяя полити­ка австрийской монархии на Балканах — в смысле ее азтратегиче-:ких целей — являлась реакционной. Все это не исключззло отдель-1ых случаев поддержки габсбургскими властями тех или иных частных требований небольших южнославянских государоств ■— Сер­бии и Черногории с целью усиления на них своего влияни-я.

После того, как Россия несколько оправилась от пооражения в Крымской войне, а в стране были проведены важные проеобразова-ния, отменено крепостное право, политика правительсства Алек- сан а П на Балканах заметно активизировалась. Стремясь вос­становить утраченные вследствие крымского поражения и Париж­ского м"^иР^а позиции на Востоке, Петербург стал систематически го­товить себе опору в национально-освободительном движении бал­канские народов, которое в это время приобретало такие масшта­бы что ^по мнению российского министра иностранных дел А М Г^оР^чак0Ва> «политика успокоения», прежде проводившаяся Россией, стала невозможной. «Всякое усилие остановить движе-

_иие говорилось в отчете МИД за 1866 г. — было бы бесполезно,

и мы бЭ^1ЛИ бы лишены симпатий восточных христиан», если бы по­шли против их стремлений²². Действительно, с 1866 г. политика России на Балканах приобрела более активный характер.

г^_оа0ительство Александра II стало поддерживать связи не только ^с консервативными, преимущественно церковными, кругами на Бал^^анах- ^{как эт0} было прежде, но и с либеральными течения­ми Гл#^вн°й своей опорой в регионе оно считало Сербию. Сербское княжие'**³⁰' ^по представлению русских дипломатов, могло стать центроМ освободительного движения балканских народов и вместе с тем пР^{оводпиком влияния} России на полуострове. Русская дипло­матия стремилась контролировать развитие событий, имея контак­ты даж^ ^с национально-революционными группировками, в особен­ности _н#^{холившимИСЯ в связн с} властями Сербии. Таким путем цар­ское пр^{авительство} надеялось, во-первых, предотвратить укрепле­ние на ралканах позиций Наполеона III, режим которого в интере­сах французской буржуазии пропагандировал «принцип националь­ностей» во-вторых,— избежать «преждевременного» обострения обстана^{вки на} полуострове и не дать втянуть себя в конфликт на Балканах ^{до того} момента, когда России удалось бы обеспечить б_лаг0приятную для себя международную ситуацию. Но прежде все­го русс#^ое правительство стремилось воспрепятствовать влиянию на Балк<^анах международного революционного и демократического движения «в западном духе», как писал Горчаков, «подстрека­тельстве провокаторов — агентов космополитической революции», которые» ^в виду «примера Италии», «воспламенили надежды» бал­канских 'народов. Официальный Петербург путем систематических выступиений в пользу христианского населения Османской империи добива/*^ся некоторого облегчения его положения²³.

Правящие круги царской России считали, что путем к решаю­щему уГ*Р^{очеиию иХ} политических позиций в Юго-Восточной Европе являете Я создание здесь славянского государства или нескольких государ ^ств> которые могли бы стать союзниками России. «По убеж­дению императорского министерства...,—выражал эту мысль один 113 рус^^ких дипломатических представителей на Балканах в I §29 _г.^- успех нашей политики зависит во многом от благоденст­вия '**аленьких независимых стран: Греции, Сербии, Черногории, которые Должны быть хранителями будущих судеб Балканского _ПОЛу_ОСТрова»²⁴. Развивая такую линию, русская дипломатия за­щищали проекты создания здесь новых автономных областей, I первую⁰ очередь Болгарии, Боснии и Герцеговины, считая это пу-тем к возникновению новых независимых государств. Эта цель в весьма значительной мере сближалась с задачами национально-освободительных движений балканских народов, поэтому послед­ние продолжали считать, что Россия сыграет важную роль в их судьбе. Уже в 1858 г. Ф. Энгельс писал, что «христианское населе­ние Европейской Турции как греческое, так и славянское более, чем когда-либо, стремится сбросить с себя турецкое иго и более, чем когда-либо, видит в России своего единственного защитника» ²⁵.

Методы и цели царского правительства в связи с политической борьбой в Австрийской империи были иными. В 60-х годах полити­ка А. М. Горчакова состояла в поощрении связей между Россией и либеральными течениями в национальных движениях в монархии Габсбургов. Официальная Россия подчеркивала, что не делает су­щественных различий в своих отношениях к славянам разных веро-исповедований. Все это было новым в политике Петербурга. Прави­тельство разрешило славянским комитетам в России оказывать материальную поддержку газетам, журналам, читальням и другим славянским просветительским заведениям в Австрии, посылать им книги и пр.

Правительство, инструктировал А. М. Горчаков русского по­сланника в Вене в 1869 г., «не отвергает симпатий единокровных и единоверных нам национальностей Австрии» и не намерено пре­пятствовать развитию ответных «национальных чувств» в России, но «наши отношения с австрийскими славянами в их же интересах следует ограничить определенными рамками». Россия не заинтере­сована в разжигании антагонизма с Австрией. В «нашу политиче­скую программу», указывалось в одном из документов МИД (1868 г.), не входит какое бы то ни было вмешательство в австрий­ские внутренние дела и какие-либо действия, направленные против австрийского правительства. Вместе с тем, в 1870 г., говоря о сла­вянских народах габсбургской монархии, Горчаков подчеркивал: «Мы будем приветствовать всякий успех родственного нам населе­ния в отношении автономии, безопасности, процветания», но ни в коем случае не путем «насильственной борьбы и анархии» ²".

Царское правительство не сочувствовало различным популяр­ным в славянских либеральных кругах идеям коренной перестройки Австрийской империи, которая привела бы к установлению решаю­щего влияния славян, опасаясь, что в этом случае монархия Габс­бургов станет притягательным центром для балканских славян. Это создало бы угрозу как Сербии, так и внешнеполитическим интере­сам правящих кругов России ". Поэтому Петербург не питал неудо­вольствия по поводу превращения централизованной Австрийской империи в двухцентровую Австро-Венгрию в 1867 г. Русское прави­тельство было удовлетворено уже тем, что австро-венгерский ком­промисс нанес серьезнейший удар по ориентировавшимся на Вену группировкам среди славян габсбургской монархии.

Уже с начала 70-х годов происходило сближение Австро-Венг­рии с Германией, имевшее антирусскую направленность. В этих условиях возник недолговечный Союз трех императоров — русско- го, германского и австрийского (1873 г.), одной из скрытых целей¹ которого был взаимный австро-русский контроль за внешнеполити­ческими акциями на Балканах. Это «сближение» вызвало недо­вольство деятелей национально-освободительных движений в Юго-Восточной Европе. Вновь резко активизировалась австрийская про­паганда идеи присоединения Боснии и Герцеговины к империи. Но> у населения этих провинций, за исключением католического мень­шинства, она не имела успеха. Однако эта пропаганда нашла отклик среди буржуазии Словении и Хорватии уже потому, что она была заинтересована в боснийской торговле, надеялась принять участие в эксплуатации природных ресурсов и дешевой рабочей силы провинций, в насаждении здесь «цивилизации». Южнославян­ское и вообще славянское по происхождению чиновничество Австро-Венгрии мечтало о новых возможностях продвижения по службе в случае присоединения провинций к монархии, католическая цер­ковь— об усилении там своего влияния.

События 1875—1876 гг. показали, что национально-освободи­тельное движение еще не имеет достаточных сил, чтобы сбросить иноземную власть. Восставшие терпели поражение. Сложные и не всегда дружественные отношения между балканскими государства­ми — Грецией, Румынией, Сербией и Черногорией — не давали им^-возможности выступить единым фронтом против Порты. Нужен был могучий внебалканский фактор, чтобы склонить чашу весов в-пользу создания в Юго-Восточной Европе самостоятельных нацио­нальных государств. Начало Восточного кризиса с полной очевид­ностью обнаружило бессилие попыток европейской дипломатии до­биться решения балканских проблем путем переговоров. Принцип поддержания статус-кво в Юго-Восточной Европе, которого при­держивались Великобритания, Австро-Венгрия и Франция, терпел крах. В этих условиях открывалось поле деятельности для России. Царизм, конечно, являлся реакционным режимом. Но в делах, ка­савшихся Турции, он действовал по трезвому расчету, стремясь обеспечить себе прочное влияние на Балканах. Поэтому Петербург заранее отказался от каких-либо завоеваний на Балканах. В па­мятной записке МИД от 28 июня (10 июля) 1876 г. говорилось, что «поскольку исключена возможность создания крупного славянско­го государства, самым рациональным исходом было бы создание мелких независимых государств в территориальных пределах, отве­денных каждому из них историей и объединенных на федеративных-началах» ²⁸. Эту разработанную в период подготовки войны с Осман­ской империей программу правительство Александра II, как из­вестно, не осуществило. Боязнь вновь (как и в 50-е годы) оказать­ся во внешнеполитической изоляции и поиски компромисса с Габсбургами привели в конечном счете к австро-русскому Рейх-штадтскому соглашению 1876 г. и Будапештской конвенции 1877 г.,, согласно которым Австро-Венгрия в обмен на нейтралитет в на­двигавшейся русско-турецкой войне получила согласие Петербурга; на оккупацию Боснии и Герцеговины.

Ход войны 1877—1878 гг., международная обстановка после ее окончания определили реальные перемены в политической карте Юго-Восточной Европы. Достигнуть всех своих целей России не удалось ввиду чрезвычайного противодействия западных держав. Но результаты войны были для балканских народов очень важны­ми и в целом благотворными. С этого времени проблема становле­ния самостоятельных национальных государств на Балканах всту­пила в новую фазу ра